О. Генри

                      Родственные души

                                        Перевод Т. Озерской



   Вор быстро скользнул в окно и замер, стараясь освоиться с
обстановкой. Всякий уважающий себя вор сначала освоится
среди чужого добра, а потом начнет его присваивать.
   Вор находился в частном особняке Заколоченная парадная
дверь и неподстриженный плющ подсказали ему, что хозяйка
дома сидит сейчас где-нибудь на мраморной террасе, омываемой
волнами океана, и объясняет исполненному сочувствия молодому
человеку в спортивной морской фуражке, что никто никогда не
понимал ее одинокой и возвышенной души. Освещенные окна
третьего этажа в сочетании с концом сезона в свою очередь
свидетельствовали о том, что хозяин уже вернулся домой и
скоро потушит свет и отойдет ко сну. Ибо сентябрь - такая
пора в природе и в жизни человека, когда всякий
добропорядочный семьянин приходит к заключению, что
стенографистки и кабаре на крышах - тщета и суета, и, ощутив
в себе тягу к благопристойности и нравственному
совершенству, как ценностям более прочным, начинает
поджидать домой свою законную половину.
   Вор закурил сигарету. Прикрытый ладонью огонек спички
осветил на мгновение то, что было в нем наиболее
выдающегося, - его длинный нос и торчащие скулы. Вор
принадлежал к третьей разновидности. Эта разновидность еще
не изучена и не получила широкого признания. Полиция
познакомила нас только с первой и со второй. Классификация
их чрезвычайно проста. Отличительной приметой служит
воротничок.
   Если на пойманном воре не удается обнаружить крахмального
воротничка, нам заявляют, что это опаснейший выродок, вконец
разложившийся тип, и тотчас возникает подозрение - не тот ли
это закоренелый преступник, который в тысяча восемьсот
семьдесят восьмом году выкрал наручники из кармана
полицейского Хэннесси и нахально избежал ареста.
   Представитель другой широко известной разновидности - это
вор в крахмальном воротничке. Его обычно называют
вор-джентльмен. Днем он либо завтракает в смокинге, либо
расхаживает, переодевшись обойщиком, вечером же - приступает
к своему основному, гнусному занятию - ограблению квартир.
Мать его - весьма богатая, почтенная леди, проживающая в
респектабелынейшем Ошеан-Гроув, и когда его препровождают в
тюремную камеру, он первым долгом требует себе пилочку для
ногтей и "Полицейскую газету". У него есть жена в каждом
штате и невесты во всех территориях, и газеты сериями
печатают портреты жертв его матримониальной страсти,
используя для этого извлеченные из архива фотографии
недужных особ женского пола, от которых отказались все
доктора и которые получили исцеление от одного флакона
патентованного средства, испытав значительное облегчение при
первом же глотке.
   На воре был синий свитер. Этот вор не принадлежал ни к
категории джентльменов, ни к категории поваров из Адовой
Кухни. Полиция, несомненно, стала бы в тупик при попытке
его классифицировать. Ей еще не доводилось слышать о
солидном, степенном воре, не проявляющем тенденции ни
опуститься на дно, ни залететь слишком высоко.
   Вор третьей категории начал крадучись продвигаться
вперед. Он не носил на лице маски, не держал в руке
потайного фонарика, и на ногах у него не было башмаков на
каучуковой подошве. Вместо этого он запасся револьвером
тридцать восьмого калибра и задумчиво жевал мятную резинку.
   Мебель в доме еще стояла в чехлах. Серебро было убрано
подальше - в сейфы. Вор не рассчитывал на особенно богатый
"улов". Путь его лежал в тускло освещенную комнату третьего
этажа, где хозяин дома спал тяжелым сном после тех услад,
которые он так или иначе должен был находить, дабы не
погибнуть под бременем Одиночества. Там и следовало
"пощупать" на предмет честной, законной, профессиональной
поживы. Может, попадется немного денег, часы, булавка с
драгоценным камнем, словом, ничего сногсшибательного,
выходящего из ряда вон. Просто вор увидел распахнутое окно
и решил попытать счастья.
   Вор неслышно приоткрыл дверь в слабо освещенную комнату.
Газовый рожок был привернут. На кровати спал человек. На
туалетном столике в беспорядке валялись различные предметы -
пачка смятых банкнот, часы, ключи, три покерных фишки,
несколько сломанных сигар и розовый шелковый бант. Тут же
стояла бутылка сельтерской, припасенная на утро для
прояснения мозгов.
   Вор сделал три осторожных шага по направлению к столику.
Спящий жалобно застонал и открыл глаза. И тут же сунул
правую руку под подушку, но не успел вытащить ее обратно.
   - Лежать тихо! - сказал вор нормальным человеческим
голосом. Воры третьей категории не говорят свистящим
шепотом. Человек в постели посмотрел на дуло направленного
на него револьвера и замер.
   - Руки вверх! - приказал вор.
