Г.К. Честертон



         Необычайная сделка жилищного агента



    (Из сборника «Клуб удивительных промыслов», 1905)



                                            Перевод Н. Трауберг



   Лейтенант Драммонд Кийт принадлежал к тем людям,

разговоры которых, словно гроза, разражаются сразу после их

ухода. Причин было много. Он носил легкие просторные

костюмы, словно в тропиках, да и сам был легок и проворен, а

точнее - тонок и изящен как пантера, правда, с черными и

беспокойными глазами.

   Денег у него не было, и, подобно многим беднякам, он

беспрестанно переезжал. Есть в Лондоне места, где, в самом

сердце искусственной цивилизации, люди снова стали

кочевниками. Но даже и там нет такого неутомимого бродяги,

как элегантный офицер в белых и просторных одеждах. Судя по

его рассказам, в свое время он перестрелял много дичи - от

куропаток до слонов, но злоязычные знакомые полагали, что

среди его жертв бывала и луна. Занятная поговорка! Когда о

человеке, тайно съехавшем с квартиры, говорят, что он

выстрелил в луну, так и видишь ночную охоту во всем ее

волшебстве.

   Из дома в дом, из квартала в квартал он перевозил такой

багаж: два связанных вместе копья, которыми, по всей

вероятности, пользуется какое-то дикое племя; зеленый

зонтик; большой растрепанный том "Записок Пиквикского

клуба"; большое ружье; большую бутыль нечестивого восточного

вина. Все это переезжало на каждую новую квартиру, хотя бы

на сутки, и не в ящике, а в неприкрытом виде, едва

перевязанное бечевкой, к радости поэтичных уличных

мальчишек.

   Забыл сказать, что он переносил и старую саблю тех

времен, когда служил в полку. И тут вставал еще один

вопрос: при всей своей подвижности и стройности, он был не

так уж молод. Волосы уже поседели, хотя пышные итальянские

усы оставались черными, а лицо казалось немолодым, несмотря

на итальянскую живость. Странно и не очень приятно видеть

стареющего человека, который ушел в отставку лейтенантом.

Именно это, равно как и непоседливость, внушали подозрение

осторожным, почтенным людям.

   Наконец самые его рассказы вызывали восхищение, но не

уважение. Дела происходили в сомнительных местах, куда

приличный человек не пойдет, - в курильнях опиума, в игорных

притонах, так и казалось, что ты слышишь запах воровской

кухни или каннибальских пиршеств. Словом, такие рассказы

позорят рассказчика независимо от того, поверили ему или

нет. Если Кийт сочинил все это то он лжец; если не сочинил

- по меньшей мере авантюрист. Он только что вышел из

комнаты, где были мы с Бэзилом и брат Бэзила Руперт,

занимавшийся сыском. Конечно, мы сразу заговорили о нем.

Руперт Грант был молод и умен, но молодость и ум, сплетаясь,

нередко порождают какой-то странный скептицизм.

Сыщик-любитель видел повсюду сомнительное и преступное, он

этим питался, этим жил. Меня часто раздражала его

мальчишеская недоверчивость, но сейчас, должен признаться, я

согласился с ним и удивился, почему Бэзил спорит. Человек я

простой, проглотить могу многое, но автобиографию лейтенанта

Кийта я проглотить не мог.

   - Вы же не верите, Бэзил, - сказал я, - что он тайно

бежал в экспедицию Нансена или был безумным муллой.

   - У него один недостаток, - задумчиво произнес Бэзил, -

или одно достоинство, как хотите. Он говорит правду слишком

точно, слишком буквально. Он чересчур правдив. - Если тебя

потянуло на парадоксы, - недовольно бросил Руперт. - будь

поостроумней. Скажи, что он не выезжал из родового

поместья.

   - Нет, он все время переезжает, - бесстрастно ответил

Бэзил, - и в самые странные места. Но это не мешает

правдивости. Вы никак не поймете, что буквальный, точный

рассказ звучит очень странно. Такое не рассказывают ради

славы, это слишком нелепо.

   - Я вижу, - ехидно заметил брат, - ты переходишь к

избитым истинам. По-твоему, правда удивительней вымысла?

   - Конечно, - согласился Бэзил. - Вымысел - плод нашего

разума, он ему соразмерен.

