О. Генри

                  Громила и Томми (1)

                                         Перевод Н. Дарузес



   В десять часов вечера горничная Фелисия ушла с черного
хода вместе с полисменом покупать малиновое мороженое на
углу. Она терпеть не могла полисмена и очень возражала
против такого плана. Она говорила, и не без основания, что
лучше бы ей позволили уснуть над романом Сент-Джорджа
Ратбона в комнате третьего этажа, но с ней не согласились.
Для чего-нибудь существует на свете малина и полицейские.
   Громила попал в дом без особого труда: в рассказе на две
тысячи слов требуется побольше действия и поменьше описаний.
В столовой он приподнял щиток потайного фонаря и, достав
коловорот и перку, начал сверлить замок шкафа, где лежало
серебро.
   Вдруг послышалось щелканье. Комнату залило электрическим
светом. Темные бархатные портьеры раздвинулись, и в комнату
вошел белокурый мальчик лет восьми в розовой пижаме, держа в
руке бутылку с прованским маслом.
   - Вы громила? - спросил он тоненьким детским голоском.
   - Послушайте-ка его! - хрипло воскликнул гость. -
Громила я или нет? А для чего же, по-твоему, я три дня
отращивал щетину на подбородке, для чего надел кепку с
наушниками? Давай живей масло, я смажу сверло, чтоб не
разбудить твою мамашу, у которой заболела голова и она
легла, оставив тебя на попечение Фелисии, не оправдавшей
такого доверия.
   - Ах ты, боже мой, - со вздохом сказал Томми. - Не думал
я, что вы так отстали от времени. Это масло пойдет для
салата, когда я принесу вам поесть из кладовой. А мама с
папой уехали в оперу слушать де Решке. Я тут ни при чем.
Это только доказывает, сколько времени рассказ провалялся в
редакции. Будь автор поумней, он бы в гранках исправил
фамилию на Карузо.
   - Замолчи, - прошипел громила. - Попробуй только поднять
тревогу, и я сверну тебе шею, как кролику.
   - Как цыпленку, - поправил Томми. - Это вы ошиблись.
Кроликам шею не свертывают.
   - Неужели ты меня не боишься? - спросил громила.
   - Сами знаете, что не боюсь, - ответил Томми. - Неужели
вы думаете, что я не отличу правду от вымысла? Если б это
было не в рассказе, я бы завопил, как дикий индеец, а вы
скатились бы по лестнице и на тротуаре вас бы зацапала
полиция.
   - Вижу, ты свое дело знаешь, - сказал громила. - Валяй
дальше.
   Томми уселся в кресло и поджал под себя ноги.
   - Почему вы грабите чужих людей, господин громила? Разве
у вас нет знакомых?
   - Вижу, к чему ты клонишь, - злобно нахмурившись, сказал
громила. - Стара штука. Твоя младенческая невинность и
беззаботность должны вернуть меня к честной жизни. Каждый
раз, как залезешь в дом, где имеется младенец, получается
одна и та же история.
   - Может быть, вы посмотрите жадными глазами на тарелку с
холодной говядиной, которую буфетчик забыл на столе? -
сказал Томми. - А то времени у нас мало.
   Громила согласился.
   - Бедненький, - сказал Томми - Вы, должно быть,
проголодались. Постойте, пожалуйста, в нерешительной позе,
а я вам принесу чего-нибудь поесть.
   Мальчик принес из кладовой жареную курицу, банку с
вареньем и бутылку вина. Громила недовольно взялся за нож с
вилкой.
   - И часу не прошло, как я ел омаров и пил пиво на
Бродвее, - проворчал он. - Хоть бы эти писаки позволили
человеку принять таблетку пепсина перед едой.
   - Мой папа тоже пишет книжки, - заметил Томми.
   Громила поспешно вскочил с места.
   - А ты говорил, будто он уехал в оперу, - прошипел он
хриплым голосом, подозрительно глядя на мальчика.
