О. Генри

                          Сделка

                                Перевод под ред. М. Лорие



   Непристойнее всего в адвокатской конторе Янси Гори был
сам Гори, развалившийся в своем скрипучем старом кресле.
Маленькая убогая контора, выстроенная из красного кирпича,
выходила прямо на улицу, главную улицу города Бэтела.
   Бэтел приютился у подножия Синего хребта. Над городом
горы громоздились до самого неба. Далеко внизу мутная
желтая Катоба поблескивала на дне унылой долины.
   Был самый душный час июньского дня. Бэтел дремал в тени,
не дающей прохлады. Торговля замерла. Было так тихо, что
Гори, полулежа в кресле, отчетливо слышал стук фишек в зале
суда, где "шайка судейских" играла в покер. От настежь
открытой задней двери конторы утоптанная тропинка извивалась
по травке к зданию суда. Прогулки по этой тропинке стоили
Гори всего, что у него было за душой, - сначала наследства в
несколько тысяч долларов, потом старинной родовой усадьбы и,
наконец, последних остатков самоуважения и человеческого
достоинства. Судейские обобрали его до нитки. Незадачливый
игрок стал пьяницей и паразитом; он дожил до того дня, когда
люди, ограбившие его, отказали ему в месте за карточным
столом. Его "слово" больше не принималось. Ежедневная
партия в покер составлялась без него; ему же предоставили
жалкую роль зрителя. Шериф, секретарь округа, разбитной
помощник шерифа, веселый прокурор и человек с бескровным
лицом, явившийся "из долины", сидели вокруг стола, а
остриженной овце давался молчаливый совет - постараться
снова обрасти шерстью.
   Этот остракизм скоро наскучил Гори, и он отправился
восвояси, нетвердо ступая по злосчастной тропинке и что-то
бормоча себе под нос. Глотнув маисовой водки из полуштофа,
стоявшего под столом, он бросился в кресло и в какой-то
пьяной апатии стал глядеть на горы, тонувшие в летнем
тумане. Маленькое белое пятно вдали, на склоне Черного
Джека, была Лорел, деревня, близ которой он родился и вырос.
Здесь также родилась кровная вражда между Гори и Колтренами.
Теперь не осталось в живых ни одного прямого потомка рода
Гори, кроме этой ощипанной и опаленной птицы печали. В роде
Колтренов тоже остался всего один представитель мужского
пола: полковник Эбнер Колтрен, человек с весом и
положением, член законодательного собрания штата, сверстник
отца Гори. Вендетта была обычного в этой местности типа;
она оставила за собой кровавый след ненависти, обид и
убийств.
   Но Янси Гори думал не о вендеттах. Его отуманенный мозг
безнадежно бился над проблемой - как существовать дальше, не
отказываясь от привычных пороков. Последнее время старые
друзья его семьи заботились о том, чтобы у него было что
есть и где спать, но покупать ему виски они не желали, а ему
необходимо было виски. Его адвокатская практика заглохла;
уже два года ему не поручали ни одного дела. Он погряз в
долгах, стал нахлебником, и если не упал еще ниже, то только
потому, что не подвернулся удобный случай. Сыграть бы еще
один раз, говорил он себе, один только раз - и он наверняка
отыграется; но ему нечего было продать, а кредит его давно
истощился.
   Он не мог не улыбнуться даже сейчас при воспоминании о
человеке, которому он полгода назад продал старую усадьбу
семьи Гори. "Оттуда", с гор, прибыли два необычайно
странных существа - некто Пайк Гарви и его супруга. Словом
"там", сопровождаемым жестом руки по направлению к лесистым
вершинам, горцы привыкли обозначать самые недоступные дебри,
неисследованные ущелья, места, где укрываются бродяги, где
волчьи норы и медвежьи берлоги. Странная пара, посетившая
Янси Гори, прожила двадцать лет в самой глухой части этого
безлюдного края, в одинокой хижине, высоко на склоне Черного
Джека. У них не было ни детей, ни собак, которые нарушали
бы тяжелое молчание гор. Пайка Гарви мало знали в поселках,
но все, кто хоть когда-либо имел с ним дело, единогласно
заявляли, что он "спятил".