   У человека была каштановая с проседью бородка клинышком,
как у дантистов, которые рвут зубы без боли. Он производил
впечатление солидного, почтенного обывателя и был, как
видно, весьма желчен, а сейчас вдобавок чрезвычайно
раздосадован и возмущен. Он сел в постели и поднял правую
руку.
   - А ну-ка, вторую! - сказал вор. - Может, вы
двусмысленный и стреляете левой. Вы умеете считать до двух?
Ну, живо!
   - Не могу поднять эту, - сказал обыватель с болезненной
гримасой.
   - А что с ней такое?
   - Ревматизм в плече.
   - Острый?
   - Был острый. Теперь хронический.
   Вор с минуту стоял молча, держа ревматика под прицелом.
Он глянул украдкой на туалетный столик с разбросанной на нем
добычей и снова в замешательстве уставился на человека,
сидевшего в постели. Внезапно его лицо тоже исказила
гримаса.
   - Перестаньте корчить рожи, - с раздражением крикнул
обыватель. - Пришли грабить, так грабьте. Забирайте, что
там на туалете.
   - Прошу прощенья, - сказал вор с усмешкой. - Меня вот
тоже скрутило. Вам, знаете ли, повезло - ведь мы с
ревматизмом старинные приятели. И тоже в левой. Всякий
другой на моем месте продырявил бы вас насквозь, когда вы не
подняли свою левую клешню.
   - И давно у вас? - поинтересовался обыватель.
   - Пятый год. Да теперь уж не отвяжется. Стоит только
заполучить это удовольствие - пиши пропало.
   - А вы не пробовали жир гремучей змеи? - с любопытством
спросил обыватель.
   - Галлонами изводил. Если всех гремучих змей, которых я
обезжирил, вытянуть цепочкой, так она восемь раз достанет от
земли до Сатурна, а уж греметь будет так, что заткнут уши в
Вальпараисо.
   - Некоторые принимают "Пилюли Чизельма", - заметил
обыватель.
   - Шарлатанство, - сказал вор. - Пять месяцев глотал эту
дрянь. Никакого толку. Вот когда я пил "Экстракт
Финкельхема", делал припарки из "Галаадского бальзама" и
применял "Поттовский болеутоляющий пульверизатор", вроде как
немного полегчало. Только сдается мне, что помог главным
образом конский каштан, который я таскал в левом кармане.
   - Вас когда хуже донимает, по утрам или ночью?
   - Ночью, - сказал вор. - Когда самая работа. Слушайте,
да вы опустите руку... Не станете же вы... А
"Бликерстафовский кровеочиститель" вы не пробовали?
   - Нет, не приходилось. А у вас как - приступами или все
время ноет?
   Вор присел в ногах кровати и положил револьвер на колено.
   - Скачками, - сказал он. - Набрасывается, когда не
ждешь. Пришлось отказаться от верхних этажей - раза два уже
застрял, скрутило на полдороге. Знаете, что я вам скажу:
ни черта в этой болезни доктора не смыслят.
   - И я так считаю. Потратил тысячу долларов, и все
впустую. У вас распухает?
   - По утрам. А уж перед дождем - просто мочи нет.
   - Ну да, у меня тоже. Стоит какому-нибудь паршивому
облачку величиной с салфетку тронуться к нам в путь из
Флориды, и я уже чувствую его приближение. А если случится
пройти мимо театра, когда там идет слезливая мелодрама
"Болотные туманы", сырость так вопьется в плечо, что его
начинает дергать, как зуб.
   - Да, ничем не уймешь. Адовы муки, - сказал вор.
   - Вы правы, - вздохнул обыватель.
   Вор поглядел на свой револьвер и с напускной развязностью
сунул его в карман.
   - Послушайте, приятель, - сказал он, стараясь преодолеть
неловкость. - А вы не пробовали оподельдок?
   - Чушь! - сказал обыватель сердито. - С таким же
успехом можно втирать коровье масло.
   - Правильно, - согласился вор - Годится только для крошки
Минни, когда киска оцарапает ей пальчик. Скажу вам прямо -
дело наше дрянь. Только одна вещь на свете помогает.
Добрая, старая, горячительная, веселящая сердце выпивка.
Послушайте, старина... вы на меня не серчайте... Это дело,
само собой, побоку... Одевайтесь-ка, и пойдем выпьем. Вы
уж простите, если я... ух ты, черт! Опять схватил, гадюка!
   - Скоро неделя, как я лишен возможности одеваться без
посторонней помощи, - сказал обыватель. - Боюсь, что Томас
уже лег, и...
   - Ничего, вылезайте из своего логова, - сказал вор. - Я
помогу вам нацепить что- нибудь.
   Условности и приличия мощной волной всколыхнулись в
сознании обывателя. Он погладил свою седеющую бородку.
   - Это в высшей степени необычно... - начал он.
   - Вот ваша рубашка, - сказал вор. - Ныряйте в нее.
Между прочим один человек говорил мне, что "Растирание
Омберри" так починило его в две недели, что он стал сам
завязывать себе галстук.
   На пороге обыватель остановился и шагнул обратно.
   - Чуть не ушел без денег, - сказал он. - Выложил их с
вечера на туалетный стол.
   Вор поймал его за рукав.
   - Ладно, пошли, - сказал он грубовато. - Бросьте это. Я
вас приглашаю. На выпивку хватит. А вы никогда не пробовали
"Чудодейственный орех" и мазь из сосновых иголок?