О. Генри

                  Справочник Гименея

                                            Перевод М. Урнова



   Я, Сандерсон Пратт, пишущий эти строки, полагаю, что
системе образования в Соединенных Штатах следовало бы
находиться в ведении бюро погоды. В пользу этого я могу
привести веские доводы. Ну, скажите, почему бы наших
профессоров не передать метеорологическому департаменту? Их
учили читать, и они легко могли бы пробегать утренние газеты
и потом телеграфировать в главную контору, какой ожидать
погоды. Но этот вопрос интересен и с другой стороны.
Сейчас я собираюсь вам рассказать, как погода снабдила меня
и Айдахо Грина светским образованием.
   Мы находились и горах Биттер-Рут, за хребтом Монтана,
искали золота. В местечке Уолла-Уолла один бородатый малый,
надеясь неизвестно на что, выдал нам аванс. И вот мы
торчали в горах, ковыряя их понемножку и располагая запасом
еды, которого хватило бы на прокорм целой армии на все время
мирной конференции.
   В один прекрасный день приезжает из Карлоса почтальон,
делает у нас привал, съедает три банки сливовых консервов и
оставляет нам свежую газету. Эта газета печатала сводки
предчувствий погоды, и карта, которую она сдала горам
Биттер-Рут с самого низа колоды, означала: "Тепло и ясно,
ветер западный, слабый".
   В тот же день вечером пошел снег и подул сильный
восточный ветер. Мы с Айдахо перенесли свою стоянку повыше,
в старую заброшенную хижину, думая, что это всего-навсего
налетела ноябрьская метелица. Но когда на ровных местах
снегу выпало на три фута, непогода разыгралась всерьез, и мы
поняли, что нас занесло. Груду топлива мы натаскали еще до
того, как его засыпало, кормежки у нас должно было хватить
на два месяца, так что мы предоставили стихиям бушевать и
злиться, как им заблагорассудится.
   Если вы хотите поощрять ремесло человекоубийства, заприте
на месяц двух человек в хижине восемнадцать на двадцать
футов. Человеческая натура этого не выдержит.
   Когда упали первые снежные хлопья, мы хохотали над своими
остротами да похваливали бурду, которую извлекали из котелка
и называли хлебом. К концу третьей недели Айдахо
опубликовывает такого рода эдикт.
   - Я не знаю, какой звук издавало бы кислое молоко, падая
с воздушного шара на дно жестяной кастрюльки, но, мне
кажется, это было бы небесной музыкой по сравнению с
бульканьем жиденькой струйки дохлых мыслишек, истекающих из
ваших разговорных органов. Полупрожеванные звуки, которые
вы ежедневно издаете, напоминают мне коровью жвачку с той
только разницей, что корова - особа воспитанная и оставляет
свое при себе, а вы нет.
   - Мистер Грин, - говорю я, - вы когда-то были моим
приятелем, и это мешает мне сказать вам со всей
откровенностью, что если бы мне пришлось выбирать между
вашим обществом и обществом обыкновенной кудлатой,
колченогой дворняжки, то один из обитателей этой хибарки
вилял бы сейчас хвостом.
   В таком духе мы беседуем несколько дней, а потом и вовсе
перестаем разговаривать. Мы делим кухонные принадлежности,
и Айдахо стряпает на одном конце очага, а я - на другом.
Снега навалило по самые окна, и огонь приходилось
поддерживать целый день.
   Мы с Айдахо, надо вам доложить, не имели никакого
образования, разве что умели читать да вычислять на
грифельной доске "Если у Джона три яблока, а у Джеймса
пять..." Мы никогда не ощущали особой необходимости в
университетском дипломе, так как, болтаясь по свету,
приобрели кое-какие истинные познание и могли ими
пользоваться в критических обстоятельствах. Но загнанные
снегом в хижину на Биттер-Рут, мы впервые почувствовали, что
если бы изучали Гомера или греческий язык, дроби и высшие
отрасли, знания, у нас были бы кое-какие запасы для
размышлений и дум в одиночестве. Я видел, как молодчики из
восточных колледжей работают в ковбойских лагерях по всему
Западу, и у меня создалось впечатление, что образование было
для них меньшей помехой, чем могло показаться с первого
взгляда. Вот, к примеру, на Снейк-Ривер у Андру
Мак-Уильямса верховая лошадь подцепила чесотку, так он за
десять миль погнал тележку за одним из этих чудаков, который
величал себя ботаником. Но лошадь все-таки околела.
