Стенли Эллин



                         СМЕРТЬ В СОЧЕЛЬНИК



                                          Перевод С. Дубовик



   Когда-то в детстве Борэм-хауз поражал мое воображение. В то время 

это был еще совершенно новый, блестящий краской дом — гигантское 

нагромождение причудливых, в викторианском стиле, украшений из 

металла, дерева и цветного стекла, соединенных с такой беспорядочной 

расточительностью, что с трудом удавалось охватить все это одним 

взглядом. Стоя перед домом в этот Сочельник, я, однако, не мог найти и 

следа того, что так поражало меня в юности. Краска уже давно 

облупилась, все деревянные, стеклянные и металлические части здания 

приобрели одинаковый мрачновато-серый оттенок, а окна были так плотно 

зашторены, что проходящему мимо человеку казалось, будто дом глядит на 

него дюжиной незрячих глаз.

   Когда я резко постучал в дверь своей тростью, мне открыла Силия.

   — Вот же звонок, прямо рядом с дверью, — произнесла она. На ней 

было все то же давно вышедшее из моды и изрядно помятое черное платье, 

которое она, по-видимому, извлекла из сундука своей матери, и она, как 

никогда прежде, напоминала старую Катрин в последние годы жизни: 

костлявая фигура, плотно сжатые губы, бесцветные волосы, стянутые на 

затылке так, чтобы разгладить все морщинки на лбу. Она была словно 

стальной капкан, готовый с шумом захлопнуть каждого, кто неосторожно 

заденет его.

   — Я полагал, Силия, что звонок отключен, — сказал я и прошел мимо 

нее в прихожую. Не оборачиваясь, я чувствовал на себе ее испепеляющий 

взгляд; затем она резко и недовольно хмыкнула и с силой захлопнула 

дверь. В то же мгновение мы оказались в густом полумраке, и запах 

тлена, окруживший меня, перехватил дыхание. Я пошарил рукой в поисках 

выключателя, но Силия с раздражением произнесла:

   — Не надо! Сейчас не время! Я повернулся туда, где неясно белело ее 

лицо — единственное, что я мог разглядеть, и проговорил:

   — Силия, избавьте меня от этого представления.

   — В наш дом пришла смерть. Вы же знаете об этом.

   — У меня есть на то полное право, — сказал я, — а ваш спектакль 

меня совсем не впечатляет.

   — Она была женой моего родного брата. Я так ее любила.

   Я шагнул туда, где она стояла в полумраке, и положил трость ей на 

плечо.

   — Силия, — произнес я, — позвольте мне на правах адвоката вашей 

семьи дать вам совет. Следствие завершено, вас признали невиновной. Но 

никто не поверил ни одному вашему слову, когда вы рассказывали о своих 

глубочайших переживаниях, и никогда не поверит. Запомните это, Силия.

   Она так резко отпрянула от меня, что трость чуть было не выпала из 

моей руки.

   — И вы пришли лишь затем, чтобы сказать мне об этом? — спросила 

она.

   — Я пришел потому, что знаю: ваш брат хотел бы видеть меня сегодня. 

И если вы не будете возражать, я попросил бы вас не присутствовать при 

нашем с ним разговоре. Я не хочу никаких сцен.

   — В таком случае и вам нечего у него делать! — закричала она. — Он 

был на следствии. Он видел, что с меня сняли все подозрения. Через 

какое-то время он забудет все то зло, что держал на меня. Оставьте его 

в покое, чтобы он смог забыть.

   Силия была вне себя от ярости, и, чтобы остановить истерику, я стал 

подниматься по темной лестнице, на всякий случай держась одной рукой 

за перила. Но я услышал, что она устремилась вслед за мной, и у меня 

возникло жуткое ощущение, будто она обращалась не ко мне, а к 

скрипящим под нашими ногами ступеням.

   — Когда он придет ко мне, — говорила она, — я прощу его. Сначала я 

сомневалась — смогу ли это сделать, но теперь я знаю, что смогу. Я 

стала молить Бога дать мне совет, и мне было сказано, что жизнь 

слишком коротка для ненависти. Поэтому, когда он придет ко мне, я его 

прощу.

   Я добрался до конца лестницы и чуть было не растянулся на полу. 

Выпрямляясь, я выругался от досады.

   — Если вы не собираетесь включать свет, Силия, то вы должны по 

крайней мере убрать все с дороги. Почему вы не унесли этот хлам 

отсюда?

   — Ах! — воскликнула она. — Это все вещи бедняжки Джесси. Чарли так 

больно видеть ее вещи, и я поняла, что самое лучшее — это выбросить 

их.

