Перевод Н. Аросевой





   ...Что я против Него имею? Я вам скажу прямо, сосед:

против Его учения я не имею ничего. Нет. Как-то слушал я

Его проповедь и, знаете, чуть не стал Его учеником.

Вернулся я тогда домой и говорю двоюродному брату,

седельщику: надо бы тебе Его послушать; Он, знаешь ли,

по-своему пророк. Красиво говорит, что верно, то верно; так

за душу и берет. У меня тогда в глазах слезы стояли, и

больше всего мне хотелось закрыть свою лавочку и идти за

Ним, чтобы никогда уже не терять из виду. "Раздай все, что

имеешь, - говорил Он, - и следуй за мной. Люби ближнего

своего, помогай бедным и прощай тем, кто тебя обидел", и все

такое прочее. Я простой хлебопек, но когда я слушал Его,

то, скажу вам, родилась во мне удивительная радость и боль,

- не знаю, как это объяснить: тяжесть такая, что хоть

опускайся на колени и плачь, - и при этом так чудно и легко,

словно все с меня спадает, понимаете, все заботы, вся злоба.

Я тогда так и сказал двоюродному брату - эх, ты, лопух, хоть

бы постыдился, все сквернословишь, все считаешь, кто и

сколько тебе должен, и сколько тебе надо платить: десятину,

налоги, проценты; роздал бы ты лучше бедным все свое добро,

бросил бы жену, детей, да и пошел бы за Ним...

   А за то, что Он исцеляет недужных и безумных, за это я

тоже Его не упрекну. Правда, какая-то странная и

неестественная сила у Него; но ведь всем известно, что наши

лекари - шарлатаны, да и римские ничуть не лучше наших;

денежки брать, это они умеют, а позовите их к умирающему -

только плечами пожмут да скажут, что надо было звать раньше.

Раньше! Моя покойница жена два года страдала кровотечением;

уж я водил-водил ее по докторам; вы и представить себе не

можете, сколько денег выбросил, а так никто и не помог. Вот

если б Он тогда ходил по городам, пал бы я перед Ним на

колени и сказал бы: Господи, исцели эту женщину! И она

дотронулась бы до Его одежды - и поправилась бы. Бедняжка

такого натерпелась, что и не расскажешь... Нет, это хорошо,

что Он исцеляет больных. Ну, конечно, лекаришки шумят,

обман, мол, это и мошенничество, надо бы запретить Ему и все

такое прочее; да что вы хотите, тут столкнулись разные

интересы. Кто хочет помогать людям и спасать мир, тот

всегда натыкается на чей-нибудь интерес; на всех не угодишь,

без этого не обходится. Вот я и говорю - пусть себе

исцеляет, пусть даже воскрешает мертвых, но то, что Он

сделал с пятью хлебами - это уж нехорошо. Как хлебопек,

скажу вам - большая это была несправедливость по отношению к

хлебопекам.

   Вы не слыхали об этих пяти хлебах? Странно; все

хлебопеки из себя выходят от этой истории. А было, говорят,

так: пришла к Нему большая толпа в пустынное место, и Он

исцелял больных. А как подошло к вечеру, приблизились к

нему ученики Его, говоря: "Пусто место сие, и время

позднее. Отпусти людей, пусть вернутся в города свои, купят

себе пищи". Он тогда им и говорит: "Им нет нужды уходить,

дайте вы им есть". А они Ему: "Нет у нас здесь ничего,

кроме пяти хлебов и двух рыб". Тогда Он сказал: "Принесите

же мне сюда". И, велев людям сесть на траву и взяв те пять

хлебов и две рыбы, взглянул на небо, благословил их и,

отламывая, стал давать хлеб ученикам, а они - людям. И ели

все и насытились. И собрали после этого крошек - двенадцать

корзин полных. А тех, которые ели, было около пяти тысяч

мужей, не считая детей и женщин.

   Согласитесь, сосед, ни одному хлебопеку не придется

этакое по вкусу, да и с какой стати? Если это войдет в

привычку, чтобы каждый мог насытить пять тысяч людей пятью

хлебами и двумя рыбками - тогда хлебопекам по миру идти, что

ли? Ну, рыбы - ладно; сами по себе в воде водятся, и их

может ловить всякий сколько захочет. А хлебопек должен по

дорогой цене муку покупать и дрова, нанимать помощника и

платить ему; надо содержать лавку, надо платить налоги и

мало ли что еще, так что в конце концов он рад бывает, если

останется хоть какой-нибудь грош на жизнь, лишь бы не

побираться. А Этот - Этот только взглянет на небо, и уже у

Него достаточно хлеба, чтобы накормить пять или сколько там

тысяч человек! Мука Ему ничего не стоит, и дрова не надо

невесть откуда возить, и никаких расходов, никаких трудов -

конечно, эдак можно и задаром хлеб раздавать, правда? И Он

не смотрит, что из-за этого окрестные хлебопеки теряют

честно заработанные деньги! Нет, скажу я вам, это -

неравная конкуренция, и надо бы это запретить Пусть тогда

платит налоги, как мы, если вздумал заниматься

хлебопечением! На нас уже наседают люди, говорят: как же

так, экие безбожные деньги вы просите за паршивый хлебец!

Даром надо хлеб раздавать, как Он, да какой еще хлебушек-то

у Него - белый, пышный, ароматный, пальчики оближешь! Нам

уже пришлось снизить цены на булочные изделия; честное

слово, продаем ниже себестоимости, лишь бы не закрывать

торговли; но до чего мы этак докатимся - вот над чем ломают

себе голову хлебопеки! А в другом месте, говорят, Он

насытил четыре тысячи мужей, не считая детей и женщин, семью

хлебами и несколькими рыбами, но там собрали только четыре

корзины крошек; верно, и у Него хуже дело пошло, но нас,

хлебопеков, Он разорит начисто. И я говорю вам: это Он

делает только из вражды к нам, хлебопекам. Рыбные торговцы

тоже кричат, - ну, эти уж и не знают, что запрашивать за

свою рыбу; рыбная ловля далеко не столь почетное ремесло,

как хлебопечение.

   Послушайте, сосед: я старый человек и одинок на этом

свете; нет у меня ни жены, ни детей, много ли мне нужно.

Вот на днях только предлагал я своему помощнику - пусть

берет мою пекарню себе на шею. Так что тут дело не в

корысти; честное слово, я предпочел бы раздать свое скромное

имущество и пойти за Ним, чтобы проповедовать любовь к

ближнему и делать все то, что Он велит. Но раз я вижу, как

Он враждебно относится к нам, хлебопекам, то и скажу: "Нет,

нет! Я, как хлебопек, вижу - никакое это не спасение мира,

а просто разорение для нашего брата. Мне очень жаль, но я

этого не позволю. Никак нельзя".

   Конечно, мы подали на Него жалобу Ананию и наместнику -

зачем нарушает цеховой устав и бунтует людей. Но вам самому

известно, какая волокита в этих канцеляриях. Вы меня

знаете, сосед; я человек мирный и ни с кем не ищу ссоры. Но

если Он явится в Иерусалим, я стану посреди улицы и буду

кричать: "Распните его! Распните его!"