   Его единственной официальной деятельностью была охота на
белок, но ему случалось, для разнообразия, заниматься и
контрабандой. Однажды сборщики налогов вытащили его из его
норы; он сопротивлялся молча и яростно, как терьер, и угодил
на два года в тюрьму. Когда его выпустили, он снова забился
в свою нору, как рассерженный хорек.
   Капризная фортуна, обойдя многих трепетных искателей,
вспорхнула на вершину Черного Джека, чтобы наградить своей
улыбкой Пайка и его верную подругу.
   Однажды компания совершенно нелепых изыскателей в
коротких брюках и очках вторглась в горы по соседству с
хижиной Гарви. Пайк снял с крюка свое охотничье ружье и
выстрелил издали в пришельцев - ведь они могли оказаться
сборщиками налогов. К счастью, он промахнулся, и агенты
фортуны приблизились и обнаружили свою полную непричастность
к закону и правосудию. Впоследствии они предложили чете
Гарви целую кучу зеленых хрустящих наличных долларов за его
клочок расчищенной земли в тридцать акров и в оправдание
такого сумасбродства привели какую-то невероятную ерунду
относительно того, что под этим участком находится пласт
слюды.
   Когда Гарви с женой стали обладателями такого количества
долларов, что они сбивались, пересчитывая их, все неудобства
существования на Черном Джеке стали для них очевидны. Пайк
начал поговаривать о новых башмаках, о ящике табаку, который
хорошо бы поставить в угол, о новом курке для своего ружья;
он повел Мартеллу в одно место на склоне горы и объяснил ей,
как здесь можно было бы установить небольшую пушку, - она
несомненно, оказалась бы им по средствам, - чтобы
простреливать и защищать единственную тропинку к хижине и
раз навсегда отвадить сборщиков налогов и назойливых
незнакомцев.
   Но Адам упустил из виду свою Еву. Для него табак, пушка
и новый курок были достаточно полным воплощением богатства,
но в его темной хижине дремало честолюбие, парившее много
выше его примитивных потребностей. В груди миссис Гарви все
еще жила крупица вечно женственного, не убитая
двадцатилетним пребыванием на Черном Джеке. Она так
привыкла слышать днем лишь шуршанье коры, падающей с больных
деревьев, а ночью завывание волков, что это как будто
вытравило из нее все тщеславие. Она стала толстой,
грустной, желтой и скучной. Но когда появились средства, в
ней снова вспыхнуло желание воспользоваться привилегиями
своего пола: сидеть за чайным столом, покупать ненужные
вещи, припудрить уродливую правду жизни условностями и
церемониями. Поэтому она холодно отвергла систему
укреплений, предложенную Пайком, и заявила, что они теперь
спустятся в мир и будут вращаться в обществе.
   На этом в конце концов они порешили, и план был приведен
в исполнение. Деревушка Лорел явилась компромиссом между
предпочтением, которое миссис Гарви оказывала большим
городам, и тягой Пайка к первобытным пустыням. Лорел сулила
кое-какой выбор светских развлечений, соответствующих
честолюбивым стремлениям миссис Гарви, и не была лишена
некоторых удобств для Пайка, - ее близость к горам
обеспечивала ему возможность быстрого отступления, в случае
если он не поладит с фешенебельным обществом.
   Их переезд в Лорел совпал с лихорадочным желанием Янси
Гори обратить в звонкую монету свою недвижимость, и они
купили старую усадьбу Гори, отсчитав в дрожащие руки мота
четыре тысячи долларов наличными.
   Вот как случилось, что в то время, когда недостойный
отпрыск рода Гори, опустившийся, изгнанный и отвергнутый
обобравшими его друзьями, валялся в своей непристойной
конторе, чужие жили в доме его предков.
   Облако пыли медленно катилось по раскаленной улице и
что-то двигалось внутри него. Легкий ветерок отнес пыль в
сторону, и показался новый, ярко раскрашенный шарабан,
который тащила ленивая серая лошадь. Приблизившись к
конторе адвоката, экипаж свернул с середины улицы и
остановился у канавки, прямо против двери.