   Однажды утром Айдахо шарил поленом на небольшой полке, -
до нее нельзя было дотянуться рукой. На пол упали две
книги. Я шагнул к ним, но встретился взглядом с Айдахо. Он
заговорил в первый раз за неделю.
   - Не обожгите ваших пальчиков, - говорит он. - Вы
годитесь в товарищи только спящей черепахе, но, невзирая, на
это, я поступлю с вами по-честному. И это больше того, что
сделали ваши родители, пустив вас по свету с общительностью
гремучей змеи и отзывчивостью мороженой репы. Мы сыграем с
вами до туза, и выигравший выберет себе книгу, а проигравший
возьмет оставшуюся.
   Мы сыграли, и Айдахо выиграл. Он взял свою книгу, а я
свою. Потом мы разошлись по разным углам хижины и занялись
чтением.
   Я никогда так не радовался самородку в десять унций, как
обрадовался этой книге. И Айдахо смотрел на свою, как
ребенок на леденец.
   Моя книжонка была небольшая, размером пять на шесть
дюймов, с заглавием: "Херкимеров справочник необходимых
познаний". Может быть, я ошибаюсь, но, по- моему, - это
величайшая из всех написанных книг. Она сохранилась у меня
до сих пор, и, пользуясь ее сведениями, я кого хочешь могу
обыграть пятьдесят раз в пять минут. Куда до нее Соломону
или "Нью-Йорк трибюн"! Херкимер обоих заткнет за пояс.
Этот малый, должно быть, потратил пятьдесят лет и
пропутешествовал миллион миль, чтобы набраться такой
премудрости. Тут тебе и статистика населения всех городов,
и способ, как узнать возраст девушки, и сведения о
количестве зубов у верблюда. Тут можно узнать, какой самый
длинный в мире туннель, сколько звезд на небе, через сколько
дней высыпает ветряная оспа, каких размеров должна быть
женская шея, какие права "вето" у губернаторов, даты
постройки римских акведуков, сколько фунтов риса можно
купить, если не выпивать три кружки пива в день, среднюю
ежегодную температуру города Огэсты, штат Мен, сколько нужно
семян моркови, чтобы засеять один акр рядовой сеялкой, какие
бывают противоядия, количество волос на голове у блондинки,
как сохранять яйца, высоту, всех гор в мире, даты всех войн
и сражений, и как приводить в чувство утопленников и
очумевших от солнечного удара, и сколько гвоздей идет на
фунт, и как делать динамит, поливать цветы и стлать постель,
и что предпринять до прихода доктора - и еще пропасть всяких
сведений. Может, Херкимер и не знает чего-нибудь, но по
книжке я этого не заметил.
   Я сидел и читал эту книгу четыре часа. В ней были
спрессованы все чудеса просвещения. Я забыл про снег и про
наш разлад с Айдахо. Он тихо сидел на табуретке, и какое-то
нежное и загадочное выражение просвечивало сквозь его
рыже-бурую бороду.
   - Айдахо, - говорю я, - тебе какая книга. Досталась?
   Айдахо, очевидно, тоже забыл старые счеты, потому что
ответил умеренным тоном, без всякой брани и злости,
   - Мне-то? - говорит он, - По всей видимости, это Омар
Ха-Эм (1).
   - Омар X. М., а дальше? - спросил я.
   - Ничего дальше. Омар Ха-Эм, и все, - говорит он.
   - Врешь, - говорю я, немного задетый тем, что Айдахо
хочет втереть мне очки. - Какой дурак станет подписывать
книжку инициалами. Если это Омар X. М. Спупендайк, или
Омар X. М. Мак-Суини, или Омар Х. М. Джонс, так и скажи
по- человечески, а не жуй конец фразы, как теленок подол
рубахи, вывешенной на просушку.
   - Я сказал тебе все как есть, Санди, - говорит Айдахо
спокойно. - Это стихотворная книга, автор - Омар Ха-Эм.
Сначала я не мог понять, в чем тут, соль, но покопался и
вижу, что жила есть. Я не променял бы эту книгу на пару
красных одеял.
   - Ну и читай ее себе на здоровье, - говорю я. - Лично я
предпочитаю беспристрастное изложение фактов, чтобы было над
чем поработать мозгам, и, кажется, такого сорта книжонка мне
и досталась.
   - Тебе, - говорит Айдахо, - досталась статистика - самая
низкопробная из всех существующих наук. Она отравит твой
мозг. Нет, мне приятней система намеков старикашки Ха-Эм.