   Затем в ее голосе послышалась тревога.

   — Но вы ведь не скажете Чарли об этом, правда? Вы ведь ему не 

скажете? — спросила она и продолжала повторять свой вопрос, каждый раз 

произнося его на более высокой ноте, все то время, пока я удалялся от 

нее, так что, когда я вошел в комнату Чарли и закрыл за собой дверь, 

мне уже казалось, будто там позади пищит летучая мышь.

   Как и во всем доме, шторы в комнате Чарли были до конца опущены. 

Одна-единственная лампочка, горевшая в люстре под потолком, тут же 

ослепила меня, и мне пришлось долго вглядываться, прежде чем я заметил 

Чарли, который лежал растянувшись на кровати, прикрыв рукой глаза. 

Затем он не спеша поднялся и уставился на меня.

   — Ну что, — произнес он наконец, кивая головой на дверь, — так она 

и не включила свет, чтобы вы могли подняться сюда, не правда ли?

   — Так и не включила, — ответил я, — но я знаю дорогу.

   — Она как крот, — сказал он. — Ориентируется в темноте лучше, чем я 

при свете. Хорошо бы она это делала и при свете. Иначе когда-нибудь 

посмотрит в зеркало и придет в ужас от своего вида.

   — Да, — согласился я, — похоже, она принимает все это очень близко 

к сердцу.

   Он резко и отрывисто рассмеялся, и его смех был похож на лай 

морского льва.

   — Это потому, что в ней до сих пор сидит страх. Сейчас от нее 

только и слышишь, как она любила Джесси и как она сожалеет о 

случившемся. Быть может, она считает, что, если повторить эти слова 

достаточное количество раз, люди поверят в то, о чем она говорит. Но 

дайте ей немного времени, и она опять станет все той же Силией.

   Я бросил свою шляпу и трость на кровать и рядом положил пальто. 

Затем я достал сигару и стал ждать, пока он не извлечет спичку из 

коробка и не даст мне прикурить. У него так сильно дрожала рука, что 

он никак не мог зажечь сигару и сердито заворчал на себя. Затем я 

медленно выпустил облако дыма в потолок и замер в ожидании.

   Чарли был на пять лет моложе Силии, но, увидев его тогда, я 

поразился — он выглядел лет на двадцать старше. У него были все такие 

же светлые, тусклые, почти бесцветные волосы, так что трудно было 

сказать, начали ли они седеть или нет. Но его щеки заросли тонкой 

серебристой щетиной, а под глазами виднелись огромные сине-черные 

мешки. И если в Силии всегда чувствовалась некая твердость и 

непреклонность, словно внутри у нее был негнущийся стержень, то Чарли 

вечно казался сгорбленным, поникшим — неважно, сидел ли он или стоял, 

— как будто он того и гляди упадет вперед. Он пристально смотрел на 

меня и в нерешительности теребил свои усы, которые мягко свисали над 

уголками рта.

   — Вы ведь знаете, зачем я вас пригласил, не так ли? — произнес он.

   — Догадываюсь, — ответил я, — но лучше бы все-таки вы сами 

объяснили.

   — Не буду от вас ничего скрывать, — сказал он. — Все дело в Силии. 

Я хочу, чтобы она получила по заслугам. Никакой тюрьмы. Я хочу, чтобы 

ее взяли и убили по закону, и я хочу при этом присутствовать.

   Пепел с моей сигары упал на пол, и я старательно втоптал его в 

ковер.

   — Но вы же присутствовали на следствии, Чарли, и знаете, как все 

было. Силию признали невиновной, и до тех пор, пока не появятся новые 

доказательства ее вины, она так и останется вне подозрений.

   — Доказательства! Боже мой, какие еще нужны доказательства! Они 

громко спорили, стоя на самом верху лестницы. Силия просто схватила 

Джесси и сбросила ее вниз. Она убила ее. Это же убийство, не так ли? 

Точно такое же, как если бы она воспользовалась оружием, или ядом, или 

еще чем-нибудь, не окажись поблизости лестницы.

   Я устало опустился в старое кожаное кресло и стал наблюдать, как на 

кончике сигары снова стал образовываться пепел.

   — Позвольте мне объяснить вам все это с юридической точки зрения, — 

произнес я таким монотонным голосом, что мои слова могли показаться 

просто хорошо заученной фразой. — Во-первых, у вас нет свидетелей.