   На передней скамейке восседал высокий, тощий мужчина в
черном суконном костюме; его руки были втиснуты в желтые
кожаные перчатки. На задней скамейке сидела женщина,
торжествовавшая над июньской жарой. Ее полная фигура была
закована в облегающее шелковое платье цвета "шанжан", то
есть всех цветов радуги. Она видела прямо, обмахиваясь
разукрашенным веером и устремив неподвижный взгляд на конец
улицы. Как ни согрето было сердце Мартеллы Гарви радостями
новой жизни. Черный Джек наложил, на ее внешность свою
неизгладимую печать. Он придал ее чертам пустое,
бессмысленное выражение, наделил ее резкостью своих утесов и
замкнутостью своих молчаливых ущелий. Что бы ее ни
окружало, она, казалось, всегда слышала шуршанье коры,
падающей с больных деревьев. Она всегда слышала страшное
молчание Черного Джека, звенящее среди самой беззвучной
ночи.
   Гори апатично наблюдал; как пышный экипаж подъехал и
остановился у его двери; но когда сухопарый возница замотал
вожжи вокруг кнута, неуклюже слез и вошел в контору, он
поднялся, шатаясь, ему навстречу: он узнал Пайка Гарви,
нового, преображенного, только что причастившегося
цивилизации.
   Горец сел на стул, предложенный ему адвокатом. Те, кто
подвергал сомнению здравый ум и твердую память Гарви, могли
привести в доказательство его внешность. Лицо у него было
слишком длинное, тускло-шафранного цвета и неподвижное, как
у статуи. Бледно-голубые, немигающие круглые глаза без
ресниц еще подчеркивали странность этого жуткого лица. Гори
тщетно пытался найти объяснение его визиту.
   - Все в порядке в Лореле, мистер Гарви? - спросил он.
   - Все в порядке, сэр, и мы с миссис Гарви чрезвычайно
довольны имением. Миссис Гарви нравится ваша усадьба, и
соседи ей нравятся. Она говорила, что нуждается в обществе,
а здесь его достаточно. Роджерсы, Хэпгуды, Прэтты и Тройсы
- все сделали визиты миссис Гарви, и она почти у всех у них
обедала. Ее в лучшие дома приглашают. Не могу сказать,
мистер Гори, чтобы такие вещи были мне по душе... мне
подавайте вот это, - огромная рука Пайка Гарви в желтой
перчатка указала по направлению к горам. - Мое место там,
среди диких пчел и медведей. Но я не для того приехал, чтоб
болтать об этом. Мы с миссис Гарви хотим купить у вас одну
вещь.
   - Купить? - повторил Гори. - У меня? - Он горько
засмеялся. - Полагаю, что это ошибка. Да, конечно, ошибка.
Я продал вам, как вы сами выразились, все до последнего
гвоздя. Шляпки от гвоздя и той не найдется для продажи.
   - У вас есть что продать, и нам это нужно. "Возьми
деньги, - так сказала миссис Гарви, - и купи, честно и
благородно".
   Гори покачал головой.
   - Ничего у меня нет, - сказал он.
   - Вы не думайте, у нас куча денег, - продолжал горец, не
уклоняясь от своей темы, - целая куча. Были мы бедны, как
крысы, верно, а теперь могли бы приглашать каждый день
гостей к обеду. Нас признало лучшее общество - это миссис
Гарви так говорит. Но нам нужна еще одна вещь. Миссис
Гарви говорит, что это следовало бы включить в купчую
крепость, когда мы покупали у вас имение. Но там этого нет.
"Ну так возьми деньги, говорит, и купи, честно и
благородно".
   - Валяйте скорей, - сказал Гори; его расшатанные нервы не
выдерживали ожидания.
   Гарви бросил на стол свою широкополую шляпу и наклонился
вперед, глядя в глаза Гори немигающими глазами.
   - Есть старая распря, - сказал он отчетливо и медленно, -
между вами и Колтренами.
   Гори угрожающе нахмурился: говорить о вендетте с
заинтересованным лицом считается серьезным нарушением
этикета родовой мести. Человек "оттуда" знал это так же
хорошо, как и адвокат.
   - Не в обиду вам будь сказано... - продолжал он, - я с
деловой точки зрения. Миссис Гарви изучила все про эти
самые распри. Почти у всех родовитых людей в горах есть
кровники. Сеттли и Гофорты, Рэнкинсы и Бойды, Сайлеры и
Гэллоуэи поддерживали родовую месть от двадцати до ста лет.