   - Ну, правда твоего лейтенанта удивительней всего, -

сказал Руперт. - Неужели ты веришь в этот бред про акулу и

камеру?

   - Я верю Кийту, - ответил Бэзил. - Он честный человек.

   - Надо бы спросить его бесчисленных хозяек, - не без

цинизма возразил Руперт.

   - Мне кажется, - мягко вмешался я, - он не так уж

безупречен. Ею образ жизни... - прежде, чем я докончил

фразу, дверь распахнулась, и на пороге появился Драммонд

Кийт в белой панаме.

   - Вот что, Грант, - сказал он, стряхивая о косяк пепел

сигареты, - я без денег до апреля. Вы не одолжите мне сто

фунтов?

   Мы с Рупертом молча переглянулись. Бэзил, сидевший у

стола, неспешно повернулся на вращающемся стуле и взял перо.

   - Выписать? - спросил он, открывая чековую книжку.

   - Все-таки, - начал Руперт как-то слишком громко, -

поскольку лейтенант Кийт решился высказать такую просьбу при

мне, члене семьи...

   - Вот, прошу, - сказал Руперт, бросая чек беспечному

офицеру. - Вы спешите?

   - Да, - отрывисто ответил тот. - Я должен повидаться

с... э... моим агентом.

   Руперт ехидно смотрел на Кийта, словно вот-вот спросит:

"Со скупщиком краденого?", но он спросил:

   - Агента? Какого же именно, лейтенант?

   Кийт недружелюбно глянул на него и отвечал без особой

любезности:

   - Жилищного.

   - Вот как, жилищного? - мрачно спросил Руперт. - Не

пойти ли с вами и мне?

   Бэзил затрясся от беззвучного смеха. Лейтенант Кийт

замялся и нахмурился.

   - Простите, - переспросил он, - что вы сказали?

   Проходя все фазы жестокой иронии, Руперт ответил:

   - Я говорю, что хотел бы пойти с вами к жилищному агенту.

Вы не возражаете, если пойдем мы все?

   Гость буйно взмахнул тростью.

   - Прошу! - воскликнул он. - Ради Бога! И в спальню. И

под кровать. И в мусорный ящик. Прошу, прошу, прошу.

   И выскочил из комнаты так быстро, что у нас перехватило

дыхание.

   Неспокойные синие глаза Руперта Гранта озарились сыщицким

пылом. Он догнал Кийта и заговорил именно с той фальшивой

развязностью, с какой переодетый полисмен должен говорить с

переодетым преступником. Подозрениям его способствовала

особая нервность спутника. Мы с Бэзилом шли за ними, зная

без слов, что оба мы это заметили.

   Лейтенант Драммонд Кийт вел нас через очень странные,

сомнительные места. По мере того, как улицы становились

извилистей и теснее, дома - ниже, канавы - неприятней, Бэзил

все больше хмурился с каким-то угрюмым любопытством, а

Руперт (вид сзади) победно ликовал. Пройдя четыре или пять

серых улочек бесприютного квартала, мы остановились;

таинственный лейтенант еще раз оглянулся в мрачном отчаянии.

Над ставнями и дверью, слишком обшарпанными даже для самой

жалкой лавчонки, висела вывеска: "П. Монморенси, жилищный

агент".

   - Вот его контора, - язвительно сказал Кийт. - Подождете

минутку или ваша поразительная заботливость велит вам

выслушать нашу беседу?

   Руперт побледнел, его трясло. Ни за что на свете он бы

не выпустил добычу.

   - Если позволите, - сказал он, сжимая за спиной руки, - Я

имею некоторое право...

   - Идемте, идемте, - вскричал лейтенант, безнадежно и дико

махнув рукой. И ринулся в контору. Мы пошли за ним.

   П. Монморенси, жилищный агент, одинокий и пожилой, сидел

за голой бурой конторкой. Голова у него была как яйцо, рот

- как у лягушки, бородка - в виде сероватой бахромы, а нос -

красноватый и ровный. Носил он потертый сюртук и какой-то

пасторский галстук, завязанный совсем не по-пасторски.

Словом, он так же мало походил на агента по продаже

недвижимости, как на разносчика реклам или на шотландского

горца.

   Простояли мы секунд сорок, но странный старый человечек

на нас не смотрел. Правда, и мы на него не смотрели, при

всей его странности. Мы, как и он, смотрели на хорька,

ползавшего по конторке.

