Перевод Н. Аросевой
К Никифору (1), настоятелю монастыря св. Симеона, явился
некий Прокопий, известный ученый, знаток и страстный
коллекционер византийского искусства. Он был явно
взволнован и, ожидая настоятеля, нетерпеливо шагал по
монастырскому коридору со стрельчатыми сводами. "Красивые у
них тут колонны, - подумалось ему, - видимо, пятого века.
Никифор может нам помочь. Он пользуется влиянием при дворе
и сам некогда был художником и неплохим живописцем. Помню -
он составлял узоры вышивок для императрицы и писал для нее
иконы... Вот почему, когда руки его скрутила подагра и он
не мог больше работать кистью, его сделали аббатом. Но,
говорят, его слово все еще имеет вес при дворе. Иисусе
Христе, какая чудесная капитель! Да, Никифор поможет.
Счастье, что мы вспомнили о нем!"
- Добро пожаловать, Прокопий, - раздался за его спиной
мягкий голос.
Прокопий порывисто обернулся. Позади него стоял
высохший, ласковый старичок; кисти его рук утопали в длинных
рукавах.
- Недурная капитель, не правда ли? - сказал он. -
Старинная работа - из Наксоса (2), сударь. Прокопий поднес
к губам рукав аббата.
- Я пришел к вам, отче... - взволнованно начал он, но
настоятель перебил его.
- Пойдемте, погреемся на солнышке, милый мой. Тепло
полезно для моей болезни. Какой день, боже, как светло!
Так что же привело вас ко мне? - спросил он, когда оба
уселись на каменную скамью в монастырском садике, полном
жужжания пчел и аромата шалфея, тимьяна и мяты.
- Отче, - начал Прокопий, - я обращаюсь к вам как к
единственному человеку, способному предотвратить тяжкий и
непоправимый удар культуре. Я знаю, вы поймете меня. Вы -
художник, отче. Каким живописцем вы были, пока вам не было
суждено принять на свои плечи высокое бремя духовной
должности! Да простит мне бог, но иной раз я жалею, что вы
не склоняетесь больше над деревянными дощечками, на которых
некогда ваша волшебная кисть создавала прекраснейшие из
византийских икон.
Отец Никифор вместо ответа поддернул длинные рукава рясы
и подставил солнцу свои жалкие узловатые ручки, искривленные
подагрой наподобие когтистых лап попугая.
- Полноте, - ответил он кротко - Что вы говорите, мой
милый!
- Это правда, Никифор, - молвил Прокопий (пресвятая
богородица, какие страшные руки!). - Вашим иконам ныне цены
нет. Недавно один еврей запрашивал за ваш образок две
тысячи драхм, а когда ему их не дали, сказал, что подождет -
через десять лет получит за образок в три раза больше.
Отец Никифор скромно откашлялся и покраснел от
безграничной радости.
- Ах, что вы, - залепетал он. - Оставьте, стоит ли еще
говорить о моих скромных способностях? Пожалуйста, не надо;
ведь у вас есть теперь всеобщие любимцы, как этот...
Аргиропулос, Мальвазий, Пападианос, Мегалокастрос и мало ли
еще кто, например, как бишь его, ну, который делает
мозаики...
- Вы имеете в виду Папанастасия? - спросил Прокопий.
- Вот-вот, - проворчал Никифор. - Говорят, его очень
ценят. Ну, не знаю; я бы лично рассматривал мозаику скорее
как работу каменщика, чем настоящего художника. Говорят,
этот ваш... как его...
- Папанастасий?
- Да, Папанастасий. Говорят, он родом с Крита. В мое
время люди иначе смотрели на критскую школу. Это не
настоящее, говорили. Слишком жесткие линии, а краски! Так
вы сказали, этого критянина высоко ценят? Гм, странно.
- Я ничего такого не сказал, - возразил Прокопий. - Но
вы видели его последние мозаики?
Отец Никифор отрицательно покачал головой.
