Л. Гурский

                           Игра в гестапо

                               Роман   

                               часть 3

                           Мертвый индеец


Файл с книжной полки Несененко Алексея
OCR: Несененко Алексей апрель 2002


   Автор считает своим долгом предупредить: все события, описанные в 
романе, вымышлены. Автор не несет никакой ответственности за возможные 
случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных 
пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения 
чистого вымысла в реальность.


                               1

   Это была беззвучная и безжалостная война на уничтожение, исход 
которой предопределен был заранее. Численное преимущество нападавших, 
четкость и отлаженность маневра, неотвратимость фланговых атак - все 
это не оставляло никаких сомнений в том, кто же выйдет из схватки 
победителем. Под натиском превосходящих сил противника бледно-розовые 
палочки бактерий лишь конвульсивно дергались, даже не пытаясь 
вырваться из окружения свирепых фагоцитов. Ежеминутно какая-нибудь 
палочка обволакивалась со всех сторон белой непрозрачной массой, 
агонизировала и переставала шевелиться. Еще через минуту вместо 
очередной пленницы во чреве фагоцита колыхалась только розовая тень, а 
затем и тень пропадала.
   Сражение близилось к финалу. На поле боя оборону удерживали не 
более десятка бактерий, взятых в кольцо полчищем решительных молочно-
белых солдат. Шансов уцелеть у возбудителей болезни сегодня не было...
   - Дми-и-и-трий! Быстро сюда!!
   Как всегда, голос жены застал Курочкина врасплох. Рука его 
дрогнула, тубус микроскопа, резко опущенный вниз, раздробил предметное 
стеклышко, на котором фагоциты уже почти одержали победу. К сожалению, 
в науке "почти" - не считается. Либо есть результат, либо нет. 
Курочкин издал тяжкий вздох, щеткой смел стеклянные осколки поля брани 
в специальную кювету для отходов и поспешно бросился на зов Валентины. 
Судя по всему, предстояла очередная выволочка - еще неясно, за что 
именно на этот раз. Воскресенье только начиналось, и Дмитрий Олегович 
пока не числил за собой каких-либо грехов. Обычно в выходной день 
повод для семейного скандала у супруги находился не раньше чем к 
обеду.
   Курочкин в три прыжка преодолел коридор, задержал дыхание, влетел 
на кухню к жене - и сразу понял: пахнет не просто выволочкой, но 
большой головомойкой, если не хуже.
   - Дми-и-и-трий! Что ЭТО?!! - Голос Валентины раздавался откуда-то 
из-за холодильника, а по всей кухне носился туда-сюда небольшой 
смерчик, злобно шипя и плюясь углекислотой. Маленькое явление природы, 
изготовленное фармацевтами города Уфы. Иллюстрация к старой сказке 
"Ученик чародея", где супруга выступила в несвойственной ей роли 
ученика. Хорошо еще, что Валентина, зачем-то откупорив опасный 
пузырек, догадалась кое-как его заткнуть - иначе бы таких углекислых 
смерчиков бегало сейчас по кухне не меньше дюжины, по числу оставшихся 
в склянке таблеток.
   Надо было спасать положение. Не обращая внимания на плюющегося 
хулигана, Курочкин первым делом отважно кинулся к пузырьку на столе, 
крепко придавил пробку, завинтил крышку и лишь затем с помощью 
кастрюли и шумовки загнал одинокий смерчик в раковину, прямо под 
водяную струю. Смерчик громко забулькал, напоследок обдал Дмитрий 
Олеговича веером брызг - и пропал.
   Только теперь Валентина рискнула покинуть свое убежище за 
холодильником. На лице жены Курочкин прочитал явное желание упрятать 
его самого в такую же аптечную склянку с притертой пробкой. И по 
возможности навсегда.
   - Ты что, забыл наш уговор? - негромким и оттого особенно страшным 
голосом произнесла Валентина. - Дома - чтобы никакой взрывчатки. Был 
уговор, а? Я тебя спрашиваю, был?
   - Валечка, солнышко мое, - забормотал Дмитрий Олегович, отступая 
назад. - Ну, какая же это взрывчатка? Это всего лишь "Цоппи" - 
быстрорастворимое шипучее слабительное, по немецкой лицензии...
   - Я нашла в холодильнике пузырек, - не слушая оправданий, сурово 
продолжала Валентина. - Подумала, что там остатки горчицы. Открыла... 
А ведь у меня сердце. А вдруг бы у меня от этого сердечный приступ 
сделался?
   Как обычно, супруга несколько преувеличивала свои хвори: к сорока 
пяти годам Валентина оставалась на редкость здоровым человеком и если 
принимала импортные лекарства, то лишь потому, что Курочкин приносил 
их с работы бесплатно. Не пропадать же добру. Экономика должна быть 
экономной.
   - Не сердись, Валюша, - Дмитрий Олегович искательно заглянул в 
неумолимые глаза жены. - Я, честное слово, не виноват. То ли наше 
сырье подкачало, то ли уфимцы напутали в рецептуре. Представь, у нас 
этот "Цоппи" стал почему-то разлагаться уже на открытом воздухе, с 
обильным выделением углекислоты... Ты не думай, Валь, мы весь брак 
завернули обратно, пусть сами разбираются со своей ошибкой...
   - Это наш с тобой брак был ошибкой, - хмуро заметила супруга. - 
Жаль, что его уже не завернешь
   обратно. Когда я за тебя, обалдуя, выходила, то думала: все-таки 
кандидат наук, спец по лекарствам. Станет доктором, профессором, будет 
опорой семьи с хорошим окладом. И что в итоге?
   - Оклад нам обещали прибавить, - неуверенно сказал Курочкин. - И 
про докторскую я не забыл. Сережка Солопов с кафедры гангрены давно 
предлагает мне совместную тему по антисептикам. Или можно опять 
попробовать токсины, у меня уже есть вполне съедобные наработки.
   - Токсикоман, - обронила супруга. - У него, видите ли, наработки. 
Солопов из своей гангрены давно выкроил диссертацию, а ведь младше 
тебя. Пестряков в фирме работает, за дойчмарки без налога. Абрамов - в 
Израиле, Каплан - в Мексике лекции читает, Смирнов уже приглашение 
получил, Танька его хвалилась. У всех холодильники набиты разными 
вкусностями, и только мой ненормальный держит в холодильнике какую-то 
шипучую мерзость. Пилюлькин несчастный!
   От дальнейшего обсуждения прочих недостатков Курочкина супругу 
Валентину, к счастью, отвлек низкий жужжащий звук из столовой. 
Сработал таймер - устройство, которое не позволяло Валентине забыть о 
скором начале на ТВ очередной серии "Трудной смерти", могучего 
американского фильма с участием Брюса Боура.
   Этого Брюса Боура супруга просто обожала, а Курочкин, как назло, 
терпеть не мог. Когда Брюс в роли наглеца-шерифа с усмешкой произносил 
свою коронную фразу "Хороший индеец - мертвый индеец!", Дмитрию 
Олеговичу неизменно хотелось выхватить из несуществующей кобуры 
несуществующий "кольт" и прицелиться в гада. Курочкин почему-то был 
уверен, что актеру и прикидываться негодяем не надо, что он и в жизни 
- такой же скользкий, бессовестный и жестокий тип, как и в
   кино. В глубине души Дмитрий Олегович сильно сочувствовал 
французской кинозвезде Клер Камински, которую, как он слышал, 
угораздило однажды выйти замуж за такого хлыща. По неясной для 
Курочкина причине эффектные длинноногие шатенки наподобие этой Клер 
вечно выбирали себе в спутники жизни таких вот усмешливых спортивных 
негодяев, чтобы те потом устраивали бедняжкам сцены и скупердяйничали 
при покупке новых "Роллс-Ройсов" и бриллиантовых колье...
   Услышав призыв боевой трубы, Валентина бросила на полуслове 
обличительный монолог и сразу заторопилась в столовую, на телесвидание 
к своему любимому Брюсу. По пути она ловко выхватила из-под раковины 
помойное ведро, брезгливо смахнула туда пузырек с буйным уфимским 
слабительным, после чего сунула пластмассовую дужку ведра Курочкину.
   - Иди вынеси мусор, - приказала она мужу, всем корпусом оттесняя 
его к выходу из кухни и дальше, к двери. - Видишь, ведро полно? А ну-
ка, марш-марш!
   - Но... - вякнул было Дмитрий Олегович. Он намеревался напомнить, 
что выносил ведро только вчера вечером. Он хотел объяснить, что из-за 
горсточки картофельных очисток, пакета из-под молока и аптечной 
склянки глупо спускаться во двор, долго обходить автостоянку, 
продираться сквозь зеленые насаждения к переполненным до краев вонючим 
металлическим контейнерам. В конце концов, время терпит. И, между 
прочим, у него, у Курочкина, осталась еще одна срочная серия опытов 
важного народнохозяйственного значения, за которые, кстати, ему вполне 
реально светит премия. То есть не ему лично, а всей их лаборатории, но 
поскольку Дмитрий Олегович - полноправный член коллектива, то он может 
рассчитывать на определенную часть этой премии. Конечно, в том случае, 
если НИИфармахим не обойдет их НИИЭФ на повороте...
   Тут Курочкин заметил, что давно уже стоит на лестничной клетке с 
ведром в руке и обращается с разъяснениями к крепко запертой двери. За 
дверью шла оживленная пальба: пока Курочкин распинался о своих правах 
и обязанностях, Брюс Боур, должно быть, уже пристрелил нескольких 
человек. Во время демонстрации фильма Валентина предпочитала включать 
звук на полную мощность. Она уверяла, что это хоть немного отвлекает 
ее от пошлости быстротекущей жизни. Когда дело касалось любимых 
Валентининых вещей - будь то телесериал или годовой баланс, - супруга 
умела выражаться поэтично.
   Что ж, делать нечего. Дмитрий Олегович подхватил ведро и стал 
спускаться вниз по лестнице. На площадке второго этажа он остановился, 
прислушался. Из-за дверей нескольких квартир слышались те же выстрелы. 
Соседи, как и его Валентина, не упускали возможности поглядеть и 
утренний повтор дурацкого сериала; словно бы они все надеялись, что 
утром их драгоценный Брюс ухлопает еще пару контрабандистов и 
соблазнит еще десяток-другой доверчивых фермерских вдов. Воровато 
оглянувшись, Курочкин выудил из ведра приговоренный к выбросу пузырек 
со слабительным "Цоппи" и поглубже упрятал в брючный карман. Когда он 
вернется, Валентина будет слишком занята телевизором, чтобы его 
обыскивать. Следовательно, у Дмитрия Олеговича будет время спокойно 
перепрятать пузырек в пределах собственной квартиры: два эксперимента 
с этими неправильными таблетками еще дожидались своего часа.
   Совершив маленькое семейное преступление, Курочкин почувствовал 
себя гораздо увереннее. Поигрывая полупустым ведерком, Дмитрий 
Олегович неторопливо вышел во двор и зашагал мимо автостоянки. Вокруг 
было пустынно, - должно быть, все смотрели кино. Только бородатый 
Мокеич, сосед из шестого подъезда, уныло возился со своей зеленой 
"Нивой". Машина формально принадлежала его теще, которая еженедельно 
принимала у зятя рапорты: в порядке ли ходовая часть, не стучит ли 
кардан, не облысела ли, не дай бог, резина. Мокеич покорно рапортовал.
   - Привет! - сказал Курочкин, подходя. - Готовишься к очередному 
докладу?
   - Привет... - печальным голосом ослика Иа-Иа ответил Мокеич. - 
Вроде того. Аккумулятор, что ли, подсел. Ольга Игоревна выражала 
беспокойство.
   Ольгой Игоревной звали тещу, владелицу "нивки".
   - Как поживает ваш рейтинг? - привычно полюбопытствовал Курочкин. 
Мокеич работал на телевидении, оператором в программе "Лицом к лицу". 
От колебаний таинственного рейтинга у них там зависела оплата труда.
   - Не растет, - озабоченно сообщил Мокеич. - И даже падает. А когда 
мы совпадаем с этим чертовым сериалом, - так просто беда, все на него 
переключают... Хоть бы его шлепнули поскорее, этого шерифа!
   - Давно пора, - поддакнул Дмитрий Олегович, радуясь, что нашел в 
Мокеиче союзника. Только за пределами квартиры Курочкин мог 
безбоязненно не одобрять Брюса Боура: в присутствии Валентины это было 
чревато серьезными семейными осложнениями. Внеочередной ссылкой к 
вонючей мусорке он бы тут не отделался..
   - А ты опять мусор выносишь? - с сочувствием спросил Мокеич, 
мельком глянув на пластмассовое ведро. - Супруга терроризирует?
   - Да нет, - храбро соврал Курочкин. - Просто прогуливаюсь, вроде 
утреннего моциона. - Махнув рукой, Дмитрий Олегович свернул на узкую 
тропку, протоптанную среди зеленых насаждений. Баки для отходов 
расположены были почему-то и далеко, и неудобно. Всякий раз, 
продираясь сквозь насаждения, Курочкин подозревал, что домоуправление 
состоит в тайном сговоре с Валентиной. И ведь была когда-то у 
Курочкина возможность получить квартиру в девятиэтажке, с 
мусоропроводом! Впрочем, тогда бы супруга придумала что-нибудь другое. 
Большее из двух зол.
   Оба контейнера, как всегда, благоухали и были наполнены под 
завязку. Вчера Курочкину удалось еще кое-как опорожнить ведро, но 
сегодня даже смятый молочный пакет сизифовым камнем упрямо скатывался 
к подножию мусорной горы. Можно было, правда, высыпать все сбоку, у 
стенки контейнера, однако Дмитрий Олегович не желал уподобляться 
прочим неряхам. Он знал, что здесь неподалеку, метрах в ста 
пятидесяти, укромно расположен еще один мусорный бак - вместительный, 
чистый, большинством из соседей еще не замеченный. Этим элитным 
контейнером для отходов пользовалась близлежащая российско-
американская фирма, торгующая не то телевизорами, не то компьютерами. 
Раза два или три Курочкин вот так же втихомолку разгружал свое ведерко 
в чужой ящик, всякий раз поражаясь, до чего аккуратный и опрятный 
мусор сюда складывают. Даже смятые банки из-под кока-колы - и те, 
упакованные в полиэтиленовый пакет, выглядели изящно, хоть в музей 
современного искусства их представляй. Однажды Дмитрий Олегович 
заметил в ящике почти целую, только слегка искривленную, настольную 
лампу и (чего греха таить!) прихватил ее домой для своей лаборатории в 
чулане. Другой раз ему попалась чуть выщербленная фарфоровая емкость, 
идеально подходящая для работы с кислотами... Валентина ни рубля из 
семейного бюджета не выделяла для обустройства его мини-лаборатории, 
зато на какой-нибудь таймер, зовущий к телевизору, в том же семейном 
кошельке отыскивались средства.. Конечно, разве можно пропустить 
очередную серию?
   Курочкин добрел со своим ведром до чужого контейнера и для порядка 
осмотрелся: не идут ли фирмачи? Предосторожность эта была в принципе 
излишней. По воскресеньям контора не работала, и здесь, среди зелени, 
никого и быть не могло. Разве что другой такой же хитрун из 
курочкинской пятиэтажки... нет, пусто. Кто не смотрит кино, тот еще 
дрыхнет. Дмитрий Олегович ссыпал из ведра свою жалкую кучку мусора и, 
любопытства ради, пошарил одной рукой среди пустых картонных коробок. 
По теории вероятности интересные находки человеку должны попадаться не 
каждый день и даже не раз в неделю. Но только нашей реальной жизни 
давно уж наплевать на всякую теорию. Поэтому в самом углу контейнера, 
под слоем аккуратно сложенных прошлогодних "Коммерсантов" и тремя 
пластинками белого упаковочного пенопласта, Курочкин нашел небольшую 
серую коробочку с короткой антенной.
   Какой-то балбес выкинул чрезвычайно дорогую штуку - сотовый 
телефон.
   Дмитрий Олегович знал, что нынешние богатые люди предпочитают лишь 
новенькие вещи без единого пятнышка или царапины. И все же на месте 
бывшего хозяина этой дорогостоящей игрушки он не стал бы расставаться 
с ней из-за пары неглубоких вмятин на корпусе. Даже если предположить, 
что аппарат перегорел и абсолютно неисправен, внутри могли сохраниться 
множество полезных деталей...
   Словно бы в доказательство того, насколько много полезного еще 
осталось внутри телефона, серая коробочка неожиданно издала громкое 
"Тр-р-р-р!". Замигала зеленая кнопка на корпусе. От неожиданности 
Курочкин выпустил из пальцев оживший телефон, и тот при падении мягко 
стукнулся о пенопласт, не переставая при этом тарахтеть. 
Заинтригованный и немного испуганный Дмитрий Олегович вновь завладел 
коробочкой, нажал кнопку и сказал:
   - Алло!
   - Сорок восьмой? - тревожно спросили в трубке.
   - Да, - чисто автоматически ответил Курочкин, действительно 
родившийся в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Девятого апреля.
   - Слава богу! - облегченно вздохнул голос в трубке. - Мы уж 
боялись, что вы не придете... Выходите на Варшавское шоссе, мы ждем 
вас в голубом "БМВ". Пожалуйста, поторопитесь.
   - Минутку, - озадаченно проговорил Курочкин. - Вы меня не так 
поняли. Тут какое-то недоразумение...
   - То есть как? - в свою очередь удивился голос. - Вы разве сейчас 
не стоите с телефоном в руках возле мусорного контейнера?
   - Стою, - признал Курочкин. - Но...
   - Тогда ждем вас на шоссе, - не дал ему договорить голос в трубке. 
- Все детали обсудим в машине, мы и так опаздываем... - Телефон 
пискнул и отключился так же внезапно, как и включился. Потому-то 
Курочкин не успел растолковать собеседнику, что произошла очевидная 
ошибка.   По-хорошему следовало бы никуда не впутываться, а просто 
зашвырнуть серую коробочку обратно в контейнер и поскорее возвращаться 
домой, к Валентине. Однако Дмитрий Олегович представил, как незнакомые 
люди в голубом "БМВ" сейчас ждут его, нервничают, поглядывают на часы 
- и ему тут же стало неловко. Пожалуй, надо бы действительно выйти на 
шоссе и предупредить людей о возникшей путанице.
   Курочкин припрятал свое пластмассовое ведро в кустах возле 
контейнера и, немного поплутав среди
   зеленых насаждений, выбрался на шоссе. Не прошло и пяти минут, как 
ему действительно попался на глаза голубой автомобиль с латинскими 
буквами "BMW", припаркованный у обочины.
   - Наконец-то! - радостно воскликнул лоснящийся крепыш в серебристом 
костюме, как только Курочкин открыл дверцу. Кроме серебристого, как 
хек, крепыша, в салоне находились водитель и еще один плотный господин 
в черном костюме. Дмитрию Олеговичу отчего-то сразу не понравились 
выражения лиц серебристого, черного и водителя, хотя на этих лицах не 
было даже намека на какую-либо угрозу.
   Напротив, все трое разглядывали Курочкина с некоторой опаской.