   Молчание нарушил Руперт. Сладким и стальным голосом,

который приберегался для самых важных случаев, а

репетировался в спальне, он произнес:

   - Мистер Монморенси, надеюсь?

   Человечек вздрогнул, удивленно и кротко поглядел на нас,

взял хорька за шкирку и сунул в карман. После чего виновато

выговорил:

   - Простите?

   - Вы жилищный агент? - осведомился Руперт.

   К великой его радости, человечек вопросительно взглянул

на Кийта.

   - Вы агент или нет? - заорал Руперт так, словно

спрашивал: "Вы громила?"

   - Да... о, да!.. - ответил тот с нервной, почти

кокетливой улыбкой. - Именно жилищный агент! Да, да.

   - Так вот, - с ехидной мягкостью сказал Руперт, -

лейтенант Кийт хочет с вами потолковать. Мы пришли сюда по

его просьбе.

   Лейтенант, мрачно молчавший, заговорил:

   - Я пришел, мистер Монморенси, по поводу моего дома.

   - Да, да, - откликнулся жилищный агент, барабаня по

конторке, - все готово, сэр. Я все выполнил... это...

ну...

   - Хорошо, - оборвал его Кийт, словно выстрелил из ружья.

- Не беспокойтесь. Сделали все - и прекрасно.

   И он резко повернулся к дверям.

   Мистер Монморенси, немыслимо жалобный, что-то забормотал,

потом решился:

   - Извините, мистер Кийт... я спрошу... я не совсем

уверен. Отопительные приборы там есть... но зимой... на

такой высоте...

   - Нельзя много ждать? - оборвал его лейтенант. - Ну,

конечно, я и не буду. Все в порядке, мой дорогой. Вы не

беспокойтесь, - и он взялся за ручку.

   - Мне кажется, - с сатанинской вкрадчивостью произнес

Руперт, - мистер Монморенси хочет еще что-то сказать.

   - Я про птиц, - в отчаянии воскликнул агент. - Что с

ними делать?

   - Простите? - в полном недоумении выговорил Руперт.

   - Как насчет птиц? - повторил Монморенси.

   Бэзил, стоявший до сей поры спокойно или, точнее, тупо,

как Наполеон, внезапно поднял львиную голову.

   - Прежде, чем вы уйдете, лейтенант, - спросил он, -

скажите, что будет с птицами?

   - Я о них позабочусь, - ответил Кийт. - Они не

пострадают.

   - Спасибо, спасибо! - вскричал в полном восторге

загнанный агент. - Не сердитесь, пожалуйста. Вы знаете,

как я люблю животных. Я такой же дикий, как они. Спасибо,

сэр. Но вот еще одно...

   Лейтенант очень странно засмеялся и повернулся к нам.

Смысл его смеха был примерно такой: "Ну что ж, хотите все

испортить - пожалуйста. Но если бы вы знали, что вы

портите!"

   - Еще одно, - тихо повторил мистер Монморенси. -

Конечно, если вы не хотите, чтобы к вам ходили гости, надо

его покрасить зеленым, но...

   - Красьте! - заорал Кийт. - Зеленым, и только зеленым.

И прежде, чем мы опомнились, вылетел на улицу. Руперт Грант

собрался не сразу, но заговорил раньше, чем затихло эхо

хлопнувшей двери.

   - Ваш клиент взволнован, - сказал он. - Что с ним? Ему

плохо?

   - Нет, что вы! - смутился Монморенси. - Дело у нас

непростое. Дом, знаете ли...

   - Зеленый, - невозмутимо сказал Руперт. - Видимо, это

очень важно. Разрешите осведомиться, мистер Монморенси,

часто это бывает? Просят вас клиенты покрасить дом только в

голубой или в розовый цвет? Или, допустим, в зеленый?

   - Понимаете, - дрожащим голосом отвечал агент, - это для

того, чтобы он не бросался в глаза.

   Руперт безжалостно улыбнулся.

   - Можете вы сказать мне, - спросил он, - где не бросается

в глаза зеленое?

   Жилищный агент порылся в кармане, медленно вынул двух

ящериц, пустил их по конторке и ответил:

   - Нет, не могу.

   - Вы не можете объяснить, в чем дело?

