Стивен Кинг



                          "КАДИЛЛАК" ДОЛАНА



                                     Перевод с английского Б. Любарцева







                                      Месть - блюдо, которой лучше есть

                                      холодным.

                                                    Испанская пословица



Я ждал и выслеживал его семь лет. Я наблюдал,  как он входит и выходит

- Долан. Как вплывает в роскошные рестораны с женщиной под руку - каж-

дый раз с другой, всегда в сопровождении двух телохранителей.  Как его

волосы из сероватого приобретают модный серебристый оттенок, тогда как

у меня они просто выпадали, пока я совсем не облысел.  Как он регуляр-

но отбывает из Лас-Вегаса на Западное побережье;  как возвращается от-

туда. Пару раз я наблюдал с боковой дороги, как его "седан девиль" то-

го же цвета,  что и шевелюра,  проносится по  шоссе  №  71  в  сторону

Лос-Анджелеса.  Доводилось мне видеть - хоть и не часто,- как он  нап-

равляется из своего дома в Голливуде на том  же  сером  "кадиллаке"  в

сторону Лас-Вегаса. Я школьный учитель.  Учителя и опасные преступники

не имеют возможности для подобной свободы передвижсния  -  это  просто

экономическая данность.  Он не знал,  что я выслеживаю его,- я никогда

не приближался настолько,  чтобы он это заметил.  Я был осторожен.  Он

убил мою жену или подстроил убийство: это все равно,  в конце  концов.

Хотите подробности? От меня их не услышите. Если вам так уж интересно,

поднимите старые подшивки газет. Ее звали Элизабет.  Она преподавала в

той же школе, где и я преподаю по сей день. Она учила первоклассников.

Они ее любили. Думаю,  некоторые не забыли се до сих пор,  хотя теперь

они уже в выпускных классах.  Я любил ее и люблю поныне.  Она была  не

красавицей, но весьма хорошенькой.  Тихоня,  но могла и посмеяться.  Я

тоскую по ней.  По ее карим глазам.  Для меня никогда не  существовало

других женщин.  И не будет существовать.  Он выкрутился - Долан.   Это

все, что вам надо знать. А Элизабет оказалась не там, где положено,  и

все видела. Она пошла в полицию, а полиция отослала се в ФБР, и там ее

допросили, и она сказала,  что да,  она даст показания.  Они пообещали

защитить ее,  но то ли поленились,  то ли недооценили Делана.   Скорее

всего, и то, и другое. Как бы там ни было,  однажды вечером она села в

машину,  и динамит,  подсоединенный к системе зажигания,  сделал  меня

вдовцом. Он сделал меня вдовцом - Долан. Свидетелей не было, и его оп-

равдали. Он вернулся в свой мир,  а я в свой.  Ему - роскошные апарта-

менты в Лас-Вегасе, мне - пустая комната.  Ему - куча женщин в мехах и

вечерних платьях с блестками, мне - полная тишина. Ему - серый "кадил-

лак" (за эти годы он  их  сменил  четыре  раза),    мне  -  старенький

"бьюик-ривьера". Ему - седина, мне - лысина. А я следил. Я был осторо-

жен - о, да! Крайне осторожен. Я знал, что он такое,  на что способен.

Я понимал, что он раздавит меня, как червяка, если учует, что я замыш-

ляю.  Поэтому я соблюдал осторожность.  Три года назад во время летних

каникул я сопровождал его (на почтительном расстоянии) в Лос-Анджелес,

куда он часто ездил.  Он давал приемы на своей роскошной вилле (я наб-

людал за сборами и разъездами,  укрывшись в безопасной  тени  в  конце

квартала,  замирая,  когда мимо проносились полицейские патрули),  а я

ночевал в дешевом отеле, где постояльцы включали радио на полную гром-

кость,  а напротив располагался стриптиз-бар,  огни которого всю  ночь

отражались в окнах.  В те ночи я мечтал о карих глазах Элизабет,   мне

снилось, что ничего не случилось, и я просыпался в слезах.  Я уже поч-

ти утратил надежду. Его хорошо охраняли, видите ли,  даже чересчур хо-

рошо. Он никуда не выезжал без двух вооруженных до зубов горилл, а его

"кадиллак" был бронирован и снабжен огромными самозатягивающимися  ши-

нами - такие обожают диктаторы в малых неспокойных странах.  Только  в

последний раз я понял,  как это можно сделать,  но  лишь  после  очень

опасного прокола. Я последовал за ним в Лас-Вегас,  стараясь держаться

позади на расстоянии не менее мили, а то и двух-трех. Когда мы пересе-

кали пустыню с запада на восток,  его машина иногда казалась солнечным

бликом на горизонте, и я думал об Элизабет, о том,  как солнце отража-

лось в ее волосах. В тот раз я прилично отстал. В середине недели дви-

жения на федеральном шоссе № 71 почти не бывает. Когда машин мало, ви-

сеть на хвосте очень опасно - это знают даже учителя средней школы.  Я

проехал оранжевый знак "ОБЪЕЗД ЧЕРЕЗ 5 МИЛЬ" и еще  сбросил  скорость.

На объездах в тех местах транспорт буквально ползет,  и я не хотел по-

падаться на глаза водителю "кадиллака" на пустынном проселке.  Следую-

щий знак гласил: "ОБЪЕЗД ЧЕРЕЗ 3  МИЛИ"  и  ниже:  "ВПЕРЕДИ  ВЗРЫВЫ  -

ВКЛЮЧИТЬ РАДИОСВЯЗЬ". Мне вспомнился фильм,  я видел его много лет на-

зад.  В этом фильме банда вооруженных грабителей заманила  бронирован-

ный автомобиль в пустыню, использовав ложные указатели объезда.  Когда

водитель попался на эту удочку и съехал на грязный проселок (а в  пус-

тыне их тысячи - овечьих и скотопрогонных троп и старых военных дорог,

которые ведут в никуда), воры убрали знаки, обеспечив полную изоляцию,

а потом просто осаждали машину, пока охранники не вышли.  Они перебили

охранников. Я вспомнил. Они перебили охранников.  Я добрался до начала

объезда и свернул.  Дорога оказалась ужасной,  как  я  и  предполагал:

грязь по колено,  двум машинам не разъехаться,  от ухабов  мой  старый

"бьюик" трясся и стонал.  "Бьюику" требовались новые амортизаторы,  но

это роскошь,  на которую учителю приходится копить,  даже вдовцу,   не

отягощенному ни детьми, ни увлечениями, если не считать жажды мести. В

сотрясающемся и захлебывающемся в грязи "бьюике"  меня  осенила  идея.

Вместо того,  чтобы следовать за "кадиллаком" Долана,  когда он в сле-

дующий раз отправится из Лас-Вегаса в Лос-Анджелес или  наоборот,    я

объеду его - вырвусь вперед. Я устрою ложный объезд, как в кино,  зав-

леку его в безмолвную, опоясанную горами глухомань к западу от Лас-Ве-

гаса.  Там я уберу дорожные знаки,  как это сделали ребята в фильме...

Возврат к действительности отрезвил меня.  "Кадиллак" Делана находился

передо мной, прямо передо мной, на обочине пыльного проселка. Одна ши-

на, хоть и самозатягивающаяся, спустила. Нет - не просто спустила. Она

взорвалась, наполовину слетев с обода. Видимо,  эта сволочь напоролась

на острый обломок скалы,  словно на противотанковую ловушку.  Один  из

телохранителей приподнимал домкратом перед машины.  Второй - здоровен-

ное рыло, у которого из-под короткой стрижки струился пот, стоял, зас-

лонив собой Долана. Даже в пустыне, заметьте, они не рисковали.  Долан

расслабился - стройный,  в расстегнутой рубашке и темных брюках,   его

серебристая шевелюра развевалась под ветерком пустыни.  Он курил сига-

рету и поглядывал на своих людей,  будто это происходило где-нибудь на

балу или в кабинете. Он встретился со мной взглядом и отвел глаза, яв-

но не узнавая,  хотя однажды видел меня,  семь лет тому назад (у  меня

еще были волосы!), на предварительном слушании,  когда я сидел рядом С

женой. Страх,  охвативший меня под взглядами из "кадиллака",  сменился

яростью. Я думал: вот сейчас открою окно,  высунусь из машины и закри-

чу: "Как ты смел забыть меня? Как ты смел не заметить меня?" О да, это

будет жест сумасшедшего. Это хорошо, что он меня забыл, это прекрасно,

что он меня не заметил. Лучше быть мышкой за плинтусом, которая перег-

рызает проводки.  Лучше быть пауком высоко на чердаке,  плетущим  свою

сеть. Тот, кто возился с домкратом, помахал мне, но не один Долан ока-

зался забывчивым. Я равнодушно взглянул на водителя, желая,  чтобы его

хватил инфаркт, или инсульт, или и то и другое сразу. Я проехал дальше

- но сердце у меня билось так,  что несколько минут горы  вдали  двои-

лись и троились перед глазами.  "Был бы у меня пистолет!  - думал  я.-

Если бы только был пистолет! Я бы покончил с его гнусной,  жалкой жиз-

нью, если бы у меня тогда был пистолет!" Много миль спустя ко мне вер-

нулась способность рассуждать трезво.  Если бы у меня был пистолет,  я

мог бы быть уверен лишь в одном - что меня убьют.  Если бы у меня  был

пистолет, я мог бы вытащить его,  когда меня позвал водитель с домкра-

том, и выйти, и начать палить в безлюдной пустыне.  Может быть,  в ко-

го-нибудь я бы и попал.  Потом меня застрелили бы и кое-как зарыли,  а

Делан по-прежнему сопровождал бы красивых  женщин  и  разъезжал  между

Лас-Вегасом и Лос-Анджелесом в своем серебристом "кадиллаке", пока ко-

йоты раскапывали бы мои останки и дрались из-за моих костей под холод-

ной луной. И Элизабет осталась бы неотмщенной - вовсе. Те,  кто сопро-

вождал его, умели убивать. Я умел учить третьеклассников. Это не кино,

напомнил я себе,   выезжая  на  трассу  под  оранжевым  знаком  "КОНЕЦ

РЕМОНТНЫХ РАБОТ.  ШТАТ НЕВАДА БЛАГОДАРИТ ВАС!".  И если я когда-нибудь

спутаю реальность с киношкой, если позволю себе мечтать о том, что лы-

сеющий близорукий учитель младших классов  способен  стать  гангстером

Грязным Гарри, то никакой мести не бывать.  Но возможна ли месть вооб-

ще? Когда-нибудь?  Моя идея сделать ложный объезд была столь же роман-

тической и несерьезной,  как и желание выскочить из старого "бьюика" и

поливать их троих пулями - это мне-то,  который из винтовки стрелял  в

последний раз в шестнадцать лет,  а пистолета и вовсе в руках не  дер-

жал. Тут бы потребовалась целая банда сообщников - даже из вспомнивше-

гося мне фильма это было очевидно при всей его романтичности.  Там  их

было восемь или девять человек в двух группах,    которые  связывались

между собой по рации. Один даже кружил над дорогой в маленьком самоле-

тике для подстраховки: следовало удостовериться, что бронированная ма-

шина,  приближаясь к нужному участку,  окажется в относительном одино-

честве. Сюжет, конечно,  придумал какой-то пузатый сценарист,  сидя на

краю своего плавательного бассейна со стаканом ананасового сока в  од-

ной руке и машинкой Эдгара Уоллеса для сочинения фабул в другой. И да-

же этому парню понадобилась чуть ли не армия,   чтобы  воплотить  свою

идею в жизнь.  А я был один.  Ничего не выйдет.  Это просто обманчивая

мысль вроде тех, что уже посещали меня за эти годы - например, что мне

удастся как-то запустить отравляющий  газ  в  кондиционер  Делана  или

взорвать его виллу в Лос-Анджелесе, а то,  достав грозное смертоносное

оружие, допустим гранатомет,  разнести в клочья его чертов серебристый

"кадиллак" на шоссе №71. Лучше не связываться.  Но мысль не отпускала.

"Отсечь его,- продолжал шептать внутренний голос как бы от имени  Эли-

забет.- Отсечь его,  как опытная овчарка отделяет от стада ту  овечку,

на которую укажет хозяин.  Заманить его в пустыню и убить.   Убить  их

всех". Не выйдет. Если даже не признавать ничего больше,  то уж навер-

няка следует согласиться с тем,   что  человек,    проживший  столько,

сколько Долан, должен обладать отточенным инстинктом выживания - отто-

ченным до уровня мании.  Он и его люди разгадают обман с  объездом  за

минуту.  "А в этот день они обманулись,- возразил внутренний голос  за

Элизабет.- Даже и не колебались. Пошли,  как ягненок на заклание".  Но

я-то знал - да, каким-то образом знал!  - что люди вроде Долана,  ско-

рее даже волки,  а не люди,  вырабатывают в себе какое-то шестое  чув-

ство,  когда появляется угроза.  Я могу  украсть  настоящие  указатели

объезда у дорожников и расставить их в нужных местах,  могу даже доба-

вить светящиеся оранжевые конусы и пару дымовых сигнализаторов.  Я все

это сделаю,  а Долан все равно учует пот с моих пальцев.  Учует сквозь

пуленепробиваемые стекла. Он закроет глаза, и имя Элизабет выплывет из

змеиного клубка в его мозгу.  Голос,  говоривший  от  имени  Элизабет,

умолк, и я решил, что на сегодня он сдался. И тут,  когда на горизонте

показался Лас-Вегас - плывущий голубой туман на дальнем краю пустыни,-

он снова заговорил. "Значит, не надо пробовать ложный объезд,- прошеп-

тал он.- Замани его в настоящий".Я резко вывернул  "бьюик"  и  надавил

обеими ногами на тормозную педаль. Расширенными от удивления глазами я

уставился на свое отражение в боковом зеркале.  Внутренний голос  рас-

смеялся. Это был злой, странный смех,  но спустя некоторое время я за-

хохотал вместе с ним. Коллеги подшучивали надо мной, когда я вступил в

группу здоровья на Девятой улице.  Один все хотел дознаться,  не насы-

пал ли мне кто-то песок в глаза. Я хохотал вместе с ними.  Такие,  как

я, не вызывают подозрений, пока смеются вместе со всеми. А почему бы и

не повеселиться? Жена моя уже семь лет как умерла, так ведь? Теперь от

нее осталась только кучка пыли и волос да несколько  костей  в  гробу!