   2

   Курочкин и сам не понимал, как очутился на заднем сиденье машины, 
рядом с господином в черном костюме. Из двадцати четырех кадров 
киноленты, составляющих секунду, неизвестным образом вырезали кадров 
двадцать. Только что Дмитрий Олегович стоял у открытой дверцы "БМВ" и 
открывал рот, намереваясь покончить с недоразумением, - и вот он уже 
едет в неизвестном направлении и в подозрительной компании. От черного 
костюма соседа вовсю несло дорогой французской парфюмерией, хотя и 
отнюдь не первосортной: все конкуренты мадам Коко Шанель 
злоупотребляли альдегидами - аромат получался стойкий, но слишком 
едкий: то, что годилось когда-то для производства уротропина, для 
любых одеколонов было чрезмерно. Злоупотребление парфюмом такого 
качества грозило человеку всевозможными аллергиями, частичной утратой 
обоняния и различными стрессами. Один из таких стрессов уже сейчас 
переживал сам Дмитрий Олегович, поскольку запах от соседа поначалу 
мешал ему элементарно сосредоточиться.
   Тем временем серебристый хек на переднем сиденье болтал без 
перерыва, то и дело поворачивая лоснящуюся физиономию к Курочкину. 
Вероятно, этот крепыш порядком намолчался, пока дежурил возле 
безответной телефонной трубки, и теперь компенсировал себе вынужденный 
перерыв в разговоре: так люди, уходящие с берега диеты в свободное 
гастрономическое плавание, решают ни в чем своему желудку не 
отказывать. Гулять - так гулять, тащи сюда поросенка с хреном, и 
творожники, и мармелад! Будем немедленно жрать все без разбора.
   Сперва болтливый хек опрокинул на Дмитрия Олеговича лавину сведений 
о сегодняшней погоде в центральной части Москвы, с непонятным 
воодушевлением перечисляя цифры температуры, проценты влажности 
воздуха и метры-в-секунду скорости ветра. Особую радость у лоснящегося 
крепыша почему-то вызывал заурядный - для этого времени года - факт 
хорошей видимости. Он несколько раз важно повторил слова про эту 
несчастную видимость и каждый раз со значением поглядывал на 
Курочкина, следя за его реакцией. Словно бы Курочкин лично заказал 
серебристому крепышу на сегодня только ясную и теплую погоду, пообещав 
в случае неисполнения суровые репрессии, и хек, извертевшись на 
сковородке, дозвонился-таки до канцелярии Ильи-пророка и выполнил 
заказ. На несколько минут в голову Дмитрия Олеговича даже забрела 
безумная мысль о том, что экипаж голубого "БМВ" - передвижная бригада 
московских синоптиков, которая с помощью сотовых телефонов отлавливает 
по городу ничего не подозревающих граждан и насильно пичкает их 
прогнозом погоды. А потом выставляет им обалденные счета с надбавками 
за скорость, за срочность, за комфорт, за экспресс-услуги. Типа 
международного секса по телефону только вместо секса - сводки о 
температуре и влажности воздуха.
   Дмитрий Олегович, завороженный своей версией, уже собирался было 
объяснить серебристому синоптику, что его крайне скудный семейный 
бюджет не позволяет ничего свыше обычной сводки погоды по радио "Эхо 
столицы" и секса с законной женой Валентиной раз в неделю (а если 
повезет - то и реже). Однако лоснящийся хек с переднего сиденья 
неожиданно сам переключился на другую тему и принялся расхваливать 
Курочкину какую-то квартиру на Тверской, из окон которой открывается-
де замечательный вид на Пушкинскую площадь - на памятник Пушкину, 
кинотеатр "Россия" и фонтан. И этот, мол, вид в сочетании с небольшими 
метрами-в-секун-ду скорости ветра и низкой влажностью должен был, 
оказывается, очень понравиться Курочкину.
   "Никакие они не синоптики! - испуганно подумал Дмитрий Олегович. - 
Типичные торговцы недвижимостью. Но я-то, я-то им зачем?.." Вид во 
двор из собственного окна Курочкина вполне устраивал, но, если бы и не 
устраивал, деваться было некуда. Даже если бы они с Валентиной разом 
впали в помешательство, продали бы все нажитое имущество, включая 
телевизор и таймер, продали бы свою двухкомнатную квартиру в 
хрущевской пятиэтажке на улице Автозаводской и заняли в долг у 
родственников, - и то денег этих никак не хватило бы на покупку и 
десяти квадратных метров в доме на Тверской. Очень уж престижный 
район, для самых "новейших русских".
   - Теперь об оплате, - чуть понизив голос, произнес серебристый 
болтун. - Как мы знаем, сумма вас устроила...
   "Какое там устроила! - мысленно возопил Курочкин. - Вы меня с кем-
то перепутали, мне не
   нужна квартира с видом на памятник! Отпустите меня, я совсем не 
новый, а уже довольно немолодой и потрепанный русский!..".
   Вслух же все его эмоции воплотились в короткое междометие "Э-э!", 
которым он попытался вклиниться в поток красноречия серебристого 
торговца недвижимостью.
   - Да-да, - подхватил серебристый, очевидно, приняв сдавленное "Э-
э!" за знак согласия. - С деньгами мы поступили именно так, как нас 
попросили ваши посредники. Половина всей суммы уже переведена в Баден 
на анонимный счет, а вторая половина будет вас дожидаться в Пярну 
через два дня. Если, конечно, все пройдет нормально...
   "ЧТО пройдет нормально? - мысленно ужаснулся Курочкин. - Кто вы 
такие?!" На словах же ему не удалось продвинуться дальше сдавленного 
"Ы-ы!"
   Как видно, последнее междометие Дмитрия Олеговича в салоне "БМВ" 
было воспринято как выражение недовольства. Приторно-ароматный черный 
господин быстро отодвинулся на край сиденья и как-то съежился: 
серебристый крепыш, рискуя вывихнуть шею, завертел головой, стараясь 
поймать взгляд Курочкина.
   - Что вы, что вы! - проговорил крепыш, виноватым жестом прижимая 
руки к груди. - Вы меня просто не так поняли! Мы знаем, вы мастер, 
профессионал своего дела, другого нам и не надо... Ваш камуфляж, - 
серебристый осторожно ткнул пальцем в направлении курочкинских 
домашних брюк, - просто великолепен. Все продумано до мелочей, человек 
толпы - да и только. Такой зачуханный интеллигент из НИИ, покладистый 
трудяга и примерный семьянин. И никто не подозревает, что на самом 
деле...
   - Ы-ы! - обидчиво повторил Дмитрий Олегович. Несмотря на 
необычность ситуации, в которую
   он попал, Курочкин почувствовал себя уязвленным. То, что 
серебристый крепыш с оскорбительным высокомерием счел камуфляжем, и 
было настоящим Курочкиным.
   - Все-все, молчу, - серебристый хек вновь приложил руки к груди. - 
Только о деле. Мы все приготовили, ваш инструмент уже получен и 
дожидается вас... Сегодня же и сможете приступить.
   Курочкин обмер. Услышанное слово посеяло в его душе очень нехорошее 
предчувствие.
   - Инстру... мент? - наконец-то членораздельно смог выговорить он.
   Серебристый решил, будто опять сморозил глупость и опять невольно 
обидел привередливого гостя.
   - Я, наверное, не так выразился, - мигом поправился он. - Я имел в 
виду ваше... оборудование... То есть ваше приспособление... Ну, эту 
вашу штуку с оптическим прицелом.