Последний раз угробили человека, когда ваш дядя, судья
Пэйсли Гори, объявил, что заседание суда откладывается, и
застрелил Лена Колтрена с судейского кресла. Мы с миссис
Гарви вышли из низов. Никто не затеет с нами распри, все
равно как с древесными лягушками. Миссис Гарви говорит, что
у всех родовитых людей есть распри. Мы-то не родовитые, но
деньги есть, вот и обзаводимся чем можем. "Так возьми
деньги, - сказала миссис Гарви, - и купи распрю мистера
Гори, честно и благородно".
   Охотник на белок вытянул одну ногу почти до середины
комнаты, вытащил из кармана пачку банкнот и бросил ее на
стол.
   - Здесь двести долларов, мистер Гори. Согласитесь, что
за такую запущенную распрю цена хорошая. С вашей стороны
только вы и остались, а убивать вы, наверно, не мастер. Вот
вы и развяжетесь с этим делом, а мы с миссис Гарви войдем в
родовитое общество. Берите деньги.
   Свернутые бумажки медленно развернулись, корчась и
подпрыгивая на столе. В молчании, наступившем за последними
словами Гарви, ясно слышался стук игральных фишек в здании
суда. Гори знал, что шериф только что выиграл хороший куш,
- через двор на волнах знойного воздуха донеслось сдержанное
гиканье, которым он всегда приветствовал победу. Капли пота
выступили у Гори на лбу. Он нагнулся, вытащил из-под стола
полуштоф в плетенке и наполнил из него стаканчик.
   - Выпейте, мистер Гарви! Вы, конечно, изволили
пошутить... по поводу того, что сейчас сказали? Вводится
новый вид торговых операций. Вендетты первого сорта - от
двухсот пятидесяти до трехсот долларов. Вендетты, слегка
подпорченные, - двести... кажется, вы сказали двести,
мистер Гарви?
   Гори деланно рассмеялся. Горец взял предложенный стакан
и осушил его, не моргнув неподвижными глазами. Адвокат
оценил этот подвиг завистливым и восхищенным взглядом, он
налил и себе и начал пить, как истый пьяница, медленными
глотками, вздрагивая от запаха и вкуса водки.
   - Двести, - повторил Гарви, - вот деньги. Внезапная
ярость вспыхнула у Гори в мозгу. Он стукнул по столу
кулаком. Одна из кредиток подскочила и коснулась его руки.
Он вздрогнул, как будто что-то ужалило его.
   - Вы серьезно пришли ко мне, - закричал он, - с таким
нелепым, оскорбительным, сумасбродным предложением?
   - Я хотел честно и благородно, - сказал охотник на белок;
он протянул руку, словно для того, чтобы взять деньги
обратно, и тогда Гори понял, что его вспышка гнева
объяснялась не гордостью и обидой, но раздражением против
самого себя, так как он чувствовал себя способным опуститься
еще ниже, в яму, которая перед ним открылась. В мгновение
он превратился из оскорбленного джентльмена в торгаша,
расхваливающего свой товар.
   - Не торопитесь, Гарви, - сказал Гори; он побагровел, и
язык у него заплетался. - Я принимаю ваше пре... пре...
предложение, хотя двести долларов - безобразно низкая цена.
С... сделка есть сделка, если продавец и покупатель оба
удо... удовлетворены... Завернуть вам покупку, мистер
Гарви?
   Гарви встал и отряхнулся.
   - Миссис Гарви будет довольна. Вы вышли из этого дела, и
теперь оно будет считаться Колтрен против Гарви. Пожалуйте
расписочку, мистер Гори, недаром вы адвокат, - чтобы
закрепить сделку.
   Гори схватил лист бумаги и перо. Деньги он крепко зажал
во влажной руке. Все остальное вдруг стало пустячным и
легким.
   - Запродажную запись. Непременно. "Право на владение и
проценты..." Только придется пропустить "защищаемое законами
штата", - сказал Гори с громким смехом. - Вам придется
самому защищать это право.
   Горец взял необычайную расписку, сложил ее с величайшими
предосторожностями и аккуратно спрятал в карман.