Он, похоже, что-то вроде агента по продаже вин. Его
дежурный тост: "Все трын-трава". По-видимому, он страдает
избытком желчи, но в таких дозах разбавляет ее спиртом, что
самая беспардонная его брань звучит как "приглашение
раздавить бутылочку. Да, это поэзия, - говорит Айдахо, - и
я презираю твою кредитную лавочку, где мудрость меряют на
футы и дюймы. А если понадобится объяснить философическую
первопричину тайн естества, то старикашка Ха-Эм забьет
твоего парня по всем статьям - вплоть до объема груди и
средней годовой нормы дождевых осадков.
   Вот так и шло у нас с Айдахо. Днем и ночью мы только тем
и развлекались, что изучали наши книги. И, несомненно,
снежная буря снабдила каждого из нас уймой всяких познаний.
Если бы в то время, когда снег начал таять, вы вдруг подошли
ко мне испросили: "Сандерсон Пратт, сколько стоит покрыть
квадратный фут крыши железом двадцать на двадцать восемь,
ценою девять долларов пятьдесят центов за ящик?" - я ответил
бы вам с такой же быстротой, с какой свет пробегает по ручке
лопаты со скоростью в сто девяносто две тысячи миль в
секунду. Многие могут это сделать? Разбудите-ка в полночь
любого из ваших знакомых и попросите его сразу ответить,
сколько костей в человеческом скелете, не считая зубов, или
какой процент голосов требуется в парламенте штата Небраска,
чтобы отменить "вето". Ответит он вам? Попробуйте и
убедитесь.
   Какую пользу извлекал Айдахо из своей стихотворной книги,
я точно не знаю. Стоило ему открыть рот, и он уже
прославлял своего винного агента, но меня это мало в чем
убеждало:
   Этот Омар X. М., судя по тому, что просачивалось из его
книжонки через посредство Айдахо, представлялся мне чем-то
вроде собаки, которая смотрит на жизнь, как на консервную
банку, привязанную к ее хвосту. Набегается до полусмерти,
усядется, высунет язык, посмотрит на банку и скажет:
   "Ну, раз мы не можем от нее освободиться, пойдем в
кабачок на углу и наполним ее за мой счет".
   К тому же он, кажется, был персом. А я ни разу не
слышал, чтобы Персия производила что-нибудь достойное
упоминания, кроме турецких ковров и мальтийских кошек.
   В ту весну мы с Айдахо наткнулись на богатую жилу. У нас
было правило распродавать все в два счета и двигаться
дальше. Мы сдали нашему подрядчику золота на восемь тысяч
долларов каждый, а потом направились в этот маленький
городок Розу, на реке Салмон, чтобы отдохнуть, поесть
по-человечески и соскоблить наши бороды.
   Роза не была приисковым поселком. Она расположилась в
долине и отсутствием шума и распутства напоминала любой
городок сельской местности. В Розе была трехмильная
трамвайная линия, и мы с Айдахо целую неделю катались в
одном вагончике, вылезая только на ночь у отеля "Вечерняя
заря". Так как мы и много поездили, и были теперь здорово
начитаны, мы вскоре стали вхожи в лучшее общество Розы, и
нас приглашали на самые шикарные и бонтонные вечера. Вот на
одном таком благотворительном вечере-конкурсе на лучшую
мелодекламацию и на большее количество съеденных перепелов,
устроенном в здании муниципалитета в пользу пожарной
команды, мы с Айдахо и встретились впервые с миссис Д.
Ормонд Сэмпсон; королевой общества Розы.
   Миссис Сэмпсон была вдовой и владетельницей единственного
в городе двухэтажного дома. Он был выкрашен в желтую
краску, и, откуда бы на него ни смотреть, он был виден так
же ясно, как остатки желтка в постный день в бороде
ирландца. Двадцать два человека, кроме меня и Айдахо,
заявляли претензии на этот желтый домишко.
   Когда ноты и перепелиные кости были выметены из залы,
начались танцы. Двадцать три поклонника галопом подлетели к
миссис Сэмпсон и пригласили ее танцевать. Я отступился от
тустепа и попросил разрешения сопровождать ее домой. Вот
здесь-то я и показал себя.
   По дороге она говорит:
   - Ax, какие сегодня прелестные и яркие звезды, Мистер
Пратт!
