О. Генри
Коловращение жизни
Перевод Т. Озерской
Мировой судья Бинаджа Уиддеп сидел на крылечке суда и
курил самодельную бузиновую трубку. Кэмберлендский горный
кряж, голубовато-серый в вечернем мареве, тянулся к зениту,
загромоздив полнеба. Рябая чванливая курица проковыляла по
"главному проспекту" поселка, бессмысленно клохча.
На дороге послышался скрип колес" заклубилось облачко
пыли и показалась запряженная быком двуколка, а в ней -
Рэнси Билбро со своей половиной. Двуколка остановилась
перед зданием суда, и супружеская чета вылезла из нее.
Рэнси Билбро состоял преимущественно из дубленой коричневой
кожи, увенчанной на высоте шести футов копной желтых волос.
Невозмутимый покой родных молчаливых гор одевал его словно
броней. В наружности его жены прежде всего бросалось в
глаза большое количество ситца, много острых углов и следы
нюхательного табака. Сквозь все это проглядывало
беспокойство не вполне осознанных желаний и глухой протест
обманутой молодости, не замечающей, что она уже прошла.
Мировой судья сунул ноги в башмаки, из уважения к своему
званию, и поднялся, чтобы пропустить супругов.
- Мы, вот, - сказала женщина, и голос ее прозвучал, как
гудение ветра в ветвях сосен, - хотим развестись. - Она
взглянула на мужа, не усмотрел ли он какой-нибудь
неясности, неточности, уклончивости, пристрастия или
стремления к личной выгоде в том, как она изложила сущность
дела.
- Развестись, - повторил Рэнси, подкрепляя свои слова
торжественным кивком. - Мы, вот, не можем ужиться, хоть ты
тресни! В горах-то у нас глушь - одиноко, стало быть,
жить-то. Ну, когда муж или, к примеру, жена стараются друг
для дружки - еще куда ни шло. А уж когда она шипит, как
дикая кошка, или сидит нахохлившись, что твоя сова,
человеку-то мочи нет жить с ней вместе.
- Да когда он бездельник и чумовой, - без особенного жара
сказала женщина. - Валандается с разными поганцами, с
самогонщиками, а после дрыхнет день-деньской, налакавшись
виски, да еще целая напасть сего собаками - корми их!
- Да когда она швыряется крышками от кастрюль, - в тон ей
забубнил Рэнси. - да еще окатила кипятком лучшего
охотничьего пса на весь Кэмберленд, а чтоб мужу похлебку
сварить, так нет ее, а уж ночь-то всю как есть глаз сомкнуть
не дает, все пилит и пилит за всякую пустяковину.
- Да когда он на податных чиновников с кулаками лезет и
на все горы ославился как самый что ни на есть никудышный
пропойца, - тут нешто уснешь?
Мировой судья не спеша приступил к исполнению своих
обязанностей Он предложил спорящим сторонам табурет и свой
единственный стул, раскрыл свод законов и углубился в
перечень статей. Потом протер очки и пододвинул к себе
чернильницу.
- В законе и его уложении, - начал судья, - ничего не
говорится насчет развода в смысле, так сказать, его
включаемости в юрисдикцию данного суда. Но, с точки зрения
справедливости, конституции и священного писания, всякая
сделка хороша только постольку, поскольку ее можно
расторгнуть. Если мировой судья может сочетать какую-либо
пару узами брака, ясно, что он может, если потребуется, и
развести ее. Наш суд вынесет решение о разводе и позволит
себе надеяться, что Верховный суд оставит это решение в
силе.
Рэнси Билбро вытащил из кармана штанов небольшой кисет.
Из кисета он вытряхнул на стол пятидолларовую бумажку.
- Продал медвежью шкуру и трех лисиц, - сказал он. - Вот
все наши денежки, больше нету.
- Установленная судом плата за развод, - сказал судья, -
равняется пяти долларам. - С подчеркнуто равнодушным видом
он сунул бумажку в карман своего домотканого жилета. Затем
с заметным физическим и умственным напряжением нацарапал на
четвертушке листа постановление о разводе, переписал его на
другую четвертушку и прочел вслух Рэнси Билбро и его супруга
выслушали приговор о своем полном и обоюдном раскабалении.
"Сим доводится до всеобщего сведения, что Рэнси Билбро и
его жена Эриэла Билбро, будучи в здравом уме и твердой
памяти, лично предстали сегодня передо мной и дали обещание
отныне и впредь не любить и не почитать друг друга и ни в
чем друг другу не повиноваться, ни в радости, ни в горе,
после чего и были привлечены к суду для расторжения брака в
интересах соблюдения общественного спокойствия и достоинства
Штата. От слова не отступать, и да поможет вам бог Бинаджа
Уиддеп, мировой судья округа Пьедмонта. В округе Пьедмонте,
штат Теннесси".