   3

   Террорист из Курочкина был - точь-в-точь, как из утюга - чемпион по 
плаванию. Его взаимоотношения с огнестрельным оружием всегда приводили 
к сокрушительным последствиям: и для Курочкина, и для оружия. Еще в 
школе, на уроке начальной военной подготовки он умудрился быстрее всех 
в классе разобрать автомат Калашникова, - но так, что потом обратно 
собрать его не смог уже никто (даже у искушенного в этих делах 
военрука при каждой новой сборке оставались почему-то лишние детали, 
причем каждый раз - разные). На военных сборах после пятого курса 
института будущий лейтенант медицинской службы Дима Курочкин 
прославился тем, что во время сдачи норматива из пистолета Макарова 
четыре пули доблестно отправил "в молоко", а пятой едва не прострелил 
собственную ногу, нажав на спуск десятью секундами раньше, чем 
следовало бы. Ногу спасла лишь поломка пистолета, который, по счастью, 
заклинило сразу после четвертого выстрела. Все дальнейшие попытки 
починить "макаров" оказались тщетными - оружие было безнадежно 
испорчено. На Диму, отправленного в бессрочный наряд по уборке 
территории, приходили посмотреть едва ли не все офицеры части, от 
прапорщика до генерал-майора. Последний, по слухам, не поленился 
съездить в город, к тому самому конструктору Николаю Федоровичу 
Макарову, и показать ему поломку. Курочкину потом рассказывали по 
секрету, будто бы знаменитый оружейник долго вертел в руках пистолет 
его имени, потом сухо спросил, в каких войсках предполагает служить 
провинившийся курсант, и пришел в полный восторг, выяснив, что 
виновник - студент-медик, который, вероятно, после своего института в 
армии служить вообще не будет, а следовательно, не будет и допущен ни 
к какому стрелковому оружию. Во всяком случае, в мирное время. "Лишь 
бы не было войны", - будто бы сказал генералу на прощание пистолетный 
конструктор, хотя Дмитрий Олегович и по сей день не понимал, какая 
может быть связь между его давней оплошностью и пожеланием мира во 
всем мире. Впрочем, он и сам не испытывал потребности брать в руки 
оружие, вполне .удовлетворяясь микроскопом. Только один раз, уже в 
середине 80-х, друзья зазвали его на охоту и вручили ему старенькую 
"тулку". О тех двух днях на лоне природы у Курочкина остались самые 
скверные воспоминания. Мало того что он в первый же день заблудился, 
утопил в болоте термос (за него потом ему от Валентины влетело 
отдельно!) и напоролся в одиночку на медвежью берлогу, - он еще и 
каким-то образом просочился сквозь колючее заграждение охраняемой 
спецзоны, миновал всех бдительных егерей и гэбистов в маскхалатах и 
несколько часов бродил с ружьем в окрестностях охотничьего домика 
одного из членов Политбюро. В конце концов Дмитрий Олегович сам 
заметил среди стволов какого-то штатского и вверг того в полную 
прострацию вопросом, где тут поблизости остановка пригородного 
автобуса на Москву. Прибежавшие охранники сперва приняли Курочкина за 
вооруженного злоумышленника, однако, рассмотрев его хорошенько, тут же 
отпустили Дмитрия Олеговича восвояси. Даже не конфисковали у него 
"тулку", которую, правда, он все равно забыл на обратном пути в 
автобусе. Кстати сказать, эпизод с охотничьим домиком был в биографии 
Курочкина единственным случаем, когда серьезные люди сочли его (пусть 
и ненадолго) способным на теракт. Единственным случаем - до 
сегодняшнего дня...
   Курочкин заерзал на сиденье машины, искоса глянул в окно, пытаясь 
понять, по каким московским улицам они сейчас проезжают. Острое 
желание поскорее просветить своих новых знакомцев насчет происшедшего 
досадного недоразумения, после слов про оптический прицел как-то сразу 
испарилось. Фармацевту в его положении, мягко говоря, не поздоровилось 
бы. Дмитрий Олегович сообразил, Что пока правильнее будет еще 
некоторое время побыть наемным убийцей, а там видно будет. Раз уж он 
сам по глупости опять угодил в какую-то заварушку, то не худо бы 
сначала выяснить, что к чему.
   О методике политических покушений Курочкин знал очень немного - по 
преимуществу, в скромных пределах сюжета детективной книжки под 
названием "Мишень" некоего Георгия Черника. Книжку эту Курочкину 
притащил однажды его институтский приятель Сережа Солопов, который, 
даже став солидным Сергеем Александровичем и заведующим кафедрой 
гангрены, не перестал увлекаться подобной макулатурой и усердно пичкал 
ею друзей. На обложке опуса Г. Черника багровела Кремлевская башня, 
превращенная художником в мишень, а в самой книжке речь шла о том, как 
одна ужасно тайная организация вознамерилась устроить покушение на 
президента США, не больше и не меньше. Для убийства был нанят за 
большие деньги крупный международный террорист Карлос Кугель, который 
вплоть до середины романа все подбирался да подкрадывался к 
американскому президенту и только ближе к концу произведения решил его 
угробить не в Америке, а в Москве, куда беспечный президент хотел 
приехать на важную встречу во имя мира и прогресса. В Москве же Кугелю 
оставалось лишь изготовиться для стрельбы, зарядить винтовку - и 
прости-прощай мир и прогресс... По роковому стечению обстоятельств, 
Курочкин так и не узнал, чем же закончилась охота террориста за 
президентом: буквально страниц за двадцать до конца романа, когда 
злодей Кугель только-только пристроился взять американца на мушку, 
книжку отобрала Валентина. Мужу она ехидно напомнила об обязанностях 
кандидата медицинских наук читать книжки в первую очередь по 
медицинским наукам, а уж если Дмитрию Олеговичу совсем нечем заняться, 
то пусть он, например, сходит в магазин, спустится в подвал за 
картошкой или, на худой конец, вынесет мусор. Сама же Валентина 
преспокойно прочла роман писателя Черника от начала до конца и затем 
отнесла его к себе на работу, кому-то из подруг в бухгалтерии, где 
книжка, к тихой досаде Курочкина, так и сгинула.
   Тем не менее даже прочитанных страниц с лихвой хватило Дмитрию 
Олеговичу, чтобы понять: от него ждут удачного покушения на какую-то 
крупную политическую фигуру. Интересно только, на какую именно? 
Президент США, вопреки прогнозам автора романа "Мишень", не собирался 
в ближайшие дни покидать свой Белый дом и отправляться в Москву. Зато 
как раз сегодня в утренних новостях по радио Дмитрий Олегович очень 
кстати услышал о визите в нашу столицу пестрой компании из 
американских сенаторов, деятелей культуры и бизнесменов во главе с 
госсекретарем США мистером Ламбертом. Как понял Курочкин, госсекретарь 
мистер Ламберт собирался встречаться на высшем уровне с господином 
премьером-министром России Мироновым и подписывать какие-то новые 
совместные документы в пользу мира и прогресса. "Знаем мы эти 
совместные документы! - хмуро заметила супруга Валентина, которая тоже 
слушала радио. - У нас в издательстве Сашка Маков тоже мотается то в 
Самару, то в Тверь, то аж в Сыктывкар, и тоже потом привозит оттуда 
полный портфель всяких бумажек. Это у него называется - оправдать 
командировочные. Но мы-то в бухгалтерии понимаем, какого черта ему на 
месте не сидится! Дома - жена и дети, а в командировках - пьянки-
гулянки, танцульки-девочки. Как же: гость из Москвы прибыл!" Сказав 
это, супруга ожесточенно зазвякала посудой. Дмитрий Олегович однажды 
видел развеселого Макова, и ему сразу стало обидно за американца. Он 
уже собирался осторожно возразить в том смысле, что госсекретарь США - 
наверняка человек серьезный и деловой, и в Москве ему будет не до 
танцулек с девочками. Однако через секунду он быстро утопил в глотке 
кефира повисшее на кончике языка возражение. Поскольку репродуктор сей 
же момент жизнерадостно объявил, что по случаю высокой встречи сегодня 
днем в центре столицы намечены народные гулянья с участием премьера, 
важного американского гостя и всех прочих подваливших в Москву членов 
заокеанской делегации...
   Голубой "БМВ" тряхнуло на внезапной колдобине. Курочкин, подпрыгнув 
на сиденье, невольно чертыхнулся. Господин серебристый хек с переднего 
сиденья, который за неимением лучших тем вновь завел унылую бодягу про 
скорость ветра и влажность воздуха, тотчас же предупредительно 
повернул свою голову к Курочкину и поинтересовался:
   - У вас какие-то вопросы, уважаемый Сорок Восьмой?
   Дмитрий Олегович отрицательно помотал головой, хотя вопросы были. 
Курочкину, ставшему Сорок Восьмым, очень хотелось, к примеру, узнать: 
кого же он подрядился сегодня укокошить - госсекретаря Соединенных 
Штатов, нашего премьер-министра или их обоих вместе?