   — Я слышал, как Джесси вскрикнула и как она рухнула на пол, — в 

который раз проговорил он, — и, когда я выбежал и увидел ее лежащей 

там, внизу, именно в тот момент я услышал, как Силия захлопнула за 

собой дверь. Она столкнула Джесси и шмыгнула к себе, как крыса, чтобы 

не попасться никому на глаза.

   — Но ведь вы ничего не видели. А поскольку Силия утверждает, что в 

момент происшествия ее там не было, значит, нет и свидетелей. Другими 

словами, рассказ Силии сводит на нет вашу версию, а поскольку вы не 

были очевидцем, то не можете так легко и просто превращать в убийство 

то, что могло быть несчастным случаем.

   Он медленно покачал головой.

   — Но вы ведь в это не верите, — проговорил он. — Вы ведь на самом 

деле не верите в это. А если это не так, то можете сейчас же 

убираться, и чтоб больше я вас здесь не видел.

   — Верю я в это или нет, не имеет никакого значения. Я пытаюсь 

показать вам юридическую сторону этого дела. Ну а каковы же мотивы? 

Ради чего было Силии убивать Джесси? Уж конечно же, не ради денег или 

имущества — она имеет свой собственный доход, как и вы.

   Чарли присел на краешек кровати и наклонился ко мне, держа руки на 

коленях.

   — Нет, — прошептал он, — дело тут не в деньгах и не в имуществе.

   Я беспомощно развел руками.

   — Так в чем же?

   — Да вы же знаете, — сказал он. — Во мне. Сначала это была старая 

леди, у которой случался сердечный приступ всякий раз, как только я 

пытался принадлежать самому себе. Потом, когда она умерла и мне 

показалось: я стал свободен, появилась Силия. С той самой минуты, 

когда я просыпался утром, и до того момента, когда я ложился спать, 

Силия не отходила от меня ни на шаг. У нее никогда не было ни мужа, ни 

ребенка — но у нее был я!

   — Но она же ваша сестра, Чарли. Она любит вас, — тихо проговорил я. 

В ответ раздался все тот же неприятный, отрывистый смех.

   — Она любит меня так же, как плющ любит дерево. Теперь, когда я 

думаю о прошлом, я по-прежнему не могу понять, как ей это удавалось — 

она просто посмотрит на меня как-то по-особому, и силы покидают меня. 

И так продолжалось до тех пор, пока я не встретил Джесси... Как сейчас 

помню тот день, когда я привел Джесси к нам в дом и сообщил Силии, что 

мы поженились. Она ничего не сказала, лишь взгляд у нее был тот самый 

— должно быть, именно так смотрела она и тогда, когда столкнула Джесси 

с лестницы.

   — Вы же заявили на следствии, что никогда не видели, чтобы она 

угрожала Джесси или обижала ее, — сказал я.

   — Конечно, я ни разу не видел! Но когда Джесси ходила как в воду 

опущенная и все время молчала или плакала по ночам, лежа в кровати, и 

не говорила почему, я прекрасно понимал, что происходит. Вы же знаете, 

что за человек была Джесси. Не сказать, чтобы она была уж очень умной 

или хорошенькой, но у нее было на редкость доброе сердце, и она души 

во мне не чаяла. И когда уже через месяц все это стало в ней угасать, 

я знал, в чем причина. Я поговорил с ней, поговорил с Силией, и обе 

они лишь покачали головой. Мне ничего другого не оставалось, как 

бесцельно бродить по дому, но когда это случилось, когда я увидел 

Джесси, лежащую там внизу, то совсем не удивился.

   — Не думаю, чтобы это вообще удивило кого-нибудь, кто знает Силию, 

— заметил я, — но мы не можем строить на этом обвинение.

   Он бил кулаком по колену и раскачивался из стороны в сторону.

   — Что мне делать? — спросил он. — За этим я вас и позвал — скажите, 

что же мне делать. Всю свою жизнь я нигде не бывал и ничем не 

занимался из-за нее. На это она сейчас и рассчитывает — что я ничего 

не стану предпринимать и она выйдет сухой из воды. Затем, через какое-

то время, все уляжется, и мы вернемся к тому, с чего начали!

   — Чарли, напрасно вы так себя накручиваете, — сказал я.

   Он встал, пристально посмотрел на дверь, затем на меня.

   — Но я же могу кое-что сделать, — прошептал он. — Вы догадываетесь?

   Он ждал ответа с торжествующим видом человека, который загадал 

трудную загадку, заведомо зная, что она поставит собеседника в тупик. 

Я поднялся, чтобы видеть его лицо, и медленно покачал головой.

   — Нет, — ответил я. — Что бы вы ни придумали, выбросьте это из 

головы.