   - Вот именно. - Жилищный агент медленно встал. - Не

могу. Простите, сэр, я деловой человек. Так вам нужен дом?

   Он взглянул на Руперта голубыми глазами, и тот смутился,

и взял себя в руки.

   - Простите, - благоразумно ответил он. - Ваши реплики

так хороши, что я едва не упустил нашего друга. Еще раз

простите мою дерзость.

   - Что вы, что вы! - проговорил жилищный агент, не спеша

вынимая южноамериканского паука из жилетного кармана и

пуская его на конторку сбоку. - Что вы, сэр! Заходите к

нам, окажите честь.

   Руперт Грант в ярости поспешил прочь, чтобы изловить

лейтенанта, но тот исчез. Скучная улица, освещенная одними

звездами была пуста.

   - Ну, что ты теперь скажешь? - крикнул он брату. Брат

не ответил.

   Молча пошли мы по улице, Руперт - в ярости, я - в

удивлении, Бэзил - просто скучая. Мы проходили улицы, одну

за другой, огибали углы, пересекали площади - и не встретили

никого, кроме пьяниц по двое, по трое.

   На одной улочке их стало пятеро, потом - шестеро, а там -

и небольшая толпа. Она была сравнительно спокойна; но

всякий, знающий дух неистребимого народа, знает и то, что

сравнительное (а не полное) спокойствие обочины говорит об

истинной буре внутри. Вскоре мы убедились, что в сердцевине

этой толпы что-то произошло. Пробившись туда с

изобретательностью, ведомой только лондонцам, мы увидели, в

чем дело. На мостовой лежал человек. Рядом стоял лейтенант

Кийт в каких-то лохмотьях, глаза его сверкали, на костяшках

пальцев была кровь. Хуже того - на камнях лежал или очень

длинный кинжал, или короткая шпага, вынутая из трости.

Однако на ней крови не было.

   Полиция во всем своем тяжком всемогуществе тоже пробилась

в центр, и Руперт кинулся к ней, не в силах удержать своей

великой тайны.

   - Вот он, констебль! - крикнул он, указывая на

лейтенанта. - Вот кто убил.

   - Никто никого не убивал, сэр, - с автоматической

вежливостью ответил страж порядка. - Бедняга ранен. Я

запишу фамилию и адреса свидетелей и буду за ними

приглядывать.

   - Приглядывайте лучше за ним! - воскликнул бедный

Руперт, имея в виду лейтенанта.

   - Хорошо, сэр, - бесстрастно ответил полицейский и пошел

собирать адреса. Когда он их собрал, уже стемнело, и многие

разошлись. Но Руперт Грант остался.

   - Констебль, - сказал он, - у меня есть важные причины

задать вам один вопрос. Дал ли вам адрес человек, который

уронил трость со шпагой?

   - Дал, сэр, - ответил, подумав, полицейский, - да, он его

дал.

   - Я Руперт Грант, - не без гордости сказал Руперт. - Я

не раз помогал полиции в важных делах. Не дадите ли вы

адрес мне?

   Констебль на него посмотрел.

   - Хорошо, - опять сказал он. - Адрес такой: Вязы,

Бакстонский луг, неподалеку от Перли, графство Серрей.

   - Спасибо, - кивнул Руперт и побежал сквозь мглу, как

только мог быстрее, повторяя про себя адрес.

   Обычно Руперт Грант вставал поздно, как лорд, и поздно

завтракал; ему как-то удавалось сохранять положение

балованного младшего брата. Однако наутро мы с Бэзилом

застали его на ногах.

   - Ну вот, - резко произнес он прежде, чем мы сели к

столу, - что ты теперь думаешь о Кийте?

   - Думаю? - переспросил Бэзил. - Да ничего.

   - Очень рад, - сказал Руперт, с недолжным пылом намазав

маслом тостик. - Я знал, что ты со мной согласишься. Этот

лейтенант - отпетый лжец и мерзавец.

   - Постой, - монотонно и весомо проговорил Бэзил. - Ты

меня не понял. Я хотел сказать именно то, что и сказал: я

не думаю о нем, он не занимает моих мыслей. А ты вот

думаешь, и слишком много, иначе ты бы не счел его мерзавцем.

На мой взгляд, он был великолепен.

   - Иногда мне кажется, - сообщил Руперт, с излишним гневно

разбивая яйцо, - что ты изрекаешь парадоксы ради искусства.