   - Я забыл сказать, - объяснил Томми. - Билеты он получил
бесплатно.
   Громила снова уселся на место и стал обгладывать куриную
косточку.
   - Зачем вы грабите квартиры? - задумчиво спросил
мальчик.
   - Затем, - ответил громила, вдруг залившись слезами. -
Помилуй господи моего темноволосого мальчика Бесси, который
остался дома.
   - Ах нет, - сказал Томми, сморщив нос. - Это вы не так
говорите. Прежде чем пустить слезу, вы должны рассказать,
отчего вам не повезло.
   - Да, да, я и забыл, - сказал громила. - Ну вот, раньше
я жил в Мильвоки...
   - Берите серебро, - сказал Томми, слезая с кресла.
   - Погоди, - сказал громила. - Но я уехал оттуда. Другой
работы я найти не мог. Некоторое время я поддерживал жену и
ребенка, сбывая ассигнации Южного правительства, но увы!
пришлось бросить и это, потому что они не имели хождения. Я
махнул на все рукой и с горя сделался громилой.
   - А вы когда-нибудь попадались в руки полиции? - спросил
Томми.
   - Я сказал "громилой", а не нищим, - ответил грабитель.
   - Как же мы кончим рассказ, когда вы доедите курицу и у
вас, как полагается, начнется приступ раскаяния?
   - Предположим, - задумчиво начал громила, - что Тани
Пастор кончит сегодня раньше обыкновенного и твой отец
приедет с "Парсифаля" в половине одиннадцатого. Я
окончательно раскаялся, потому что ты напомнил мне моего
сыночка Бесси...
   - Послушайте, - сказал Томми, - а вы не ошиблись?
   - Нет, клянусь пастелями Б. Кори Килверта, - сказал
громила. - Всегда у меня дома остается Бесси и бесхитростно
болтает с бледнолицей женой громилы. Так вот я и говорю,
твой отец откроет парадную дверь как раз в ту минуту, когда
я буду уходить, нагруженный увещаниями и бутербродами,
которые ты завернул для меня в бумажку. Узнав во мне
старого товарища по Гарвардскому университету, он
отшатывается...
   - Не в изумлении, надеюсь? - прервал его Томми, глядя на
него круглыми глазами.
   - Он отшатывается назад, - продолжал громила и вдруг,
поднявшись на ноги, начал выкрикивать: - Pa, pa, ра! Ура,
ура, ура!
   - Ну-ну, - сказал удивленно Томми. - Первый раз слышу от
громилы на работе университетский клич, хотя бы и в
рассказе.
   - Не все тебе знать, - засмеялся громила. - Это я
подпустил сценичности. Если такую штуку сыграть в театре,
только этот намек на университетскую жизнь и может
обеспечить ей успех.
   Томми взглядом выразил свое восхищение.
   - Вы в этом здорово разбираетесь, - сказал он.
   - И вот еще в чем ты проврался, - заметил громила. -
Тебе давно надо бы пойти и принести золотой, который мама
подарила тебе в день рождения, чтобы я передал его Бесси.
   - Но она не для того дарила мне золотой, чтоб вы передали
его Бесси, - надувшись, отвечал Томми.
   - Ну, ну! - строго сказал громила. - Нехорошо
пользоваться тем, что в рассказе попалась неясная по смыслу
фраза. Ты понимаешь, что я хотел сказать. Что я там получу
от этой литературной стряпни? Я теряю всю выручку да еще
каждый раз обязан каяться; а достаются мне разные пустячки и
сувениры от вас, ребят. Как же, в одном рассказе я получил
в награду всего-навсего поцелуй маленькой девочки, которая
застала меня врасплох, когда я вскрывал сейф. Да еще вся
она была липкая от патоки. Вот возьму эту скатерть, накину
тебе на голову, да и залезу в шкаф с серебром.
   - Ничего подобного, - сказал Томми, обхватив колени
руками. - Потому что после этого ни один журнал не примет
рассказа. Вы же знаете, что вам следует соблюдать единство.
