Ганс Христиан Андерсен
Бронзовый кабан (быль)
----------------------------------------------------------------------------
Перевод П.Карпа
----------------------------------------------------------------------------
Во Флоренции неподалеку от пьяцца дель Грандукка есть переулочек под
названием, если не запамятовал, Порта-Росса. Там перед овощным ларьком стоит
бронзовый кабан отличной работы. Из пасти струится свежая, чистая вода. А
сам он от старости позеленел дочерна, только морда блестит, как
полированная. Это за нее держались сотни ребятишек и лаццарони,
подставлявших рты, чтобы напиться. Любо глядеть, как пригожий полуобнаженный
мальчуган обнимает искусно отлитого зверя, прикладывая свежие губки к его
пасти!
Всякий приезжий без труда отыщет во Флоренции это место: достаточно
спросить про бронзового кабана у любого нищего, и тот укажет дорогу.
Стояла зима, на горах лежал снег. Давно стемнело, но светила луна, а в
Италии лунная ночь не темней тусклого северного зимнего дня. Она даже
светлей, потому что воздух светится и ободряет нас, тогда как на севере
холодное свинцовое небо нас давит к земле, к холодной сырой земле, которая,
придет черед, придавит когда-нибудь крышку нашего гроба.
В саду герцогского дворца, под сенью пиний, где зимой цветут розы,
целый день сидел маленький оборванец, которого можно было бы счесть
воплощением Италии - красивый, веселый и, однако же, несчастный. Он был
голоден и хотел пить, но ему не подали ни гроша, а когда стемнело и сад
должны были запирать, сторож его выгнал. Долго стоял он, призадумавшись на
перекинутом через Арно великолепном мраморном мосту дель Тринита и глядел на
звезды, сверкавшие в воде.
Он пошел к бронзовому кабану, нагнулся к нему, обхватил его шею руками,
приложил губы к морде и стал жадно тянуть свежую воду. Поблизости валялись
листья салата и несколько каштанов, они составили его ужин. На улице не было
ни души, мальчик был совсем один; он залез бронзовому кабану на спину,
склонил маленькую курчавую головку на голову зверя и сам не заметил, как
заснул.
В полночь бронзовый кабан пошевелился; мальчик отчетливо услыхал:
- Держись крепче, малыш, теперь я побегу! - и кабан помчался вскачь.
Это была необычайная прогулка. Сперва они попали на пьяцца дель Грандукка, и
бронзовая лошадь под герцогом громко заржала, пестрые гербы на старой ратуше
стали как бы прозрачными, а Микеланджелов Давид взмахнул пращой;
удивительная пробудилась жизнь! Бронзовые группы "Персей" и "Похищение
сабинянок" ожили: над пустынной площадью раздались крики ужаса.
Под аркой близ дворца Уффици, где в карнавальную ночь веселится знать,
бронзовый кабан остановился.
- Держись крепко! - сказал зверь. - Держись как можно крепче! Тут
ступеньки! - Малыш не вымолвил ни слова, он и дрожал от страха и ликовал.
Они вступили в большую галерею, хорошо малышу известную - он и прежде
там бывал; на стенах висели картины, тут же стояли бюсты и статуи,
освещенные, словно в ясный день; но прекраснее всего стало, когда отворилась
дверь в соседнюю залу; конечно, малыш помнил все здешнее великолепие, но
этой ночью тут было особенно красиво.
Здесь стояла прекрасная обнаженная женщина, так хороша могла быть лишь
природа, запечатленная в мраморе великим художником; статуя ожила, дельфины
прыгали у ее ног, бессмертие сияло в очах. Мир называет ее Венерой
Медицейской. Рядом с ней красовались прекрасные обнаженные мужи: один точил
меч - он звался точильщиком, по соседству боролись гладиаторы, и то и другое
совершалось во имя богини красоты.
Мальчика едва не ослепил этот блеск, стены лучились всеми красками, и
все тут было жизнь и движение. Он увидел еще одну Венеру, земную Венеру,
плотскую и горячую, какой она осталась в сердце Тициана. Это тоже была
прекрасная женщина; ее дивное обнаженное тело покоилось на мягких подушках,
грудь вздымалась, пышные локоны ниспадали на округлые плечи, а темные глаза
горели пламенем страсти. Но изображения не отваживались выйти из рам. И
богиня красоты, и гладиаторы, и точильщик также оставались на местах: их
зачаровало величие, излучаемое мадонной, Иисусом и Иоанном. Священные
изображения не были уже изображениями, это были сами святые.