   Гори стоял у окна.
   - Подойдите сюда, - сказал он, поднимая палец. - Я
покажу вам вашего только что купленного кровного врага. Вон
он идет, по той стороне улицы.
   Горец согнул свою длинную фигуру, чтобы посмотреть в окно
туда, куда указывал адвокат. Полковник Эбнер Колтрен,
прямой, осанистый джентльмен лет пятидесяти, в цилиндре и
неизбежном двубортном сюртуке члена южного законодательного
собрания, проходил по противоположному тротуару. Пока Гарви
смотрел, Гори взглянул ему в лицо. Если существуют на свете
желтые волки, то здесь находился один из них. Гарви
зарычал, следя нечеловечьими глазами за проходящей фигурой,
и оскалил длинные, янтарного цвета клыки.
   - Это он... Да ведь это - человек, который упрятал меня
когда-то в тюрьму.
   - Он был прокурором, - сказал небрежно Гори, - и, между
прочим, он первоклассный стрелок.
   - Я могу прострелить белке глаз на расстоянии ста ярдов,
- сказал Гарви. - Так это Колтрен? Я сделал лучшую
покупку, чем ожидал. Я позабочусь об этой распре получше
вашего, мистер Гори.
   Он направился к дверям, но остановился на пороге в легком
замешательстве.
   - Еще что-нибудь угодно? - спросил Гори с сарказмом
безнадежности. - Семейные традиции? Духи предков?
Позорные тайны? Пожалуйста! Цены самые доступные.
   - Есть еще одна вещь, - невозмутимо протянул охотник на
белок, - миссис Гарви тоже говорила. Это не совсем по моей
части, но она особенно хотела, чтобы я спросил вас и, если
вы согласны, купил бы, честно и благородно. Есть там ваше
семейное кладбище, как вам известно, мистер Гори, за вашей
старой усадьбой, под кедрами. Там похоронены ваши предки,
те, что убиты Колтренами. На памятниках их имена. Миссис
Гарви говорит, что у всех родовитых людей есть семейные
кладбища. Она говорит, что, если мы купим распрю, к ней
надо добавить и кладбище. На памятниках везде "Гори", но
это можно вытравить и заменить нашей...
   - Вон! вон! - закричал Гори вспыхнув. Он протянул к
горцу обе руки со скрюченными, дрожащими пальцами. -
Убирайтесь, негодяй. Даже ки... китаец защищает мо...
могилы своих предков. Вон!
   Охотник на белок побрел к своему шарабану. Пока он
влезал в него, Гори с лихорадочной быстротой подбирал
деньги, выпавшие у него из рук. Не успел экипаж завернуть
за угол, как овца, вновь обросшая шерстью, понеслась с
неприличной поспешностью по тропинке к зданию суда.
   В три часа ночи судейские приволокли его обратно в
контору, остриженного и в бессознательном состоянии. Шериф,
разбитной помощник шерифа, секретарь и веселый прокурор
несли его, а бледнолицый субъект "из долины" замыкал
шествие.
   - На стол, - сказал один из них, и они положили его на
стол среди груды его бесполезных книг и бумаг.
   - У Янси прямо пристрастие к двойкам, когда он
наклюкается, - задумчиво вздохнул шериф.
   - Это уж чересчур, - сказал веселый прокурор. -
Человеку, который напивается, нечего играть в покер.
Интересно, сколько он просадил сегодня.
   - Около двухсот. Удивляюсь, где он их взял. У него уже
больше месяца не было ни цента.
   - Может быть, клиента подцепил. Ну, ладно, пойдемте по
домам, пока не рассвело. Он отойдет, когда проспится,
только в голове будет гудеть, как в улье.
   "Шайка" растаяла в утренних сумерках. Следующим глазом,
посмотревшим на несчастного Гори, было око утра. Оно
заглянуло в незавешенное окно и сначала залило спящего
потоком бледного золота, а потом окатило его горящее лицо
обжигающим белым летним зноем. Гори, не просыпаясь,
зашевелился среди хлама на столе и отвернулся от окна. При
этом он задел тяжелый Свод законов, и книга с грохотом упала
на пол. Гори открыл глаза и увидел, что над ним склонился
человек в длинном черном сюртуке. Слегка закинув голову, он
обнаружил старый цилиндр, а под ним доброе, гладко выбритое
лицо полковника Эбнера Колтрена.