Так отчего бы и не посмеяться?  Когда  такие,    как  я,    прекращают

смеяться, люди замечают,  что что-то не так.  Я смеялся вместе с ними,

хотя мышцы у меня болели всю осень я зиму.  Я делал это,  несмотря  на

то,  что испытывал постоянный голод - ни перекусить днем,  ни  опусто-

шить холодильник поздно ночью, ни пива, ни рюмочки перед обедом.  Зато

много красного мяса и овощи, овощи, овощи.  К Рождеству я купил трена-

жер. Нет, не совсем так. Элизабет купила мне к Рождеству тренажер. До-

лана я теперь видел реже: не на шутку увлекся,  избавляясь от  живота,

накачивая руки, грудь и ноги. Но бывали времена, когда казалось, что я

не осилю этого,  не смогу по-настоящему набрать физическую форму,   не

проживу без лишнего кусочка пирога и без сливок в кофе.  Тогда я  ста-

вил машину поблизости от его любимых ресторанов  или  клубов  и  ждал,

когда он появится из серого "кадиллака" с надменной блондинкой или ве-

селой шатенкой об руку - или с обеими сразу. Вот он, тот, кто убил мою

Элизабет,  вот он шествует в строгом костюме от Бижана,  а его золотой

"ролекс" мерцает в огнях ночного клуба. Усталый и обессиленный, я при-

ходил к Долану,  как жаждущий путник к оазису в пустыне.  Я пил отрав-

ленную воду и приходил в себя.  В феврале я начал ежедневно бегать,  и

коллеги смеялись над тем,  как моя лысина облазит и краснеет,  а потом

снова облазит и снова краснеет,  как бы я ни мазал ее защитным кремом.

Я хохотал вмести с ними,  как будто не я дважды чуть не падал в  обмо-

рок и не мои ноги сводили в конце пробежек невыносимые судороги.  Ког-

да настало лето,  я пошел наниматься на работу в  дорожное  управление

штата Невада.  Служба занятости приняла меня с испытательным сроком  и

направила к участковому мастеру по имени Харви Блокер.  Это был  высо-

кий крепыш,  загоревший почти дочерна под солнцем Невады.  Он ходил  в

джинсах, пыльных сапогах и синей майке без рукавов.  На майке было на-

писано: "ЗЛОЙ НАЧАЛЬНИК".  Под кожей перекатывались громадные мускулы.

Он посмотрел на мое направление.  Потом взглянул на меня и расхохотал-

ся.  Скатанная бумага выглядела совсем крохотной в его громадном кула-

чище.

- Ты, наверно, шутишь, дружок. То есть точно шутишь.  Здесь у нас сол-

нце пустыни и жара пустыни - вовсе даже не салон для загара.   Кто  ты

по-настоящему, парень? Бухгалтер?

- Учитель,- сказал я.- Третьего класса.

- Ух ты, здорово,- он снова захохотал.- Давай-ка

вали отсюда, понял?

Я вынул карманные часы,  доставшиеся мне от прадедушки,  который рабо-

тал на последнем отрезке трансконтинентальной железной дороги.  По се-

мейной легенде,  он присутствовал при забивке золотого костыля.  Я вы-

нул часы и покачал их на цепочке перед Блокером.

- Видишь? - спросил я.- Стоят шестьсот, а может, и семьсот долларов.

- Это взятка? - Блокер снова расхохотался.   Смешливый  был  человек.-

Слушай, я знаю, что люди заключали сделки с дьяволом, но впервые вижу,

как человек хочет за взятку отправиться в ад.- Теперь  в  его  взгляде

появилось какое-то подобие сочувствия.- Может,  тебе кажется,  что  ты

понимаешь, куда идешь, но я тебе говорю,  что ты и малейшего представ-

ления не имеешь. В июле здесь бывает до семидесяти пяти градусов к за-

паду от Индиан-Спрингс.  Здоровенные мужики плачут.  А ты-то не силач,

парень.  Мне не нужно заставлять тебя снимать рубашку,  чтобы увидеть,

что у тебя там ничего нет, кроме пары мускулов,  накачанных в паршивой

группе здоровья, а с этим в Большой Пустыне делать нечего. Я сказал:

- Как только решишь, что я не тяну,  сразу уйду.  А часы будут твоими.

Спорить не стану.

- Врешь, гад. Я взглянул на него. Он пристально всматривался в меня.

- Не врешь,- с каким-то восхищением произнес он.

- Нет.

- Отдашь часы Тинкеру на хранение?  - он указал на громадного негра  в

ярко расписанной рубашке,  который сидел неподалеку в кабине бульдозе-

ра, ел фруктовый пирог из "Макдональдса" и прислушивался к разговору.

- А ему можно доверять?

- Много болтаешь.

- Значит,  пусть будут у него,  пока ты меня не выгонишь или пока я нс

вернусь в школу в сентябре.

- А что я ставлю против?  Я показал на направление,  зажатое у него  в

кулаке:

- Подпиши,- сказал я.- Это будет твоя ставка.

- Ты спятил. Я подумал о Долане и Элизабет и промолчал.

- Начнешь с самой дерьмовой работы,- предупредил Блокер.- Будешь  раз-

гребать горячий асфальт за грузовиком и засыпать в ямы. Не потому, что

я хочу твои вонючие часы, хотя я с удовольствием их взял бы,  а потому

что с этого все начинают.

- Понял.

- Пока не усвоишь, парень.

- Я усваиваю.

- Нет,- произнес Блокер,- пока нет. Но усвоишь. И он оказался прав.  Я

почти ничего не помню о первых двух неделях - просто я ходил  с  лопа-

той, засыпал горячий асфальт в яму и брел, не поднимая головы, за гру-

зовиком, пока он не остановится у следующей ямы.  Иногда мы работали в

центре, и я слышал звон рулеточных колокольчиков,  доносившийся из ка-

зино. Временами мне кажется, что это всего лишь звенело у меня в голо-

ве.  Иногда я поднимал голову и видел,  как Харви Блокер рассматривает

меня с каким-то странным сочувствием: лицо его мерцало на жаре, от ко-

торой плавился асфальт. А иногда я переводил взгляд на Тинкера, сидев-

шего под парусиновым тентом в кабине бульдозера,  и тогда Тинкер выни-

мал прадедушкины часы и помахивал ими на цепочке,    пуская  солнечных

зайчиков. Я боролся за то, чтобы не упасть в обморок,  любой ценой ус-

тоять на ногах. Весь июнь и первую половину июля мне это удавалось,  и

однажды Блокер присел рядом со мной в перерыв, когда я трясущимися ру-

ками подносил ко рту сандвич.  Дрожь у меня не проходила до десяти ве-

чера. Это из-за жары. Если бы я не трясся,  то потерял бы сознание,  и

когда я думал о Долане, это поддерживало во мне дрожь.

- Ты еще не окреп, парень,- заметил он.

- Нет,- ответил я.- Но, как говорится, видел бы ты, с чего начинали.

- Я все еще надеюсь увидеть,  как ты вырубаешься посреди дорожного по-

лотна, а ты не падаешь. Но упадешь.

- Не упаду.

- Упадешь, точно. Если и дальше походишь с лопатой за грузовиком, сва-

лишься.

- Нет.

- Самое жаркое лето еще не наступило, парень. Тинк это называет сково-

родочной погодой.

- Я устою. Он вынул что-то из кармана. Это были прадедушкины часы.  Он

бросил их мне на колени.

- Забери эту дрянь,- сказал он.- Мне это не нужно.

- Ты заключил со мной пари.

- Я его расторгаю.

- Если ты меня выгоняешь,  я подам в суд,- всполошился я.- Ты мне под-

писал направление. Ты...

- Я тебя не выгоняю,- он отвернулся.- Я скажу Тинку,  чтобы он  научил

тебя работать на фронтальном погрузчике. Я долго в растерянности смот-

рел на него. Никогда еще моя классная комната, прохладная и уютная, не

казалась мне такой далекой... и тем не менее,  я до сих пор понятия не

имел, как мыслят люди вроде Блокера и что они имеют в виду,  когда го-

ворят то, что говорят. Я знал,  что он одновременно восхищается мной и

презирает меня, но не представлял, в какой момент какое из этих чувств

он испытывает.  "И не беспокойся об этом,  милый,- вдруг заговорил го-

лос Элизабет внутри меня.- Твое дело - Долан. Думай о Долане".

- Зачем ты собираешься это сделать?  - произнес я  наконец.    По  его

взгляду я понял, что мой вопрос одновременно взбесил и развеселил его.

Но больше, видимо, все-таки взбесил.

- Что с тобой, парень? Кто я, по-твоему?

- Я не...

- Думаешь, я хочу тебя убить за твои вонючие часы? Это ты думаешь?

- Извини.

- Да уж точно.  Самый виноватый кретин,  которого я видел.  Я  отложил

прадедушкины часы в сторону.

- Ты никогда не станешь сильным,  парень.  Есть такие люди и растения,

которые приживаются на солнце. Другие вянут и гибнут. Ты погибнешь. Ты

это знаешь и все-таки не прячешься в тень. Почему? Зачем тебе это нуж-

но?

- Есть причины.

- Ну да, надо полагать. А Бог помогает всякому, кто упирается так, как

ты. Он поднялся и отошел. Ко мне приблизился ухмыляющийся Тинкер:

- Думаешь, ты сможешь освоить фронтальный погрузчик?

- Думаю, что да,- ответил я.

- И я так думаю,- продолжал он.- Старик Блок тебя любит  -  просто  не

знает, как это выразить.

- Я это заметил. Тинкер рассмеялся:

- Ты упрямая сволочь, точно?

- Надеюсь, что так,- подтвердил я. Остаток лета я провел за рулем пог-

рузчика, а когда осенью вернулся в школу,  почти такой же черный,  как

Тинк, коллеги больше не смеялись надо мной.  Иногда искоса поглядывали

мне вслед, но смеяться перестали.  У меня есть причины.  Вот что я ему

сказал. И я это сделал. Не из прихоти я провел это лето в аду. Мне на-

до было приобрести форму, понимаете ли. Чтобы приготовиться вырыть мо-

гилу мужчине или женщине, может,  и не нужны такие героические усилия,

но я не мужчине и не женщине готовил могилу.   Я  собрался  похоронить

этот чертов "кадиллак". К апрелю следующего года я подписался на изда-

ния дорожной комиссии штата.  Каждый месяц я получал бюллетень "Дорож-

ные знаки Невады". Большую часть материала я не читал; пропускал зако-

нопроекты по улучшению дорог,  объявления о покупке и продаже дорожной

техники, постановления по таким вопросам, как борьба с зыбучими песка-

ми и оврагами. То, что мне было нужно,  обычно печаталось на двух пос-

ледних страничках бюллетеня. В этом разделе, который назывался "Кален-

дарь", указывались даты и места дорожных работ в будущем месяце.  Осо-

бенно меня интересовали те места и даты,  после которых следовала  ко-

роткая аббревиатура ЗП.  Это означало: "Замена покрытия";    благодаря

приобретенному в бригаде Харви Блокера опыту я знал,  что  именно  эти

работы чаще всего связаны с устройством объездов.  Но не всегда  -  не

обязательно.  Дорожное управление закрывает участок дороги лишь тогда,

когда нет никакого другого выхода.  Но рано или поздно,  думал я,  эти

две буквы будут означать конец Долана. Всего две буквы,  но иногда они

даже снились мне: ЗП.  Вряд ли это будет легко или скоро  -  возможно,

ждать придется годы, а тем временем с Доланом может случиться все, что

угодно.  Он плохой человек,  а у плохих людей жизнь полна  опасностей.

Четыре разнонаправленных вектора должны сойтись,  словно в параде пла-

нет: поездка Долана, мои каникулы,  национальный праздник и три выход-

ных подряд. Может быть, годы. А может, и никогда. Но я испытывал абсо-

лютную уверенность, что это обязательно произойдет и что к тому време-

ни я буду готов.  И действительно наступило.  Не тем летом,    не  той

осенью и даже не следующей весной.  Но в июне прошлого года  я  открыл

"Дорожные знаки Невады" и вот что прочел в "Календаре": "1 -  22  ИЮЛЯ

(предварит.) ФЕДЕРАЛЬНОЕ ШОССЕ 71400-472 МИЛИ ЗП".  Трясущимися руками

я раскрыл настольный календарь и выяснил, что День независимости 4 ию-

ля приходится на понедельник.  Итак,  три из четырех векторов сошлись,

потому что при такой обширной замене покрытия где-то должен  быть  ус-

троен объезд. Но Долан... Как насчет Долана? Как с четвертым вектором?

Насколько я помнил, в прежние годы он трижды ездил в Лос-Анджелес на 4

июля - в праздничные дни в Лас-Вегасе дела идут хуже.  Но еще три раза

он ездил в другие места - раз в Нью-Йорк, раз в Майами,  раз в Лондон,

а однажды просто остался в Лас-Вегасе.  Если он поедет...  Как это уз-

нать? Я долго и тяжело обдумывал, но мне мешали два видения.  В первом

передо мной представал "кадиллак" Долана, мчащийся на запад по шоссе №

71 в сумерках, отбрасывая за собой продолговатую тень. Я видел, как он

проезжает знаки "ВПЕРЕДИ ОБЪЕЗД", последний из которых требовал отклю-

чить радиостанции в машинах.  Как "кадиллак" пробирается среди брошен-

ной дорожной техники - бульдозеров,  грейдеров,  фронтальных погрузчи-

ков.  Брошенной не просто на ночь,  а потому что впереди три  выходных

дня.  Во втором видении все было точно так же,   только  отсутствовали

знаки объезда.  Отсутствовали потому,  что я.это сделал.  В  последний

день занятий я вдруг сообразил, как могу узнать. Я клевал носом,  мыс-

ли мои витали за миллион миль и от школы, и от Долана,  и вдруг я рез-

ко выпрямился, столкнув вазу, стоявшую на краю стола (с красивыми пус-

тынными цветами,  преподнесенными мне учениками  по  случаю  окончания

учебного года), на пол и она разбилась.  Некоторые дети,  которые тоже

клевали носами, тут же очнулись, и, видимо, что-то в моем лице напуга-

ло одного из них,  потому что мальчик по имени Тимоти Урих разревелся,

и мне пришлось его успокаивать. "Простыни,- думал я,  поглаживая Тимми

по головке.- Простыни, подушки,  скатерти,  серебряная посуда,  ковры.