   - И тебе тоже, - угрюмо возразил громила. - Вместо того
чтобы сидеть здесь, болтать глупости и отнимать хлеб у
бедного человека, тебе бы следовало залезть под кровать и
вопить благим матом.
   - Ваша правда, дружище, - согласился Томми. - Удивляюсь,
к чему нас заставляют это делать. По-моему, Совет по охране
детства должен был бы вмешаться. Для ребенка моих лет и
неестественно и неприятно соваться под ноги взрослому
громиле, когда он занят делом, и предлагать ему красные
санки и коньки, лишь бы он не разбудил больную маму. А
посмотрите, что они заставляют вытворять громилу! Кажется,
редактор должен бы знать... э, да что толку!
   Громила вытер руки о скатерть и, зевнув, поднялся с
места.
   - Ну, давай кончать, - сказал он. - Благослови тебя
боже, мой мальчик, ты нынче не дал человеку совершить
преступление. Бесси станет молиться за тебя, когда я попаду
домой и распоряжусь на этот счет. Больше я не ограблю ни
одной квартиры - по крайней мере до тех пор, пока не выйдут
июньские журналы. Тогда придет черед твоей сестренки - она
застанет меня, когда я буду извлекать из чайника
четырехпроцентные облигации С. Ш. А., и попытается
подкупить меня коралловыми бусами и слюнявым поцелуем.
   - Напрасно вы жалуетесь, не вам одному плохо, - вздохнул
Томми, сползая с кресла. - Подумайте, ведь я никогда не
высыпаюсь. Нам обоим достается, старик. Я бы хотел, чтоб
вам удалось вылезти из рассказа и в самом деле ограбить
кого-нибудь. Может быть, вам повезет, если мы попадем в
инсценировку.
   - Вряд ли, - мрачно сказал громила. - Я, должно быть,
всегда буду сидеть на мели, если юные дарования вроде тебя
будут пробуждать во мне стремление к добру, а журналы -
платить по выходе из печати.
   - Очень жаль, - сочувственно сказал Томми. - Только я
тоже ничем помочь не могу. Это уж такое правило семейной
беллетристики, что громиле никогда не везет. Ему мешает или
младенец вроде меня, или юная героиня, или в самую последнюю
минуту его сообщник, Рыжий Майк, припоминает, что служил в
этом доме кучером. Во всяком рассказе вам достается самая
плохая роль.
   - Ну, мне, пожалуй, пора смываться, - сказал громила,
подхватывая фонарь и коловорот.
   - Вы должны взять с собой остаток курицы и вино для Бесси
и ее мамы, - спокойно заметил Томми.
   - Да провались ты, ничего им не надо! - с досадой
воскликнул громилам. - У меня дома пять ящиков Шато де
Бейхсвель разлива тысяча восемьсот пятьдесят третьего года.
- А ваш кларет пахнет пробкой. А на курицу они и глядеть не
станут, если ее не протушить в шампанском. Когда я выхожу
из рассказа, мне так стесняться не приходится. Кое-что
зарабатываю иной раз.
   - Да, но вы все-таки возьмите, - настаивал Томми,
нагружая громилу свертками.
   - Спасибо, молодой хозяин, - послушно произнес громила.
- Саул - гроза вторых этажей - никогда тебя не забудет. А
теперь выпусти меня поживей, малец. Наши две тысячи слов
подходят к концу.
   Томми проводил его через холл к парадной двери. Вдруг
громила остановился и тихонько окликнул мальчика:
   - А это не фараон там перед домом стоит и любезничает с
девушкой?
   - Да, - ответил Томми, - ну и что же из этого?
   - Боюсь, как бы он меня не забрал, - сказал громила. -
Не забывай, что это беллетристика.
   - Батюшки мои! - воскликнул Томми, поворачиваясь. -
Идемте, я выпущу вас черным ходом.

------------------------------------------------------------

   1) - Пародия на повесть Фрэнсис Бэрнет "Громила и Эдит" и
   другие сентиментальные повести о раскаявшихся грабителях.