   Не уверенный в радушном приеме, полковник ждал, когда
Гори его узнает. Вот уже двадцать лет, как представители
мужской части этих двух семейств не встречались в мирной
обстановке. Веки у Гори дрогнули, и он, напрягая
помутившееся зрение, взглянул на гостя и безмятежно
улыбнулся.
   - А вы привели Стеллу и Люси поиграть со мной? - спросил
он спокойно.
   - Вы узнаете меня, Янси? - спросил Колтрен.
   - Конечно. Вы подарили мне кнутик со свистком. Так оно
и было, - двадцать четыре года тому назад, когда отец Янси
был его лучшим другом.
   Глаза Гори забегали по комнате. Полковник понял.
   - Лежите спокойно, я вам сейчас принесу, - сказал он.
   Во дворе был колодец, и Гори, закрыв глаза, с восторгом
прислушивался к звяканью его рычага и плеску воды. Колтрен
принес кувшин холодной воды и подал его Гори. Гори вскочил
- вид у него был жалкий, летний полотняный костюм запачкался
и смялся, взлохмаченная голова тряслась. Он попытался
помахать рукой полковнику.
   - Извините... все это, пожалуйста, - сказал он. - Я,
должно быть, вчера вечером выпил слишком много виски и
улегся спать на столе.
   Его брови сдвинулись в недоумении.
   - Покутили с приятелями? - добродушно спросил полковник.
   - Нет, я нигде не был. У меня уже два месяца как нет ни
доллара. Просто выпил лишнего, как всегда.
   Полковник Колтрен дотронулся до его плеча.
   - Несколько минут назад, Янси, - начал он, - вы спросили
меня, привел ли я к вам поиграть Люси и Стеллу. Вы тогда
еще не совсем проснулись, и вам, верно, снилось, что вы
опять маленький мальчик. Теперь вы проснулись, и я прошу
вас выслушать меня. Я пришел от Стеллы и Люси к их старому
товарищу и к сыну моего старого друга. Они знают, что я
хочу привезти вас с собой, и они будут так же рады вам, как
в старые времена. Я хочу, чтобы вы пожили у нас, пока не
придете в себя - и еще дольше... сколько захотите. Мы
слышали, что вам в жизни не повезло, что вы окружены
соблазнами, и мы все решили опять пригласить вас к нам
поиграть. Поедете, мой мальчик? Хотите забыть все семейные
ссоры и, поехать со мной?
   - Ссоры? - сказал Гори, широко раскрыв глаза. - Между
нами не было никаких ссор, насколько я знаю. Мы всегда были
лучшими друзьями. Но, боже мой, полковник, как я могу
явиться к вам в дом таким, каким я стал? Жалкий пьяница,
несчастный, опозоренный, мот, игрок...
   Он слез со стола, забрался в кресло и заплакал пьяными
слезами, мешая их с искренними каплями раскаяния и стыда.
Колтрен говорил с ним настойчиво и серьезно: он напомнил
простые удовольствия жизни в горах, которые Гори когда-то
так любил, и подчеркивал искренность своего приглашения.
   В конце концов он убедил Гори, сказав ему, что
рассчитывает на его помощь для руководства переброской
поваленного леса с высокого склона горы к сплаву. Он
помнил, что Гори когда-то изобрел для этой цели особую
систему скатов и желобов и по праву гордился ею. В одну
минуту бедняга, в восторге от мысли, что он может быть
кому-нибудь полезен, развернул на столе лист бумаги и стал
набрасывать на нем быстрые, но безнадежно кривые линии
чертежа.
   Блудному сыну сразу опротивела жизнь среди свиней; сердце
его снова обратилось к горам. Голова его еще плохо
работала, мысли и воспоминания возвращались в мозг одно за
другим, как почтовые голуби над бурным морем. Но Колтрен
был доволен достигнутым успехом.