   - При их возможностях, - говорю я, - они выглядят
довольно симпатично. Вот эта, большая, находится от нас на
расстоянии шестидесяти шести миллиардов миль. Потребовалось
тридцать шесть лет, чтобы ее свет достиг до нас. В
восемнадцатифутовый телескоп можно увидеть сорок три
миллиона звезд, включая и звезды тринадцатой величины, а
если какая-нибудь из этих последних сейчас закатилась бы, вы
продолжали бы видеть ее две тысячи семьсот лет.
   - Ой! - говорит миссис Сэмпсон. - А я ничего об этом не
знала. Как жарко... Я вся вспотела от этих танцев.
   - Не удивительно, - говорю я, - если принять во внимание,
что у вас два миллиона потовых желез и все они действуют
одновременно. Если бы все ваши потопроводные трубки длиной
в четверть дюйма каждая присоединить друг к другу концами,
они вытянулись бы на семь миль.
   - Царица небесная! - говорит миссис Сэмпсон. - Можно
подумать, что вы описываете оросительную канаву, мистер
Пратт. Откуда у вас все эти ученые познания?
   - Из наблюдений, - говорю я ей. - Странствуя по свету, я
не закрываю глаз.
   - Мистер Пратт, - говорит она, - я всегда обожала
культуру. Среди тупоголовых идиотов нашего города так мало
образованных людей, что истинное наслаждение побеседовать с
культурным джентльменом. Пожалуйста, заходите ко мне в
гости, когда только вздумается.
   Вот каким образом я завоевал расположение хозяйки
двухэтажного дома. Каждый вторник и каждую пятницу, по
вечерам, я навещал ее и рассказывал ей о чудесах вселенной,
открытых, классифицированных и воспроизведенных с натуры
Херкимером. Айдахо и другие донжуаны города пользовались
каждой минутой остальных дней недели, предоставленных в их
распоряжение.
   Мне было невдомек, что Айдахо пытается воздействовать на
миссис Сэмпсон приемами ухаживания старикашки X. М., пока я
не узнал об этом как-то вечером, когда шел обычным своим
путем, неся ей корзиночку дикой сливы. Я встретил миссис
Сэмпсон в переулке, ведущем к ее дому. Она сверкала
глазами, а ее шляпа угрожающе накрыла одну бровь.
   - Мистер Пратт, - начинает она, - этот мистер Грин,
кажется, ваш приятель?
   - Вот уже девять лет, - говорю я.
   - Порвите с ним, - говорит она, - он не джентльмен.
   - Поймите, сударыня, - говорю я, - он обыкновенный житель
гор, которому присуще хамство и обычные недостатки
расточителя и лгуна, но никогда, даже в самых критических
обстоятельствах, у меня не хватало духа отрицать его
джентльменство. Вполне возможно, что своим мануфактурным
снаряжением, наглостью и всей своей экспозицией он противен
глазу, но по своему нутру, сударыня, он так же не склонен к
низкопробному преступлению, как и к тучности. После девяти
лет, проведенных в обществе Айдахо, - говорю я, - мне было
бы неприятно порицать его и слышать, как его порицают
другие.
   - Очень похвально, мистер Пратт, что вы вступаетесь за
своего друга, - говорит миссис Сэмпсон, - но это не меняет
того обстоятельства, что он сделал мне предложение,
достаточно оскорбительное, чтобы возмутить скромность всякой
женщины.
   - Да не может быть! - говорю я. - Старикашка Айдахо
выкинул такую штуку? Скорее этого можно было ожидать от
меня. За ним водится лишь один грех, и в нем повинна
метель. Однажды, когда снег задержал нас в горах, мой друг
стал жертвой фальшивых и непристойных стихов, и, возможно,
они развратили его манеры.
   - Вот именно, - говорит миссис Сэмпсон. - С тех пор, как
я его знаю, он не переставая декламирует мне безбожные стихи
какой-то особы, которую он называет Рубай Ате, и если судить
по ее стихам, это негодница, каких свет не видал.
   - Значит, Айдахо наткнулся на новую книгу, - говорю я, -
автор той, что у него была, пишет под пот de plume (2) X.
М.
   - Уж лучше бы он и держался за нее, - говорит миссис
Сэмпсон, - какой бы она ни была. А сегодня он перешел все
границы. Сегодня я получаю от него букет цветов, и к ним
приколота записка. Вы, мистер Пратт, вы знаете, что такое
воспитанная женщина, и вы знаете, какое и занимаю положение
в обществе Розы. Допускаете вы на минуту, чтобы я побежала
в лес с мужчиной, прихватив кувшин вина и каравай хлеба, и
стала бы петь и скакать с ним под деревьями? Я выпиваю
немного красного за обедом, но не имею привычки таскать его
кувшинами в кусты и тешить там дьявола на такой манер. И
уж, конечно, он принес бы с собой эту книгу стихов, он так и
написал. Нет, пусть уж он один ходит на свои скандальные
пикники. Или пусть берет с собой свою Рубай Ате. Уж она-то
не будет брыкаться, разве что ей не понравится, что ой
захватит больше хлеба, чем вина. Ну, мистер Пратт, что вы
теперь скажете про вашего приятеля-джентльмена?