- Нет, нет, мой милый. Зачем мне на них смотреть! Линии
как проволока, и эта кричащая позолота! Вы обратили
внимание, что на его последней мозаике архангел Гавриил
стоит так косо, словно вот-вот упадет? Да ведь ваш критянин
не может изобразить даже фигуру, стоящую прямо!
- Видите ли, он сделал это умышленно, - нерешительно
возразил Прокопий. - Из соображений композиции...
- Большое вам спасибо, - воскликнул аббат и сердито
нахмурился. - Из соображений композиции! Стало быть, из
соображений композиции разрешается скверный рисунок, так? И
сам император (3) ходит любоваться, да еще говорит -
интересно, очень интересно! - Отец Никифор справился с
волнением. - Рисунок, прежде всего - рисунок в этом все
искусство.
- Вот слова подлинного мастера! - поспешно польстил
Прокопий. - В моей коллекции есть ваше "Вознесение", и
скажу вам, отче, я не отдал бы его ни за какого Никаона.
- Никаон был хороший живописец, - решительно произнес
Никифор. - Классическая школа, сударь. Боже, какие
прекрасные пропорции! Но мое "Вознесение" - слабая икона,
Прокопий. Это неподвижные фигуры, этот Иисус с крыльями,
как у аиста... А ведь Христос должен возноситься без
крыльев! И это называется искусство! - Отец Никифор от
волнения высморкался в рукав. - Что ж поделаешь, тогда я
еще не владел рисунком. Я не умел передать ни глубины, ни
движения...
Прокопий изумленно взглянул на искривленные пальцы аббата
- Отче, вы еще пишете?
Отец Никифор покачал головой.
- Что вы, нет, нет. Так, только, порой кое-что пробую
для собственного удовольствия.
- Фигуры? - вырвалось у Прокопия.
- Фигуры. Сын мой, нет ничего прекраснее человеческих
фигур. Стоящие фигуры, которые, кажется, вот-вот пойдут...
А за ними - фон, куда, я бы сказал, они могли уйти. Это
трудно, мой милый. Что об этом знает какой-нибудь ваш...
ну, как его... какой-нибудь критский каменщик со своими
уродливыми чучелами!
- Как бы мне хотелось увидеть ваши новые картины,
Никифор, - заметил Прокопий Отец Никифор махнул рукой.
- К чему? Ведь у вас есть ваш Папанастасий!
Превосходный художник, как вы говорите. Соображения
композиции, видите ли! Ну, если его мозаичные чучела -
искусство, тогда уж я и не знаю, что такое живопись.
Впрочем, вы знаток, Прокопий; и вероятно, правы, что
Папанастасий - гений.
- Этого я не говорил, - запротестовал Прокопий. -
Никифор, я пришел сюда не за тем, чтобы спорить с вами об
искусстве, а чтобы спасти его, пока не поздно!
- Спасти - от Папанастасия? - живо осведомился Никифор
- Нет - от императора. Вы ведь об этом знаете. Его
величество император Константин Копроним под давлением
определенных церковных кругов собирается запретить писание
икон. Под тем предлогом, что это-де идолопоклонство или
что-то в этом роде. Какая глупость, Никифор!
Аббат прикрыл глаза увядшими веками.
- Я слышал об этом, Прокопий, - пробормотал он. - Но это
еще не наверное. Нет, ничего еще не решено.
- Именно потому я и пришел к вам, отче, - горячо
заговорил Прокопий. - Ведь всем известно, что для
императора - это только политический вопрос, Ему нет
никакого дела до идолопоклонства, просто он хочет, чтоб его
оставили в покое. Но уличная чернь, подстрекаемая грязными
фанатиками, кричит "долой идолов", и наш благородный монарх
думает, что удобнее всего уступить этому оборванному сброду.
Известно вам, что уж замазали фрески в часовне Святейшей
Любви?
- Слыхал я и об этом, - вздохнул аббат с закрытыми
глазами. - Какой грех, матерь божия! Такие редчайшие
фрески, подлинный Стефанид! Помните ли вы фигуру святой
Софии, слева от благословляющего Иисуса? Прокопий, то была
прекраснейшая из стоящих фигур, какую я когда-нибудь видел.