   Бэтел в этот день был поражен как никогда - весь город
видел, как по улицам дружелюбно проехали рядом Колтрен и
Гори. Они ехали верхом: пыльные улицы и глазеющие горожане
остались позади; всадники спустились к мосту через ручей и
стали подниматься в горы. Блудный сын почистился, умылся и
причесался; вид у него стал более приличный, но он еще не
твердо держался в седле и, казалось, был занят решением
какой-то путаной задачи. Колтрен не трогал его, надеясь,
что душевное равновесие восстановится у него само собой от
перемены обстановки.
   Один раз Гори стал трясти озноб, и он чуть не лишился
сознания. Ему пришлось спешиться и отдохнуть на краю
дороги. Полковник, предугадав такую возможность, запасся на
дорогу небольшой фляжкой виски, но, когда он предложил ее
Гори, тот отказался чуть ли не грубо и заявил, что никогда
больше не прикоснется к спиртному. Мало-помалу он оправился
и спокойно проехал одну-две мили. Затем внезапно остановил
свою лошадь и сказал:
   - Я проиграл вчера вечером двести долларов в покер. Где
же я взял эти деньги?
   - Не беспокойтесь об этом, Янси. На горном воздухе все
забудется. Прежде всего мы отправимся удить рыбу к
Пинакл-Фоллс. Форели там прыгают, как лягушки. Мы возьмем
с собой Стеллу и Люси и устроим пикник на Орлиной скале. Вы
помните, Янси, какими вкусными кажутся голодному рыболову
сэндвичи с ветчиной у костра?
   Очевидно, полковник не поверил этой истории о пропавших
деньгах, и Гори снова впал в сосредоточенное молчание.
   К концу дня они проехали десять миль из двенадцати,
отделявших Бэтел от Лорели. Не доезжая полмили до Лорели
находилась старая усадьба Гори; в двух милях за деревней жил
Колтрен. Дорога была теперь крутая и тяжелая, но зато
многое вознаграждало путников. Заросшие лесом склоны
изобиловали птицами и цветами. Живительный воздух бодрил
лучше всяких лекарств. Просеки хмурились мшистой тенью,
мерцали робкими ручейками, бегущими среди папоротника и
лавров. По левую руку, в рамке придорожных деревьев, то и
дело открывались просветы - восхитительные виды далекой
равнины, утопавшей в опаловой дымке.
   Колтрен радовался, видя, что его спутник поддается
очарованию гор и лесов. Теперь им оставалось объехать
вокруг основания Скалы Художников, пересечь Элдербранч и
подняться на холм, и Гори увидит ушедшее из его рук
наследство предков. Каждый утес, мимо которого он проезжал,
каждое дерево, каждый кусочек дороги были ему знакомы. Хотя
он и забыл о лесах, они волновали его теперь, как мелодия
старой колыбельной песни.
   Они объехали скалу, спустились к Элдербранчу и
остановились там, чтобы напоить лошадей и выкупать их в
быстрой воде. Направо была железная ограда, которая
образовала здесь угол и тянулась потом вдоль реки и дороги.
Она окружала старый фруктовый сал усадьбы Гори; дом был еще
закрыт гребнем крутого холма. За оградой высоко и густо
росли бузина, сумах и лавровые деревья. Услышав шорох в
ветвях, Гори и Колтрен подняли глаза и увидели длинное,
желтое волчье лицо, смотревшее на них поверх решетки
светлыми, неподвижными глазами. Голова быстро исчезла;
ветки кустов закачались, и неуклюжая фигура побежала, виляя
между деревьями, через сад вверх, к дому.
   - Это Гарви, - сказал Колтрен, - человек, которому вы
продали усадьбу. Он, несомненно, помешанный. Я несколько
лет назад засадил его за незаконную торговлю спиртным, хотя
и считал его невменяемым... Что с вами, Янси?
   Гори вытирал себе лоб, и лицо его помертвело.
   - Я тоже вам кажусь странным? - спросил он, пытаясь
улыбнуться! - Я, только что припомнил еще кое-что. -
Алкоголь почти испарился у него из головы. - Теперь я
вспомнил, где достал эти двести долларов.
   - Бросьте думать об этом, - весело сказал полковник. -
Мы потом вместе подсчитаем ваши капиталы.
   Они отъехали от ручья, но когда добрались до подножия
холма, Гори снова остановился.
   - Вы когда-нибудь подозревали, полковник, что я в
сущности очень тщеславный человек? - спросил он. - До
глупости тщеславный во всем, что относится к моей внешности.