   4

   Квартира в доме номер девятнадцать по улице Тверской имела 
множество неоспоримых достоинств и всего один недостаток - ее размер. 
Она показалась Курочкину какой-то непропорционально, вызывающе 
большой. Слишком огромной для киллера, привыкшего к спартанской 
обстановке. По крайней мере, из книжки Черника Дмитрий Олегович 
почерпнул, что квартира, снимаемая наемным убийцей для подготовки к 
теракту, бывает обычно гораздо компактнее. Тот же Карлос Кугель, 
намереваясь застрелить президента, ютился в чердачной каморке на самой 
верхотуре дома-башни на Котельнической набережной и ничуть не 
жаловался на тесноту. То есть, может, он и жаловался на последних 
двадцати недочитанных страницах романа на приступы клаустрофобии, зато 
не рисковал заблудиться в собственных апартаментах. Здесь же, на 
Тверской, при желании нетрудно было бы расквартировать со всеми 
удобствами не меньше взвода опытных террористов, а не одного лишь 
Курочкина, только-только начинающего карьеру киллера.
   Сперва Дмитрию Олеговичу показали ванную и туалет, общая площадь 
которых несомненно превышала весь скромный метраж квартиры Курочкиных 
на Автозаводской. В одном лишь туалете, облицованном нежным 
голубоватым кафелем, разместилось бы не менее четырех курочкинских 
домашних лабораторий, вместе взятых, - и притом безо всякого ущемления 
прав царственного унитаза. Особенно понравились Дмитрию Олеговичу 
мощные глухие двери и дверные задвижки, вполне подходящие и для 
банковских сейфов. Здесь можно было бы запросто запираться от 
Валентины и, прикрываясь желудочными хворями, проводить свои опыты. 
Как с применением термостата, так и без. Хотя, вдруг сообразил 
Курочкин, и Валентина во время ссор могла бы сколько угодно запирать 
его снаружи, превращая место общего пользования в комфортабельную 
тюремную камеру. Ей это ничего не стоит сделать, уж Курочкин-то 
прекрасно знает... Дмитрий Олегович с видом заправского ревизора 
спустил воду в унитазе, постоял, послушал, а затем так же внимательно 
проинспектировал обширную ванную комнату. Здесь тоже было все в полном 
порядке. Горячая и холодная вода лилась, соответственно повинуясь 
кранам с красной и синей отметинами; полотенце на вид было свежим, 
дверные задвижки исправно функционировали внутри и снаружи (Курочкин 
щелкнул, проверил) и даже резиновый коврик у подножия ванны радовал 
глаз прихотливым многоцветным орнаментом.
   - Коврик... да-а... - пробормотал Дмитрий Олегович, чтобы уж совсем 
не молчать во время экскурсии.
   Хек в серебристой чешуе судорожным движением выхватил из кармана 
записную книжечку, мгновенно пролистал ее и, виновато потупившись, 
признал:
   - Упущение. Поскольку расцветка не была заранее оговорена в 
контракте, я взял на себя смелость... Мы сию же секунду уберем...
   По всей видимости, этот Сорок Восьмой был на редкость избалованным 
и капризным наемным убийцей - в отличие от книжного Карлоса Кугеля, 
который во время РАБОТЫ довольствовался циновкой, носовым платком и 
армейской флягой с водой. Либо писатель Черник паршиво разбирался в 
киллерах, либо Сорок Восьмой представлял собой некое исключение из 
правил. В любом случае, решил про себя Курочкин, надо быть очень 
внимательным: если его разоблачат, то утопят в этой же ванне. И 
полотенце с ковриком не помогут.
   - Все в порядке, - поспешил успокоить серебристого Дмитрий 
Олегович. - Нормальная расцветка, мне подходит.
   Поняв, что рекламаций не будет, серебристый облегченно вздохнул и 
провел Курочкина на кухню. Дмитрий Олегович порадовался, что супруга 
Валентина сейчас не видит всего этого кафелъно-пласт-массово-
хромированного великолепия, а то бы она, пожалуй, насмерть замучила 
Курочкина упреками в том, что он - безнадежный кандидат медицинских 
наук, а не преуспевающий наемный убийца. "Обалдуй! - почти явственно 
услышал Дмитрий Олегович. - Выучился бы на приличного киллера - и жили 
бы по-людски!" Курочкин даже вздрогнул и потряс головой, отгоняя 
фантастическое видение. Серебристый экскурсовод, чутко следивший за 
выражением лица гостя, тут же встревожился.
   - Что-нибудь не то? - мигом осведомился он, вновь выхватывая 
записную книжечку.
   По мнению Дмитрия Олеговича, все было то, даже с избытком. Но если 
этот Сорок Восьмой и в самом деле такой привереда, то следовало бы 
поддержать марку и навести хоть какую-нибудь критику.
   - А вот... - начал Курочкин и остановился, не зная, что сказать. В 
голову лезла только какая-то чушь о плохо закрытом кране или о косо 
висящем на гвоздике посудном полотенце. Для Валентины и то и другое 
было бы серьезным нарушением порядка, но для наемного убийцы, 
обозревающего штаб-квартиру, такие мелочи все-таки могли показаться 
чрезмерными.
   К счастью, серебристый сам пришел на помощь.
   - Не беспокойтесь, мы не забыли, - деликатно проговорил он, 
доставая из одного шкафчика приземистую алюминиевую миску, а из 
другого - пестрый пакет с иностранной надписью. - "Кис-кис-кис"... 
Кошечка, птички, икебана - все, как вы просили...
   На зов в кухню явился здоровенный рыжий ко-тяра и стал деловито 
ждать, пока серебристый вскроет пакет и высыпет в миску порцию бежевых 
катышков. Должно быть, Сорок Восьмой питал слабость к домашним 
животным и перед терактом умиротворялся в их компании.
   - Он будет ЭТО есть? - с некоторым сомнением осведомился Дмитрий 
Олегович. На вид катышки казались совсем несъедобными. На месте котяры 
он бы сам предпочел рыбку или колбасу.
   - Научно разработанный рацион, - объяснил серебристый. - "Мэйд ин 
Ю-Эс-Эй". Здоровый кот без всяких хлопот. Вчера трескал как миленький 
и облизывался.
   Рыжее создание тем временем лениво сжевало пару катышков, потом 
наступило лапой на край миски, опрокинуло на пол весь научно 
разработанный рацион и, брезгливо переступая лапами, покинуло кухню.
   - Наелся уже, мой хороший, - вымученно засмеялся серебристый. - Вы 
не поверите, такой проныра, ха-ха... - Похоже, он с трудом 
сдерживался, чтобы не броситься в погоню за рыжей сволочью и накормить 
кота с применением грубой силы.
   Пытаясь сгладить возникшую неловкость, Дмитрий Олегович счел нужным 
напомнить о прочем обещанном ассортименте - птичках и икебане. Вообще 
говоря, Курочкин весьма приблизительно знал, что означает последнее 
слово. Кажется, что-то японское и безобидное, типа цветов или 
камушков.
   - Пожалуйста, пожалуйста, господин Сорок Восьмой, - засуетился 
экскурсовод и бросился прочь из кухни, стараясь не наступить на 
раскатившиеся по всему полу шарики кошачьего корма "Мэйд ин Ю-Эс-Эй". 
Дмитрий Олегович двинулся следом за ним. Научный рацион для рыжего 
проныры противно скрипел и перекатывался под подошвами, отчего 
Курочкин пару мгновений всерьез рисковал шмякнуться на пол в 
неподобающей киллеру позе. Наодеколоненный господин, маячивший сбоку, 
вовремя подставил плечо и спас рейтинг мнимого Сорок Восьмого от 
неминуемого падения.
   - Благодарю, - коротко сказал Дмитрий Олегович, преодолев опасную 
зону. Возможно, настоящему киллеру следовало бы не благодарить, а 
сердито распечь провожатых, однако роль капризного наемного убийцы 
пока еще не очень удавалась Курочкину. Он предпочел лишь недовольно 
сдвинуть брови.
   - Виноват, накажем, - быстро откликнулся наодеколоненный господин в 
черном, оставив Курочкина только гадать, кто же именно может 
подвергнуться наказанию: серебристый коллега, допустивший оплошность, 
сам рыжий кот или американцы, производящие на свет эти скрипучие 
шарики? Задумавшись, Дмитрий Олегович пропустил момент, когда к их 
компании присоединилась еще четверка неразговорчивых гоблинов, - 
должно быть, из числа охранников квартиры; и именно в таком составе 
они уже всемером вступили в комнату с икебаной и птичками. Икебана 
порядком разочаровала Курочкина. На длинной лавке, покрытой шелковым 
покрывалом, выстроилось в ряд примерно с десяток разнокалиберных ваз и 
кувшинов, в которых были понатыканы чахлые букетики, не больше пяти 
цветочков в каждом. Преобладали унылые желтые и лиловые краски.
   - Это - для созерцания, - доложил серебристый. - Согласно 
контракту.
   Дмитрий Олегович сразу догадался, что на цветах здешняя команда 
здорово сэкономила и вместо роз или хотя бы гвоздик насовала в вазы 
какие-то копеечные растения, сорванные на ближайшем пустыре. Впрочем, 
в его положении глупо было скандалить; он ограничился только просьбой 
убрать из крайней вазы пару совсем уж завядших цветов.
   - Убрать? - с сомнением переспросил серебристый и полез в свою 
записную книжку. - Но...
   - Делай, что говорят! - прошипел из-за спины Курочкина 
наодеколоненный господин, который пахнул, как сто букетов, вместе 
взятых, и, видимо, поэтому имел право отдавать приказы.
   Серебристый послушно щелкнул пальцами. Ближайший гоблин из охраны 
приблизился к вазе и здоровенными пальцами начал прореживать букет. 
Курочкин заметил, что гоблин, помимо чахлых, попутно выдернул еще и 
нормальный цветок, и в результате этого оставшийся букет стал 
выглядеть совсем уж по-сиротски. "Ладно, - подумал Дмитрий Олегович, - 
для созерцания сойдет и так. Тем более японцев среди нас нет..."
   - А вот это - соловьи, - сообщил серебристый хек и выкатил на 
середину комнаты здоровенную клетку, накрытую темной тряпкой. - Две 
штуки, согласно контракту. Для успокоения нервов... Чтоб рука не 
дрогнула, - прибавил он, вежливо хихикнув.
   Как только тряпка была снята, неподалеку от клетки сразу же 
нарисовался рыжий котяра и принялся с живейшим интересом разглядывать 
пленных пташек. Интерес был не гастрономический, а скорее спортивный: 
два нахохлившихся серых комочка едва ли выигрывали сравнение с 
калорийным кошачьим кормом американского производства.
   - Пойте! - скомандовал серебристый и побарабанил по прутьям. - Ну, 
давайте, сволочи, чирикайте...
   Соловьиная пара явно вознамерилась устроить забастовку. Птицам было 
все равно, успокоятся нервы у киллера Сорок Восьмого или нет, дрогнет 
его рука или не дрогнет. Природа, посаженная за решетку, отважно 
безмолвствовала.
   Дмитрий Олегович почувствовал себя крайне неловко.
   - Раз не поют пока, так и бог с ними, - примирительно сказал он. - 
Может, они сегодня не в голосе... Я пока посозерцаю... - С этими 
словами он уставился на чахлые букетики, которые почему-то настраивали 
его теперь на самые печальные японские размышления. О жертвах 
Хиросимы, например.
   - Сейчас они у меня будут в голосе, - мрачно пообещал серебристый. 
- Привыкли, халтурщики, только под фанеру петь...
   Когда Курочкин оторвался от созерцания десятка дохлых букетиков и 
бросил взгляд на клетку, серебристый хек-экскурсовод уже настраивал 
портативный магнитофон. Еще несколько секунд - и из портативных 
динамиков полились нежные птичьи рулады. Понукаемые тихой руганью 
серебристого и сильными ударами по прутьям клетки, соловьи смирились. 
Петь они не начали, но, по крайней мере, стали время от времени 
разевать свои клювики под звуки фонограммы. Если сильно не 
присматриваться, могло показаться, будто соловьи, наконец, засвистели 
сами. Вид у соловьев-эстрадников был самый жалкий и подавленный.
   - Хорошо, хорошо, достаточно, - поспешил закруглить концерт Дмитрий 
Олегович. - Рука не дрогнет, честное слово.
   Серебристый моментально прекратил барабанить по клетке и вырубил 
магнитофон. Соловьи, словно неопытные вокалисты, еще несколько секунд 
пооткрывали свои клювики вхолостую, а затем догадались, что концерт 
окончен.
   - Они и сами могут, когда захотят, - виновато сообщил серебристый. 
- Просто посторонних стесняются. Очень нервные, подлецы...
   Рыжий кот согласно мяукнул.
   - Хотите погладить его? - внезапно спохватился серебристый. - Эй, 
кис-кис, сюда, зверюга...
   - Чуть позже, - отказался Дмитрий Олегович. Он не был уверен в 
добрых намерениях рыжего котяры. У икебаны, по крайней мере, не было 
острых когтей.
   - Тогда продолжим осмотр, - с облегчением произнес серебристый. 
Возможно, и у него были тайные сомнения, согласится ли рыжая зверюга 
подвергаться поглаживанию. Вид у кота был чересчур уж независимый.
   Следующая комната отличалась от предыдущей отсутствием икебаны в 
кувшинчиках и присутствием компьютера на маленьком столике возле окна. 
К столику был пододвинут табурет. На экране монитора вспыхивали и 
гасли созвездия.
   Серебристый экскурсовод вновь повелительно щелкнул пальцами, и уже 
другой гоблин-охранник присел на табурет, с удовольствием забарабанил 
по клавишам. На экране высветилась непонятная английская надпись, в 
недрах машины заиграла тяжелая металлическая музыка, после чего вместо 
надписи явилось какое-то страшилище.
   - Как вы и заказывали, господин Сорок Восьмой, - объявил 
серебристый, косясь одновременно и на экран, и на страничку своей 
записной книжицы. - Игра "Смертельный комбат", последняя версия. Для 
поднятия тонуса перед АКЦИЕЙ...
   "Согласно контракту", - мысленно закончил фразу Курочкин.
   - Согласно контракту, - проговорил серебристый. - Будете проверять? 
Или уже в свое время?
   Смертельный комбат на экране выглядел здоровенным мускулистым 
мужиком в блестящих шипастых наплечниках и нарукавниках, а также в 
маске, похожей на череп. Маска была отчего-то рогатой, словно бы 
семейная жизнь этого гиганта по непонятным причинам дала трещину, 
несмотря на грозный вид и груду мускулов. "Должно быть, злоупотреблял 
стероидами, - машинально посочувствовал комбату Дмитрий Олегович. - 
Импотенция - беда каждого третьего культуриста..."
   - Позже проверю - сказал он вслух. И добавил: - Перед АКЦИЕЙ. - Ему 
показалось, что так его ответ будет звучать внушительнее.
   - Вы совершено правы, - одобрил серебристый. - Не будем терять 
времени. Двигаемся дальше.
   Выходя из комнаты, Курочкин успел заметить, как гоблин, сидящий 
перед компьютером, с большим сожалением отлипает от монитора. 
Вероятно, он-то был не прочь сразиться с рогатым комбатом и надеялся 
даже его победить. В виртуальной реальности, или как ее там?..
   В следующей комнате расположился мини-спортзал. Уже и без 
дополнительных объяснений экскурсовода в серебристом костюме Дмитрий 
Олегович догадался, что здесь террорист Сорок Восьмой собирался перед 
АКЦИЕЙ размять мышцу-другую. В соответствии с тем же таинственным 
контрактом. Самое сильное впечатление на Курочкина произвела 
здоровенная штанга в комплекте с добрым десятком чугунных блинов, 
которые предполагалось навинчивать на ось для дополнительного веса, - 
чтобы затем двигать это невозможное железо из положения "лежа".
   Дмитрий Олегович оценил состояние спортивных снарядов в комнате как 
удовлетворительное и - за недостатком времени - отверг предложение 
серебристого хека опробовать штангу. Серебристый, кстати, не очень и 
настаивал. Он лишь вполголоса поведал Курочкину, ЧЕГО им всем стоило 
затащить эту тяжесть на восьмой этаж и как он бесконечно рад, если 
этот снаряд поможет ДЕЛУ. Курочкин тут же представил себе, как 
серебристый и наодеколоненный господа, надрываясь, волочат на себе 
вверх эти ужасные килограммы, - и решил, что слова о радости есть 
некое дипломатическое преувеличение. Стоило привесить к штанге хотя бы 
половину из этих чугунных блинов - и она могла бы надежно пригвоздить 
к полу любого, без малейшего для того шанса поднять ее и подняться 
самому...
   Тут Дмитрий Олегович ступил на порог новой комнаты и сразу же забыл 
о штанге. Ибо попал он прямо в будуар.

   5

   - Кровать! - горделиво пояснил серебристый экскурсовод, словно бы 
не надеялся, что гость сам догадается, ЧТО ИМЕННО находится перед ним. 
А может, серебристый просто-напросто полагал это царское ложе неким 
одушевленным существом, которое по правилам хорошего тона должно было 
быть гостю представлено.
   Если бы Курочкин не знал о своем грядущем участии в неком 
террористическом акте, он бы заподозрил, что его готовят к подвигу на 
постельном поприще. Кровать тут была под стать квартире - огромная, 
квадратная, роскошная, этакий мягкий айсберг под зеркальным потолком, 
отражающим нетронутую пока белизну покрывала. Эту нетронутость даже 
чуть-чуть нарушать казалось опасным: в любую секунду сюда мог 
ввалиться сказочный Большой Медведь и с громким рыком "Кто спал на 
моей постели?!" наброситься на своевольника. Кстати, сказки сказками, 
но Курочкину не стоило бы забывать, что он тут случайно и рано или 
поздно может объявиться НАСТОЯЩИЙ любитель икебаны, птичек и игры в 
"Смертельного комбата". О подобной перспективе и подумать было страшно 
- лучше до поры до времени вообще не думать...
   - Все сделано по вашему заказу, - масленым голосом объявил Дмитрию 
Олеговичу серебристый хек, кивая в сторону гигантского ложа. - У вас 
скоро будет возможность РАССЛАБИТЬСЯ. - Последнее слово сопровождалось 
легкой заговорщицкой улыбкой. Хек разве что не подмигнул Курочкину. Но 
однако же не подмигнул, сдержался: знал свое место.
   - Отлично... - выдавил из себя Курочкин. При виде кровати его снова 
охватила паника. В книжке "Мишень", за которую он держался, как за 
единственную соломинку, убийца Карлос Кугель РАССЛАБЛЯЛСЯ перед 
терактом довольно однообразно, а именно - сидел на своей циновке и 
вовсю чистил снайперскую винтовку, добиваясь зеркального блеска 
ствола. Однако у киллера с именем-номером Сорок Восьмой обнаруживались 
другие привычки, и о них он уже успел предупредить через тех же 
таинственных посредников. Любопытно, есть ли у Сорок Восьмого еще 
какие-нибудь привычки? Например, лазить по стенам, есть человечину или 
смотреть сериалы по ТВ? Дмитрий Олегович постарался прогнать эти мысли 
прочь. Так спокойнее.
   Курочкин глянул на столик рядом с кроватью, где были расставлены 
косметические флаконы с неведомыми иностранными этикетками и бутылочки 
с непонятным содержимым. Среди флаконов Курочкин опознал единственного 
знакомого - препарат "Элениум-Супер". Судя по упаковке, не миланского, 
а киевского производства. Курочкин невольно поморщился: если это, с 
позволения сказать, лекарство положено сюда по заказу неведомого Сорок 
Восьмого, то киллер разбирался в современной фармакологии значительно 
хуже, чем в кошках и соловьях. Принимать регулярно "Эль-Эс" Дмитрий 
Олегович ни за что не порекомендовал бы ни мужчинам, ни женщинам. 
Проверкой препарата занималась не его, а соседняя лаборатория НИИЭФа, 
однако уже того, что Курочкин знал сам, с лихвой хватало для изгнания 
"Эль-Эс" с рынка лекарств. К сожалению, крупная партия все-таки 
проникла в Москву по недогляду, и эта упаковка, очевидно, оттуда же... 
Хотя с какой стати, собственно, террористу разбираться в тонкостях 
фармакологии? Он ведь не лезет в дела Дмитрия Олеговича и правильно 
поступает. Вот и Курочкину не следовало бы связываться с терроризмом, 
а следовало тихо копошиться в лекарствах. Каждому - свое. И только 
Дмитрию Олеговичу вечно достается чужое...
   - Все здесь в порядке? - деликатно вмешался в раздумья Курочкина 
серебристый хек-экскурсовод. Очевидно, от него не укрылась гримаса, 
проскользнувшая по лицу Курочкина при виде флаконов и бутылочек, и 
серебристый сразу встревожился.
   - Более-менее, - обронил Дмитрий Олегович.
   - Может быть, здесь чего-то не хватает? - серебристый ищуще 
посмотрел на Курочкина, готовый сей же момент навести порядок.
   - Хватает, - ответил Дмитрий Олегович, мысленно добавив: "Даже с 
перебором".
   - Претензии? - не отставал серебристый.
   - Нет, - заверил Курочкин. Претензии у него были разве что к 
капризной Фортуне, но вслух их высказывать было глупо. Наверное, у 
богини невезения есть своя Книга рекордов Гиннесса, и Дмитрия 
Олеговича богиня твердо намерилась в эту Книгу затащить. Живого или 
мертвого, как повезет.
   Вслед за спальней Курочкину показали еще несколько различных комнат 
непонятного назначения, обставленных куда более скудно, нежели 
позволяла площадь. Про себя Дмитрий Олегович подивился 
расточительности хозяев квартиры или тех, кто эту квартиру снимал. Как 
раз недавно Валентина, сильно ругаясь, рассказала мужу о новых 
бесчинствах муниципальной налоговой полиции. Тогда же Курочкин узнал, 
что обычные федеральные налоги, и без того дебильные (супруга 
употребила словцо похлеще), в Москве обросли еще и многочисленными 
поборами, от которых нет спасения даже тем, кто не роскошествует и 
старается жить по средствам. Выяснилось, что под налог на излишки 
жилплощади подпадает даже курочкинский чулан, а налог на домашних 
животных вынуждены теперь платить владельцы аквариумных рыбок или 
волнистых попугайчиков. Чтобы выколотить из горожан побольше денег и 
побыстрее, налоговых полицейских ("сущих боевиков!" - выразилась 
Валентина) экипировали по последнему слову техники, а простых граждан 
призвали звонить по номеру из трех пятерок и стучать на соседей. 
Благодаря этому стуку городские средства должны были прирастать, как 
шампиньоны после дождя. "Некрасиво получается", -.заметил тогда 
Курочкин, выслушав жену. Из всех уже знакомых ему способов пополнения 
казны способ, описанный Валентиной, показался самым порочным: зачем же 
будить в людях Павликов Морозовых? "Сволочевизм!" - коротко ответила 
жена, и это был очень не частый случай, когда мнения супругов совпали. 
После того разговора Дмитрий Олегович совершенно добровольно отказался 
от давней идеи как-нибудь по случаю завести аксолотля - дабы не 
поставить под удар семейный бюджет и не ввести жену в лишние траты...
   - А вот и ГЛАВНАЯ комната! - с этими словами серебристый крепыш-
экскурсовод распахнул перед Курочкиным очередную дверь. Дмитрий 
Олегович внутренне собрался, ожидая увидеть за дверью что-нибудь 
совсем уж невиданное и очень значительное. И потому - был слегка 
разочарован. На самом деле у ГЛАВНОЙ комнаты перед всеми остальными 
было единственное преимущество.
   Заключалось оно в прекрасном виде из окна.