Все должно быть как следует. Он захочет,  чтобы все было как следует".

Ну, конечно. Порядок в доме - это так же неотъемлемо от Долана,  как и

серый "кадиллак". Я улыбнулся, и Тимми Урих ответил мне улыбкой, но не

Тимми я улыбался.  Я улыбался Элизабет.  Занятия в том году окончились

10 июня. Двадцать дней спустя я вылетел в Лос-Анджелес.  Я взял машину

напрокат и остановился в своем всегдашнем дешевом отеле.    Каждый  из

следующих трех дней я ездил в Голливуд и следил за виллой Делана. Я не

мог следить постоянно: меня заметили бы.  Богачи нанимают  специальных

людей,  чтобы отлавливать слишком любопытных - те  могут  представлять

опасность. Вроде меня. Сначала ничего не происходило. В доме не ощуща-

лось признаков жизни, лужайка не заросла - Боже упаси!  Вода в бассей-

не была, несомненно,  чистой и хлорированной.  Но все равно чувствова-

лась пустота - шторы опущены, двор без машин,  никто не купался в бас-

сейне,  который молодой человек с конским хвостом  на  затылке  чистил

каждое утро.  Во мне нарастало ощущение провала.  Но я оставался,  еще

надеясь на последний вектор. Двадцать девятого июня,  когда я уже поч-

ти приговорил себя к еще одному году слежки,  и ожидания,  и  утренних

пробежек,  и работы на погрузчике у Харви Блокера (если,  конечно,  он

снова меня возьмет),  к воротам виллы Долана подъехала синяя машина  с

надписью "ЛОС-АНДЖЕЛЕС. ОХРАННЫЕ УСЛУГИ".  Человек в форме вышел и от-

пер ворота ключом.  Он загнал машину внутрь и оставил за углом  виллы.

Затем закрыл створки ворот и снова запер.  Хоть что-о новое.  Я ощутил

слабый проблеск надежды.  Я отъехал,  заставил себя почти два часа ту-

да-сюда гонять машину,  затем вернулся,  остановившись на сей раз не у

подножья холма,  а наверху.  Минут пятнадцать спустя  к  вилле  Делана

подъехал синий фургон. На боку его виднелась надпись большими буквами:

"БОЛЬШОЙ ДЖО. УБОРКА".  У меня учащенно забилось сердце.  Я наблюдал в

зеркало заднего вида и хорошо помню,  как мои руки  вцепились  в  руль

взятой напрокат машины.  Из фургона появились четыре женщины - две бе-

лые, одна черная,  одна мексиканка.  Все в белых передниках,  как офи-

циантки, но, разумеется,  не официантки,  а уборщицы.  Охранник вышел,

когда одна из них позвонила у калитки, и отпер ее.  Они поболтали впя-

тером, пересмеиваясь.  Охранник попытался облапить одну из них,  и та,

смеясь,  шлепнула его по руке.  Другая женщина села за руль  и  вывела

фургон на площадку.  Остальные направились к дому,  щебеча друг с дру-

гом, пока охранник отпирал и запирал ворота. Пот заливал мое лицо; мне

казалось,  будто меня намазали солидолом.  Сердце  бешено  колотилось.

Женщины уже исчезли из поля зрения.  Я рискнул выглянуть  через  окно.

Задняя дверь фургона оказалась распахнутой.  Одна из приехавших  несла

большую охапку простыней, другая - полотенца, третья тащила пару пыле-

сосов. Они гуськом подтянулись к двери,  и охранник впустил их внутрь.

Я отъехал;  меня била такая дрожь,  что я едва мог управлять  машиной.

Дом открывают. Он приедет. Долан не менял свой "кадиллак" каждый год -

подходил к концу трехлетний срок службы серого "седана девиля",  в ко-

тором он ездил в том июне. Я точно знал его размеры.  Я написал запрос

на фирму "Дженерал моторс", представившись исследователем.  Мне высла-

ли инструкцию по эксплуатации и спецификации на модель того года.    И

даже вернули вложенный мною конверт с оплаченным ответом. Крупные фир-

мы всегда учтивы, даже когда дела у них идут не лучшим образом.  Потом

я дал три параметра - максимальную ширину "кадиллака",    максимальную

высоту и максимальную длину - своему приятелю, который преподает мате-

матику в средней школе Лас-Вегаса. Я вам уже говорил,  что готовился к

этому,  и подготовка моя была отнюдь не только физической.  Я предста-

вил ему свою задачу как чисто гипотетическую.  Я,мол,   хочу  написать

научно-фантастический рассказ, и мне нужно, чтобы цифры выглядели убе-

дительно.  Даже изложил ему обрывки сюжета -  я  сам  поражаюсь  своей

изобретательности. Приятель захотел уточнить,  с какой скоростью будет

двигаться мой разведывательный корабль пришельцев. Такого вопроса я не

ожидал и спросил, неужели это так важно.

- Конечно,  важно,- ответил он.- Очень важно.  Если ты хочешь,   чтобы

разведчик в твоем рассказе угодил точно внутрь ловушки,    ее  размеры

должны быть строго выдержаны.  Теперь ты мне даешь пять метров на пол-

тора. Я раскрыл было рот, чтобы объяснить, что это не точная цифра, но

он поднял руку.

- Просто приблизительно,- пояснил он.- Помогает рассчитать  траекторию

спуска.

- Чего-чего?

- Траекторию спуска,- повторил он,  и я похолодел.  В такое  выражение

человек, снедаемый жаждой мести, может влюбиться. Эдакое темное,  зло-

веще накатывающее звучание. Траектория спуска.  Я-то был уверен,  что,

если вырою могилу такой величины,  чтобы "кадиллак" поместился в  ней,

то он действительно там поместится. Приятель показал мне, что,  прежде

чем послужить могилой, она должна сработать как ловушка.  Важна и фор-

ма сама по себе, сказал он.  Щель,  которую я представлял,  могла и не

сработать - более того, вероятность того, что она не сработает, гораз-

до больше.

- Если машина не попадет точно в начало траншеи,- заявил он,- то она и

не проедет по ней. Она проскользнет под каким-то углом,  а когда оста-

новится,  пришельцы просто выйдут наружу и перебьют твоих героев.  Вы-

ход в том, чтобы расширитьь входную часть,  придав всему раскопу форму

воронки.  Потом: как со скоростью?  Если "кадиллак" Долана будет ехать

слишком быстро,  а траншея окажется слишком короткой,   он  промчится,

немного просев на ходу,  и упрется колесами или корпусом в  противопо-

ложный конец. Крыша будет слегка помята, но машина не упадет в яму.  С

другой стороны,  если скорость "кадиллака" окажется слишком мала,    а

длина траншеи чересчур велика, он опустится на дно носом, а не колеса-

ми,  и это тоже не годится.  Захоронить "кадиллак" так,  чтобы  задняя

часть кузова с бампером торчала из-под земли,- это все равно,  что за-

хоронить покойника так, что высовываются ноги.

- Так с какой скоростью движется твой космический разведчик?  Я быстро

посчитал в уме.  На трассе при небольшом движении шофер Долана  держал

около ста километров в час. Может, немного сбросит. Я могу убрать зна-

ки объезда,  но ведь не спрячу дорожную технику и не смогу  ликвидиро-

вать все признаки ремонта.

- Примерно двадцать руллов,- сказал я. Он усмехнулся:

- А в других единицах?

- Скажем, восемьдесят земных километров в час.

- Ага.- Он тут же принялся считать на своем компьютере, а я присел ря-

дом,  широко улыбаясь и повторяя про себя чудесные слова:  "траектория

спуска". Вскоре он поднял голову.

- Знаешь,- произнес он,- может, тебе стоит подумать

 насчет того, чтобы изменить размеры корабля, дружок.

- Да? А почему ты так считаешь?

- Пять на полтора - слишком много для космического

 разведчика.- Он рассмеялся.- Это как раз размеры "линкольна-IV".    Я

тоже засмеялся. Мы хохотали вместе. Увидев,  как женщины заходят в дом

с простынями и полотенцами,  я немедленно улетел в Лас-Вегас.  Я отпер

свою квартиру, вошел в гостиную и взялся за телефон.  Руки у меня нем-

ного дрожали.  Девять лет я ждал и следил,  как паук под потолком  или

мышь за плинтусом.  Я изо всех сил старался не дать  Долану  малейшего

повода подумать, что муж Элизабет еще интересуется им - абсолютно пус-

той взгляд,  которым он окинул меня в тот день,  когда я  миновал  его

поврежденный "кадиллак" по дороге в Лас-Вегас,  как я ни  был  взбешен

тогда, стал для меня справедливым вознаграждением.  Но теперь придется

рискнуть.  Я вынужден рисковать,  потому что не мог быть в двух местах

одновременно и мне крайне необходимо знать,  едет  ли  Делан  и  когда

объезд должен временно исчезнуть.  В самолете я составил план.  Я счи-

тал, что он сработает. Я сделаю так, что он сработает.  Я набрал спра-

вочную Лос-Анджелеса и узнал номер фирмы бытовых услуг "Большой  Джо".

Я позвонил туда.

- Это Билл из ресторана "Ренниз",- сказал я.-  Нам  заказали  ужин  на

субботу по адресу 1121, Астер-драйв в Голливуде. Я хотел бы, чтобы од-

на из ваших девушек проверила, стоит ли большой кубок мистера Долана в

шкафу над камином. Не окажете ли мне любезность? Меня попросили подож-

дать. Я ждал, хотя с каждой бесконечной секундой все больше утверждал-

ся в мысли, что он что-то учуял и с другого аппарата запрашивает теле-

фонную компанию.  Наконец - после бесконечного ожидания - он вернулся.

Голос его звучал удрученно, но для меня все было в порядке. Именно так

я и хотел, чтобы он звучал.

- В субботу вечером?

- Да, именно так.  Но у меня нет кубка такого размера,  какой им может

потребоваться, разве что придется обзванивать весь город,  а по-моему,

у него есть такой кубок для пунша. Я хотел просто проверить.

- Слушайте, уважаемый,  согласно моему заказу,  мистер Делан ожидается

только к трем часам дня в воскресенье.  Я с удовольствием поручу  моим

девушкам проверить,  как обстоят дела с вашим кубком,  но  сперва  мне

нужно выяснить этот вопрос.  Мистера Долана не нагреешь,  извините  за

выражение...

- Абсолютно с вами согласен,- произнес я.

- А если он собирается появиться днем раньше,  мне  придется  добавить

туда еще девушек.

- Разрешите, я проверю,- поспешно вставил я.  Передо мной на столе ле-

жала хрестоматия для третьего класса "Все пути открыты".  Я схватил ее

и зашуршал страницами так, чтобы было слышно в трубке.

- О,  простите,- проговорил я.- Я ошибся.  Он созывает народ в воскре-

сенье вечером. Глубочайшие извинения.  Вам,  наверное,  хочется набить

мне морду?

- Нет. Слушайте,  оставьте ваш телефон - я позвоню девочкам и  прикажу

им проверить...

- Не нужно,  раз это будет в воскресенье,- небрежно ответил я.- В вос-

кресенье утром мой большой кубок для пунша вернется со свадьбы в Глен-

дейле.

- Ладно. Не берите в голову.- Спокойный голос.  Без подозрений.  Голос

человека,  не привыкшего дважды думать об одном и том же.  Надеюсь.  Я

положил трубку и неподвижно сидел, стараясь все как следует продумать.

Чтобы попасть в Лос-Анджелес к трем,  он должен выехать из  Лас-Вегаса

около десяти утра в воскресенье.  Значит,  в районе объезда  он  будет

между 11.15 и 11.30,  когда движения практически нет.  Я решил: хватит

мечтать, пора действовать.  Я просмотрел объявления,  сделал несколько

звонков и затем отправился осматривать пять подержанных машин, доступ-

ных мне по цене. Я остановил выбор на потрепанном "форде"-фургоне, ко-

торый сошел с конвейера в год смерти Элизабет. Заплатил наличными.  На

счете у меня осталось всего двести пятьдесят семь долларов, но это ме-

ня нисколько не волновало.  На обратном пути я  заглянул  в  прокатный

пункт размером с небольшой универмаг и  взял  портативный  компрессор,

оставив в залог свою карточку "Мастеркард". В пятницу вечером я загру-

жал фургон: кирки, лопаты, компрессор, ручная тележка,  ящик с инстру-

ментами, бинокли и дорожный отбойный молоток с набором клиновидных на-

садок для взламывания асфальта.  Огромный квадрат  брезента  песочного

цвета и второй рулон брезента

- этот играл особую роль в моих планах еще с прошлого лета -  и  двад-

цать одна тонкая деревянная стойка почти двухметровой длины.  Наконец,

что также очень важно, большой промышленный штапелер.  На краю пустыни

я остановился у торгового центра,  украл пару номерных знаков и поста-

вил их на свой фургон.  В семидесяти шести милях к западу от Лас-Вега-

са  я  увидел  первый  оранжевый  знак:  "ВПЕРЕДИ  РЕМОНТНЫЕ   РАБОТЫ.