   — Не пытайтесь сбить меня с толку, — сказал он. — Вы же знаете, 

можно убить так, что никто этого не докажет, если ты такая же хитрая 

бестия, как Силия. Но разве я не столь же сообразителен и хитер, как 

она?

   Я схватил его за плечи.

   — Ради Бога, Чарли, перестаньте так говорить. Он освободился от 

моих объятий и нетвердой походкой пошел, держась за стену. Глаза его 

ярко блестели, рот был приоткрыт, виднелись зубы.

   — Скажите, что же мне делать? — взмолился он. — Все забыть, забыть 

о том, что Джесси мертва, что она уже в могиле? Сидеть здесь и ждать, 

пока Силии надоест меня бояться и она убьет меня, как и Джесси?

   Мои годы и сдержанность изменили мне в этой маленькой перепалке с 

ним, и я почувствовал, что мне уже не хватает самообладания и воздуха.

   — Вот что я вам скажу, — не выдержал я. — Вы не выходили из дому с 

тех пор, как закончилось следствие. Пришло время выйти хотя бы только 

для того, чтобы пройтись по улицам и поглядеть вокруг.

   — Ну да, и чтобы, завидев меня, все надо мной смеялись?

   — Попробуйте, а там видно будет. Эл Шарп сказал, что кое-кто из 

ваших друзей придет сегодня вечером к нему в гриль-бар и что он будет 

рад видеть и вас у себя. Вот вам мой совет — не знаю, плох он или 

хорош.

   — Ничего в нем хорошего нет, — раздался голос Силии. Дверь была 

открыта, и она неподвижно стояла на пороге комнаты и щурилась на свет. 

Чарли повернулся к ней, на его щеках заходили желваки.

   — Силия, — произнес он, — я же просил тебя никогда не заходить в 

эту комнату. Она была невозмутима.

   — Я и не захожу в нее. Я просто пришла сказать, что твой обед 

готов.

   Он с угрожающим видом шагнул в ее сторону.

   — Ну, ты все слышала, что я сказал, пока стояла под дверью? Или мне 

еще раз повторить для тебя?

   — Я услышала нечто возмутительное и мерзкое, — тихо проговорила 

она, — приглашение выпить и повеселиться в то самое время, когда в 

доме траур. Мне кажется, я имею право выразить свое неодобрение.

   Он смотрел на нее, не веря своим ушам, и мучительно пытался найти 

слова.

   — Силия, — воскликнул он, — скажи, что ты шутишь! Только самая 

отъявленная ханжа на свете или какая-нибудь сумасшедшая могла 

произнести то, что ты сейчас сказала, да еще на полном серьезе.

   Тут она взорвалась.

   — Я сумасшедшая?! — закричала она. — И ты смеешь говорить так о 

других? Ты, который заперся в своей комнате, разговариваешь сам с 

собой, думаешь Бог знает о чем! — Она вдруг повернулась ко мне. — Вы 

говорили с ним. Вы должны знать. Возможно ли, чтобы...

   — Он в здравом уме так же, как и вы, Силия, — не спеша произнес я.

   — Тогда ему следовало бы знать, что никто не ходит по барам в такой 

момент. Как же вы могли предлагать ему это?

   Она выпалила в меня этот вопрос с таким злобным торжеством, что я 

совершенно потерял над собой контроль.

   — Если бы вы не собирались выбросить вещи Джесси, Силия, я бы 

всерьез задумался над вашим вопросом!

   Это было очень опрометчивое заявление с моей стороны, и я тут же о 

нем пожалел. Не успел я и глазом моргнуть, как Чарли промчался мимо 

меня и так крепко схватил Силию за руки, что она не могла 

пошевелиться.

   — Ты посмела войти в ее комнату? — закричал он вне себя от ярости и 

принялся трясти ее изо всех сил. — Говори!

   И, прочитав ответ на ее испуганном лице, он вдруг отпустил ее руки, 

словно его что-то обожгло, да так и остался стоять там, ссутулившись и 

поникнув головой.

   Силия протянула к нему руку, в надежде как-то его успокоить.

   — Чарли, — захныкала она, — неужели ты не понимаешь? Когда ты 

видишь вокруг себя ее вещи, это вызывает у тебя беспокойство. Я только 

хотела помочь тебе.

   — Где ее вещи?

   — У лестницы, Чарли. Там все.

   Он стал спускаться вниз по лестнице в прихожую, и я почувствовал, 

что по мере того, как удалялся звук его неуверенных шагов, мое сердце 

билось все ровнее и ровнее. Силия обернулась и посмотрела на меня — в 

ее глазах была такая дикая ненависть, что меня охватило отчаянное 

желание немедленно выбраться из этого дома. Я взял свои вещи с кровати 

и направился было к двери, но Силия преградила мне путь.