   6

   Надо отдать должное серебристому - еще в машине он обрисовал 
Курочкину общую картину весьма достоверно. Глянув в окно, Дмитрий 
Олегович смог увидеть именно то, что было обещано ему по дороге. 
Площадь Пушкина. Памятник. Фонтан. Кинотеатр "Россия" и прочую 
перспективу. По левую руку высился издательский комплекс "Известий", 
частично прикрытый какими-то ядовито-синими коммерческими павильонами.
   - Так-так, - сказал Дмитрий Олегович, осматривая убранство комнаты. 
На двух табуретках у окна располагался длинный продолговатый ящик 
защитного цвета. Будь он закрыт на все свои блестящие задвижки, можно 
было бы представить, что там покоится в разобранном виде 
фотоувеличитель либо какой-нибудь полезный в хозяйстве геодезический 
прибор вроде теодолита. Курочкин согласился бы даже на плохонький 
телескоп, но...
   - И как она вам? - торжественным голосом осведомился серебристый 
провожатый. - То, что вы заказали, господин Сорок Восьмой. Никаких 
отступлений от контракта, удостоверьтесь.
   - Замечательно, - проговорил Курочкин, стараясь скрыть охватившую 
его мелкую дрожь. Шуточки-цветочки кончились. В аккуратных 
пенопластовых гнездах ящика покоилось несколько поблескивающих 
металлом крупных и мелких деталей. Оптический прицел Дмитрий Олегович 
узнал сразу. По соседству помещался, видимо, магазин, чуть дальше - 
глушитель и еще пять-шесть мрачного вида железок. Пистолетные 
глушители Курочкину уже доводилось видеть, но здешний, винтовочный, 
был гораздо массивнее и выглядел куда более зловеще. "Кстати, а к чему 
его следует привинчивать? - вдруг подумал Дмитрий Олегович. - Кажется, 
к стволу. А каким местом надо привинчивать затвор? Где у него перед и 
где зад?" Смутные воспоминания о так и не собранном на уроке в школе 
автомате Калашникова настраивали на невеселый лад. Надо было не 
подавать виду, что ты не знаешь, где у винтовки начало и где конец.
   - Замечательно, - повторил Курочкин максимально бодрым тоном, на 
который только был способен в этот момент. - Отличная... игрушка. - 
"Игрушкой" свою винтовку ласково называл террорист Карлос Кугель. Если 
писатель Черник и тут не приврал.
   Убедившись, что гость удовлетворен, серебристый хек отодвинулся в 
сторону и уступил инициативу черному ароматному господину, который 
тоже присутствовал здесь не для мебели. Да и трудно было бы себе 
представить столь наодеколоненную мебель.
   В руках у черного господина возникла такая же черная коленкоровая 
папка с белыми завязочками.
   - Мы строго придерживались полученных инструкций, - самодовольно 
проговорил он, по-прежнему распространяя вокруг себя приторный 
парфюмерный запах. - Нам впервые приходится сотрудничать с мастером 
такого высокого класса, как вы. Поставленные задачи были непростыми, 
однако мы, разумеется, выполнили все ваши пять конкретных 
стратегических...
   - Каким одеколоном вы пользуетесь? - неожиданно для себя брякнул 
Курочкин. Вопрос сам слетел с его языка, словно бы обладал свободой 
воли. Профессионал пробуждался в Дмитрии Олеговиче иногда в самый 
неподходящий момент. Как сейчас, например.
   Черный господин с папкой отпрянул назад, как после пощечины.
   - Виноват? - глупо переспросил он.
   Курочкин про себя вздохнул. Интерес, еще как-то уместный для 
фармацевта широкого профиля (каковым и был Дмитрий Олегович), в устах 
международного террориста Сорок Восьмого выглядел странно. Однако 
отступать было некуда.
   - Я насчет одеколона спросил вас, - произнес Курочкин, стараясь 
говорить веско и строго. - Что за фирма?
   - "Ле-Крезо", - робко ответил наодеколоненный господин, мигом 
растеряв свое самодовольство. - Тридцать франков за флакон...
   Супруга Валентина, знающая назубок курсы всех валют, на месте 
Курочкина за пару секунд пересчитала бы франки в доллары, доллары в 
рубли и компетентно сказала, много это или мало, тридцать франков. На 
взгляд же Дмитрия Олеговича, за избыток альдегидов отдавать деньги 
вообще не стоило.
   - Переплачиваете, - задумчиво сказал он. - Вещества карбонильной 
группы того не стоят. Попробуйте лучше любой фитолосьон, ромашку или 
бессмертник. Аромат тоньше и не угнетает носоглотку...
   Господин в черном костюме ошеломленно пощупал свой нос.
   - Простите, - загундосил он, с опаской глядя на Курочкина, - в 
ваших пяти пунктах инструкции для нас ничего не сказано про запах... 
Сейчас исправлять? - Видно было, что якобы Сорок Восьмой буквально 
припечатал его недюжинными парфюмерными познаниями.
   "Знай наших!" - удовлетворенно подумал Дмитрий Олегович.
   - После исправите, - великодушно отмахнулся он. - В процессе. А 
пока продолжайте. - Короткий обмен репликами сильно прибавил Курочкину 
уверенности в себе. Так частенько бывало, когда ему удавалось 
перевести разговор в профессионально близкую ему область, хоть 
ненадолго покидая при этом область, ему недоступную. Скажем, 
бухгалтерское дело или методику террористических актов.
   Спонтанное замечание Курочкина порядком выбило из колеи приторно-
ароматного господина в черном костюме.
   - Продолжаю, - послушно сказал он. - Как и требовалось в вашей 
инструкции, мы вычислили предполагаемый маршрут с разметкой по 
времени. Получилось четыре различных варианта, одинаково приемлемых 
для АКЦИИ. Вот... - докладчик вытащил из папки четыре листка, 
испещренных разноцветными стрелочками, и подал их Курочкину. - При 
любом раскладе маршрутов у них как минимум три точки схода... На 
ступеньках кинотеатра и дважды у фонтана. Учитывая, что прицельная 
дальность указанного типа стрелкового оружия составляет порядка тысячи 
четырехсот метров, мы не стали рассматривать все остальные варианты...
   Дмитрий Олегович глубокомысленно наморщил лоб, разглядывая 
переплетение красок, синих и зеленых стрелочек. Вероятно, схема была 
очень хорошая - для тех, кто понимает. Сам же Курочкин, увы, к таковым 
не относился. С трудом он опознал в квадратике кинотеатр "Россия", а в 
заштрихованном кружочке - памятник. Впрочем, кружочек с таким же 
успехом мог оказаться и фонтаном.
   - Понятно... - проговорил он, на ходу пробуя связать воедино жалкие 
обрывки своих знаний из области техники и теории покушений. В голову 
почему-то лезли самые бессмысленные словечки из книжки про террориста 
Кугеля. "Буэнос диас", "капсюль-детонатор", "консульская виза"... Не 
то, абсолютно не то! К чему тут, например, "буэнос диас"?. Он ведь 
наверняка не испанец. Правда, и Кугель тоже не был испанцем. С другой 
стороны, этот неиспанец Кугель из романа "Мишень" спал на циновке и в 
гробу видел всяческую икебану... Черт! Да икебана-то здесь при чем?!
   Пахнущий господин ждал, изготовившись для ответа на любой вопрос.
   - Давайте дальше, - сказал Дмитрий Олегович, так ничего путного и 
не придумав.
   - Хронометраж, - немедленно отозвался пахнущий господин, протягивая 
Дмитрию Олеговичу шуршащие листки компьютерных распечаток. Слава богу, 
здесь хоть не было схем со стрелками, а присутствовали одни числа. 
Напрягая все наличные извилины, Курочкин додумался, что каждая из трех 
групп имеет отношение к трем этим самым точкам схода, будь они три 
трижды неладны. Первое число в первой группе отличалось от последнего 
числа в последней группе всего на двадцать пять единиц. То ли минут, 
то ли секунд. Нет-нет, конечно, секунд! Даже безногому инвалиду не 
понадобилось бы столько минут, чтобы одолеть эти жалкие метры между 
кинотеатром и фонтаном. Значит, со временем разобрались: человек со 
снайперской винтовкой может маневрировать в пределах двадцати пяти 
секунд и
   прихлопнуть жертву либо на лестнице, либо дважды у фонтана. 
Машинально Дмитрий Олегович бросил взгляд в окно - пока еще 
невооруженный взгляд. "Трудновато будет, - механически отметил он. - 
Расстояние большое, времени мало". Мысли эти ужаснули его самого. 
Трудновато ДЛЯ ЧЕГО, о боже?.. Нет, он уж слишком влез в шкуру 
наемного убийцы, это вредно для психики. Так, чего доброго, ему еще 
захочется и стрельнуть из винтовки, чтобы не выпасть из образа. 
Счастье еще, что он, Курочкин, никогда стрелять не умел и не научится. 
"В молоко" - единственная доступная ему мишень.
   - Дальше, - попросил он.
   - Теперь два варианта отхода, - докладчик, по-прежнему пахнущий 
одеколоном "Ле-Крезо" за тридцать франков, сунул Дмитрию Олеговичу две 
новые бумажки из коленкоровой папки. Проклятье, опять схемы!
   Курочкин вдумчиво осмотрел новые прямоугольнички, квадратики и 
кружочки, а затем повелительно ткнул пальцем в первое попавшееся 
переплетение красных и синих стрелок.
   - Прокомментируйте, - строго произнес он, давая понять, что в этом 
переплетении его, крупнейшего специалиста по схемам, смущает некая 
неясность. Везде все понятно, а здесь - смущает. Недоработочка штаба.
   - Пожарная лестница,' - добросовестно объяснил докладчик. - 
Начинается у фундамента, кончается на крыше, а проходит - обратите 
внимание! - всего в полуметре от окна во двор. Оно в той комнате, где 
ваши букеты для созерцаний. Очень удобно. Оттуда можно сразу подняться 
на чердак, затем крышами по Большой Бронной, спуск за буквой "М" 
вывески "Макдоналдса", легко запомнить.
   "Я запомню", - подумал Курочкин, машинально складывая все листки на 
подоконник. При слове "Макдоналдс" ему, однако, сразу захотелось есть, 
а не спасаться бегством по крышам. Условный рефлекс, по академику 
Павлову. Интересно, а кормить Сорок Восьмого здесь собираются? Или эта 
роскошь доступна только рыжему коту? Дмитрий Олегович сглотнул слюну.
   - И что же, обязательно надо на чердак лезть? - с капризной 
гримасой некормленного международного террориста экстра-класса 
осведомился он.
   - Никак нет, - доложил пахнущий, одеколоном господин. - Это, так 
сказать, резервный вариант. На тот случай, если перекроют все пути 
внизу, что вряд ли... Лестница не очень надежна, - стыдливо признался 
он после едва уловимой заминки.
   - Ржавая? - деловито полюбопытствовал Дмитрий Олегович, как будто 
всю сознательную жизнь лазил по пожарным лестницам и успел неплохо 
изучить их повадки.
   - Скользкая, - с виноватым выражением лица объяснил наодеколоненный 
докладчик. - Тут недавно был ремонт. Еще до того, как мы временно 
заселили эти апартаменты... Короче, ее покрасили.
   - Хорошо, с лестницей решим в рабочем порядке, - прервал его 
Курочкин, поглядев на здешние электронные часы. Часы висели на стене 
комнаты и бесстрастно моргали, отсчитывая мгновения. До первой точки 
схода оставалось три часа пять минут и девятнадцать... уже 
восемнадцать... секунд. До последней точки, само собой, - три часа, 
пять минут и сорок три... сорок две секунды. Как бы исхитриться 
провести это время так, чтобы не было мучительно больно? Видимо, и 
этот вопрос тоже предстояло решать в рабочем порядке. "Главное - 
никого не убить, - мысленно принялся себя настраивать Дмитрий 
Олегович. - Ни в кого не выстрелить, ни в кого не попасть. Штык - 
молодец, но пуля-то - всегда дура... Кстати!"
   - А пули где? - осведомился он у докладчика. - То есть я хочу 
сказать - где боеприпасы?
   - Согласно инструкции, - немедленно ответил тот. Если серебристый 
хек обожал ввертывать в разговоре слово "контракт", то наодеколоненный 
налегал в основном на "инструкцию". Чувствовалось, что это слово - 
любимейшее в его лексиконе.
   - Конкретнее, - важно потребовал Курочкин, все увереннее ощущая 
себя киллером Сорок Восьмым.
   - Винтовочные снайперские патроны калибра 7,62 миллиметра с пулей 
"Б-32". - Черный ароматный господин вытащил из своей коленкоровой 
папки конверт и подал его Курочкину.
   Патронов было всего два. Негусто.
   "В принципе все правильно, - догадался Дмитрий Олегович, по очереди 
рассматривая сперва один, потом второй. - Раз я убийца экстра-класса, 
то зачем мне целый патронташ?"
   - Один патрон рабочий, другой резервный, - пояснил пахучий 
докладчик. - На случай осечки... - О возможном промахе он тактично не 
заикнулся. Такой вариант, как видно, в расчет просто не входил.
   "Так-так, - сказал себе Курочкин. - Ситуация проясняется. Стало 
быть, мишень у меня сегодня - только одна. И кто же из двух? Премьер-
министр или все-таки госсекретарь?"
   Ответ на мысленный вопрос Дмитрия Олеговича не заставил себя долго 
ждать. Черный наодеколоненный господин в очередной раз запустил руку в 
коленкоровую папку и извлек оттуда фотоснимок.
   - ОБЪЕКТ, - понизив голос до шепота, сообщил докладчик Курочкину. - 
Иначе говоря, цель вашего сегодняшнего мероприятия.
   "Цель для снайперской винтовки", - про себя уточнил Дмитрий 
Олегович.
   Российского премьера Миронова, толстощекого
   представительного дядечку в очках, Курочкин, разумеется, знал в 
лицо. Несколько раз в международной хронике по телевизору он видел и 
госсекретаря США мистера Ламберта - высокого, сухопарого, долгоносого 
джентльмена, сильно смахивающего на очень старого журавля.
   Однако на фотографии оказался не тот и не другой, а некто третий - 
тоже с неуловимо знакомой внешностью. Пару секунд Курочкин вспоминал, 
где же он мог раньше видеть этого улыбчивого красавца. Потом мысленно 
нахлобучил на голову ОБЪЕКТА ковбойскую шляпу - и попросту обалдел.
   Через три часа он должен был застрелить из снайперской винтовки 
американского актера Брюса Боура.