Какой блеск и какая красота открывались в каждой чале! Малыш увидел
все, бронзовый кабан шаг за шагом обошел всю эту роскошь и великолепие.
Впечатления сменялись, но лишь одна картина прочно запечатлелась в его душе
- на ней были изображены радостные, счастливые дети, малыш уже однажды видел
их днем.
Многие, разумеется, прошли бы мимо, не обратив на картину внимания, а в
ней между тем заключено поэтическое сокровище- она изображает Христа,
сходящего в ад; но вокруг него мы видим отнюдь не осужденных на вечные муки,
а язычников. Принадлежит картина кисти флорентинца Анджело Бронзино; всею
лучше воплотилась там уверенность детей, что они идут на небеса: двое
малышей уже обнимаются, один протягивает другому, стоящему ниже, руку и
указывает на себя, словно бы говоря: "Я буду на небесах". Взрослые же
пребывают в сомнении, уповают на бога и смиренно склоняют головы перед
Христом.
На этой картине взор мальчика задержался дольше нежели на остальных, и
бронзовый кабан тихо ждал; раздался вздох; из картины он вырвался или из
груди зверя? Мальчик протянул руки к веселым детям, но зверь, пробежав через
вестибюль, понес его прочь.
- Спасибо тебе, чудный зверь! - сказал мальчик и погладил бронзового
кабана, который - топ-топ - сбегал с ним по ступеням.
- Тебе спасибо! - сказал бронзовый кабан. - Я помог тебе, а ты мне: я
ведь могу бежать лишь тогда, когда несу на себе невинное дитя. А тогда,
поверь, я могу пройти и под лучами лампады, зажженной пред ликом мадонны. Я
могу пронести тебя куда захочешь, лишь бы не в церковь. Но и туда я могу
заглянуть с улицы, если ты со мной. Не слезай же с меня, ведь если ты
слезешь, я сразу окажусь мертвым, как днем, когда ты видишь меня в
Порта-Росса.
- Я останусь с тобой, милый зверь! - сказал малыш, и они понеслись по
улицам Флоренции к площади перед церковью Санта-Кроче.
Двустворчатые двери распахнулись, свечи горели пред алтарем, озаряя
церковь и пустую площадь.
Удивительный свет исходил от надгробия в левом приделе, точно тысячи
звезд лучились над ним. Могилу украшал щит с гербом - красная, словно
горящая в огне, лестница на голубом поле; это могила Галилея, памятник
скромен, но красная лестница на голубом поле исполнена глубокого смысла, она
могла бы стать гербом самого искусства, всегда пролагающего свои пути по
пылающей лестнице, однако же - на небеса. Все провозвестники духа, подобно
пророку Илье, восходят на небеса.
Направо от прохода словно бы ожили статуи на богатых саркофагах. Тут
стоял Микеланджело, там - Данте с лавровым венком на челе, Алфьери,
Макиавелли, здесь бок о бок покоились великие мужи, гордость Италии (1). Эта
прекрасная церковь много красивее мраморного флорентийского собора, хоть и
не столь велика.
Мраморные одеяния, казалось, шевелились, огромные статуи поднимали,
казалось, головы и под пение и музыку взирали на лучистый алтарь, где одетые
в белое мальчики машут золотыми кадильницами; пряный аромат проникал из
церкви на пустую площадь.
Мальчик простер руки к свету, но бронзовый кабан тотчас же побежал
прочь, и малыш еще крепче обнял зверя; ветер засвистел в ушах, петли
церковных дверей заскрипели, точно двери захлопнулись, но в этот миг
сознание оставило ребенка; он ощутил леденящий холод и раскрыл глаза.
Сияло утро, мальчик наполовину сполз со спины бронзового кабана,
стоящего, как и положено, в Порта-Росса.
Страх и ужас охватили ребенка при мысли о той, кого он называл матерью,
пославшей его вчера раздобыть денег; ничего он не достал, и хотелось есть и
пить. Еще раз обнял он бронзового кабана за шею, поцеловал в морду, кивнул
ему и свернул в самую узкую улочку, по которой и осел едва пройдет с
поклажей. Огромные обитые железом двери были полурастворены, он поднялся по
каменной лестнице с грязными стенами, с канатом вместо перил и вошел в
открытую, увешанную тряпьем галерею; отсюда шла лестница во двор, где от
колодца во все этажи тянулась толстая железная проволока, по которой, под
скрип колеса, одно за другим проплывали по воздуху ведра с водой, и вода
плескалась на землю.