Ах, Стефанид - это был художник, что и говорить!
Прокопий склонился к аббату и настойчиво зашептал:
- Никифор, в законе Моисеевом написано: "Не делай себе
кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и
что на земле внизу, и что в водах ниже земли". Никифор,
правы ли те, кто проповедует, будто богом запрещено писать
картины и ваять скульптуры?
Отец Никифор покачал головой, не открывая глаз.
- Прокопий, - помолчав, сказал он со вздохом, - искусство
столь же свято, как и богослужение, ибо оно... прославляет
творение господа... и учит любить его. - Он начертал в
воздухе знак креста своей обезображенной рукой. - Разве не
был художником сам Творец? Разве не вылепил он фигуру
человека из глины земной? Разве не одарил он каждый предмет
очертаниями и красками? И какой еще художник, Прокопий!
Никогда, никогда не исчерпаем мы возможность учиться у
него... Впрочем, закон Моисея относится ко временам
варварства, когда люди еще не умели хорошо рисовать.
Прокопий глубоко вздохнул.
- Я знал, отче, что вы так скажете, - почтительно
произнес он. - Как священнослужитель и как художник,
Никифор, вы не допустите гибели искусства!
Аббат открыл глаза.
- Я? Что я могу сделать, Прокопий? Ныне плохие времена;
цивилизованный мир впадает в варварство, являются люди с
Крита и еще бог весть откуда... Это ужасно, милый мой; но
чем можем мы предотвратить это?
- Никифор, если вы поговорите с императором...
- Нет, нет, - перебил настоятель. - С императором я не
могу говорить об этом. Он не имеет никакого отношения к
искусству, Прокопий. Я слышал, будто недавно он хвалил
мозаики этого вашего... как его...
- Папанастасия, отче.
- Да. Того самого, который создает уродливые
безжизненные фигуры. Император понятия не имеет о том, что
такое искусство. А что касается Мальвазия, то он, по-моему,
столь же скверный живописец. Еще бы - раввинская школа (4).
И все же ему поручили мозаики в придворной часовне! Ах,
нет, при дворе ничего не добьешься, Прокопий. Не могу же я
отправиться во дворец с просьбой, чтобы какому-то
Аргиропулосу, или этому, - как его зовут, этого критянина,
Папанастасий? - разрешили и дальше портить стены!
- Не в этом дело, отче, - терпеливо заговорил Прокопий.
- Но подумайте сами: если победу одержат иконоборцы,
искусство будет уничтожено! И ваши иконы сожгут, Никифор!
Аббат махнул своей маленькой ручкой.
- Все они слабые, Прокопий, - невнятно произнес он. -
Тогда я еще не умел рисовать. А рисовать фигуры, знаете ли,
не так-то просто научиться!
Прокопий протянул дрожащий палец к античному изваянию
юного Вакха, наполовину скрытому цветущим кустом шиповника.
- И эта статуэтка будет разбита, - молвил он.
- Какой грех, какой грех, - прошептал Никифор, скорбно
прикрывая глаза. - Мы называли эту скульптуру святым
Иоанном Крестителем, но это - подлинный, совершенный Вакх.
Часами, часами я любуюсь им. Это - как молитва, Прокопий.
- Вот видите, Никифор. Неужели этому божественному
совершенству суждено погибнуть навеки? Неужели какой-нибудь
вшивый, орущий фанатик вдребезги разобьет ее молотом?
Аббат молчал, сложив руки.
- Вы можете спасти само искусство, Никифор, - наседал
Прокопий. - Ваша святая жизнь, ваша мудрость снискали вам
безграничное уважение в церкви; двор почитает вас
необычайно; вы будете членом Великого Синода, который
призван решить, все ли скульптуры являются орудием
идолопоклонства. Отче, судьба искусства в ваших руках!
- Вы переоцениваете мое влияние, Прокопий, - вздохнул
аббат. - Эти фанатики сильны, и за ними стоит чернь... -
Никифор помолчал. - Так вы говорите, будто уничтожат все
картины и изваяния?