   7

   "Представь своего врага в гробу, - говорил Заратустра, - и ты сразу 
поймешь меру своей неприязни к нему..." Возможно, говорил это совсем 
даже не Заратустра (Курочкин плохо разбирался в древних мудрецах), 
однако это нисколько не снижало ценности изречения. В кругах, близких 
к замдиректора НИИЭФа по административно-хозяйственной части, Дмитрий 
Олегович слыл самым миролюбивым завлабом, едва ли не пацифистом. В 
ситуации, чреватой скандалом, когда другой бы на месте Курочкина 
наверняка оскорбил действием жадного мелочного АХЧ, Дмитрий Олегович 
вдруг начинал кротко улыбаться, жалостливо смотреть на замдиректора и 
соглашаться со всеми его вздорными претензиями. Именно в эти минуты 
Курочкин представлял себе, как визгливый, брызгающий слюной АХЧ вдруг 
с недоумением хватается за сердце и начинает медленно оседать на пол; 
как потом кардиолог, выходя из двери реанимационного бокса, горько 
бросает: "Мы его потеряли..."; как затем нарядного и неподвижного зама 
в деревянном ящике грузят на катафалк и, в конце концов, закапывают в 
грязно-бурую землю под равнодушные тромбоны духового оркестра. 
Представив себе эти печальные картинки, Дмитрий Олегович сразу 
осознавал, что его антипатия к административно-хозяйственному 
скупердяю не простирается настолько далеко - и странным образом 
успокаивался. По сравнению со смертью любые ссоры были ерундой, не 
стоящей внимания...
   " Те же чувства Курочкин испытал сейчас к нелюбимому актеру Брюсу 
Боуру, кем-то намеченному в жертвы теракта. Одно дело - мысленно 
воображать себя храбрым контрабандистом у телеэкрана и прицеливаться в 
лоб нахальному Брюсу-шерифу. И совсем другое - ловить наглеца на мушку 
В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. Большая разница. Дмитрий Олегович все-таки 
различал, где искусство и где жизнь.
   - Минуточку... - пробормотал он, пристально разглядывая цветной 
глянцевый фотоснимок. - Но разве он... он что, сейчас в Москве? - 
Курочкин был уверен, что явление живого кумира не прошло бы мимо 
Валентины.
   - Именно в Москве! - с энтузиазмом подтвердил пахнущий одеколоном 
докладчик. - Наносит официальный дружественный визит... Вернее 
сказать, визит наносит штатовский госсекретарь господин Ламберт, но с 
ним еще сенаторы плюс какие-то писатели или журналисты. А киношников 
они включили в последний момент, сюрпризом. Типа культурного обмена, с 
приветом из Голливуда. - Наодеколоненный господин с видимым 
удовольствием стал загибать пальцы. - Во-первых, приехал Крис 
Твентино. Тот самый, режиссер "Угрозы"...
   - "Угроза" - классная мочиловка, - неожиданно подал голос один из 
охранных гоблинов. Кажется, это был любитель игры в "Смертельного 
комбата". - Я в "Звездном" смотрел и потом еще на видео. Там просто 
атасный Кларк Порше, я протащился. Они там в больницу прямо на белой 
тачке - и бац! бац!..
   Серебристый хек поспешно показал кулак разговорчивому гоблину, и 
тот, поняв язык жестов, моментально заткнулся. Так и не дорассказал, 
что же там стало с Кларком Порше в больнице. "Надо будет потом 
спросить", - машинально подумал Курочкин. Больничная тема в кино его 
всегда интересовала. Жаль, что про фармацевтов почти никогда не 
снимают фильмов...
   - ...Во-вторых, - продолжал пахнущий одеколоном, - приехала вся 
команда "Ужасного ребенка", включая Маколея-младшего. Парню уже за 
двадцать, а он все сопливых школьников изображает. Амплуа, говорит, 
ха-ха...
   Курочкин улыбнулся, хотя ему было не до смеха.
   - В-третьих, - наодеколоненный загнул средний палец. - Секс-граната 
Таня Коллинз со своим поваром. Или, может, бой-френдом. У них, 
американок, сейчас уже не разберешь, кто у них кто. Помните Уиллис 
Ньютон? Взяла и вышла замуж за охранника...
   Четверка гоблинов в комнате негромко, но явно завистливо 
повздыхала: видимо, им тоже хотелось бы охранять не заезжего снайпера, 
а какую-нибудь импортную красотку-кинозвезду с перспективой женитьбы.
   - В-четвертых, Стив Махони, - докладчик упрятал еще один палец. - Я 
слышал, он и по жизни такой комик. Ходит по Беверли-Хилз на руках и 
кушает гамбургеры от "Макдоналдса". И не для рекламы, а для 
удовольствия...
   При новом упоминании "Макдоналдса" в желудке Курочкина противно 
забурчало. Хобби неведомого комика по жизни ему отчего-то не 
понравилось. Неожиданно Дмитрий Олегович подумал, что и террорист 
Сорок Восьмой, пожалуй, не был бы от этого в большом восторге. Для 
снайпера человек, в любую секунду готовый пройтись на руках, - трудная 
мишень. Метишь в голову, а попадаешь в пятку.
   - И в-пятых, фишка сезона, - пахнущий одеколоном докладчик сложил 
все наличествующие пальцы в кулак. - Сам Брюс Боур в сопровождении 
своей супруги!..
   - Своей вдовы, - удовлетворенно заметил серебристый хек. - Шеф уж 
боялся, что его в Лос-Анджелесе придется отлавливать, и тут вдруг 
такой визит доброй воли. Сам - и к нам, прямо барашек на заклание. 
Хороший был артист этот Брюс.
   - Настоящий профессионал, - согласился наодеколоненный: - Золотой 
фонд Голливуда. Могу спорить, что президенты выразят потом 
соболезнования.
   - Наш - вряд ли, - сказал серебристый. - Наш кино не очень любит, 
он все больше настольный теннис... А американский - почти стопроцентно 
выразит, проверено. Когда Тони Кинга хоронили, Госдепартамент даже 
выпускал специальное заявление, я в "Московском листке" читал...
   - И что там Госдепартамент заявил? - полюбопытствовал пахнущий 
одеколоном.
   Серебристый хек наморщил лоб, пытаясь вспомнить.
   - По-моему, что и обычно пишут, - наконец, проговорил он. - Смерть 
вырвала из наших рядов. Выдающийся актер. Память потомков... Строчки 
три в общей сложности.
   - Про Брюса напишут больше, - с уверенностью предрек пахнущий 
одеколоном "Ле-Крезо". - Строк пятнадцать как минимум. Я вчера вечером 
нарочно его "Неукротимого" пересматривал. Копия
   тряпочная, рамка дрожит, звук как из подвала, переводчика, поганца, 
я бы своими руками удавил. Про цветопередачу и не говорю. И все равно 
- на Брюсе глаз отдыхает. Умел ведь парень на средних планах так 
работать, как Слаю с Арнольдом и не снилось. Каждый жест, каждый 
поворот головы - все у него был просчитано...
   - Почему это только на средних планах? - удивился серебристый. - А 
крупнячки ты что, в расчет не берешь? Помнишь "Флорентийского сокола"? 
Двадцать минут монолога - одни только глаза. Куда там твоему Брандо в 
"Апокалипсисе"! И, главное, все на нерве, на нерве... О-ох, до чего 
классный был мастер. Талант, от бога.
   Дмитрий Олегович обратил внимание, что оба разговаривают о Брюсе 
Боуре уже как о покойнике, несколько забегая вперед. Должно быть, этот 
Сорок Восьмой и впрямь был мастером своего дела, и появись он здесь... 
Курочкин старательно стал гасить тревожные мысли, краем уха 
прислушиваясь к происходящему киноразговору.
   - Талант, не спорю, - говорил наодеколоненный, пожимая плечами. - 
Мастер, не спорю. Но в "Соколе" у него была не лучшая роль. Там у него 
все-таки не нерв был, а голая истерика. Двадцать два очка, небольшой 
перебор.
   - Не перебор, а самое то, - увесисто возразил серебристый хек и 
мотнул головой в сторону гоблинов-охранников, словно бы призывая их в 
свидетели. - За перебор бы ему сроду "Оскара" не дали, за роль-то 
второго плана. Не забудь, там Альраун шел у него в конкурентах, и он-
то своего бы не упустил. Садовника в "Катастрофе" Аль здорово сыграл, 
стильно, но наш Брюс, покойник, его обставил...
   - "Катастрофа" - угарная вещь, - вновь не выдержал молчания все тот 
же компьютерный гоблин. - Мы с мужиками в "Зарядье" на спор считали, 
сколь-
   ко раз будет ржачка за десять минут. Десять раз и было! А когда 
бомба в унитаз попала, я вообще улетел... Очень четкий там был 
садовник, с гранатометом: забегает в супермаркет - и бац! бац!..
   Грозный взгляд серебристого помешал гоблину поделиться 
впечатлениями: споткнувшись об этот взгляд, гоблин поперхнулся, умолк 
и уставился в пол.
   - Брюс, конечно, сыграл сильнее, чем Альраун, - задумчиво произнес 
пахнущий одеколоном. - Но роль-то у него получилась не киношная, а 
театральная.
   - Само собой, - не стал спорить серебристый. - Только это ему не в 
минус, а в плюс. Он, между прочим, специально у Страсберга уроки брал, 
по системе Станиславского.
   - Страсберг - это фирма, - уважительно сказал наодеколоненный. - 
Даже слишком серьезная для Голливуда. Не зря ведь к нашему Брюсу не 
кто-нибудь, а месье Годар прицеливался. В Каннах, еще в восемьдесят 
пятом...
   Курочкин немедленно навострил уши, надеясь узнать, при каких 
обстоятельствах этот самый Годар уже стрелял в Брюса Боура и почему 
промахнулся. Однако серебристый с наодеколоненным стали болтать про 
какие-то фестивали, пальмовые ветви и прочие вещи, никак не связанные 
с терактом. Похоже, они забыли о присутствии Дмитрия Олеговича.
   - Хм! - громко откашлялся Курочкин.
   Серебристый хек и тот второй, облитый одеколоном, тут же прервали 
свою дискуссию и почтительно уставились на него.   - Я хочу 
спросить... - начал было Курочкин и почти уже собрался осведомиться 
насчет снайпера месье Годара, но в последний момент все-таки 
передумал. Возможно, об эпизоде в Каннах должен был и так знать любой 
уважающий себя террорист, и тогда неосведомленность Дмитрия Олеговича 
навлекла бы на него подозрение.
   Серебристый и наодеколоненный меж тем изображали предельное 
внимание, дожидаясь окончания фразы.
   - Я хочу спросить... э-э... - Курочкин произнес первое, что пришло 
в голову. - Насколько... э-э... достоверны ваши сведения о 
перемещении... э-э... ОБЪЕКТА? Вы уверены, что все они пройдут именно 
здесь?
   - Сто процентов гарантии, - хором ответили хек и любитель одеколона 
"Ле-Крезо". - Куда им деваться?
   - Понимаю, - кивнул Дмитрий Олегович. - У вас свои люди в Кремле...
   Серебристый хек с довольной улыбкой покачал головой.
   - Все гораздо проще, - объяснил он. - Еще пять дней назад 
владельцев коммерческих палаток вызвали в мэрию и строго-настрого 
приказали к приезду американцев выкрасить фасады своих временных 
торговых точек. Но вот бесплатную краску выдали далеко не всем 
палаточникам, а только некоторым, по особому списку... После этого 
прочертить маршрут движения было уже совсем плевым делом.