Что ты говоришь? Перед нами - весьма подозрительная

личность, бродяга, авантюрист, не скрывающий причастности к

черным и кровавым событиям. Мы идем за ним на какое-то

свидание и видим, как они с этим агентом запинаются и лгут.

В тот же вечер он встревает в страшную драку, причем только

он вооружен. Если это великолепно, я не разбираюсь в

великолепии.

   Бэзил остался невозмутимым.

   - Да, - сказал он, - его добродетели не совсем обычны.

Он очень любит риск и перемены. Твои же выводы случайны.

Он не хотел говорить о деле при нас. А кто захочет? У него

в трости шпага. Что ж, не у него одного. Он вынул ее во

время уличной драки. Вполне понятно. Ничего

подозрительного здесь нет. Ничего не подтверждает...

   Тут раздался стук в дверь.

   - Простите, сэр, - сказала встревоженная хозяйка, - к вам

полицейский.

   - Пускай войдет, - сказал Бэзил; мы молчали.

   Тяжеловесный, приятный с виду констебль заговорил уже в

дверях.

   - Вчера, на Коппер-стрит, во время драки, - почтительно

произнес он, - кто-то из вас, господа, посоветовал мне

приглядывать за одним человеком.

   Руперт медленно приподнялся, глаза его сверкали, как

бриллианты, но констебль спокойно продолжал, глядя в

бумажку:

   - Он не старый, но седой. Костюм светлый, очень хороший,

но рваный, порвали в драке. Назвался Драммондом Кийтом.

   - Занятно, - сказал Бэзил. - Я как раз собирался

очистить его от подозрений. Так что с ним такое?

   - Понимаете, сэр, - отвечал констебль, - все адреса

правильные, а он дал фальшивый. Такого места нет. Руперт

едва не опрокинул стол вместе с завтраком.

   - Вот оно! - крикнул он. - Знамение небес.

   - Странно, - нахмурился Бэзил. - Зачем ему давать

фальшивый адрес, когда он ни в чем не...

   - О, кретин! - завопил Руперт. - О, ранний христианин!

Ни удивляюсь, что ты уже не служишь в суде. По-твоему, все

вроде тебя, такие же хорошие. Неужели еще не понял?

Сомнительные знакомства, подозрительные рассказы, странные

беседы, глухие улицы, спрятанный кинжал, полумертвый человек

и, наконец, фальшивый адрес. Великолепно, ничего не

скажешь!

   - Это очень странно, - повторил Бэзил, шагая по комнате.

- Вы уверены, констебль, здесь нет ошибки? Адрес записан

правильно, а там никого не нашли?

   - Все очень просто, сэр, - отвечал полицейский. - Место

известное, в пригороде, наши люди съездили туда, когда вы

еще спали. Только дома нет. Там вообще нет домов. Хоть

это и под самым Лондоном, там только луг, штук пять

деревьев, а людей нет и в помине. Нет, сэр, он нас обманул.

Умный человек, хитрый, теперь таких мало. Никто не знает,

вдруг там есть дома, а их нету.

   Слушая эту разумную речь, Бэзил мрачнел. Едва ли впервые

я видел, что он загнан в угол, и, честно говоря, удивлялся

детскому упрямству, с которым он защищает сомнительного

лейтенанта. Наконец он сказал:

   - Кстати, какой это адрес?

   Констебль отыскал нужную бумажку, но Руперт его опередил.

Небрежно опираясь о подоконник, как и следует спокойно

торжествующему сыщику, он заговорил резко и вкрадчиво.

   - Что ж, я скажу тебе, Бэзил, - произнес он, лениво

ощипывая какой-то цветок. - Я догадался его записать.

Констебль поправит меня, если ошибусь. - И, нежно глядя

ввысь, отчеканил: - Вязы, Бакстонский луг, неподалеку от

Перли, графство Серрей.

   - Правильно, сэр, - сказал полицейский, смеясь и

складывая листочки.

   Мы помолчали. Голубые глаза Бэзила мгновение-другое

глядели в пустоту. Потом он откинул голову, и так резко,

что я испугался, не плохо ли ему. Но прежде, чем я

шевельнулся, губы его разверзлись (не подберу другого слова)

и дикий, неудержимый, оглушительный хохот сотряс комнату.