ПРОЕЗЖАЙТЕ НА СВОЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ".  Еще через милю стоял  тот  знак,

которого я ждал с...  наверное,  со дня смерти Элизабет,  хотя тогда я

этого еще не знал: "ОБЪЕЗД 6 МИЛЬ ВПЕРЕДИ".   Почти  совсем  стемнело,

когда я прибыл на место и изучил обстановку. Могло быть лучше, если бы

планировать все заранее, но ненамного.  Объезд начинался с правого по-

ворота между двумя холмами.  Он походил на старую грунтовку,   которую

дорожное управление немного выпрямило и расширило, чтобы временно про-

пускать возросший транспортный поток.  Объезд был  обозначен  мигающей

стрелкой,  которая питалась от аккумулятора в запертом стальном ящике.

Сразу за объездом, там, где шоссе поднималось по склону второго холма,

его перегораживали два ряда дорожных конусов. Позади них (в расчете на

таких идиотов, которые, во-первых,  не заметили мигалки,  а во-вторых,

проехали по конусам, не обратив на них внимания,- думаю,  бывают и та-

кие водители) стоял  громадный  щит  с  аршинными  буквами:  "ЗАКРЫТО.

ОБЪЕЗД".  Однако причина объезда отсюда не была видна - просто замеча-

тельно.  Я не хотел давать Долану ни малейшего повода  учуять  ловушку

прежде,  чем он в нее попадет.  Поспешно - не хотелось быть обнаружен-

ным - я вышел из фургона и разбросал конусы, расчистив полосу, в кото-

рую мог проехать фургон.  Я перетащил доску "ПРОЕЗД  ЗАКРЫТ"  направо,

вернулся в машину и проехал это место.  Послышался звук приближающего-

ся мотора.  Я быстренько расставил конусы по местам.  Два из них  выс-

кользнули у меня из рук и покатились в кювет.  Я побежал за ними.    В

темноте я споткнулся о камень, растянулся и тут же вскочил с грязью на

лице и с расцарапанной до крови ладонью.  Машина приближалась;   скоро

она появится на последнем подъеме перед объездом,и в свете верхних фар

водитель увидит, как некто в джинсах и майке поправляет дорожные кону-

сы, а его фургон стоит там, где не полагается находиться никому,  кро-

ме машин дорожного управления.  Я поставил на место последний конус  и

побежал к знаку. Я перестарался.  Доска шаталась и почти упала.  Когда

на противоположном холме засветились огни машины,  я  внезапно  решил,

что это невадская полиция.  Знак вернулся на прежнее место -  если  не

точно, то очень близко к нему. Я бегом припустил к машине и проехал до

следующего подъема.  Как только я там очутился,  фары промелькнули  на

холме позади меня.  Видел ли он меня в темноте,  с погашенными огнями?

Вряд ли. Я сел на сиденье,  закрыл глаза и ждал,  чтобы сердце немного

успокоилось. Это произошло,  когда затих шум мотора машины,  проклады-

вавшей себе путь по объездной дороге.  Я на месте - за объездом.  Пора

приниматься за работу.  После подъема шоссе спускалось к длинному пря-

мому участку.  На двух третях этого участка дороги вообще не существо-

вало - только кучки пыли и длинная,   широкая  полоса  неразровненного

гравия. Остановятся ли они, увидев это? Повернут ли обратно?  Или про-

должат путь, не сомневаясь, что проехать можно,  раз они не видели ни-

каких запрещающих знаков?  Теперь слишком поздно об этом беспокоиться.

Я выбрал место метров за двадцать от начала ровного участка,    но  не

доезжая полукилометра до того, где дорога была разрушена.  Я съехал на

обочину, обошел фургон и открыл заднюю дверцу. Вынул пару досок и ощу-

пал оборудование.  Потом остановился и поднял голову к холодным  звез-

дам пустыни.

- Мы пришли, Элизабет,- прошептал я им.  Мне показалось,  что холодная

рука потрепала меня по затылку. Компрессор отчаянно стучал, а с отбой-

ным молотком было еще хуже,  но тут я ничего не мог сделать  -  только

надеялся справиться с первым этапом работ до полуночи. Если бы это за-

тянулось, мне пришлось бы туго, потому что бензина для компрессора бы-

ло маловато. Ладно.  Не бери в голову,  что кто-то услышит и удивится,

какому идиоту вздумалось грохотать посреди ночи отбойным молотком; ду-

май о Долане. Думай о сером "седан девиле". Думай о траектории спуска.

Я сначала разметил края могилы,  пользуясь мелом,  рулеткой и цифрами,

которые рассчитал мой приятельматематик.  Получился прямоугольник мет-

ра два с половиной в ширину на четырнадцать в длину.  В начале он  был

немного шире.  В темноте этот очерченный участок меньше напоминал  во-

ронку, чем на миллиметровке,  на которой приятель вчерне набросал схе-

му. Скорее он походил на раструб в конце длинного, прямого дыхательного

горла. "Хорошо проглотишь, милый",- подумал я и улыбнулся в темноте. Я

провел еще двадцать поперечных линий внутри фигуры,  нарезая куски ши-

риной сантиметров по семьдесят.  Наконец,  я провел вертикальную черту

от начала до конца и получил сетку из  сорока  двух  почти  правильных

квадратиков примерно семьдесят на восемьдесят сантиметров каждый.  Со-

рок третьим оказался лопатообразный раструб в конце. Я закатал рукава,

включил компрессор и приступил к квадрату номер один.  Работа шла быс-

трее, чем я рассчитывал,  но медленнее,  чем втайне мечталось - навер-

ное,  это всегда так?  Лучше было бы использовать тяжелую технику,  но

это потом.  Прежде всего следовало вырезать квадратики покрытия.  Я не

справился ни к полуночи, ни к трем ночи,  когда в компрессоре кончился

бензин. Это я предвидел и захватил сифон к баку фургона. Я даже откру-

тил колпачок с бака, но, когда мне в ноздри ударил запах бензина,  за-

винтил колпачок и лег плашмя в кузове фургона.  Хватит на сегодня.  Не

могу. Хотя я и работал в рукавицах,  ладони у меня покрылись огромными

волдырями.  многие из которых начинали кровоточить.  Все тело сотряса-

лось от размеренного,  каторжного ритма вибратора,   а  руки  дрожали,

словно спятившие палочки настройщика.  Болела голова.  Даже зубы ныли.

Позвоночник будто засыпали толченым стеклом.  Я одолел двадцать восемь

квадратиков.  Двадцать восемь.  Оставалось четырнадцать.  И это только

начало. "Никояда,- подумал я.- Это немыслимо.  Непосильно".  Снова эта

холодная рука. "Да, милый.  Да".  Звон в ушах немного ослаб;  время от

времени слышался звук приближающегося мотора...  потом он ослабевал до

жужжания справа, когда проезжавший сворачивал в объезд, выходя на пет-

лю, которую дорожное управление проложило мимо ремонтируемого участка.

Завтра суббота... извините, сегодня. Сегодня суббота.  Долан проедет в

воскресенье. Времени нет. "Да,  милый".  Взрыв разорвал ее на кусочки.

Мою любимую разорвало на кусочки за то,  что она рассказала в  полиции

правду о том, что видела, за то,  что не дала себя подкупить,  за сме-

лость,  а Долан до сих пор разъезжает на своем "кадиллаке" и пьет шот-

лавдское виски двадцатилетней выдержки,  сверкая "ролексом" на  запяс-

тье. "Надо",- подумал я и погрузился в глубокий сон,  подобный смерти.

Проснулся я, когда уже рассвело,  окало восьми.  Я присел и вскрикнул,

прижимая трясущиеся руки к пояснице. Работать?  Вырезать еще четырнад-

цать кусков асфальта? Да я ходить не могу.  Но я мог ходить - и пошел.

Походкой немощного старца я добрался до ящика для  перчаток  и  открыл

его. Я достал флакон эмпирина, лежавший там на случай вот такого утра.

Чувствовал ли я себя в надлежащей форме?  На самом деле?  Ну,  что  ж!

Весьма забавно, правда? Я выпил четыре таблетки,  подождал,  чтобы они

усвоились,  и с волчьим аппетитом набросился на завтрак из галет и су-

хофруктов.  Я посмотрел туда,  где меня ожидали компрессор и  отбойный

молоток. Желтая краска на компрессоре,  похоже,  уже пузырилась на ут-

реннем солнце.  По обе стороны от него лежали аккуратно нарезанные ку-

сочки асфальта.  Мне не хотелось идти туда и браться за отбойный моло-

ток. Вспоминались слова Харви Блокера: "Ты никогда ве станешь сильным,

парень.  Есть такие люди и растения,  которые приживаются  на  солнце.

Другие вянут и гибнут...  Зачем тебе это нужно?" "Ее разорвало на  ку-

сочки,- простонал я.- Я любил ее, а ее разорвало на кусочки". Это, ко-

нечно,  не сравнить с ободряющими воплями тысяч глоток  типа  "Вперед,

Медведи!" или "Врежь им,  рогатым!",  но меня это сдвинуло с места.  Я

слил через сифон бензин из бака фургона,  задыхаясь от вони,  и только

огромным усилием воли не вывернул обратно свой завтрак.  Ненадолго ме-

ня озадачила мысль, что я буду делать, если дорожники слили солярку из

своих машин,  прежде чем уйти на долгие выходные,  но я быстро отогнал

ее подальше. Не стоит думать о том, что не в моей аласти. Все больше я

ощущал себя так,  словно вывалился из бомболюка В-52 с зонтиком в  ру-

ках вместо парашюта за спиной.  Я отнес канистру к компрессору и залил

бензин в его бак.  Пришлось помогать левой рукой,  чтобы пальцы правой

удержали рукоятку пускового шнура компрессора.  Когда я потянул  шнур,

лопнули новые волдыри,  и под шум заработавшего компрессора  я  почув-

ствовал,  как из моего кулака течет гной.  "Не делай этого." "Пожалуй-

ста,  милый." Я подошел к отбойному молотку и включил его.  Хуже всего

было первый час, а потом размеренный рокот молотка в сочетании с эмпи-

рином, видимо, заставил молчать все - спину, руки, голову.  К одиннад-

цати я вырезал последний кусок асфальта. Настало время проверить,  как

я усвоил уроки Тинкера насчет запуска дорожных машин без ключа. Я про-

шел,  пошатываясь,  к фургону и проехал полторы мили по дороге к  тому

месту,  где работали ремонтники.  То,  что мне нужно,  я увидел сразу:

громадный ковшовый погрузчик "кейс-джордан" с навесным грейфером  сза-

ди. Колымага ценой 13500 долларов. У Блокера я водил "катерпиллер", но

это примерно то же самое. Как я искренне надеялся.  Я залез в кабину и

принялся изучать схему управления, нанесенную на рукоятке главного ры-

чага. Выглядела она так же,  как и на добром старом "кате".  Я испытал

ее пару раз. Сначала пошло туго,  потому что камешки забились в короб-

ку передач: парень, который водил эту штуковину,  забыл поставить пес-

чаные щитки, а мастер его не проверил. Блокер проверил бы.  И оштрафо-

вал бы водителя на пять зеленых, праздник там или нет. Его глаза. Вос-

хищение в них смешано с презрением.  Что бы он сказал о такой  работе?

Бог с ним. Некогда думать о Харви Блокере; думать надо об Элизабет.  И

Долане.  На стальном полу лежал кусочек мешковины.  Я приподнял его  в

поисках ключа.  Ключа,  естественно,  не было.  Внутри меня  заговорил

Тинк: "Дерьмо,  эту штуку можно завести и так,  бледнолицый.    Ничего

сложного.  В легковушках-то сеть замки зажигания,  в новых по  крайней

мере, а здесь... Смотри сюда. Да нет, не туда,  куда суют ключ,  нет у

тебя ключа,  зачем ты лезешь в дырку для ключа?  Вот сюда смотри.  Ви-

дишь, висят проводочки?" Я заглянул и увидел, что провода висят, имен-

но такие, как мне показывал Тинкер: красный, синий,  желтый и зеленый.

Я счистил с них изоляцию на пару сантиметров и достал из заднего  кар-

мана моток проволоки. "Ладно, бледнолицый, слушай сюда,  потому как те

два мы оставим на потом,  понял?  Соединяй красный и зеленый.    Этого

нельзя забыть, это как дважды два. Вот тебе и будет зажигание".  С по-

мощью проволоки я соединил оголенные концы красного и зеленого  прово-

дов в схеме зажигания "кейс-джордана".  Ветер пустыни тихонько  подвы-

вал,  будто кто-то пытался сдуть пробку с бутылки газировки.  Пот сте-

кал по шее под рубашку,  вызывая неприятную щекотку.  "Теперь остаются

синий и желтый.  Эти не скручивай;  просто сведи их вместе и  проверь,

чтобы нигде не касался голого провода, а то, когда включишь,  у тебя в

заднице можно будет пить кипяток, понял, кореш?  Синий и желтый запус-

кают стартер. Отвали. Когда надоест играться,  разведи красный и зеле-

ный проводки. Все равно что вынуть ключ, которого у тебя нет".  Я свел

вместе синий и желтый провода. Сверкнула большущая желтая искра, я от-

скочил и ударился головой о металлический штырь на задней стенке каби-

ны. Потом нагнулся и снова соединил их.  Мотор заворчал,  закашлял,  и

погрузчик резко дернуло вперед.  Меня бросило на примитивную приборную

доску, левой щекой я ударился о рулевое колесо. Я забыл поставить чер-

тову передачу на нейтраль и в результате чуть не лишился глаза.    Мне

показалось, что я слышу хохот Тинкера.  Я учел ошибки и попробовал еще

раз. Мотор провернулся раз, другой. Он кашлянул, выпустив облако гряз-

ного дыма в воздух,- облако тут же унесло непрекращающимся ветром,   а

потом послышался нормальный стук. Я все убеждал себя,  что машина не в

идеальном состоянии - если человек ушел,  не поставив песчаные  щитки,

он мог забыть все что угодно, но при этом утверждался в мысли, что они

слили солярку,  чего я и опасался.  И тут,  когда я уже собирался плю-

нуть на все и поискать что-нибудь,  годное для замера топлива  в  баке

("все же лучше читать некролог с такими деталями,  дорогая"),    мотор

вдруг ожил.  Я отпустил провода - голый конец синего уже дымился  -  и

сбросил газ. Когда он заработал плавно, я доставил на первую передачу,

развернулся и направился к длинному прямоугольнику, аккуратно вырезан-

ному в полосе автострады.  Остаток дня я провел в долгом слепящем  аду

между ревущим двигателем и палящим солнцем.  Водитель  "кейс-джордана"

забыл поставить песчаные щитки, но не забыл унести солнечный тент. Что

ж, старые боги иногда смеются,  подумал я.  Неважно,  над чем.  Просто

смеются. И мне кажется, что чувство юмора у старых богов несколько из-

вращенное.  Только к двум часам я сбросил все куски асфальта в  кювет,

потому что в свое время так и не научился толком обращаться с захвата-

ми. Действуя же ковшом, я мог только рубить куски надвое и затем стас-

кивать их в кювет руками. Я боялся, что, если начну орудовать захвата-

ми, то поломаю их.  Расправившись с кусками асфальта,  я вернул ковшо-

вый погрузчик на место.  Горючего оставалось мало,  пришло  время  его

слить. Я остановился у фургона, вынул шланг... и уставился, словно за-

гипнотизированный,  на большую канистру с водой.  Я отшвырнул сифон  и

полез под машину. Я лил воду себе на лицо, шею и грудь и вопил от удо-

вольствия. Я знал, что если выпью воды, меня вырвет, но пришлось пить.