   8

   Сиреневая бумажка походила на ресторанное меню. Только вместо 
названий первых, вторых и третьих блюд здесь значился по пунктам 
продуманный распорядок действий киллера Сорок Восьмого на ближайшие 
три часа, а место цен занимали часы и минуты.
   Из всех пунктов плана Курочкину больше всего понравились второй и 
последний - "Завтрак" и "Отход" и меньше всего - пункт предпоследний, 
лаконично обозначенный как "Работа". Вся средняя
   часть обширного трехчасового распорядка была занята прочими 
пометками, часть из которых (вроде "Икебаны", "Спортзала" или "Смерт. 
комбата") показалась Дмитрию Олеговичу вполне понятной, другая часть 
("Профилактика", "Аудиенция") - весьма и весьма туманной, а слово 
"Сексодром" сразу вызвало у него безотчетные подозрения и нехорошие 
предчувствия. Курочкин неожиданно вспомнил про кровать и поежился: кто 
его знает, что там назаказы-вал этот Сорок Восьмой?
   - Толково, очень толково... - проговорил Дмитрий Олегович, 
складывая сиреневый листочек. Он старался держаться бодро. По 
возможности.
   - Значит, у вас нет возражений? - расцвел серебристый хек. - Если 
надо, мы готовы к корректировке плана, в разумных пределах...
   У Курочкина были возражения. Ему очень хотелось скорректировать 
этот чудный план, сократив его до двух пунктов: завтрака и быстрого-
быстрого отхода из этой квартиры. Однако Дмитрий Олегович имел все 
основания полагать, что к такому кардинальному изменению расписания 
присутствующие не готовы. Поэтому о своих намерениях следовало пока 
помалкивать. И выжидать.
   - Нет-нет, - сказал Курочкин. - Замечательный план. Все как по 
нотам,
   - Согласно контракту, - ввернул свое любимое словечко серебристый.
   - Все по инструкции, - не остался в долгу черный господин, пахнущий 
французским одеколоном. - Обратите внимание: мы отвели на аудиенцию от 
пятнадцати до двадцати минут, эту вилку мы закрываем ниже. Шеф обычно 
беседует с исполнителем не больше пятнадцати минут, но с таким 
мастером, как вы...
   Слово "аудиенция" прояснилось, зато выплыла необходимость 
встречаться с ШЕФОМ. "Беседовать он, видите ли, любит, - с внезапным 
раздражением подумал Дмитрий Олегович. - Никакого понятия о 
конспирации..."
   Впрочем, он постарался сохранить на лице лучезарное выражение.
   - Порядок, - проговорил он. - Так что у нас теперь по плану? 
Завтрак?
   Желудок откликнулся на это слово голодным бурчанием.
   - Точно так, - подтвердил серебристый и почему-то сразу 
засобирался. - Ну, теперь мы вас покидаем на время.
   - На два часа восемнадцать минут, - уточнил пахнущий одеколоном и 
тоже попятился к двери.
   - Может, позавтракаете со мной? - вежливо предложил Дмитрий 
Олегович.
   Предложение Курочкина не обрадовало серебристого и 
наодеколоненного.
   - Вы настаиваете? - неуверенным тоном поинтересовался первый.
   - Если вы требуете, мы готовы... - безо всякого энтузиазма 
пробурчал второй.
   Дмитрий Олегович решил, что его помощники просто не голодны, а 
потому не стал настаивать и тем более - требовать. Узнав об этом, 
серебристый и любитель одеколона "Ле-Крезо" просветлели и быстро 
предпочли откланяться.
   Как только щелкнул замок, Курочкин сказал в пространство:
   - Завтрак!
   Он успел забыть, какой из охранных гоблинов отвечает за какой из 
пунктов распорядка, так что теперь ему оставалось ждать, кто из 
четырех откликнется.
   - Прикажете подавать? - откликнулся самый толстый из охранников с 
бритой головой, похожей на яйцо. - Прикажете на кухне?
   - Да, - ответил Дмитрий Олегович. - Да. Кстати, вы не хотите 
позавтракать за компанию?
   На лицах всех четверых гоблинов тут же отразилась тоска, причем 
бритоголовый толстяк из всей компании стал выглядеть наиболее жалко. 
Похоже, сама мысль о еде вызывала у этих гоблинов непонятное уныние. 
Словно бы Курочкин приглашал своих охранников не поесть, а как минимум 
сделать себе харакири.
   - Мы-ы... мы пото-о-ом... - нестройным хором затянула четверка. - 
Вы поку-у-шайте, а мы уж...
   Дмитрий Олегович пожал плечами и в сопровождении одного только 
скорбного толстяка отправился на кухню, где, опять едва не 
споткнувшись на шариках кошачьего корма, сумел без потерь достичь 
стола. И даже облизнуться в предвкушении.
   С последним он несколько поторопился. Гоблин-подавальщик достал из 
холодильника поднос - и Курочкин мгновенно понял, отчего никто не 
пожелал разделить с ним трапезу.
   Киллер Сорок Восьмой, зарабатывая себе на пропитание отстрелом 
людей, был вегетарианцем. И, похоже, не простым, а злостным. 
Фанатичным.
   С рационом обычных вегетарианцев Дмитрий Олегович еще способен 
смириться и даже видел в нем толк. Тем более что супруга Валентина в 
целях экономии часто вводила мораторий на мясные и даже рыбные блюда, 
причем сливочное масло у нее попадало в число "белых врагов" организма 
и кошелька, наряду с сахаром и яйцами. В дни объявленных мораториев 
Курочкин покорно кушал салатики, кашки, намазывал на хлеб самое 
дешевое айвовое повидло и грустно думал, что все-таки приносит своему 
организму известную пользу.
   Судя по всему, Сорок Восьмой даже из растительной пищи исключил для 
себя все мало-мальски приятное на вкус и оставил в рационе ту 
вегетарианскую еду, которая даже выглядела и пахла на редкость 
омерзительно.
   - По вашему заказу, - пробурчал толстый гоблин, старательно 
отворачивая голову от подноса.
   Сорок Восьмой не заказал к завтраку даже хлеба. Зато на подносе 
выстроились в ряд четыре глубокие миски и прозрачный кувшинчик с 
ядовито-зеленой жидкостью. В первой тарелке были навалены какие-то 
бурые листья, кое-как порубленные. В двух емкостях по соседству 
высились горки загадочных травяных смесей, а последняя миска, похожая 
на фотографическую кювету, была наполовину заполнена водой и в ней 
плавали синие водоросли. Из всего меню Дмитрий Олегович рискнул, 
задержав дыхание, взять в рот щепотку травы и попробовать прожевать.
   Работая в НИИЭФе, Курочкин неоднократно был вынужден испытывать на 
себе новые лекарства, за неимением подопытных шимпанзе и по причине 
дороговизны кроликов. Если бы не этот богатый опыт, Дмитрия Олеговича 
наверняка бы сразу вытошнило - настолько дрянной вкус имела пища Сорок 
Восьмого. Больше всего это напоминало полынь в горчичном соусе или, по 
крайней мере, пырей с тысячелистником, обильно политые хинином.
   - Во... ды!.. - прохрипел Курочкин, чувствуя, что силы его на 
исходе. - Воды!..
   Толстый гоблин встрепенулся, извлек откуда-то стаканчик с мерными 
делениями, накапал туда ядовитой зелени из кувшинчика и почтительно 
поднес Курочкину.
   Дмитрий Олегович сделал даже не глоток - полглотка, четверть 
глотка. Но хватило и этого. Страшно кашляя, Курочкин вскочил с места и 
ринулся к водопроводному крану. Пожар во рту удалось погасить лишь 
через несколько минут, на протяжении которых толстый господин позади 
раз пять спросил,
   не может ли он чем-нибудь помочь господину Сорок Восьмому, а 
Дмитрий Олегович ни разу на это не ответил, потому что ликвидировал 
очаг возгорания. Наконец он почувствовал себя лучше - настолько, что 
смог вернуться к столу и немного отодвинуть от себя ужасный поднос.
   Вид у толстяка-гоблина был отчасти виноватым, но также и 
удивленным: он, видимо, честно исполнил странный продовольственный 
заказ и не ожидал рекламаций.
   - Что-нибудь не так? - произнес он, вопросительно глядя на 
Курочкина. - В вашей инструкции...
   - Все так, - ответил Дмитрий Олегович, переводя дыхание. - Отличная 
трава, свежая. Укропчика бы еще к ней, для ровного счета... Да ладно.
   - Будете еще кушать? - полюбопытствовал гоблин. - Или можно уже 
унести?
   "Унести и утопить в унитазе!" - едва не сказал Курочкин, но все-
таки промолчал. Он перебирал способы выбраться из этой идиотской 
ситуации с наименьшими потерями. Где-то он читал, что лучший способ 
обороны - нападение.
   - Что значит - "унести"? - капризно сказал он. - Я только начал 
завтрак, и я его продолжу... Но я не могу есть в одиночестве! Зовите 
остальных, тут на всех хватит. Давайте-давайте, присоединяйтесь. Очень 
питательная и полезная зелень...
   На толстяка жалко было смотреть. Судя по его комплекции, он был 
особенно не дурак вкусно поесть и потому, как видно, сильнее всех 
прочих страшился этого ужасного зеленого меню. Дмитрий Олегович 
подозревал, что попытка приобщить здешних гоблинов к вегетарианскому 
рациону Сорок Восьмого может обернуться бунтом. Как на броненосце 
"Потемкин".
   - Ну, где же все остальные? - пропел он. - К столу, к столу...
   - Мы... не... мы... - только и смог сказать ошарашенный гоблин. В 
глазах его плавали недоумение с обидой, которые, впрочем, могли 
смениться и злостью. Тут главное - не переборщить.
   - Я понял, - со вздохом проговорил Курочкин. - Вы не привыкли к 
зеленой растительной пище. Так?
   - Так, - попугаем откликнулся толстый гоблин, с неприязнью 
поглядывая на поднос. - Мы, это, не привыкли...
   - Но чем же вы тогда здесь питаетесь? - продолжил Дмитрий Олегович. 
- Я вас спрашиваю.
   Устрашенный перспективой отведать зеленых яств, толстяк сделался 
необычайно косноязычен.
   - Мы это... - забормотал он. - Мы, значит, все больше, маки...
   - Маком питаетесь? - удивился Курочкин. Толстый гоблин отрицательно 
помотал головой..
   - Макаронами?
   Толстяк закрутил головой в обратную сторону, но тоже отрицательно.
   - А-а, - догадался Дмитрий Олегович. - "Макдоналдс"!
   Уловив знакомое слово, курочкинский желудок привычно забурчал. 
Голод, временно приглушенный знакомством с отвратительной зеленью, 
опять напомнил о себе.
   - Во-во, "Макдоналдс"! - обрадовался толстый охранник, вновь 
обретая членораздельную речь. - Мы там заказываем на всех.
   - И что берете? - строго осведомился Дмитрий Олегович, пытаясь 
изобразить сердитого вегетарианца. Получалось не очень здорово: 
голодный желудок предательски бурчал о чем-то о своем.
   - Все подряд берем, - объяснил прожорливый гоблин. – Биг-маки 
берем, двойные чизбургеры, макчики, филе-о-фиш... ну, это я сам не 
очень...
   Картошечку берем фри, в пакетах... - Разговор о еде окончательно 
излечил толстяка от косноязычия и заикания.
   Курочкин проглотил слюну.
   - Холестерин, - ворчливо сказал он. - И калорий лишних - не 
сосчитать.
   Толстый охранник переминался с ноги на ногу. Чувствовалось, что 
плевать ему на холестерин и на калории.
   - Ну, хорошо, - выговорил Дмитрий Олегович, как бы отходя после 
глубоких раздумий. - Раз уж вы не желаете есть мою травку... - Толстяк 
рефлекторно вздрогнул. - ...то придется и мне за компанию травиться 
этими макбургерами. Ну, тащите побыстрее!
   Толстяк опрометью бросился из кухни и отсутствовал минут десять. 
Где-то в лабиринтах квартиры слышались возбужденные голоса охранников, 
хлопали двери, а Курочкин, невольно поглядывая на отодвинутый подальше 
поднос с любимыми блюдами Сорок Восьмого, размышлял о том, что 
человек, по природе своей, мазохист. Изводит себя бегом от инфаркта, 
спит на деревянных досках, ест не то, что хочется, а то, что 
полезно... и в благодарность от Фортуны может получить вместо здоровой 
старости кирпич на голову или пулю из снайперской винтовки. Любопытно, 
не вегетарианец ли Брюс Боур?..
   Мысли Дмитрия Олеговича приняли опасное направление, но тут, к 
счастью, на пороге кухни возникла очень довольная четверка гоблинов, 
возглавляемая толстяком. Последний был нагружен дарами от 
"Макдоналдса". Оступившись на кошачьем корме, толстый охранник чуть не 
потерял равновесие, но все-таки добалансировал до стола и возложил на 
него гору разноцветных пакетов. Рядом с подносом, из-за которого уже 
вся кухня грозила провонять вегетарианством.
   - Можно унести? - с надеждой спросил толстяк, кивая на поднос.
   - Можно, - разрешил Дмитрий Олегович, которому и самому не 
терпелось избавиться от заказа террориста Сорок Восьмого и побыстрее 
начать губить себя лишними калориями и травиться холестерином в 
лошадиных дозах.
   Зеленый поднос исчез, словно провалился, после чего Курочкин, 
лицемерно вздохнув, вцепился зубами в первый попавшийся многоэтажный 
бутерброд, который, вероятно, и был биг-маком. До сих пор Дмитрию 
Олеговичу как-то не доводилось испробовать кушаний от "Макдоналдса": 
пока он был юн, эти закусочные в Москве еще не водились, а когда они 
завелись, Курочкин уже жил в установленном Валентиной режиме экономии. 
Нечего было и надеяться, что супруга расщедрится на гастрономические 
излишества. И вот - совершенно посторонние гоблины, от которых он бы 
шарахнулся на вечерней улице, кормят его теперь этими биг-маками и 
заглядывают в глаза. Мол, как он, не сердится, что вынужден жевать 
биг-маки вместо своей травы?..
   Дмитрий Олегович дожевал двойной чизбургер, запил холоднючей кока-
колой и подумал, что пункт плана под названием "Обед" выполнен 
блестяще. Теперь самое время было приступать к последнему пункту 
распорядка под названием "Отход".
   - Мороженого бы еще, - требовательно проговорил он, метнув 
требовательный взгляд на толстяка. - Для полноты амальгамы.
   Толстый гоблин, ответственный за обед, тотчас же поднялся с места.
   - Какого именно мороженого? - деловито спросил он. - Там три сорта, 
а рядом, в "Баскине" есть еще восемнадцать... - Видно было, как он 
рад, что знаменитый киллер в хорошей компании отказывается от своих 
травоядных замашек. - Только скажите, я принесу...
   - Ладно, я сам выберу, - проговорил Курочкин, поднимаясь с места. 
Главное - это выйти из квартиры, а уж потом он как-нибудь потеряется. 
Или сбежит. Или спрячется. Оставаться здесь в роли снайпера ему совсем 
не хотелось.
   К сожалению, попытка к бегству была немедленно пресечена.
   - Простите, господин Сорок Восьмой, - извиняющимся голосом произнес 
один из гоблинов, самый нескладный и рукастый. - Вы, наверное, 
забыли... Вам ведь до АКЦИИ выходить отсюда никак нельзя, по 
инструкции... Приказ Шефа.
   Простой и ясный план отхода лопнул как мыльный пузырь. Только 
сейчас Курочкин сообразил, что ни в одной из комнат огромной квартиры 
он не увидел даже обычного телефона.
   Наниматели киллера, как видно, придерживались принципа: "Доверяй, 
но проверяй!" Обратно хода не было.