Опять мальчик поднимался по развалившейся каменной лестнице, двое
матросов - это были русские - весело сбежали вниз, едва не сшибив малыша.
Они возвращались с ночного кутежа. Их провожала немолодая, но еще ладная
женщина с пышными черными волосами.
- Что принес? - спросила она мальчика.
- Не сердись! - взмолился он. - Мне не подали ничего, ровно ничего, - и
схватил мать за подол, словно хотел его поцеловать.
Они вошли в комнату. Не станем ее описывать, скажем только, что там
стоял глиняный горшок с ручками, полный пылающих углей, то, что здесь
называют марито; она взяла марито в руки, погрела пальцы и толкнула мальчика
локтем.
- Ну, денежки-то у тебя есть? - спросила она.
Ребенок заплакал, она толкнула его ногой, он громко заревел.
- Заткнись, не то башку твою горластую размозжу! - И она подняла горшок
с углями, который держала в руках; ребенок, завопив, прижался к земле. Тут
вошла соседка, тоже держа марито в руках:
- Феличита, что ты делаешь с ребенком?
- Ребенок мой! - отрезала Феличита. - Захочу - его убью, а заодно и
тебя, Джанина. - И она замахнулась горшком; соседка, защищаясь, подняла
свой, горшки так сильно стукнулись друг о Друга, что черепки, уголь и зола
полетели по комнате; но мальчик уже выскользнул за дверь и побежал через
двор из дому. Бедный ребенок так бежал, что едва не задохся; у церкви
Санта-Кроче, огромные двери которой растворились перед ним минувшей ночью,
он остановился и вошел в храм. Все сияло, он преклонил колена перед первой
могилой справа - эго была могила Микеланджело - и громко зарыдал. Люди
входили и выходили, служба окончилась, никто мальчугана не замечал; один
только пожилой горожанин остановился, поглядел на него и пошел себе дальше,
как все остальные.
Голод и жажда совсем истомили малыша; обессиленный и больной, он залез
в угол между стеной и надгробием и заснул. Был вечер, когда кто-то его
растолкал; он вскочил, перед ним стоял прежний старик.
- Ты болен? Где ты живешь? Ты провел тут целый день? - выспрашивал
старик у малыша. Мальчик отвечал, и старик повел его к себе, в небольшой
домик на одной из соседних улиц. Они вошли в перчаточную мастерскую; там
сидела женщина и усердно шила. Маленькая белая болонка, остриженная до того
коротко, что видна была розовая кожа, вскочила на стол и стала прыгать перед
мальчиком.
- Невинные души узнают друг друга! - сказала женщина и погладила собаку
и ребенка. Добрые люди накормили его, напоили и сказали, что он может у них
переночевать, а завтра папаша Джузеппе поговорит с его матерью. Его уложили
на бедную, жесткую постель, но для него, не раз ночевавшего на жестких
камнях мостовой, это была королевская роскошь; он мирно спал, и ему снились
прекрасные картины и бронзовый кабан.
Утром папаша Джузеппе ушел; бедный мальчик этому не радовался, он
понимал, что теперь его отведут обратно к матери; мальчик целовал резвую
собачку, а хозяйка кивала им обоим.
С чем же папаша Джузеппе пришел? Он долго разговаривал с женой, и она
кивала головой и гладила ребенка.
- Он славный мальчик, - сказала она, - он сможет стать отличным
перчаточником вроде тебя, - пальцы у него тонкие, гибкие. Мадонна назначила
ему быть перчаточником.
Мальчик остался в доме, и хозяйка учила его шить, он хорошо ел и хорошо
спал, повеселел и стал даже дразнить Белиссиму - так звали собачку; хозяйка
грозила, ему пальцем, сердилась и бранилась, мальчик расстраивался и
огорченный сидел в своей комнате. Там сушились шкурки; выходила комната на
улицу; перед окном торчали толстые железные прутья. Однажды ребенок не мог
заснуть - думал о бронзовом кабане, и вдруг с улицы донеслось - топ-топ. Это
наверняка был он! Мальчик подскочил к окну, но ничего не увидел, кабан уже
убежал.
- Помоги синьору донести ящик с красками! - сказала мадам мальчику
утром, когда из дома вышел их молодой сосед, художник, тащивший ящик и
огромный свернутый холст. Мальчик взял ящик и пошел за живописцем, они
направились в галерею и поднялись по лестнице, которая с той ночи, как он
скакал на бронзовом кабане, была хорошо ему знакома. Он помнил и статуи, и
картины, и прекрасную мраморную Венеру и писанную красками; он опять увидел
матерь божью, Иисуса и Иоанна.