Так что я пил, не вставая, и меня рвало,  и я только высовывал голову,

а потом отползал как можно дальше от этого места.   Затем  я  уснул  и

проснулся только в сумерках; где-то поблизости волк выл на молодой ме-

сяц, поднимавшийся в пурпурном небе.  В свете умирающего дня сделанный

мной раскоп действительно напоминал могалу - могилу какого-то мифичес-

кого великана.  Голиафа,  скажем.  "Никогда",- сказал я длинной дыре в

асфальте.  "Пожалуйста,- прошептала  Элизабет.-  Пожалуйста...    ради

меня".  Я вынул из ящика для перчаток еще четыре таблетки  эмпирина  и

проглотил их.  "Ради тебя",- согласился я.  Я подогнал  "кейс-джордан"

так, чтобы его бак был радом с баком бульдозера, и ломом снес пробки с

обоих баков.  Водитель бульдозера из  государственной  конторы  мог.не

опустить песчаные щитки на своей машине,  но забыть запереть топливный

бак,  когда солярка стоит 1 доллар 05 центов за галлон?  Никогда.    Я

ждал,  пока горючее из бульдозера перекачается в мой погрузчик,   ста-

раясь не думать,  а только наблюдая,  как все выше поднимается луна  в

небе.  Через некоторое время я подъехал к дыре в асфальте и начал  ко-

пать. Управлять ковшовым погрузчиком под луной гораздо легче, чем ору-

довать отбойным молотком под палящим солнцем пустыни,  но  работа  все

равно шла медленно, потому что я твердо решил выдержать правильный ук-

лон дна раскопа.  Вследствие этого я то и дело прибегал к помощи плот-

ницкого ватерпаса, который привез с собой. Это значило, что я останав-

ливал ковш, спускался, замерял и снова залазил на сиденье.  В общем-то

ничего сложного,  но к полуночи мое тело одеревенело и любое  движение

вызывало боль в каждой кости и мышце.  Хуже всего было спине;  я начал

опасаться,  что там сделалось что-то непоправимое.  Но об этом - как и

обо всем прочем - предстояло беспокоиться потом. Вырыть яму глубиной в

два с половиной метра,  длиной в четырнадцать и шириной тоже в  два  с

половиной, конечно, невозможно в принципе,  есть у тебя экскаватор или

нет,- с тем же успехом я мог бы пытаться забросить его  в  космос  или

обрушить на него Тадж-Махал.  При  таких  размерах  необходимо  вынуть

больше тридцати кубометров груита.

 - Нужно выкопал" воронку так,  чтобы  она  всосала  твоих  злых  при-

шельцев,- говорил мой приятель-математик,

- а потом создать наклонную  плоскость,    воспроизводящую  траекторию

спуска. Он вынул новый лист миллиметровки.

- Это значит, что на твоих галактических мятежни ков - или кто они там

такие - потребуется вынуть наполовину меньше грунта,   чем  показывают

первоначальные расчеты.  В этом случае...- он посчитал по  таблицам  и

просиял.- Пятнадцать кубометров. Семечки. Под силу одному.  Я тоже так

считал тогда, но не учитывал жару... волдыри... истощение... неотступ-

ную боль в спине.  Остановлюсь на минутку,  не больше.   Замерю  уклон

траншеи. "Не так плохо, как ты думал, милый? По крайней мере,  это до-

рожная насыпь, а не пустынная целина..." По мере того как яма станови-

лась глубже, я медленнее продвигался в длину. Ладони кровоточили, ког-

да я брался за рычаги. Продавливать рычаг вперед, пока ковш не коснет-

ся земли.  Отпустить этот рычаг и толкнуть другой,  который приводит в

действие ротор с могучим гидравлическим цилиндром.   Наблюдать,    как

блестящий маслянистый металл выползает из грязного оранжевого корпуса,

погружая ковш в грязь.  То и дело высекается искра,  когда лопата цеп-

ляет за твердую гальку. Теперь поднять ковш...  развернуть его на тем-

ной продолговатой стреле на фоне звезд (стараясь не замечать  постоян-

ной пульсирующей боли в шее так же,  как не замечать еще более  тягос-

тной боли в спине)... и вывалить в кювет,  засыпав сваленные там куски

асфальта. "Ничего,  милый,  ты перебинтуешь руки,  когда с этим будет,

покончено. Когда с ним будет покончено").

- Ее разнесло на кусочки,- простонал я,  вновь опуская ковш и  вынимая

еще сотню килограммов земли и гравия из могилы Долана.  Как быстро те-

чет время,  когда весело его проводишь.  Заметив первые проблески зари

на востоке,  я снова спустился с ватерпасом замерять наклон днища.   Я

уже был близок к концу; мне казалось, что я справлюсь. Я стал на коле-

ни и почувствовал, что в спине что-то сместилось. С легким треском.  Я

отчаянно завопил и свалился набок на узком наклонном дне раскопа,  за-

кусив губу и прижав руки к пояснице. Понемногу самая острая боль прош-

ла, и я смог подняться на ноги. . "Ладно,- подумал я.- Вот и все.  Ко-

нец. Я здорово постарался, но это конец".  "Пожалуйста,  милый,- снова

зашептала Элизабет;  как ни поразительно,  этот тихий голосок  в  моем

сознании стал приобретать раздражающий оттенок: слишком чудовищно неу-

молим он был.- Пожалуйста, не сдавайся. Пожалуйста, продолжай".  "Про-

должать копать?  Я даже не уверен,  что могу ходить!" "Но  осталось-то

всего ничего". - захныкал голос - он больше не говорил от имени Элиза-

бет,  если он когда-либо это делал;  это была сама  Элизабет.-  Совсем

немного,  милый"." Я взглянул на свой раскоп в свете занимающегося дня

и медленно кивнул.  Она была права.  Экскаватору оставалось  до  конца

метра два с половиной, три от силы. Но это, конечно, были самые глубо-

кие два-три метра, и уж точно - самые грязные. "Ты можешь это сделать,

милый,- я знаю, можешь",- мягкий,  заискивающий голосок.  Но не ее го-

лос убедил меня продолжать.  Решила все представленная  мной  картина:

Долан спит в своем бардаке, а я стою в этой дыре возле вонючего, рыча-

щего экскаватора, весь в грязи,  с ободранными коленями.  Долан спит в

шелковых пижамных штанах рядом с одной из своих блондинок в одной  ко-

роткой рубашке. Внизу,  в отделанном зеркалами хозяйском отделении га-

ража, механик заправляет и подкручивает уже загруженный "кадиллак".

"Ну ладно",- сказал я.  Медленно пополз в кабину экскаватора и  запус-

тил двигатель.  Я продолжал до девяти часов,  а затем перестал -  надо

было сделать еще кое-что,  а времени оставалось мало.  Моя яма с укло-

ном достигла тринадцати метров в длину. Этого должно хватить.  Я отог-

нал ковшовый погрузчик на место и припарковал его.  Он мне еще понадо-

бится, значит, придется опять сливать горючее, но сейчас на это не бы-

ло времени. Захотелось принять эмпирии, но в бутылке оставалось немно-

го, а он мне еще понадобится сегодня... и завтра. О да, завтра - в по-

недельник,  славное Четвертое июля.  Вместо эмпирина я отдыхал пятнад-

цать минут. Хотелось больше, но я заставил себя расслабиться.  Я лежал

на спине в кузове фургона,  испытывая страшную боль во всех  мышцах  и

представляя себе Долана.  Сейчас он бросает в дипломат какие-то мелочи

- срочные бумаги,  туалетный набор,  может быть,  детектив или  колоду

карт.  "А вдруг он на этот раз полетит?" - прошептал  злорадный  голос

где-то глубоко внутри,  и я не смог удержаться - застонал.  Он никогда

раньше не летал в Лос-Анджелес - всегда ездил в "кадиллаке". По-моему,

он не любил летать.  Иногда,  правда,  ему приходилось это делать -  в

Лондон, например, и противная мысль не уходила,  притаившись,  вызывая

зуд и биение крови, словно затянувшаяся кожа на порезе. В девять трид-

цать я развернул рулон брезента,  достал большой промышленный штапелер

и деревянные стойки. Погода была безоблачная и чуть более прохладная -

Бог иногда оказывает милость.  До сих пор я забывал о своей лысине  на

фоне более ощутимых болей, но сейчас, прикоснувшись к ней пальцами,  я

отдернул их с болезненным шипением.  Я глянул на нее в зеркало и обна-

ружил, что лысина приобрела угрожающе красный, чуть ли не сливовый от-

тенок.  А там,  в Лас-Вегасе,  Долан дает последние  инструкции  перед

отъездом.  Шофер выводит "кадиллак" на лужайку.  Между нами всего  ка-

ких-то его двадцать километров,  и вскоре "кадиллак" начнет  сокращать

это расстояние со скоростью сто километров в час.  У меня  не  остава-

лось времени на причитания по своей обгоревшей лысине.  "Я люблю  твою

обгоревшую лысину, милый",- произнесла Элизабет рядом со мной. "Спаси-

бо,  Бет",- ответил я и начал расставлять стойки над ямой.  Эта работа

была более легкой по сравнению с раскопками, и почти не выносимая боль

в спине свелась к размеренному ноющему биению.  "Но что делать дальше?

- не унимался тот же провокационный голос.- Как  насчет  этого,    а?"

Дальше посмотрим, как будет.  Похоже,  ловушка близилась к завершению,

вот и все.  Стойки я расставлял по краям ямы,  загоняя их на достаточ-

ную глубину в асфальт,  образовывавший  верхний  слой  моего  раскопа.

Ночью, когда асфальт твердый, делать это труднее,  но сейчас,  поздним

утром, он размягчился, и стойки входили в него легко,  как карандаши в

остывшую ирисную массу. Когда я расставил все стойки, яма приняла вид,

совпадавший с моей разметкой мелом, кроме осевой линии. Я подтянул тя-

желый рулон брезента к мелкому краю раскопа и убрал крепившие его  ве-

ревки.  Затем развернул четырнадцать метров брезента вдоль шоссе  №71.

Вблизи иллюзия не была полной - ведь декорации и убранство  сцены  ни-

когда не производят должного впечатления с первых ряде".  Но ухе через

несколько метров ничего нельзя было различить.  Темно-серая полоса  не

отличалась по цвету от настоящей поверхности шоссе №71.  На левом краю

брезента (если смотреть в западном направлении) виднелась желтая  раз-

делительная линия. Я натянул длинную полосу брезента на деревянную ра-

му, а затем медленно пошел вдаль нее, пришивая материал к стойкам. Ру-

ки не хотели мне подчиняться,  но я их уговорил.  Закрепив брезент,  я

вернулся в фургон,  сел за руль (когда я садился,  пришлось перебороть

недолгий, но мучительный приступ боли) и вернулся к вершине холма. Там

я сидел окало минуты, рассматривая свои распухшие,  израненные ладони.

Потом вышел и небрежным взглядом окинул шоссе №71.  Я не хотел,  пони-

маете ли,  присматриваться к деталям - для меня важна  общая  картина,

образ, если хотите. Я хотел, насколько это возможно,  увидеть всю сце-

ну глазами Долана и его людей,  когда они появятся на холме.  Я должен

был представить,  насколько обычной - или необычной - она будет выгля-

деть для них. То, что я увидел, оказалось гораздо лучше, чем я рассчи-

тывал. Дорожная техника в дальнем конце прямого участка объясняла, от-

куда взялись кучи земли возле моего раскопа. Куски асфальта были засы-

паны в кювете. Некоторые,  правда,  торчали - поднявшийся ветер смел с

них пыль,  но это выглядело как остатки прежних дорожных работ.   Ком-

прессор,  который я привез в кузове фургона,  смотрелся вполне уместно

рядом с другой техникой. А полоса брезента отсюда создавала полную ил-

люзию,  что никто не трогал шоссе № 71 в этом месте.    Движение  было

очень сильным в пятницу и приличным в субботу - рокот моторов,   выхо-

дивших на трассу объезда, почти не прерывался.  Однако этим утром дви-

жение почти прекратилось; люди либо добрались до тех мест, где собира-

лись провести праздник, либо пользовались дорогой штата,  которая про-

ходила километров за семьдесят южнее.  Меня это вполне устраивало.   Я

поставил фургон так, чтобы его не заметили сверху,  и полежал на живо-

те до 10.45. Затем, после того,  как огромный молоковоз медленно прог-

рохотал к объезду, я раскрыл дверцу фургона и побросал туда все дорож-

ные конусы.  С мигалкой оказалось сложнее - сначала я вообще не  пред-

ставлял, как отключить ее от аккумулятора в запертом ящике так,  чтобы

меня самого не ударило током. Потом увидел разъем.  Его закрывало тол-

стенное резиновое кольцо 

со стороны мигалки...  разумная мера предос-

торожности от хулиганов и шутников,  которым для развлечения пришло бы

в голову вытащить вилку из гнезда на такой трассе, подумал я.  Я нашел

в ящике молоток и стамеску и четырьмя сальными ударами сбил кольцо.  Я

отодрал его плоскогубцами и вытащил провод. Стрелка перестала мигать и

погасла.  Я столкнул ящик с аккумулятором  в  кювет  и  присыпал  его.