   - Видите ли, сударыня, - говорю я, - весьма вероятно, что
приглашение Айдахо было своего рода поэзией и не имело в
виду обидеть вас. Возможно, что оно принадлежало к разряду
стихов, называемых фигуральными. Подобные стихи оскорбляют
закон и порядок, но почта их пропускает на том основании,
что в них пишут не то, что думают. Я был бы рад за Айдахо,
если бы вы посмотрели на это сквозь пальцы, - говорю я. - И
пусть наши мысли взлетят с низменных областей поэзии в
высшие сферы расчета и факта Наши мысли, - говорю я, -
должны быть созвучны такому чудесному дню. Неправда ли,
здесь тепло, но мы не должны забывать, что на экваторе линия
вечного холода находится на высоте пятнадцати тысяч футов А
между сороковым и сорок девятым градусом широты она
находится на высоте от четырех до девяти тысяч футов.
   - Ах, мистер Пратт, - говорит миссис Сэмпсон, - какое
утешение слышать от вас чудесные факты после того, как вся
изнервничаешься из-за стихов этой негодной Рубай.
   - Сядем на это бревно у дороги, - говорю я, - и забудем о
бесчеловечности и развращенности поэтов. В длинных столбцах
удостоверенных фактов и общепринятых мер и весов - вот где
надо искать красоту. Вот мы сидим на бревне, и в нем,
миссис Сэмпсон, - говорю я, - заключена статистика - более
изумительная, чем любая поэма. Кольца на срезе показывают,
что дерево прожило шестьдесят лет. На глубине двух тысяч
футов, через три тысячи лет оно превратилось бы в уголь.
Самая глубокая угольная шахта в мире находится в
Киллингворте близ Ньюкастля. Ящик в четыре фута длиной, три
фута шириной и два фута восемь дюймов вышиной вмещает тонну
угля. Если порезана артерия, стяните ее выше раны. В ноге
человека тридцать костей. Лондонский Тауэр сгорел в тысяча
восемьсот сорок первом году.
   - Продолжайте, мистер Пратт, продолжайте, - говорит
миссис Сэмпсон, - ваши идеи так оригинальны и успокоительны.
По моему, нет ничего прелестнее статистики.
   Но только две недели спустя я до конца оценил Херкимера.
   Однажды ночью я проснулся от криков: "Пожар!" Я вскочил,
оделся и вышел из отеля полюбоваться зрелищем. Увидев, что
горит дом миссис Сэмпсон, я испустил оглушительный вопль и
через две минуты был на месте.
   Весь нижний этаж был объят пламенем, и тут же столпилось
все мужское, женское и собачье население Розы и орало, и
лаяло, и мешало пожарным. Айдахо держали шестеро пожарных,
а он пытался вырваться из их рук. Они говорили ему, что
весь низ пылает и кто туда войдет, обратно живым не выйдет.
   - Где миссис Сэмпсон? - спрашиваю я.
   - Ее никто не видел, - говорит один из пожарных. - Она
спит наверху. Мы пытались туда пробраться, но не могли, а
лестниц у нашей команды еще нет.
   Я выбегаю на место, освещенное пламенем пожара, и
вытаскиваю из внутреннего кармана справочник. Я засмеялся,
почувствовав его в своих руках, - мне кажется, что я немного
обалдел от возбуждения.
   - Херки, друг, - говорю я ему, перелистывая страницы, -
ты никогда не лгал мне и никогда не оставлял меня в беде.
Выручай, дружище, выручай! - говорю я.
   Я сунулся на страницу 117: "Что делать при несчастном
случае", - пробежал пальцем вниз по листу и попал в точку
Молодчина Херкимер, он ничего не забыл!
   На странице 117 было написано:
   "Удушение от вдыхания дыма или газа. - Нет ничего лучше
льняного семени Вложите несколько семян в наружный угол
глаза".
   Я сунул справочник обратно в карман я схватил
пробегавшего мимо мальчишку.