Они остановились перед картиной Бронзино, где Христос нисходит в ад и
дети вокруг него улыбаются в сладостном ожидании царства небесного; бедное
дитя тоже улыбнулось, ибо здесь оно чувствовало себя словно на небесах.
- Ступай-ка домой, - сказал живописец; он успел установить мольберт, а
мальчик все не уходил.
- Позвольте поглядеть, как вы пишете, - попросил мальчик, - мне хочется
увидеть, как вы перенесем картину на этот белый холст.
- Но я еще не пишу, - сказал молодой человек и взял кусок угля; рука
его быстро двигалась, глаз схватывал всю картину, и хотя на холсте появились
лишь легкие штрихи, Христос уже парил, точь-в-точь как на картине в красках.
- Ну, ступай же! - сказал живописец, и мальчик молча пошел домой, сел
за стол и принялся за обучение перчаточному делу.
Но мысли его целый день были у картины, и потому он колол себе пальцы,
не справлялся с работой и даже не дразнил Белиссиму. Вечером, пока не
заперли входную дверь, он выбрался из дому; было холодно, но ясное небо
усыпали звезды, прекрасные и яркие, он пошел по улицам, уже совсем
притихшим, и вскоре стоял перед бронзовым кабаном; он склонился к нему,
поцеловал и залез ему на спину.
- Милый зверь! - сказал он. - Я по тебе соскучился. Мы должны этой
ночью совершить прогулку.
Бронзовый кабан не шелохнулся, свежий ключ бил из его пасти. Мальчик
сидел на звере верхом, вдруг кто-то дернул его за одежду, он оглянулся - это
была Белиссима, маленькая голенькая Белиссима. Собака выскочила из дома и
побежала за мальчиком, а он и не заметил. Белиссима лаяла, словно хотела
сказать: "Смотри, я тоже здесь! А ты зачем сюда залез?" И огненный дракон не
напугал бы мальчика так, как эта собачонка. Белиссима на улице, и притом
раздетая, как говорила в таких случаях хозяйка! Что же будет? Зимой собака
выходила на улицу лишь одетая в овечью попонку, по ней скроенную и
специально сшитую. Мех завязывали на шее красной лентой с бантами и
бубенцами, так же подвязывали его и на животе. Когда собачка в зимнюю пору
шла рядом с хозяйкой в таком наряде, она была похожа на ягненочка. Белиссима
раздета! Что же теперь будет? Тут уж не до фантазий; мальчик поцеловал
бронзового кабана и взял Белиссиму на руки; она тряслась от холода, и
ребенок побежал со всех ног.
- Что это у тебя? - закричали двое полицейских; когда они попались
навстречу, Белиссима залаяла.
- У кого ты стащил собачку? - спросили они и отобрали ее.
- Отдайте мне собаку, отдайте! - молил мальчик.
- Если ты ее не стащил, скажешь дома, чтобы зашли за собакой в участок.
- Они назвали адрес, ушли и унесли Белиссиму.
Вот это была беда! Мальчик не знал, броситься ли ему в Арно, или пойти
домой и повиниться; конечно, думал он, его изобьют до смерти. "Ну и пускай,
я буду только рад, я умру и попаду на небо, к Иисусу и к мадонне". И он
отправился домой, главным образом затем, чтобы его избили до смерти.
Дверь заперта, до колотушки ему не достать, на улице никого; мальчик
поднял камень и стал стучать.
- Кто там? - спросили из-за двери.
- Это я! - сказал он. - Белиссима пропала. Отоприте и убейте меня!
Все перепугались, в особенности мадам, за бедную Белиссиму. Мадам
взглянула на стену, где обычно висела собачья одежда: маленькая попонка была
на месте.
- Белиссима в участке! - громко закричала она. - Ах ты скверный
мальчишка! Как же ты ее выманил? Она ведь замерзнет! Нежное существо в руках
у грубых солдат!
Пришлось папаше сейчас же идти в участок. Хозяйка причитала, а ребенок
плакал, сбежались все жильцы, вышел и художник; он посадил мальчика к себе
на колени, стал расспрашивать и по обрывкам восстановил историю с бронзовым
кабаном и галереей; она была довольно малопонятна. Художник утешил мальчика
и стал уговаривать старуху, но та успокоилась не прежде, чем папаша вернулся
с Белиссимой, побывавшей в руках солдат. Тут-то уж все обрадовались, а
художник приласкал мальчика и дал ему пачку картинок.