   Хозяин наш словно заболел смехом; а мы в те минуты

заболели страхом.

   - Простите, - сказал безумец, вставая наконец на ноги. -

Не сердитесь, пожалуйста! Это невежливо, да и нелепо, что

там - бессмысленно, ведь мы спешим. Поезда туда ходят

плохо.

   - Туда? - повторил я. - Куда это?

   - Ах ты, забыл! - огорчился Бэзил. - Какой-то луг...

Есть у кого-нибудь расписание?

   - Ты что, хочешь ехать по этому адресу? - вскричал

растерянный Руперт. - Не может быть!

   - А что? - спросил Бэзил.

   - Зачем тебе это нужно? - спросил его брат, вцепляясь в

цветок на окне.

   - Как зачем? - удивился Бэзил. - Чтобы найти нашего

друга. Ты не хочешь его найти?

   Руперт безжалостно обломил веточку и швырнул ее на пол.

   - Ну уж там ты его не найдешь! - воскликнул он. - Где

угодно, только не там.

   Мы с констеблем поневоле засмеялись, а Руперт, наделенный

фамильным красноречием, ободрился и продолжал спокойнее:

   - Быть может, он в Бекингемском дворце; быть может, он на

куполе Святого Павла; быть может, он в тюрьме (это скорее

всего), в моем подвале, в твоем буфете, где угодно, только

не там, где ты собираешься его искать!

   - Да, собираюсь, - спокойно сказал Бэзил, надевая пальто.

Я думал, и ты со мной пойдешь. А не хочешь, располагайся

тут пока я туда съезжу.

   Человек гонится за тем, что от него ускользает; и мы

вскочили с места, когда Бэзил взял трость и шляпу.

   - Постой! - крикнул Руперт. - Да там ничего нет, только

луг и деревья. Он дал этот адрес нарочно. Неужели ты туда

едешь?

   - Еду, еду, - отвечал Бэзил, на ходу вынимая часы. -

Жалко что мы упустили поезд. Что ж, это к лучшему, мы его

могли не застать. А вот поезд 5,5 придет примерно к шести.

На нем и отправимся, тогда уж мы точно поймаем твоего Кийта.

   - Поймаем! - воскликнул вконец разозлившийся Руперт.

Где же ты думаешь его поймать?

   - Все не запомню толком, - посетовал Бэзил, застегав,

пальто. - Вязы... ну как там дальше? Да, Бакстонский луг.

Значит, на этом лугу. |

   - Такого места нет, - повторил Руперт, но пошел за

братом! Пошел и я, сам не знаю, почему. Мы всегда за ним

шли; удивительнее всего, что особенно мы его слушались,

когда он делал что-то нелепое. Если бы он сказал: "Надо

найти священную свинью о десяти хвостах", мы пошли бы за ним

на край света.

   Быть может, это мистическое чувство окрасилось в тот раз

темными, словно туча, цветами нашего странствия. Когда мы

шли от станции, сумерки сменялись полутьмой. Лондонские

пригороды чаще всего будничны и уютны, но если уж они

пустынны, они безотрадней йоркширских болот или шотландских

гор, путник падает в тишину, словно в царство злых эльфов.

Так и кажется, что ты - на обочине мироздания, о которой

забыл Бог.

   Место само по себе было бессмысленным и неприютным, но

свойства эти стократ увеличивала бессмысленность нашего

странствия. Все было нелепо, нескладно, ненужно - и редкие

клочья унылой травы, и совсем уж редкие деревья, и мы, трое

людей под началом безумца, который ищет отсутствующего

человека в несуществующем месте. Мертвенно-лиловый закат

глядел на нас, болезненно улыбаясь перед смертью.

   Бэзил шагал впереди, подняв воротник, вглядываясь в

сумерки, словно какой-то гротескный Наполеон. Сгущалась

мгла, стояла тишина, мы шли против ветра, по лугу, когда наш

вожатый повернулся, и я разглядел на его лице широкую улыбку

победителя.

   - Ну, вот! - воскликнул он, вынимая руки из карманов. -

Пришли. - И он хлопнул в ладоши, не снимая перчаток.

   Ветер горестно выл над неприютным лугом; два вяза нависли

над нами бесформенными тучами. До самого горизонта здесь не

было никого, даже зверя, а посреди пустыни стоял Бэзил

Грант, потирая руки, словно гостеприимный кабатчик в дверях

своего кабачка.