Странное ощущение - стоять рядом и слушать его жужжание из-под  песка.

Но тут я вспомнил о Долане,  и мне стало смешно.  Не думаю,  что Долан

жужжит.  Вопить он может,  но жужжать вряд ли.  Стрелка крепилась  че-

тырьмя болтами к невысокой стальной люльке. Я как можно быстрее отвин-

тил их, прислушиваясь к шуму моторов. Кто-то вполне мог появиться,  но

Долану, конечно,  еще рановато.  Тут опять заговорил внутренний песси-

мист:

- А если он полетел?

- Он не любит летать.

- А если он поехал другой дорогой? Например,  по шоссе штата?  Сегодня

все направляются туда...

- Он всегда ездит по 71-му шоссе.

- Да, но если... "Заткнись,- прошипел я.- Заткнись,  черт бы тебя поб-

рал,  закрой варежку!" "Спокойно,  милый,- спокойно!   Все  будет  как

надо\". Я швырнул стрелку в кузов фургона.  Она ударилась о стенку,  и

несколько лампочек разбилось. Остальные добила брошенная вслед люлька.

Сделав все это, я вернулся на вершину холма и огляделся. Я убрал кону-

сы и мигалку;    оставался  только  большой  оранжевый  щит  "ЗАКРЫТО.

ОБЪЕЗД". Послышался шум мотора. Мне пришло в голову,  что,  если Долан

едет слишком рано,  то все мои старания напрасны - шофер просто  свер-

нет в объезд, а я останусь сходить с ума тут, в пустыне. Это был "шев-

роле".  Сердце у меня замерло,  и я судорожно выдохнул.  Но распускать

нервы некогда. Я спустился на место,  где стоял раньше.  Покопавшись в

куче металла на дне кузова,  достал домкрат.  Не обращая  внимания  на

боль в спине, я приподнял заднюю часть машины,  прослабил гайки на од-

ном колесе, чтобы они это увидели, когда (если) приблизятся, и зашвыр-

нул его в кузов.  Снова послышался звон битого стекла,  и мне  остава-

лось только надеяться,  что шина цела.  Времени на все это не было.  Я

перешел к капоту,  достал старенький бинокль и направил его в  сторону

объезда.  Потом прошаркал на следующий подъем - иначе  ходить  к  тому

времени я уже не мог.  Добравшись до вершины,  я направил  бинокль  на

восток. Поде зрения достигало пяти километров, участки дорога в сторо-

ну востока просматривались километра на три.   .Сейчас  там  двигались

шесть машин, напоминая случайные капли на длинной веревке.  Первой шла

иномарка - ,"дацун" или "субару", надо полагать,  где-то чуть за кило-

метр впереди. За ней пикап, потом, видимо, "мустанг". "Следующие маши-

ны нельзя было различить - они только отсвечивали хромом на ярком сол-

нце.  Когда подошла первая машина - это была "субару",- я поднял руку.

Я не рассчитывал,  что меня кто-то возьмется подвести в таком виде,  и

не обманулся.  Сидящая за рулем женщина с роскошной прической  бросила

на меня испуганный взгляд, и лицо ее приняло какое-то отстраненное вы-

ражение.  Не снижая скорости,  она съехала с  холма  и  направилась  в

объезд. Через полминуты водитель пикапа прокричал мне:

- Пойди умойся,  парень!  "Мустанг" на самом деле оказался "эскортом".

За ним шел "плимут",  потом "виннебейго",  который шумел так,  будто в

нем куча мала детишек дралась подушками. Доланом и не пахло.  Я взгля-

нул на часы.  11.25.  Если он вообще появится,  это должно быть  очень

скоро. Пора уже. Стрелки моих часов медленно подползли к 11.40,  а его

все не было. Прошли только "форд" последней модели и катафалк, черный,

как снежная туча. "Он не появится. Он поехал по шоссе штата. Или поле-

тел. Нет. Он будет здесь. Не будет. Ты боялся, что он тебя учует,  вот

и учуял.  Поэтому и изменил маршрут".  Вдали снова мелькнули  хромовые

блики. Это была большая машина. Может быть, и "кадиллак". Я лег на жи-

вот,  упираясь локтями в гравий и приставив бинокль к глазам.   Машина

скрылась за подъемом... снова появилась...  описала кривую...  и опять

исчезла.  Это действительно был кадиллак,  но не серый - ядовито-зеле-

ный.  Следующие тридцать секунд были самыми тяжкими в ей жизни;  каза-

лось,  они тянутся тридцать лет.  Одна часть меня  немедленно  вынесла

приговор,  окончательный обжалованию не подлежащий,  что Долан  сменил

свой "кадиллак" на новый.  Конечно,  он недавно сделал это,    и  хотя

раньше у него никогда не было зеленых машин,  никакой закон  этого  не

запрещает. Другая половина отчаянно протестовала,  утверждая,  что все

автострады и проселки между Лас-Вегасом и Лос-Анджелесом просто  кишат

"кадиллаками" и что шансы на то,  что зеленый  "кадиллак"  принадлежит

Долану,  один к ста.  Пот заливал мне глаза,  и я снова воспользовался

биноклем. Но он не помогал мне решить эту задачу. К тому времени,  как

я смогу различить пассажиров, будет слишком поздно.  "Уже слишком поз-

дно!  Иди сними знак объезда!  Ты его упустишь!" "Позвольте  заметить,

кого вы собираетесь запить в вашу ловушку,  сняв сейчас этот знак: бо-

гатую пожилую супружескую пару,  которая направляется  в  Лос-Анджелес

повидать детей и свозить внуков в Диснейленд". "Давай! Это он!  У тебя

остается последний шанс!" "Правильно.  Последний.  И  нельзя  его  ли-

шаться,  убив посторонних людей".  "Это Долан!" "Это не он!" "Хватит,-

простонал я,  держась за голову.- Хватит.  Перестаньте".  Уже слышался

шум мотора. "Долан". "Старички". "Старая леди". "Тигр". "Долан". "Ста-

рая..."

- Элизабет, помоги! - завопил я. "Милый,  этот человек никогда в жизни

не ездил в зеленом "кадиллаке". Конечно, это не он". Боль в голове ис-

чезла. Я смог встать на ноги и поднять руку.  Это были не старички - и

не Долан.  Похоже,  в мапшну набилась дюжина  хористок  из  Лас-Вегаса

вместе с немолодым мужичком в ковбойской шляпе неимоверных размеров  и

необычайно темных джинсах. Одна из девиц показала мне кукиш,  пока зе-

леный "кадиллак" съезжал на объездную дорогу.  Медленно,    совершенно

опустошенный,  я поднес бинокль к глазам.  И увидел его.   Несомненно,

именно этот "кадиллак" показался из-за поворота на дальнем конце  пус-

того участка дорога - серый, как небо над головой,  он резко выделялся

на фоне буроватых гор вокруг. Это был он - Долан. Долгие минуты сомне-

ний и нерешительности будто канули в вечность.  Это был Долан,   и  не

стоило вглядываться в серый "кадиллак", чтобы быть уверенным. Не знаю,

учуял ли он меня, но я его учуял.  Зная,  что он едет,  я смог бежать,

несмотря на боль в ногах.  Я подбежал к щиту "ОБЪЕЗД" и свалил  его  в

кювет надписью вниз. Накрыл его куском брезента песочного цвета и при-

сыпал ножки песком. Так красиво, как с ложным отрезком шоссе, не полу-

чилось, но я решил, что сойдет.  Потом я побежал вверх,  к тому месту,

где покинул фургон,  который теперь выглядел как один из элементов об-

щей картины - машина, оставленная водителем,  который куда-то ушел ли-

бо добывать новую шину,  либо ремонтировать старую.  Я залез в кузов и

лег на сиденье. Сердце бешено колотилось.  Снова время тянулось беско-

нечно. Я лежал, прислушиваясь к шуму мотора, а он все не появлялся,  и

не появлялся,  и не появлялся.  "Они свернули.  В последний момент  он

учуял твой запах... или что-то показалось ему подозрительным...  и они

свернули".  Я лежал на сиденье,  испытывая долгое,  медленные приступы

боли в спине, плотно зажмурив глаза, будто это помогало лучше слышать.

Это мотор?  Нет - просто ветер,  который настолько усилился,  что швы-

ряет пригоршни песка в стенки фургона.  "Нет его.  Свернул или  поехал

назад".  Только ветер.  "Свернул или поехал об..." Нет,  это не просто

ветер. Это мотор, звук его нарастает,  и несколько секунд спустя маши-

на - единственная машина - проносится мимо меня.  Я присел,  схватился

за руль - за что-то я должен был схватиться - и уставился сквозь  вет-

ровое стекло выпученными глазами,  прикусив язык.    Серый  "кадиллак"

спустился с холма на прямой участок на скорости  восемьдесят  километ-

ров или чуть больше. Тормозные огни не зажглись.  Даже под конец.  Они

так ничего и не увидели, даже не представили себе.  Вот что произошло:

долю мгновения "кадиллак", казалось, ехал сквозь шоссе,  а не по нему.

Иллюзия была столь полной,  что на какое-то время у  меня  закружилась

голова,  хотя я же сам эту иллюзию и создал.  "Кадиллак" Долана погру-

зился в шоссе №71 по ступицы колес,  потом по дверные ручки.  В голове

сверкнула шальная мысль: если бы "Дженерал моторе" делала суперроскош-

ные подводные лодки, то это выглядело бы именно так.  Слышались слабые

щелчки, когда стойки, поддерживающие брезент, ломались под весом маши-

ны.  До меня доносился треск рвущегося брезента.  Все это произошло за

какие-то три секунды, но эти три секунды я буду помнить всю жизнь. Ка-

залось,  у "кадиллака" теперь движутся только крыша и верхние  десяток

сантиметров окон из поляризованного стекла,  а  потом  донесся  мощный

глухой стук и грохот бьющегося стекла и корежащегося металла.   Огром-

ное облако пыли поднялось в воздух, и ветер унес его в сторону.  Я хо-

тел немедленно направиться туда,  но  сначала  следовало  восстановить

объезд. Я не хотел,  чтобы нам мешали.  Я обошел фургон и достал шину.

Приставил ее на место и быстренько затянул пальцами шесть гаек.    Как

следует доделаю потом; пока мне требовалось только съехать к тому мес-

ту, где от шоссе № 71 ответвлялся объезд. \ Сняв домкрат,  я на ватных

ногах побежал обратно в кабину. Там я выждал с минуту, чутко прислуши-

ваясь. Я слышал только ветер. А -из длинной прямоугольной ямы.  на до-

роге доносился чей-то крик... или стон.  Ухмыляясь,  я завел мотор.  Я

быстро съехал вниз; фургон вилял из стороны в сторону,  словно пьяный.

Я вышел, открыл заднюю дверь и снова разбросал дорожные конусы.  Я все

время прислушивался к проезжающему транспорту, но ветер настолько уси-

лился, что толку из этого было немного. К тому времени,  когда я услы-

шу приближающуюся машину, она только что не наедет на меня. Я спустил-

ся в кювет,  поскользнулся и съехал на дно.  Отбросил песочного  цвета

брезент и вытащил здоровенный щит наверх.  Водрузив его на место,    я

вернулся к фургону и захлопнул дверь.  Водворять обратно мигалку я  не

собирался.  Я проехал до следующего подъема,  остановился  на  прежнем

месте, которое не просматривалось с объездной дороги, и хорошенько за-

тянул гайки на заднем колесе, воспользовавшись на сей раз гайковертом.

Крики прекратились,  но стон теперь не вызывал сомнений:  он  слышался

гораздо отчетливее.  Я не спеша затягивал гайки.  Я не  беспокоился  о

том, что они вылезут из машины и нападут на меня или убегут в пустыню,

потому что выбраться они никак не могли.   Ловушка  сработала  замеча-

тельно.  "Кадиллак" прочно сидел всеми колесами в дальнем конце раско-

па так, что в любую сторону оставалось не более десяти сантиметров за-

зора. Трое пассажиров могли открыть двери лишь настолько, чтобы просу-

нуть ногу, не более того. Открыть окна они были не в состоянии,  пото-

му что те открывались с помощью гидравлического привода,  а  аккумуля-

тор теперь представлял собой кучу обломков пластика,  металла и разли-

той где-то среди останков двигателя кислоты.  Водителя и стрелка,  ве-

роятно, тоже раздавило при падении, но меня это не волновало;  я знал,

что кто-то остался там живым,  и знал,  что Делан всегда ездил на зад-

нем сиденье и пристегивал ремень, как положено законопослушным гражда-

нам.  Гайки затянулись хорошо,  я подогнал фургон к широкому,  мелкому

концу ловушки и остановился.  Большинство стоек исчезло,   но  обломки

нескольких еще торчали из асфальта.  Брезентовое полотно лежало на дне

раскопа, сморщенное, изорванное и перекрученное,  напоминая сброшенную

змеиную кожу. Я подошел к краю ямы и увидел "кадиллак" Долана.  Перед-

няя часть была разбита вдрызг.  Капот гармошкой вжался внутрь,  приняв

форму зазубренной лопатки вентилятора.  Моторное отделение представля-

ло собой клубок металла, резины и трубок, смешанных с песком и грязью,

которые обвалились сверху при ударе. Откуда-то с шипением вытекал газ.