- Да.
- И мозаики тоже уничтожат?
- Да. Их собьют с потолков, а камушки выбросят на
свалку.
- Что вы говорите, - с интересом произнес Никифор. -
Значит, собьют и кособокого архангела Гавриила, созданного
этим... ну...
- Вероятно, да.
- Чудесно, - захихикал аббат. - Ведь это ужасно скверная
картина, милый мой. Я еще не видел столь невообразимых
чучел; и это называется - "соображения композиции"! Скажу
вам, Прокопий: скверный рисунок-грех и святотатство; он
противен господу богу. И этому должны поклоняться люди?
Нет, нет! Действительно, поклонение скверным картинам - не
что иное, как идолопоклонство. Я не удивляюсь, что люди
возмущаются этим. Они совершенно правы Критская школа -
ересь; и такой Папанастасий - худший еретик, нежели любой
арианин (5). Стало быть, говорите вы, - радостно залепетал
старик, - они собьют со стен эту мазню? Вы принесли мне
добрую весть, сын мой. Я рад, что вы пришли.
Никифор с трудом поднялся в знак того, что аудиенция
окончена.
- Хорошая погода, не правда ли?
Прокопий встал, явно удрученный.
- Никифор, - вырвалось у него, - но и другие картины
уничтожат! Слышите, все произведения искусства сожгут и
разобьют!
- Ай-ай-ай, - успокоительно проговорил аббат. - Жаль,
очень жаль. Но если кто-то хочет избавить человечество от
скверных изображений, не стоит обращать внимания, если он
немного переусердствует. Главное, больше не придется
поклоняться уродливым чучелам, какие делает ваш... этот...
- Папанастасий.
- Да, да, он самый Отвратительная критская школа,
Прокопий! Я рад, что вы напомнили мне о Синоде. Буду там,
Прокопий, буду, даже если бы меня пришлось нести туда на
руках. Я бы до гроба не простил себе, если бы не
присутствовал при сем. Главное, пусть собьют архангела
Гавриила, - засмеялся Никифор, и личико его еще больше
сморщилось. - Ну, господь с вами, сын мой, - и он поднял
для благословения изуродованную руку.
- Господь с вами, Никифор, - безнадежно вздохнул
Прокопий.
Аббат Никифор уходил, задумчиво покачивая головой.
- Скверная критская школа, - бормотал он. - Давно пора
пресечь их деятельность. Ах, боже, какал ересь... этот
Папанастасий... и Пападианос. У них не картины, а идолы,
проклятые идолы... - выкрикивал Никифор, взмахивая больными
руками. - Да, да... идолы.
1936
----------------------------------------------------------
Иконоборчество - широкое движение в Византийской империи
в VIII-IX веках, направленное против монастырей и
монастырского землевладения. Движение проходило под
лозунгом борьбы с иконопочитанием. Власти использовали это
движение для подрыва монастырского землевладения в пользу
военно-земледельческой знати, но в дальнейшем испугались его
широкого демократического размаха. В 843 году
иконопочитание было восстановлено. В период иконоборчества
было уничтожено много художественных ценностей, но наряду с
этим были преодолены и многие устаревшие штампы в искусстве.
Чапек обращает внимание на обе стороны этого процесса.
1) - Никифор. - Это и другие имена художников
вымышленные.
2) - Наксос-греческий остров, где добывался мрамор
высокого качества.
3) - ...сам император... - Константин V Копроним
(719-775) - император Византии (741-775). Добившись
в 754 году осуждения иконопочитания, решительно
проводил политику конфискации монастырских имуществ
и ликвидации монастырей.
4) - Равеннская школа-направление в византийском
искусстве, школа монументальной мозаичной церковной
живописи, памятники которой сохранились в Равенне.
5) - Арианин. - Арианство - течение в христианстве,
названное по имени священника Ария (ум. в 336 г.) из
Александрии. Ариане отрицали церковное учение о единой
сущности троицы. Арианство нашло поддержку в среде
городских ремесленников и торговцев и было осуждено в 381
году церковью как ересь,