   Полковник нарочно отвел глаза от грязного обвисшего
полотняного костюма и потертой шляпы Гори.
   - Мне кажется, - ответил он, недоумевая, но стараясь
говорить ему в тон, - что я действительно помню одного
молодого человека, лет двадцати, в самом модном костюме, с
самыми приглаженными волосами и на самой шикарной верховой
лошади в округе.
   - Совершенно верно, - подхватил Гори, - и это сохранилось
у меня до сих пор, хотя оно и незаметно. О, я тщеславен,
как индюк, и горд, как Люцифер Я хочу попросить вас снизойти
к этой моей слабости... не отказать мне в одном пустяке.
   - Говорите без стеснения, Янси. Если хотите, мы объявим
вас герцогом Лорели и бароном Синего хребта; и мы вырвем
перо из хвоста у павлина Стеллы, чтобы украсить вашу шляпу.
   - Я говорю серьезно. Через несколько минут мы проедем
мимо дома на холме, где я родился и где мои предки жили
почти сто лет. Теперь в нем живут чужие и посмотрите на
меня Я должен показаться им в лохмотьях, удрученный
бедностью, бродяга, нищий. Полковник Колтрен, я стыжусь
этого. Прошу вас, позвольте мне надеть ваш сюртук и шляпу и
ехать в них, пока мы не минуем усадьбы. Я знаю, вы считаете
это глупым тщеславием, но я хочу выглядеть прилично, когда
буду проезжать мимо родового гнезда.
   "Что бы это могло значить?" - сказал себе Колтрен,
сопоставляя нормальный вид и спокойное поведение своего
спутника с этой странной просьбой. Но он уже расстегивал
сюртук, не желая показать, что видит во всем этом что-либо
необычное.
   Сюртук и шляпа пришлись Гори впору. Он застегнулся с
довольным и гордым видом. Он был почти одного роста с
Колтреном, высокий, статный, и держался прямо. Двадцать
пять лет разницы было между ними, но до виду их можно было
принять за братьев. Гори выглядел старше своих лет; на его
отекшем лице видны были ранние морщины; у полковника лицо
было гладкое, свежее - признак умеренной жизни. Он надел
непристойный полотняный пиджак Гори и его потертую
широкополую шляпу.
   - Ну вот, - сказал Гори и взялся за поводья. - Теперь
все в порядке. Я попрошу вас, полковник, держаться шагов на
десять позади меня, когда мы будем проезжать мимо дома,
чтобы они могли хорошенько рассмотреть меня. Пусть видят,
что я еще не вышел в тираж, далеко нет Я уверен, что на этот
раз я во всяком случае покажу им себя с хорошей стороны.
Ну, едеме.
   Он стал подниматься в гору быстрой рысью; полковник,
потакая его просьбе, ехал сзади.
   Гори сидел в седле выпрямившись, с высоко поднятой
головой, но глаза его смотрели вправо, внимательно исследуя
каждый куст и потаенный уголок на дворе старой усадьбы; он
даже раз пробормотал про себя:
   "Неужели этот сумасшедший болван попытается... Или мне
все это наполовину приснилось?
   Только поровнявшись с маленьким семейным кладбищем, он
увидел, что искал: струйку белого дыма, вылетевшую из
густой кедровой чащи в углу сада. Он так медленно повалился
налево, что Колтрен успел подъехать и подхватить его одной
рукой.
   Охотник на белок не зря назвал себя метким стрелком. Он,
как и предвидел Гори, всадил пулю туда, куда хотел, - в
грудь длинного черного сюртука полковника Эбнера Колтрена.
Гори навалился всей своей тяжестью на полковника, но не
упал. Лошади шли в ногу, рядом, и рука полковника крепко
поддерживала Гори. Белые домики Лорели светились сквозь
деревья на расстоянии полумили. Гори с трудом протянул руку
и шарил ею по воздуху, пока она не остановилась на пальцах
Колтрена, державших поводья его лошади.
   - Добрый друг, - сказал он, и это было все.
   Так Янси Гори, проезжая мимо своего старого дома, показал
себя с самой лучшей стороны, насколько это было в его силах
при данных обстоятельствах.