О, среди них были чудесные вещицы, забавные головки. Но лучше всех, как
живой, был бронзовый кабан. Ничего прекрасней и быть не могло. Два-три
штриха, и он возник на бумаге, и даже вместе с домом, стоявшим на заднем
плане.
"Вот бы рисовать, ко мне весь мир бы собрался".
На следующий день, едва мальчик оказался один, он схватил карандаш и
попытался нарисовать на чистой стороне картинки бронзового кабана; ему
посчастливилось - что-то, правда, вышло криво, что-то выше, что-то ниже,
одна нога толще, другая тоньше, и все-таки узнать было можно и мальчик
остался доволен. Карандаш еще шел не так, как надо, он это видел, и на
другой день рядом со вчерашним появился еще один бронзовый кабан, который
был в сто раз лучше; третий был уже настолько хорош, что узнать его мог
всякий.
Но с шитьем перчаток пошло худо, и доставка заказов двигалась медленно,
бронзовый кабан открыл мальчику, что все можно запечатлеть на бумаге, а
город Флоренция - это целый альбом, начни только листать. На пьяцца дель
Тринита стоит стройная колонна, и на самом ее верху - богиня Правосудия с
завязанными глазами держит в руках весы. Скоро и она оказалась на бумаге, и
перенес ее туда маленький ученик перчаточника. Собрание рисунков росло, но
входили в него покамест лишь неодушевленные предметы; однажды перед
мальчиком запрыгала Белиссима.
- Стой смирно, - сказал он, - тогда ты выйдешь красивой и попадешь в
мое собрание картин!
Но Белиссима не желала стоять смирно, пришлось ее привязать; уже были
привязаны и голова и хвост, а она лаяла и скакала; нужно было потуже
натянуть веревки; тут вошла синьора.
- Безбожник! Бедняжка! - Она и вымолвить ничего больше не смогла,
оттолкнула мальчика, подтолкнула его ногой, выгнала из своего дома - ведь
это же неблагодарный бездельник, безбожное создание! И она, рыдая, целовала
свою маленькую полузадушенную Белиссиму.
В эту пору по лестнице подымался художник, и... здесь поворотная точка
всей истерии.
В 1834 году во Флоренции в Академии художеств состоялась выставка. Две
висевшие рядом картины привлекли множество зрителей. На меньшей был
изображен веселый мальчуган, он сидел и рисовал белую, стриженую собачку, но
натурщица не желала смирно стоять и была поэтому привязана за голову и за
хвост; картина дышала жизнью и правдой, что всех и привлекало. Говорили,
будто художника ребенком подобрал на улице старый перчаточник, который его и
воспитал, а рисовать он выучился сам. Некий прославленный ныне живописец
открыл в нем талант, когда малыша, привязавшего любимую хозяйкину собачку,
чтобы она ему позировала, выгоняли из дому.
Ученик перчаточника стал большим художником. Это подтверждала и
маленькая картина и в особенности большая, висевшая рядом. На ней была
изображена одна лишь фигура - пригожий мальчуган в лохмотьях; он спал в
переулке Порта-Росса, сидя верхом на бронзовом кабане (2). Все зрители знали
это место. Ручки ребенка лежали у кабана на голове; малыш крепко спал, и
лампада пред образом мадонны ярко и эффектно освещала бледное миловидное
личико. Прекрасная картина! Она была в большой позолоченной роме; сбоку на
раме висел лавровый венок, а меж зеленых листьев вилась черная лента и
свисал длинный траурный флер.
Молодой художник как раз в те дни скончался.
---------------------------------------------------------
1) - Против гробницы Галилея расположена гробница
Микеланджело, его надгробие состоит из бюста и
трех фигур - Скульптуры, Живописи и Архитектуры,
поблизости гробница Данте (прах его покоится в
Равенне), над гробницей изображение Италии,
указывающей на гигантскую статую Данте. Поэзия
рыдает о том, кого утратила. В нескольких шагах -
гробница Алфьери, украшенная лаврами, лирой и
масками. Над его гробом плачет Италия. Макиавелли
завершает этот ряд прославленных титанов.
(Примечание Андерсена.)
2) - Бронзовый кабан - это копия, античный подлинник
сделан из мрамора и стоит у входа в галерею дворца
Уффици. (Примечание Андерсена.)