Судья уже протягивал одну из бумажек Рэнси, но голос
Эриэлы приостановил вручение документа. Оба мужчины
уставились на нее. В лице этой женщины их неповоротливый
мужской ум столкнулся с чем-то непредвиденным.
- Судья, ты погоди-ка давать ему эту бумагу. Так не все
ладно будет. Ты наперед защити мои права. Пусть заплатит
мне пансион. Это разве дело - сам получил развод, а жена
что? Живи, как знаешь? А я вот надумала отправиться к
братцу Эду на Свиной хребет, так мне нужно пару башмаков
купить и табаку, да еще то да се Коли Рэнси мог заплатить
разводные, так пусть и мне платит пансион.
Рэнси Билбро онемел от этого удара. Ни о каком пенсионе
прежде у них разговору не было. Но ведь женщины всегда
преподносят мужчинам ошеломляющие сюрпризы.
Мировой судья Бинаджа Уиддеп понял, что этот вопрос может
быть разрешен только в юридическом порядке. Свод законов
хранил и на сей счет гробовое молчание, однако ноги женщины
были босы, а тропа на Свиной хребет - крута и кремниста.
- Эриэла Билбро. - вопросил Бинаджа Уиддеп судейским
голосом, - какой пенсион полагаете вы достаточным и
соразмерным по делу, которое в настоящую минуту слушается в
суде?
- Я полагаю, - отвечала женщина, - на башмаки и на все
про все, стало быть, пять долларов. Это не бог весть какой
пансион, но до братца Эда, может, и доберусь.
- Названная сумма, - сказал судья, - не представляется
суду непомерной. Рэнси Билбро, по решению суда вам надлежит
уплатить истице пять долларов, дабы постановление о разводе
могло войти в силу.
- А где их взять-то, - с тяжелым вздохом отвечал Рэнси.
- Я вам выложил все, что у меня было.
- В противном случае, - изрек судья, свирепо воззрившись
на Рэнси поверх очков, - вы будете привлечены к
ответственности за неуважение к суду.
- Кабы вы обождали денек, - с мольбой сказал Рэнси, -
может, я бы и наскреб где. Кто ж его знал, что она
потребует пансион.
- Слушание дела откладывается, - объявил судья. - Завтра
вы оба должны явиться, дабы выполнить постановление суда.
После чего вам будет выдано на руки свидетельство о разводе.
Бинаджа Уиддеп уселся на крыльце и начал расшнуровывать
башмаки.
- Что ж, к дядюшке Зайе поедем, что ли? - сказал Рэнси.
- Переночуем у него. - Он влез в двуколку, Эриэла забралась
в нее с другой стороны. Маленький рыжий бычок, повинуясь
удару веревочной вожжи, не торопясь описал полукруг и
потащился куда следовало. Двуколка, вздымая облака пыли,
затарахтела по дороге.
Судья Бинаджа Уиддеп выкурил свою бузиновую трубку.
Потом достал еженедельную газету и принялся за чтение. Он
читал до самых сумерек, а когда строчки стали расплываться у
него перед глазами, зажег сальную свечу на столе и продолжал
читать, пока не взошла луна, возвестив время ужина.
Судья жил в бревенчатой хижине на склоне холма, у сухого
тополя. Направляясь домой, он перебрался через ручеек,
проложивший себе путь в лавровых зарослях. Темная фигура
выступила из-за деревьев и направила ему в грудь дуло ружья.
Низко надвинутая шляпа и какой-то лоскут закрывали лицо
грабителя.
- Давай деньги, - сказала фигура, - да помалкивай. Я зол
как черт, и палец, вишь, так и пляшет на спуске...
- П-п-пять долларов - все, что у меня есть, - пробормотал
судья, доставая бумажку из жилетного кармана.
- Сверни ее, - последовал приказ, - и засунь в ствол
ружья.
Бумажка была новенькая и хрустящая. Даже дрожащим от
страха неуклюжим пальцам нетрудно было свернуть ее трубочкой
и (что потребовало больших усилий!) засунуть в ствол ружья.
- Ну ладно, ступай теперь, - сказал грабитель.
Судья не стал мешкать.
На другой день маленький рыжий бычок приволок двуколку к
крыльцу суда. Судья Бинаджа Уиддеп с утра сидел обутый, так
как поджидал посетителей. В его присутствии Рэнси Билбро
вручил жене пятидолларовую бумажку. Судья впился в нее
взглядом. Она закручивалась с концов, словно была не так
давно свернута трубочкой и засунута в ствол ружья. Но
Бинаджа Уиддеп воздержался от замечаний. Мало ли чего -
никакой бумажке не заказано скручиваться. Судья вручил
каждому из супругов свидетельство о расторжении брака. Они
в неловком молчании стояли рядом, медленно складывая
полученные ими гарантии свободы, Эриэла бросила робкий,
неуверенный взгляд на мужа.
- Ты, стало быть, домой теперь, на двуколке... Хлеб в
шкафу, в жестяной коробке. Сало я положила в котелок - от
собак подальше. Не позабудь часы-то завести на ночь.