Холодный пьянящий аромат антифриза витал в воздухе.   Меня  беспокоило

ветровое стекло.  Я боялся,  что оно вдавилось внутрь,  оставив Долану

достаточно места, чтобы попробовать выкарабкаться.  Но все же я мало в

это верил; как я говорил, машины Долана делались по стандартам, приня-

тым для кровавых диктаторов и глав военных режимов.  Стекло не  должно

было биться, и оно не билось. Заднее стекло "кадиллака" было еще проч-

нее благодаря меньшей площади.  Долан не мог выбить его -  по  крайней

мере, за то время, какое я собирался ему предоставить. - и не осмелил-

ся бы прострелить его. Вообще-то стрельба в пуленепробиваемое стекло с

близкого расстояния - это разновидность русской рулетки.  Пуля оставит

крохотную вмятину в стекле и рикошетом вернется в машину. Я уверен, он

нашел бы выход, дай ему достаточно времени, но я был там и не собирал-

ся ничего ему давать.  Я обрушил кучу камешков на  крышу  "кадиллака".

Ответ раздался немедленно.

- Нам нужна помощь,  прошу вас.  Мы застряли здесь.  Голос Долана.  Он

звучал бесстрастно и внешне спокойно.  Но я ощущал там,  внизу,  ужас,

который он изо всех сил одерживал,  и даже испытал какую-то жалость  к

нему,  насколько был на это способен.  Я представил,  как он сидит  на

заднем- сиденье сплющенного в лепешку "кадиллака",  один из его  людей

ранен и стонет, видимо, придавленный блоком цилиндров,  а другой то ли

убит, то ли без сознания.  Представив все это,  я на мгновение испытал

ощущение,  которое можно было бы назвать сочувствием запертому в клет-

ку. Нажимаешь на оконные кнопки - ничего.  Пробуешь двери,  зная напе-

ред, что оци упрутся намертво задолго до того,  как ты сможешь протис-

нуться.  Потом я отогнал от себя все эти картины,  потому что он  ведь

сам это заслужил, правда?  Вот именно.  Сам купил билет и оплатил пол-

ную стоимость.

- Кто там?

- Я,- ответил я,- но я не тот, от кого ты ждешь помощи, Долан. Я стол-

кнул еще несколько камешков на крышу серого "кадиллака".  Тут  раненый

снова начал стонать.

- Мои ноги! Джим, мои нога! В голосе Долана появилась настороженность.

Тот, кто снаружи, тот, кто наверху, знает, кто он такой.  Что означает

чрезвычайно опасную ситуацию.

- Джимми, в моих ногах кости видны.

- Заткнись,- холодно произнес Дошан.  Странно всетаки слышать их голо-

са, восходящие подобным образом.  Думаю,  я мог бы спуститься и загля-

нуть в заднее окно "кадиллака", но вряд ли много увидел бы,  даже при-

жавшись носом. Стекло ведь поляризовано, как я уже говорил. Как бы там

ни было, я не хотел его видеть. Я знал, как он выглядит. Зачем мне бы-

ло его видеть?  Проверить,  носит ли он "ролекс" и джинсы  от  лучшего

портного?

- Кто ты, парень? - спросил он.

- Никто,- ответил я.- Никто, имеющий достаточные основания загнать те-

бя туда, где ты есть. И тут пугающе мгновенно Делан отреагаровал:

- Ты Робинсон? Удар прямо под дых. С такой скоростью он прокрутил мас-

су полузабытых имен и лиц и остановился на нужном.  Не я ли считал его

примитивным животным со скотскими инстинктами?  Да я и наполовину  его

не знал, и хорошо,  что не знал,  иначе никогда не отважился бы на то,

что сделал. Я произнес:

- Неважно, кто я. Но ты знаешь, что происходит, правда?

Раненый опять завелся - булькающий, захлебывающийся вопль:

- Забери меня отсюда, Джимми! Забери меня отскда! Ради Господа Бога! У

меня сломаны нога!

- Заткнись,-повторил Долан.  И мне: - Я тебя не слышу,  друг,  он  так

орет. Я встал на четвереньки и закричал:

- Я говорю, ты знаешь,  что...  Вдруг я представил себе Волка в платье

Бабушки,  который говорит Красной Шапочке: "Чтобы лучше слышать  тебя,

дорогая... подойди поближе". Я отскочил - и вовремя.  Раздались четыре

выстрела из револьвера.  Там,  где я стоял,  они звучали очень громко;

внутри машины, видимо, оглушительно.  Четыре дырочки появились в крыше

"кадиллака" Делана,  и что-то пролетело в воздухе в сантиметре от мое-

го лба.

- Я тебя достал, сволочь? - спросил Долан.

- Нет,- ответил я. Раненый теперь не кричал,  а плакал.  Он был на пе-

реднем сиденье. Я видел, как его руки, бледные,  словно у утопленника,

еле касаются ветрового стекла,  а рядом с ним лежит неподвижное обмяк-

шее тело.  Джимми должен был забрать его отсюда,  он  истекал  кровью,

боль ужасная,  боль страшенная,  он не мог больше  терпеть  эту  боль,

Христа ради,  он кается,  искренне кается за грехи,   но  это  больше,

чем... Еще два громких ответа. Крики с переднего сиденья прекратились.

Руки упали с ветрового стекла.

- Вот,- произнес Делан почти задумчиво.- Ему больше не больно,   а  мы

можем слышать друг друга. Я ничего не сказал.  Я был поражен до глуби-

ны души. Только что он убил человека. Убил. Ко мне вернулось ощущение,

что я недооценивал его, несмотря на все предосторожности, и что я лишь

чудом уцелел.

- Я хочу сделать тебе предложение,- сказал Долан,- и побыть еще недол-

го в мире. Я молчал, пытаясь успокоиться.

- Эй, ты! - Его голос слегка дрожал.- Если ты еще здесь, отвечай!  Те-

бя что, убудет от этого?

- Я здесь,- отозвался я.- Я вот думаю, что ты выстрелил шесть раз. Мо-

жет, последнюю пулю ты все-таки приберег для себя. А может,  у тебя их

восемь или есть запасные обоймы. Теперь настала его очередь замолчать.

Затем:

- Что ты собираешься делать?

- Думаю,  ты уже догадался,- ответил я.- Последние тридцать шесть  ча-

сов я копал самую большую в мире могилу и  теперь  намерен  похоронить

тебя в ней вместе с твоим вонючим "кадиллаком".  Он еще скрывал ужас в

своем голосе. Я хотел, чтобы этот ужас прорвался.

- Может, сперва послушаешь мое предложение?

- Послушаю. Через пару секувд. Я еще должен кое-что сделать. Я вернул-

ся к фургону и достал лопату.  Когда я подошел к краю ямы,  он кричал,

словно в молчащую телефонную трубку:

- Робинсон! Робинсон! Робинсон!

- Я здесь,- сказал я.- Говори. Я послушаю.  А когда закончишь,  я сде-

лаю тебе контрпредложение. Когда он заговорил,  голос его звучал весе-

лее. Ели я сделаю контрпредложение, значит, стану обсуждать сделку.  А

коль обсуждается сделка, значит, он на полпути к свободе.

- Предлагаю тебе миллион долларов, если ты меня выпустишь отсюда.  Но,

что не менее важно... Я швырнул лопату земли на крышу "кадиллака". Ка-

мешки ударились в маленькое заднее окно и со звоном отскочили.   Грязь

забилась в щель крышки багажника.

- Что ты делаешь? - встревоженно спросил он.

- Ленивый делает работу дважды,- объяснил я.- Занимаюсь делом,    пока

слушаю тебя.  Я снова копнул грязь и сбросил новую лопату.  Теперь До-

лан заговорил быстрее, более напряженным голосом:

- Миллион долларов и моя личная гарантия,  что тебя никто не тронет...

ни я,  ни мои люди,  ничьи другие люди.  Руки у меня больше не болели.

Это было восхитительно.  Я работал в быстром темпе,  и уже через  пять

минут задняя часть "кадиллака" была полностью засыпана землей.  Забра-

сывать ее обратно, даже вручную, гораздо легче, чем вынимать.  Я оста-

новился на секунду, опершись на лопату.

- Говори.

- Слушай, это же идиотизм,- сказал он, и теперь растерянность явствен-

но ощущалась в его голосе.- Полный идиотизм.

- Ты совершенно прав,- согласился я и бросил еще лопату.  Он продолжал

дальше,  чем я считал способным любого человека,  говорить,  убеждать,

подлизываться - но все бессвязнее по мере того, как все больше песка и

глины насыпалось поверх заднего окна, все чаще повторяясь,  перескаки-

вая с одного на другое, то и дело заикаясь.  Один раз дверца распахну-

лась и ударилась в стенку раскопа. Я уввдел руку с черными волосами на

запястье и рубиновым кольцом на безымянном пальце.  Я  быстро  высыпал

четыре лопаты в образовавшуюся щель.  Отчаянно ругаясь,  он  захлопнул

дверцу. Вскоре он сломался. Видимо,  до него дошло,  что означает звук

сыплющейся земли.  Ну да,  конечно.  Внутри "кадиллака" он должен ощу-

щаться гораздо сильнее.  Комья и камешки грохочут по крыше и пролетают

мимо окна. Вадиме, до него дошло,  что он сидит в обитом кожей восьми-

цилиндровом гробу.

- Выпусти меня! - завопил он.- Пожалуйста! Я не выдержу! Выпусти меня!

- Ты готов принять контрпредложение? - спросил я.

- Да! Да! Господи! Да! Да! Да!

- Кричи. Вот мое контрпредложение.  Вот чего я хочу.  Кричи для  меня.

Если будешь кричать очень громко, я тебя выпущу. Он пронзительно заво-

пил.

- Неплохо! - искренне оценил я.- Но далеко еще до того,  что нужно.  Я

снова начал копать,  швыряя лопату за лопатой  на  крышу  "кадиллака".

Комья осыпались по ветровому стеклу, заполняя щель между ним и дворни-

ками. Он снова заорал, еще громче, заставив меня гадать,  может ли че-

ловек так вопить и не порвать гортань.

- Очень неплохо,- заметил я, удваивая усилия. Я улыбался,  несмотря на

боль в спине.- Ты можешь выбраться. Делан,- действительно можешь.

- Пять миллионов.- Это были последние связные слова,  которые я  услы-

шал от него.

- Нет,- ответил я, наклонившись над лопатой и отирая пот со лба запяс-

тьем грязной руки. Теперь земля покрывала машину почти по крышу. Похо-

же было на взрыв сверхновой... или на то,  что огромная коричневая ру-

ка зажала "кадиллак" Долана.- Но если ты мог бы издать звук  такой  же

силы, как, скажем, девять шашек динамита,  прикрепленные к системе за-

жигания "шевроле" 1968 года,  то я мог бы выпустить тебя,  и ты вправе

на это рассчитывать.  Итак,  он вопил,  а я засыпал землей "кадиллак".

Какое-то время он действительно орал очень громко, хотя, по-моему,  ни

разу не выходило больше чем на две шашки динамита,    прикрепленные  к

системе зажигания "шевроде" 1968 года выпуска. Ну, на три максимум.  А

к тому времени, как я засыпал последний молдинг на "кадиллаке" и оста-

новился, чтобы взглянуть на прикрытый грязью горб посреди ямы,  он мог

издавать только какие-то хрипы и обрывки ругательств.  Я проверил вре-

мя. Час дня с чем-то. Руки у меня снова кровоточили,  и черенок лопаты

сделался скользким. Порыв ветра насыпал мне в глаза пригоршню песка, и

я отшатнулся.  Сильный ветер в пустыне  производит  крайне  неприятный

звук - угрюмое жужжание,  которое никогда не прекращается.  Похоже  на

голос привидения-недоумка. Я склонился над ямой.

- Долан? Молчание.

- Кричи, Долан. Сначала никакого ответа - потом поток грубой ругани.

- Отлично!  Я вернулся к фургону,  завел его и проехал полторы мили до

места, где стояла дорожная техника.  По пути я включил WKXR из Лас-Ве-

гаса - единственную радиостанцию,которую принимал приемник в моей  ма-

шине. Барри Манилов рассказывал,  что он сочиняет песни,  которые поет

весь мир - утверждение, к которому я отнесся с некоторой допей скепси-

са, а потом передали прогноз погоды.  Ожидался сильный ветер;  водите-

лей на основных трассах между Лас-Вегасом и  Калифорнией  призывали  к

осторожности. Видимость может ухудшиться из-за песчаных заносов,  ска-

зал диск-жокей, но чего действительно следует опасаться,  так это рез-

ких порывов ветра.  Я понимал,  о чем он говорит,  потому что они дей-

ствительно раскачивали фургон.  Вот и  мой  ковшовый  погрузчик  "кей-

с-джордан"; я уже считал его своим.  Я влез в кабину,  напевая мелодию

Барри Манилова, и снова свел синий и желтый проводки. Погрузчик завел-

ся сразу. На сей раз я не забыл снять передачу. "Неплохо, белый,- раз-

дался у меня внутри голос Тинка.- Кое-что усвоил". Да,  именно так.  Я

все время усваиваю.  С минутку я посидел,  рассматривая катившиеся  по

пустыне барашки песка, прислушиваясь к ворчанию двигателя и размышляя,

что там поделывает Долан.  В конце концов,  это был его Великий  Шанс.

Попытаться разбить заднее стекло или перебраться на переднее сиденье и

попробовать выбить ветровое стекло. Я засыпал и то,  и другое песком и

глиной где-то на полметра, но попытаться можно.  Это зависело от того,

в какой степени он спятил к данному моменту, а этого я не знал и пото-

му не особенно беспокоился.  Волновали меня другое вещи.   Я  поставил

погрузчик на скорость и направился по шоссе к траншее.  Добравшись ту-

да,  я побежал и заглянул в яму,  втайне опасаясь увидеть спереди  или

сзади засыпанного "кадиллака" дыру размером с человека,  через которую

выбрался Долан. Мои земляные работы были не тронуты.

- Долан,- позвал я достаточно твердым, надеялся, тоном. Ответа не было.

- Долан! Молчание. "Он застрелился,- подумал я,  испытывая горькое ра-

зочарование.- Застрелился или умер от страха".