   - Хорошо вернуться к цивилизации! - весело сказал он. -

Вот говорят, что в ней нет поэзии. Не верьте, это -

заблуждение цивилизованных людей. Подождите, пока вы и

впрямь затеряетесь в природе, среди бесовских лесов и

жестоких цветов. Тогда вы и поймете, что нет звезды,

подобной звезде очага; нет реки, подобной реке вина, доброго

красного вина, которое вы, мистер Руперт Грант, будете через

две-три минуты поглощать без всякой меры.

   Ветер в деревьях затих, мы тревожно переглянулись. Бэзил

радостно продолжал:

   - Вот увидите, у себя дома наш хозяин куда проще. Я

как-то был у него в Ярмуте, там он жил в такой хижине, и в

Лондоне, в порту, он жил на складе. Он славный человек, а

самое лучшее в нем - то, о чем я говорил.

   - О чем вы говорите сейчас? - спросил я, не видя смысла

в этих словах. - Что в нем самое лучшее?

   - Правдивость, - отвечал Бэзил. - Скрупулезная,

буквальная правдивость.

   - Ну, знаешь! - вскричал Руперт, притопывая то ли от

злости, то ли от холода, словно кебмен. - Что-то сейчас он

не очень скрупулезен. Да и ты, надо сказать. Какого черта

ты затащил нас в эту дыру.

   - Он слишком правдив, - продолжал Бэзил, - слишком строг

и точен. Надо бы подбавить намеков, неясностей, вполне

законной романтики. Однако пора идти. Мы опоздаем к ужину.

   Руперт страшно побледнел и прошептал мне на ухо:

   - Неужели галлюцинации? Неужели ему мерещится дом?

   - Да, наверное, - сказал я и громко, весело, здраво

прибавил, обращаясь к Бэзилу: - Ну, ну, что это вы! Куда

вы нас зовете? Голос мой показался мне таким же странным,

как ветер.

   - Сюда, наверх! - Бэзил прыгнул и стал карабкаться по

серой колонне ствола. - Лезьте, лезьте! - кричал он из

тьмы весело, словно школьник. - А то опоздаем.

   Огромные вязы стояли совсем рядом, зазор был меньше ярда,

а то и меньше фута, словно деревья эти - сиамские близнецы

растительного царства. И сучья, и выемки стволов образовали

ступеньки, какую-то природную лестницу.

   Так и не знаю, почему мы послушались. Быть может, тайна

тьмы и бесприютности умножила мистику первенства, которым

наделен Бэзил. Великанья лестница над нами вела куда-то,

видимо, к звездам, и ликующий голос звал нас на небо.

   На полпути меня лизнул и отрезвил холодный ночной воздух.

Гипноз безумца рассеялся; и я увидел, как на чертеже или на

карте, современных людей в пальто, которые лезут на дерево

где-то в болотах, тогда как проходимец, которого они ищут,

смеется над ними в каком-нибудь низкопробном ресторане. Да

и как ему и смеяться? Но подумать жутко, что бы он делал,

как хохотал, если бы нас увидел! От этой мысли я чуть не

свалился с дерева.

   - Суинберн, - раздался вверху голос Руперта, - что же мы

делаем? Давайте спустимся вниз. - И я понял по самому

звуку, что и он проснулся.

   - Нельзя бросить Бэзила, - сказал я. - Схватите-ка его

ногу!

   - Он слишком высоко, - ответил Руперт, - почти на

вершине. Ищет этого лейтенанта в вороньих гнездах.

   Мы и сами были высоко, там, где могучие стволы уже

дрожали и качались от ветра. Я взглянул вниз и увидел, что

почти прямые линии чуть-чуть сближаются. Раньше я видел,

как деревья сближаются в вышине; сейчас они сближались

внизу, у земли, и я ощутил что затерян в космосе, словно

падающая звезда.

   - Неужели его не остановить? - крикнул я.

   - Что поделаешь! - ответил мой собрат по лазанью. -

Пусть доберется до вершины. Когда он увидит, что там только

ветер и листья, он может отрезветь. Слышите, он

разговаривает сам с собой.

   - Может быть, с нами? - предположил я.

   - Нет, - сказал Руперт, - он бы кричал. Раньше он с

собой не говорил. Боюсь, ему очень плохо. Это же первый

признак безумия.