- А ты, значит, к братцу Эду? - с тонко разыгранным
безразличием спросил Рэнси.
- Да вот до ночи надо бы добраться. Не больно-то они там
обрадуются, когда меня увидят, да куда ж больше пойдешь. А
путь-то туда знаешь какой. Пойду уж, стало быть... Надо
бы, значит, попрощаться нам с тобой, Рэнси... да ведь ты,
может, и не захочешь попрощаться-то...
- Может, я, конечно, собака, - голосом мученика
проговорил Рэнси. - не захочу, видишь ты, попрощаться!..
Оно, конечно, когда кому невтерпеж уйти, так тому, может, и
не до прощанья...
Эриэла молчала. Она тщательно сложила пятидолларовую
бумажку и свидетельство о разводе и сунула их за пазуху.
Бинаджа Уиддеп скорбным взглядом проводил исчезнувшую
банкноту.
Мысли его текли своим путем, и последующие его слова
показали, что он, может быть, принадлежал либо к довольно
распространенной категории чутких душ, либо к значительно
более редкой разновидности - к финансовым гениям.
- Одиноко тебе будет нынче в старой-то хижине, а, Рэнси?
- сказала Эриэла.
Рэнси Билбро глядел в сторону, на Кэмберлендскии кряж -
светло-синий сейчас, в лучах солнца. Он не смотрел на
Эриэлу.
- А то нет, что ли, - сказал он. - Так ведь когда кто
начнет с ума сходить да кричать насчет развода, так разве ж
того силком удержишь.
- Так когда ж кто другой сам хотел развода, - сказала
Эриэла, адресуясь к табуретке. - Видать, кто-то не больно
уж хочет, чтоб кто-то остался.
- Да когда б кто сказал, что не хочет.
- Да когда б кто сказал, что хочет. Пойду-ка я к братцу
Эду. Пора уж.
- Видать, теперь никто уж не заведет наших часов.
- Может, мне поехать с тобой, Рэнси, на двуколке, завести
тебе часы?
На лице горца не отразилось никаких чувств. Но он
протянул огромную ручищу, и худая, коричневая от загара рука
жены исчезла в ней. На мгновение жесткие черты Эриэлы
просветлели, словно озаренные изнутри.
- Уж я пригляжу, чтоб собаки не донимали тебя, - сказал
Рэнси. - Скотина я был, как есть скотина. Ты уж заведи
часы, Эриэла.
- Сердце-то у меня там осталось, Рэнси, в нашей хижине, -
шепнула Эриэла. - Где ты - там и оно. И я не стану больше
беситься-то. Поедем домой, Рэнси, может еще поспеем
засветло.
Забыв о присутствии судьи, они направились было к двери,
но Бинаджа Уиддеп окликнул их.
- Именем штата Теннесси. - сказал он, - запрещаю вам
нарушать его порядки и установления. Суду чрезвычайно
отрадно и не скажу как радостно видеть, что развеялись тучи
раздора и взаимонепонимания, омрачавшие союз двух любящих
сердец. Тем не менее суд призван стоять на страже
нравственности и моральной чистоты Штата и он напоминает
вам, что вы разведены по всем правилам и, стало быть, больше
не муж и не жена и, как не таковые, лишаетесь права
пользоваться благами, кои составляют исключительную
привилегию матрианомального состояния.
Эриэла схватила мужа за руку. Что он там говорит, этот
судья? Он хочет отнять у нее Рэнси теперь, когда жизнь дала
им обоим хороший урок?
- Однако, - продолжал судья, - суд готов снять с вас
неправомочия, налагаемые фактом бракоразвода, и может хоть
сейчас приступить к совершению торжественного обряда
бракосочетания, дабы все стало на свое место и тяжущиеся
стороны могли повергнуть себя вновь в благородное и
возвышенное матрианомальное состояние. Плата за
вышеозначенный обряд в вышеизложенном случае составит,
короче говоря, пять долларов.
В последних словах судьи Эриэла уловила для себя слабый
проблеск надежды. Рука ее проворно скользнула за пазуху, и
оттуда, выпущенной на свободу голубкой, выпорхнула
пятидолларовая бумажка и, сложив крылышки, опустилась на
стол судьи. Бронзовые щеки Эриэлы зарделись, когда она,
стоя рука об руку с Рэнси, слушала слова, вновь скрепляющие
их союз.
Рэнси помог ей взобраться в двуколку и сел рядом.
Маленький рыжий бычок снова описал полукруг, и они - все так
же рука с рукой - покатили к себе в горы.
Мировой судья Бинаджа Уиддеп уселся на крыльце и стащил с
ног башмаки. Пощупал еще раз засунутую в жилетный карман
пятидолларовую бумажку. Закурил свою бузиновую трубку.
Рябая чванливая курица проковыляла по "главному проспекту"
поселка, бессмысленно клохча.