   — Вот видите, что вы натворили? — хрипло прошептала она. — Теперь 

мне снова придется собирать и упаковывать их. Это довольно утомительно 

для меня, но придется заняться этим еще раз — и все из-за вас.

   — А вот это уж дело ваше, — холодно произнес я.

   — Нет, ваше, — сказала она. — Ваше, старый дурак! Ведь это, 

кажется, вы были вместе с ней, когда я...

   Резким движением я опустил свою трость ей на плечо и почувствовал, 

как она содрогнулась.

   — Как ваш адвокат, Силия, — произнес я, — советую вам болтать 

языком только во сне, когда вы не несете никакой ответственности за 

то, что говорите.

   Она не вымолвила больше ни слова, но я все же позаботился о том, 

чтобы она на всякий случай находилась в поле моего зрения до тех пор, 

пока я снова ни очутился на улице.



   От Борэм-хауза до гриль-бара Эла Шарпа было всего несколько минут 

ходьбы, и я довольно быстро преодолел это расстояние, наслаждаясь 

чистым морозным воздухом, обжигавшим мое лицо. Эл в одиночестве стоял 

за стойкой бара и сосредоточенно протирал стаканы; когда же он меня 

заметил в дверях, то, радостно приветствуя, произнес:

   — Веселого Рождества, адвокат!

   — И вам того же, — ответил я, наблюдая за тем, как он ставит на 

стойку сулящую успокоение бутылку и пару стаканов.

   — Вы точны, как часы, адвокат, — проговорил Эл, разливая в стаканы 

что-то крепкое. — Я как раз вас и поджидал.

   Мы выпили друг за друга, и Эл, перегнувшись через стойку бара, 

доверительно спросил:

   — Прямо оттуда?

   — Да, — кивнул я.

   — Чарли видели?

   — И Силию, — проговорил я.

   — Ну, меня этим не удивишь, — сказал Эл. — Я тоже видел ее — она 

ходит за покупками мимо меня. Бежит, голова опущена, в черной шали, 

словно что-то ее гонит. Мне кажется, она вся в мыслях о том, что 

произошло.

   — Похоже, вы правы, — проговорил я.

   — Но Чарли, он же совершенно один. Никогда не видел его здесь 

вообще. Вы ему передали, что мне хотелось бы его как-нибудь увидеть?

   — Да, передал, — ответил я.

   — И что же он?

   — А ничего. Силия сказала, что ему не стоит приходить сюда, пока он 

в трауре.

   Эл тихо и выразительно присвистнул и покрутил пальцем у виска.

   — Скажите, — произнес он, — вы считаете, что их можно спокойно 

оставлять вдвоем в одном доме в таком состоянии? Я хочу сказать, что, 

судя по тому, как обстоят дела, и по тому, как себя чувствует Чарли, 

могут возникнуть новые неприятности.

   — Похоже, сегодня вечером так оно и было какое-то время, — сказал 

я. — Но потом все улеглось.

   — До следующего раза, — заметил Эл.

   — Я буду рядом с ними.

   Эл взглянул на меня и покачал головой.

   — Ничего не меняется в этом доме. Ничегошеньки. Вот почему можно 

наперед знать все, что вы скажете. Вот отчего я нисколько не 

сомневался, что вы будете стоять вот здесь примерно в это время и 

говорить со мной об этом.

   Я по-прежнему остро ощущал запах тлена, и я знал, что пройдет много 

дней, прежде чем он выветрится из моей одежды.

   — Это тот день, который я хотел бы вычеркнуть из календаря на много 

лет вперед, — заметил я.

   — И оставить их один на один со своими проблемами. Так им и надо.

   — Они не одни, — произнес я. — С ними Джесси. Она всегда будет с 

ними, пока дом и все, что в нем, не исчезнет.

   Эл нахмурился.

   — Это, конечно же, самое странное событие, которое когда-либо 

происходило в этом городе. Дом погружен в темноту, она носится по 

улицам, словно что-то ее гонит, он лежит в своей комнате, заточив себя 

в четырех стенах, вот уже... — когда это случилось с Джесси, адвокат?

   Посмотрев немного в сторону, мимо Эла, я мог видеть в зеркале у 

него за спиной отражение своего собственного лица — раскрасневшиеся 

щеки, тяжелый подбородок, скептический взгляд.

   — Двадцать лет назад, — услышал я свой голос. — Как раз сегодня 

ровно двадцать лет.