- Долан? Из могилы донесся хохот - громкий, неудержимый, самый настоя-

щий хохот.  У меня мороз пошел по коже.  Так смеется человек,  который

лишился разума. Он все хохотал своим хриплым голосом. Потом заорал;  и

снова начал смеяться. Наконец, он стал делать и то и другое сразу. Не-

которое время я смеялся вместе с ним,  а может быть,  плакал,  а ветер

смеялся и плакал над нами обоими.  Потом я вернулся в  "кейс-джордан",

опустил ковш и принялся засыпать его  по-настоящему.    Четыре  минуты

спустя нельзя было даже различить форму "кадиллака".  Оставалась прос-

то яма, полузасыпанная землей. Мне казалось, будто я что-то слышу,  но

из-за ветра и рева двигателя в этом нельзя было  быть  уверенным.    Я

встал на колени,  потом лег на землю,  приложив ухо к тому,  что оста-

лось от ямы.  Глубоко внизу,  под двумя метрами земли,  Долан все  еще

смеялся.    Звуки  напоминали  междометия  в   комиксах:    "Хи-хи-хи,

а-ах-ха-ха". Может, были и какие-то слова. Трудно сказать.  Тем не ме-

нее я смеялся и кивал.

- Кричи,- шептал я.- кричи,  если хочешь.- Но вскоре этот слабый смех,

просачивавшийся из-под земли, подобно ядовитым испарениам, исчез.  Ме-

ня вдруг охватил ужас - Долаи позади меня! Да,  каким-то образом Делан

оказался позади!  И не успею я обернуться,  как он сбросит меня в  яму

и... Я вскочил и развернулся,  пытаясь сжать израненные руки в кулаки.

Ветер швырнул мне в лицо пригоршню песка. Больше ничего.  Я вытер лицо

грязной рубашкой, вернулся в кабину погрузчика и продолжил работу. За-

долго до темноты я заполнил выемку. Даже осталось немного земли,  хотя

много ее и разнес ветер, из-за объема, занятого "кадиллаком". Дело шло

быстро... так быстро... Мысли у меня путались в какой-то горячке, ког-

да я уводил погрузчик обратно,  проехав точно над местом,  где похоро-

нил Долана. Я поставил погрузчик на прежнее место, снял рубашку и про-

тер все металлические детали в кабине,  пытаясь  уничтожить  отпечатки

пальцев. Не знаю точно, зачем я это сделал,  поскольку отпечатки,  ко-

нечно остались в сотне других мест на площадке. Затем,  в глубоком ко-

ричневатом мраке этих грозовых сумерек, я вернулся в фургон.  Я открыл

заднюю дверцу,  уввдел скорчившегося там.  Долана и с воплем отскочил,

закрывая лицо одной рукой.  Мне казалось,  что сердце вот-вот выскочит

из груди. Ничто - никто не появился.  Ветер со стуком захлопнул дверь,

словно последнюю ставню дома с приввдениями.  Наконец,  я вполз туда с

бешено колотящимся сердцем и осмотрелся.  Ничего там не было,    кроме

разной ерунды,  которую я набросал туда - дорожной мигалки с разбитыми

лампочками, домкрата, ящика с инструментами.

- Надо держать себя в руках,- тихо произнес я.- Держать себя в  руках.

Я ждал, что Элизабет скажет: "Все будет в порядке,  милый"...  что-ни-

будь вроде этого... но ничего не услышал, кроме ветра. Я потел в каби-

ну,  завел мотор и подъехал к раскопу.  Дальше не мог  заставить  себя

двинуться.  Хотя я сознавал,  какая это несусветная глупость,  во  мне

крепло убеждение, что Долан сидит в фургоне.  Я не отрывал глаз от за-

кала заднего вида,  пытаясь различить его тень.   Ветер  все  крепчал,

сильно раскачивая фургон. Пыль пустыни, которую он пгал перед собой, в

свете фар походила на дым. Наконец,  я съехал на обочину,  вышел и за-

пер все двери. Я знал,  что спать вне машины - сумасшествие,  но спать

внутри фургона не мог. Просто не мог. И я заполз под фургон в спальном

мешке. Через пять секунд после того, как застегнул молнию, я спал мер-

твым сном.  Проснувшись от кошмара,  который не помню -  только  руки,

хватавшие меня за горло,- я обнаружил,  что заживо похоронен.  У  меня

был песок в носу, в ушах.  Песок в горле душил меня.  Я завопил и под-

скочил, уверенный, что заключен не в спальном метке, а в земле.  Тут я

ударился головой о днище машины, и на меня посыпались хлопья ржавчины.

Я выполз наружу и увидел  зарю  цвета  закопченной  церковной  кружки.

Спальный мешок улетел, словно перекати-поле, как только перестал испы-

тывать мой вес. Я вскрикнул от удивления и бежал за ним метров десять,

пока не сообразил, что совершаю чудовищную ошибку. Видимость не превы-

шала десяти метров от силы. Дорога местами вообще не было видно. Я ог-

лянулся на фургон: ов казался размытым, словно сделанная сепией фотог-

рафия призрачного города. Я заковылял к нему,  вынул ключ и открыл.  Я

все еще выплевывал песок, и меня сотрясал сухой кашель.  Я завел мотор

и медленно доехал до прежнего места. Мне не требовался прогноз погоды:

все, о чем утром говорил диск-жокей,  сбылось.  Самая сильная песчаная

буря за всю историю Невады. Все дороги закрыты. Оставайтесь дома,  ес-

ли только у вас нет крайней необходимости выехать, и в этом случае то-

же оставайтесь. Славное Четвертое июля. "Останься. Ты сумасшедший, ес-

ли собираешься уехать отсюда.  Тебе засыплет глаза песком".  Я  обязан

использовать этот шанс.  Замечательная  возможность  навсегда  замести

следы - в самых воспаленных видениях мне не являлось такой, но вот она

есть, и я ею воспользуюсь. Я достал три или четыре одеяла,  оторвал от

одного из них длинную широкую полосу и закрутил вокруг головы.   Похо-

жий на спятившего бедуина, я вылез наружу. Все утро я сносил куски ас-

фальта из кювета и складывал их поверх траншеи,  стараясь  делать  это

как можно точнее, будто каменщик, выкладывающий стену... или замуровы-

ваюший нишу. Носить было не особенно трудно,  но каждый кусок мне при-

ходилось выискивать, будто археологу, и каждые двадцать минут я прибе-

гал в фургон, чтобы стряхнуть песок и промыть слезящиеся глаза. Я мед-

ленно продвигался на запад от бывшего мелкого конца раскопа и  к  две-

надцати - я начал в шесть - мне оставалось метров шесть.  Ветер  начал

стихать,  и кое-где уже различались обрывки синего неба.   Я  носил  и

складывал, носил и складывал.  Теперь я оказался над местом,  где,  по

моим расчетам, находился Долан. Жив ли он еще? Сколько кубометров воз-

духа может удержать "кадиллак"? Сколько понадобится времени, пока этот

объем не сможет больше поддерживать человеческую жизнь, учитывая,  что

оба спутника Долана не дышат?  Я присел на корточки.   Ветер  присыпал

следы от шин "кейс-джордана", но полностью их не стер; где-то под эти-

ми трудно различимыми оттисками находился человек,  который носил "ро-

лекс".

- Долан,- дружески крикнул я,- я изменил свои планы и решил  выпустить

тебя. Ничего. Никаких звуков. На сей раз точно мертв.  Я отошея за но-

вым куском асфальта. Положив его и разгибаясь,  я услышал,  как из-под

земли просачивается слабый,  кудахчущий смех.  Я упал на  землю  лицом

вниз - если бы у меня еще были волосы,  они свалились бы на лицо  -  и

некоторое время оставался в таком положении, прислушиваясь

 к его смеху. Звук доходил глухой, ровный. Когда он прекратился, я по-

шел за следующим куском асфальта.  На этом была желтая  разделительная

полоса, походившая на большое тире. Я опустился на колени.

- Ради Бога! - закричал он.- Ради Бога, Робинсон!

- Да,- с улыбкой произнес я.- Ради Бога.  Я точно подогнал этот  кусок

асфальта к соседнему и, сколько ни прислушивался, больше ничего не ус-

лышал. В одиннадцать вечера я вернулся в свою квартиру в Лас-Вегасе. Я

проспал шестнадцать часов,  встал,  пошел на кухню сварить кофе и сва-

лился на пол,  корчась от чудовищной боли в спине.  Одной рукой я дер-

жался за поясницу, а другую прикусил зубами, чтобы заглушить собствен-

ные вопли.  Через некоторое время я пополз в ванную - раз  я  пробовал

встать, но это вызвало новый жесточайший приступ - и,  цепляясь за ра-

ковину, дотянулся до флакона эмпирина в аптечке.  Я сжевал три таблет-

ки и открыл кран. Пока ванна наполнялась, я лежал на полу.  Потом стя-

нул пижаму и каким-то образом залез внутрь.  В ванне я  пролежал  пять

часов, в основном продремал. После ванны я мог ходить. Немного.  Я по-

шел к ортопеду.  Он сказал,  что у меня смещены три диска и  серьезное

искривление нижней части позвоночника. Он пытался выяснить,  не трени-

ровался ли я,  чтобы стать цирковым силачом.  Я ответил,  что  получил

это,  копаясь в саду.  Он направил меня в Канзас-Сити.  Я поехал.  Мне

сделали операцию. Когда анестезиолог поднес к моему рту резиновую мас-

ку, из ее шипящей черноты до меня донесся смех Долана, и я понял,  что

умру. Реанимационная была выложена водянисто-зеленой плиткой.

- Я жив? - простонал я. Фельдшер рассмеялся:

- О,  да.- Он коснулся моей брови - брови,  которая занимала всю  вер-

хнюю часть головы.- Ну и ожог же у вас! Боже милостивый! Болит, или вы

еще не отошли?

- Еще под наркозом,- ответил я.- Я что-нибудь болтал?

- Да,- сообщил он. Я весь похолодел. До мозга костей.

- Что я говорил?

- Вы говорили: "Тут темно. Выпустите меня!" - И снова рассмеялся.

- Ну-ну,- сказал я.  Его так никогда и не нашли - Долана.  Была  буря.

Мое счастье - буря.. Я уверен, что знаю, в чем дело, хотя,  как вы по-

нимаете, никогда не пытался проверить.  ЗП - помните?  Они производили

замену покрытия. Буря почти целиком занесла участок шоссе № 71, закры-

тый из-за объезда.  Когда они вернулись на работу,  они не стали  уби-

рать сразу все заносы,  а только по мере продвижения вперед - а  зачем

иначе? Движение им не мешало. Поэтому они одновременно сметали песок и

снимали старое покрытие. А если оператор бульдозера и заметил, что за-

несенный песком асфальт на одном участке - метров пятнадцать длиной  -

ломается под лезвием его лопаты на куски правильной,  почти  геометри-

ческой формы, то он никому об этом не сказал.  Может,  он был в подпи-

тии. Или просто размечтался о том,  как вечером пойдет гулять со своей

красоткой.  Потом самосвалы навалили кучи гравия,  за ними пришли раз-

брасыватели и катки.  После этого появились громадные  асфальтовозы  с

широкими раструбами сзади и запахом горячей смолы, так похожей на рас-

плавленный столярный клей. А когда засох свежий асфальт,  пошла разме-

точная машина,  водитель которой под большим брезентовым тентом  поми-

нутно огладывается назад, чтобы убедиться, что прерывистая желтая чер-

та проходит идеально прямо,  и ему невдомек,  что он проезжает над се-

рым "кадиллаком" с тремя людьми внутри,  он понятия не имеет,   что  в

глубине находятся рубиновое кольцо и золотой "ролекс",  который,  воз-

можно,  еще идет.  Над обыкновенным "кадиллаком" одна из этих  тяжелых

машин обязательно провалилась бы - просела, хрустнула,.  и набежала бы

толпа погладеть, что - или кого - нашли.  Но это был скорее танк,  чем

автомобиль,  и сама предусмотрительность Долана пока что не  дает  его

найти. Рано или поздно "кадиллак", конечно,  осядет под весом проходя-

щего транспорта,  и водитель следующей машины увидит большой провал  в

западной полосе трассы, сообщит в дорожное управление,  и начнется но-

вая ЗП.  Но если работники управления сами не будут свидетелями  и  не

заметят,  что большой вес проезжавшего грузовика вызвал  сжатие  како-

го-то полого предмета под полотном дорога, они скорее всего решат, что

"болотная дыра" (так они это называют) вызвана то ли морозом,   то  ли

обвалившимся соляным куполом, а то и землетрясением. Залатают дыру,  и

жизнь пойдет дальше.  Его объявили безвестно отсутствующим  -  Долана.

Мало кто проливал слезы. Обозреватель "Лас-Вегас сан" предположил, что

он играет в домино или плавает в бассейне вместе с  покойным  гангсте-

ром Джимом Хоффа. Может, он и недалек от истины.  Со мной все в поряд-

ке. Спина у меня почти не болит. Мне строго запрещено поднимать тяжес-

ти весом больше пятнадцати, килограммов, но у меня в этом году замеча-

тельный третий класс, и все, что нужно,  у меня есть.  Я несколько раз

проезжал по этому участку шоссе в своей новой машине "акура".  Раз да-

же остановился, вышел и (осмотревшись по сторонам, не едет ли кто) по-

писал как раз на том самом месте.  Но вышло совсем немного,  хотя  пу-

зырь был переполнен,  а на дальнейшем пути я не отрывался  от  зеркала

заднего вида: почему-то я вбил себе в голову,  что он вот-вот  встанет

за моей спиной, с кожей,  высохшей до цвета лимонной корки и натянутой

на черепе, как у мумии, с волосами, засыпанными песком, сверкая глаза-

ми и часами "ролекс". Это был последний раз,  когда я ездил по шоссе №

71. Теперь, если мне надо на запад,  я пользуюсь автострадой штата.  А

Элизабет? Как и Долан, она замолчала. Для меня это большое облегчение.