   - Да, - горько согласился я и вслушался. Голос Бэзила

действительно звучал над нами, но в нем уже не было

ликования. Друг наш говорил спокойно, хотя иногда и смеялся

среди листьев и звезд.

   Вдруг Руперт яростно вскрикнул:

   - О, Господи!

   - Вы ударились? - всполошился я.

   - Нет, - отвечал он. - Прислушайтесь. Бэзил беседует не

с собой.

   - Значит, с нами, - сказал я.

   - Нет, - снова сказал Руперт, - и не с нами.

   Отягощенные листвой ветви рванулись, заглушая звуки, и

потом я снова услышал разумный, спокойный голос, вернее -

два голоса. Тут Бэзил крикнул вниз:

   - Идите, идите! Он здесь.

   А через секунду мы услышали:

   - Очень рад вас видеть. Прошу!

   Среди ветвей, словно осиное гнездо, висел какой-то

яйцевидный предмет. В нем была дырка, а из дырки на нас

глядел бледный и усатый лейтенант, сверкая южной улыбкой.

   Потеряв и чувства, и голос, мы как-то влезли в странную

дверь и очутились в ярко освещенной, очень маленькой

комнатке с массой подушек, множеством книг у овальной стены,

круглым столом и круглой скамьей. За столом сидели три

человека: Бэзил, такой непринужденный, словно живет тут с

детства; лейтенант Кийт, очень радостный, но далеко не столь

спокойный и величественный; и, наконец, жилищный агент,

назвавшийся Монморенси. У стены стояли ружье и зеленый

зонтик, сабля и шпоры висели рядком, на полочке мы увидели

запечатанную бутыль, на столе - шампанское и бокалы.

   Вечерний ветер ревел внизу, как океан у маяка, и комнатка

слегка покачивалась, словно каюта в тихих водах.

   Бокалы наполнили, а мы все не могли прийти в себя. Тогда

заговорил Бэзил:

   - Кажется, Руперт, ты еще не совсем уверен. Видишь, как

правдив наш хозяин, а мы его обижали.

   - Я не все понимаю, - признался, моргая на свету, Руперт.

- Лейтенант Кийт сказал, что его адрес... Лейтенант Кийт

широко и приветливо улыбнулся.

   - Бобби спросил, где я живу, - пояснит он, - я и ответил

совершенно точно, что живу на вязах, недалеко от Перли. Тут

Бакстонский луг. Мистер Монморенси - жилищный агент, его

специальность - дома на деревьях. У него почти нет

клиентов, люди как-то не хотят, чтобы этих домов стало

слишком много. А вот для таких, как я, это самое подходящее

жилище.

   - Вы агент по домам на деревьях? - живо осведомился

Руперт, исцеленный романтикой реальности.

   Мистер Монморенси, вконец смутившись, сунул руку в один

из карманов и нервно извлек оттуда змею, которая поползла по

скатерти.

   - Д-да, сэр, - отвечал он. - П-понимаете, родители

хотели, чтобы я занялся недвижимостью, а я люблю

естественную историю. Они умерли, надо чтить их волю...

Вот я и решил, что такие дома... это... это... компромисс

между ботаникой и жилищным делом.

   Руперт рассмеялся.

   - Есть у вас клиенты? - спросил он.

   - Н-не совсем, - ответил мистер Монморенси, бросая робкий

взгляд на единственного заказчика. - Зато они из самого

высшего общества.

   - Дорогие друзья, - сказал Бэзил, пыхтя сигарой, -

помните о двух вещах. Первое: когда вы размышляете о

нормальном человеке, знайте, что вероятнее всего - самое

простое. Когда вы размышляете о человеке безумном, как наш

хозяин, вероятнее всего - самое невероятное. Второе: если

изложить факты очень точно, они непременно кажутся дикими.

Представьте, что лейтенант купил кирпичный домик в Клепеме

без единого деревца и написал на калитке: "Вязы".

Удивитесь вы? Ничуть, вы поверите, ибо это - явная,

беззастенчивая ложь.

   - Пейте вино, джентльмены, - весело сказал Кийт, - а то

этот ветер перевернет бокалы.

   Висячий дом почти совсем не качался, и все же, радуясь

вину, мы ощущали, что огромная крона мечется в небесах,

словно головка чертополоха.