   - Вот, - говорю я, давая ему деньги, - беги в аптеку и
принеси на доллар льняного семени. Живо, и получишь доллар
за работу. - Теперь, - кричу я, - мы добудем миссис
Сэмпсон! - И сбрасываю пиджак и шляпу.
   Четверо пожарных и граждан хватают меня,
   - Идти в дом - идти на верную смерть, - говорят они. -
Пол уже начал проваливаться.
   - Да как же, черт побери! - кричу я и все еще смеюсь,
хотя мне не до смеха. - Как же я вложу льняное семя в глаз,
не имея глаза?
   Я двинул локтями пожарников по лицу, лягнул одного
гражданина и свалил боковым ударом другого. А затем я
ворвался в дом. Если я умру раньше вас, я напишу вам письмо
и сообщу, на много ли хуже в чертовом, пекле, чем было в
стенах этого дома; но пока не делайте выводов. Я прожарился
куда больше тех цыплят, что подают в ресторане по срочным
заказам. От дыма и огня я дважды кидался на пол и чуть-чуть
не посрамил Херкимера, но пожарные помогли мне, пустив
небольшую струйку воды, и я добрался до комнаты миссис
Сэмпсон. Она от дыма лишилась чувств, так что я завернул ее
в одеяло и взвалил на плечо. Ну ясно, пол не был так уж
поврежден, как мне говорили, а то разве бы он выдержал? И
думать нечего!
   Я оттащил ее на пятьдесят ярдов от дома и уложил на
траву. Тогда, конечно, все остальные двадцать два
претендента на руку миссис Сэмпсон столпились вокруг с
ковшиками воды, готовые спасать ее. Тут прибежал и
мальчишка с льняным семенем.
   Я раскутал голову миссис Сэмпсон. Она открыла глаза и
говорит:
   - Это вы, мистер Пратт?
   - Т-с-с, - говорю я. - Не говорите, пока не примете
лекарство.
   Я обвиваю ее шею рукой и тихонько поднимаю ей голову, а
другой рукой разрываю пакет с льняным семенем; потом со всей
возможной осторожностью я склоняюсь над ней и пускаю
несколько семян в наружный уголок ее глаза.
   В этот момент галопом прилетает деревенский доктор,
фыркает во все стороны, хватает миссис Сэмпсон за пульс и
интересуется, что собственно значат мои идиотские выходки.
   - Видите ли, клистирная трубка, - говорю я, - я не
занимаюсь постоянной врачебной практикой, но тем не менее
могу сослаться на авторитет.
   Принесли мой пиджак, и я вытащил справочник.
   - Посмотрите страницу сто семнадцать, - говорю я. -
Удушение от вдыхания дыма или газа. Льняное семя в наружный
угол глаза, не так ли? Я не сумею сказать, действует ли оно
как поглотитель дыма, или побуждает к действию сложный
гастрогиппопотамический нерв, но Херкимер его рекомендует, а
он был первым приглашен к пациентке. Если хотите устроить
консилиум, я ничего не имею против.
   Старый доктор берет книгу и рассматривает ее с помощью
очков и пожарного фонаря.
   - Послушайте, мистер Пратт, - говорит он, - вы, очевидно,
попали не на ту строчку, когда ставили свой диагноз. Рецепт
от удушья гласит: "Вынесите больного как можно скорее на
свежий воздух и положите его на спину, приподняв голову", а
льняное семя - это средство против "пыли и золы, попавших в
глаз", строчкой выше. Но в конце концов...
   - Послушайте, - перебивает миссис Сэмпсон, - мне кажется,
я могу высказать свое мнение на этом консилиуме. Так
знайте, это льняное семя принесло мне больше пользы, чем все
лекарства в моей жизни.
   А потом она поднимает голову, снова опускает ее мне на
плечо и говорит: "Положите мне немножко и в другой глаз,
Санди, дорогой".
   Так вот, если вам придется завтра или когда-нибудь в
другой раз остановиться в Розе, то вы увидите замечательный
новенький ярко-желтый дом, который украшает собою миссис
Пратт, бывшая миссис Сэмпсон. И если вам придется ступить
за его порог, вы увидите на мраморном столе посреди гостиной
"Херкимеров справочник необходимых познаний", заново
переплетенный в красный сафьян и готовый дать совет по
любому вопросу, касающемуся человеческого счастья и
мудрости".

----------------------------------------------------------

   1) - Речь идет о стихотворениях старинного персидского
        поэта XI в. Омара Хайама.
   2) - Псевдоним (франц.).