   9

   "Хорошая мина при плохой игре - самое главное".
   Эту аксиому саперов, разведчиков, драматических артистов и 
заигравшихся в киллеров немолодых фармацевтов Дмитрий Олегович 
вынужден был сегодня постигать сразу на практике, не пройдя 
соответствующего курса теории. Правила игры, установленные травоядным 
убийцей Сорок Восьмым вместе с неизвестным Шефом, Курочкину 
категорически не нравились. Однако он понимал, что сейчас любая его 
попытка поменять основное из правил поведения означает немедленный 
проигрыш, превращение его из якобы-киллера со странными замашками и 
скверной памятью - в самую обычную жертву. Курочкин догадывался: с 
жертвами здешние гоблины знают, как обходиться. При желании любой из 
четверки легко бы одолел Курочкина в обычной драке, а все вчетвером 
вообще не оставили бы от Дмитрия Олеговича даже мокрого пятнышка на 
паркете. Следовало выдумать какой-нибудь хитроумный способ, но вместо 
спасительных стратегических либо тактических замыслов в голове у 
Курочкина проворачивалась лишь дурацкая песенка про десять негритят. 
Между тем в пределах квартиры, несмотря на ее обширный метраж, не было 
ни одного моря - как и не было надежды, что гоблины-охранники начнут 
один за другим тонуть в этом несуществующем море, соблюдая живую 
очередь.
   Таким образом, положение было - не позавидуешь.
   Отказавшись от собственной идеи насчет мороженого, Курочкин теперь 
сидел на высоком табурете в Главной комнате, глядел в окно и отчаянно 
симулировал исполнение пункта третьего киллерского распорядка дня - 
"Изучение диспозиции". На подоконнике были разложены схемы с по-
прежнему загадочными синими и красными стрелочками. Все изучение, 
которому план отводил двадцать пять минут после завтрака, состояло в 
том, чтобы время от времени переводить глаза с заоконной перспективы 
на бумажки, вычерченные наодеколоненным наводчиком, и изображать 
плодотворную мыслительную деятельность.
   Один из гоблинов маячил в дверях комнаты, не то охраняя покой, не 
то карауля высокого гостя. Это был самый мускулистый из охранников-
караульщиков - груда мышц, венчаемая приплюснутой головкой с перебитым 
носом. Вероятно, главным своим жизненным предназначением гоблин 
полагал умение вовремя бить морды всем, кому прикажут, а в свободное 
от мордобитья время накачивать свои мускулы в спортзалах. Этакий 
Смертельный Комбат отечественного замеса, только без рогатой маски.
   - Эй! - тихо сказал Дмитрий Олегович, проверяя быстроту реакции 
гоблина. Просто так, вдруг пригодится?
   Накачанный гоблин моментально встрепенулся.
   - Слушаю! - браво сказал он, выпячивая грудь колесом. Колесо было 
здоровенное, как от "КамАЗа". На секунду Курочкин попробовал 
представить свою рукопашную схватку с этим охранником - в случае 
попытки к бегству - и только вздохнул про себя. С таким же успехом он 
мог бы сразиться голыми руками с танком.
   - Нет-нет, это я так, - объяснил гоблину Дмитрий Олегович. - Все в 
порядке... Между прочим, - вдруг решился полюбопытствовать он. - Если 
не секрет, сколько килограммов вы поднимаете?
   Вопрос ничуть не удивил гоблина.
   - Лежа - двести десять, - с гордостью ответил он и виноват добавил. 
- Больше пока не получается, боюсь мышцы растянуть...
   Дмитрий Олегович и сам не мог понять, зачем он задал этот вопрос. 
Наверное, для того, чтобы уяснить: скольких Курочкиных его охранник 
может поднять одновременно. Оказалось, примерно трех. Эта на редкость 
бесполезная информация мертвым грузом осела в мозгу Дмитрия Олеговича, 
где-то сбоку от песенки про негритят. Если каждый негритенок тягает 
штангу по двести десять килограмм... Тьфу!
   - Молодец, - на всякий случай поощрил своего караульщика Курочкин. 
- Терпение и труд все перетрут...
   Он еще собирался упомянуть народную мудрость про пруд и рыбку, но 
затем понял, что в малюсенькой приплюснутой головке гоблина сразу две 
умные пословицы могут не поместиться, а потому решил не рисковать.
   Кивнув гоблину, Дмитрий Олегович отвернулся от двери и продолжил 
свое занятие, обозначенное в распорядке дня под пунктом три. За время 
разговора с охранником диспозиция за окном ничуть не изменилась. 
Торговый павильон рядом с комплексом "Известий" по-прежнему сверкал на 
солнце ярко-синей бесплатной краской, полученной от мэрии в честь 
дорогих гостей из США. Чисто вымытый Александр Сергеевич Пушкин на 
постаменте готов был пробуждать чувства добрые не только давно 
отсутствующей лирой, но и одним своим опрятным внешним видом. Призывно 
бил во все стороны фонтан у кинотеатра "Россия", скликая приличную 
публику и обещая москвичам и гостям столицы необходимую прохладу. 
Прилично одетые воскресные прохожие, в свою очередь, обтекали фонтан, 
еще не зная, что именно здесь суждено пролечь маршруту американской 
делегации - маршруту с тремя ТОЧКАМИ СХОДА, пригодными для снайпера по 
кличке Сорок Восьмой...
   Мысли о предполагаемом теракте не улучшили настроения и.о. Сорок 
Восьмого, то есть Дмитрия Олеговича Курочкина. Он бросил взгляд на 
электронные часы: согласно распорядку, ему следовало еще одиннадцать 
минут высиживать здесь диспозицию и, рискуя заработать косоглазие, 
рассматривать попеременно то синюю коробку свежевыкрашенного 
павильона, то синие стрелки на карте. Возможно, для настоящего киллера 
этот пункт подготовительных мероприятий был весьма значительной вехой, 
но вот Курочкину это сидение у окна в позе пушкинской царевны казалось 
полной бессмыслицей. Сколько ни смотри, Пушкин останется Пушкиным, 
фонтан - фонтаном и даже восьмиэтажный особняк, из окна которого он 
ведет свое наблюдение, не подрастет на пару этажей вверх. Рутина.
   Дмитрий Олегович снова посмотрел на электронный циферблат. Теперь 
до окончания этой фазы его распорядка оставалось десять минут - точно 
по числу негритят. Курочкин вдруг подумал, что если негритенок Дмитрий 
Олегович утопнет (например, в ванне) или скоропостижно вывалится из 
окна восьмого этажа, или даже совершит удачную попытку к бегству 
(допустим, по пожарной лестнице на чердак, а там крышами до буквы "М" 
в "Макдоналдсе"), теракт едва ли будет сорван. Наверняка у Шефа есть 
какой-нибудь запасной вариант - на тот случай, если заботливо нанятого 
киллера экстра-класса вдруг разобьет паралич или он перекушает своей 
ужасной травки. Возможно, кто-то из присутствующих гоблинов обучен 
снайперскому ремеслу, либо дублерами могут стать серебристый хек с 
наодеколоненным. Да, сейчас с Курочкиным носятся, как с капризной 
театральной примадонной, и согласны терпеть его странную забывчивость 
и мчаться за мороженым по первому его требованию... Но в каждом 
порядочном театре у каждой примадонны имеется замена на крайний 
случай. Ибо спектакль обязан состояться в любом случае.
   Очевидно, это применимо и к теракту.
   Стало быть, единственная возможность уберечь Брюса Боура от 
выстрела из винтовки - это занимать вакансию Сорок Восьмого до того 
момента, когда будет уже поздно что-либо изменить. "Мрачная 
перспектива", - подумал Курочкин. Если за оставшиеся два с лишним часа 
он не придумает, как вместе с Брюсом спасти и себя, то ему самому уж 
точно не поздоровится. Снайпер, не оправдавший надежд, - это не 
гроссмейстер, получивший "мат" от третьеклассника. Другая степень 
ответственности.
   Дмитрий Олегович попытался сосредоточиться и
   придумать хоть какой-нибудь план спасения. Фортуна, богиня 
невезения, уже не раз ставила его в почти безвыходные положения, но 
всякий раз каким-либо образом избавляла его от смерти. Однако теперь 
Фортуне, похоже, надоело подкладывать Курочкину соломки, и если он сам 
сейчас не проявит какой-нибудь инициативы, то богиня невезения 
элементарно спишет его со счетов. У Фортуны, как известно, не бывает 
постоянных фаворитов. Проигравший выбывает из игры.
   Дурацкая песенка про негритят, засевшая в голове, по-прежнему 
мешала Курочкину думать о чем-то толковом, и, чем больше он пытался 
заставить себя не думать о негритятах, тем громче звучала в его мозгу 
проклятая песенка о десяти юных любителях купания, не пожелавших учить 
правила безопасности на воде. Сдавшись, Дмитрий Олегович стал 
размышлять о негритятах. Почему, например, они продолжали проявлять 
беспечность, когда море уже вело свой отсчет утопленников? Наверное, 
потому, что морская пучина не глотала своих жертв помногу, а 
скромненько, незаметненько отсекала негритят по одному. По одному... 
Курочкину почудилось, что где-то вдалеке перед ним что-то забрезжило - 
некий слабый намек на спасение. Десять, девять, восемь, семь, шесть, 
пять, четыре... Четыре негритенка пошли купаться в море, четыре 
негритенка резвились на просторе.. Так-так... Курочкин уже чувствовал 
себя рыбаком, у которого вот-вот клюнет. Рыбка в глубине уже плавает 
вокруг наживки, еще минута-другая - и леска натянется, и вот тогда 
спасительная мысль, пойманная на крючок, всплывет на поверхность...
   Увы, две лишние минуты никак не были предусмотрены в железном плане 
киллера Сорок Восьмого. Стоило Дмитрию Олеговичу начать подсекать, как 
электронные часы равнодушно возвестили об окончании срока, отведенного 
в расписании на диспозицию. В ту же секунду в комнату ввалились еще 
два охранника-гоблина, неся в руках большой телевизор. Телевизор был 
установлен в углу комнаты, включен и сразу наполнил комнату 
невероятным шумом. Шум, естественно, распугал всю рыбу: спасительная 
мысль отпрянула от крючка с наживкой и ушла в глубину.
   "Проклятье!" - с досадой подумал Курочкин, прилагая все усилия, 
чтобы эта досада не нарисовалась на его лице.
   Один из гоблинов тем временем сверился с сиреневым листочком плана, 
чуть уменьшил звук телевизора и произнес:
   - Прямой эфир, господин Сорок Восьмой. Все по расписанию.
   Оказывается, один из московских телеканалов как раз вел прямую 
трансляцию из аэропорта "Шереметьево-2". Американская делегация 
только-только вышла из самолета и сразу попала под прицел телекамер. 
Конечно, операторы, знающие толк в субординации, поначалу ловили 
объективами лица американского госсекретаря и встречающего гостя 
нашего премьер-министра. Но время от времени камера показывала всю 
прибывшую в Москву делегацию - и тогда Курочкин явственно различал 
плывущую в толпе широкополую ковбойскую шляпу, а заодно и улыбчивое 
лицо под шляпой. Не узнать актера Брюса Боура было невозможно.

   10

   Как отличить нашего от американца? По зубам.
   Наш человек привык считать свои зубы чем-то вроде военной тайны, 
которую нельзя открывать ни посторонним, ни даже родным. Улыбаясь, мы 
по-прежнему остаемся пограничниками, охраняющими
   стратегические зубные секреты за "железным занавесом" губ. Лишь 
стоматологи, в силу профессии, знают кое-что о тайнах наших резцов, 
клыков и коренных, - и именно поэтому мы так не любим посещать 
зубоврачебные кабинеты, готовые лучше потерпеть дома, но только бы не 
отдаваться в цепкие руки повелителей бормашин.
   У американцев - совсем другие комплексы. Им кажется, что зубы - это 
витрина частного магазина, обязанная привлекать внимание всех 
встречных-поперечных демонстрацией самого лучшего товара в 
ассортименте. Демонстрировать положено без перерыва. Стоит только 
кому-нибудь хоть ненадолго укрыть свою витрину за бронированными 
губными жалюзи, как все могут заподозрить, будто и сам магазинчик - 
беден либо вовсе пуст...
   - Хау ду ю ду, - под щелканье блицев старательно проговорил 
премьер-министр Миронов. - Вэлкам ту э-э... э фридем Раша.
   Произнеся выученную фразу, премьер добросовестно чмокнул в щеку 
мистера Ламберта, а затем тоже повернулся к камерам анфас. Глядя на 
телеэкран, Курочкин посочувствовал Миронову, чья скупая протокольная 
улыбка блекла на фоне ослепительной зубастости госсекретаря США. 
Скорее всего мистер Ламберт давно сточил свои настоящие зубы на 
всевозможных брифингах и саммитах, однако отменное качество протезов в 
витрине его рта позволяло высоко нести знамя улыбчивой американской 
демократии. Тридцать две прекрасные фарфоровые поправки к Конституции, 
имплантированные в челюсть Основного Закона двухсотлетней давности.
   - Здрав-ствуй-те, - произнес госсекретарь по-русски, сверкая 
фарфором. Камера показала зубы крупным планом. - Мы ра-ды по-се-тить 
Москва... - На этом, как видно, скромный словарный запас мистера 
Ламберта иссяк, и гость без паузы пере-
   шел на родной английский. К сожалению, английского Дмитрий Олегович 
не знал, а на весь прямой эфир почему-то не нашлось переводчика, 
который растолковал бы зрителям содержание приветственной речи 
госсекретаря. Из всего длинного монолога уши Курочкина выхватили лишь 
"о'кей", "президент", "бизнес" и "Голливуд", повторенные несколько 
раз. Каждый раз при упоминании Голливуда один из гоблинов, принесших 
телевизор, радостно сопел: наверное, ему просто очень нравилось 
звучание этого слова.
   - Ну, чешет... - не выдержав, сказал он, наконец. - Жаль, не по-
нашему.
   Кажется, и на телевидении сообразили, что среди москвичей не так уж 
много полиглотов. Все еще приветствующий госсекретарь начал потихоньку 
отдаляться на задний план, а камера выхватила из толпы вокруг премьера 
Миронова очень худого и очень серьезного типа, похожего на учителя 
математики. Как сразу выяснилось, учитель был замом министра 
экономики. Искоса посматривая на мистера Ламберта, замминистра скучным 
учительским голосом принялся толковать о каких-то инвестициях, 
которые-де наша страна получит из Америки по новому договору. Это 
сухое экономическое занудство до того не вязалось с полупраздничной 
атмосферой встречи в аэропорту, что телеоператор, не дослушав, 
объективом поймал в задних рядах встречающих другого типа - плотного, 
живого и веселого. Курочкин сперва решил, будто этот живчик - не 
меньше чем министр внешней торговли, и приготовился услышать 
разглагольствования об экспорте-импорте пшеницы, молока и мяса. Однако 
надпись в углу экрана тотчас известила, что тип по фамилии Птахин 
является президентом некой Ассоциации "Кинорынок России".
   - Я счастлив, - жизнерадостно заявил господин Птахин, - что вместе 
с глубокоуважаемыми американскими гостями в Россию прибывают 
замечательные ленты из Голливуда...
   - Ну, Голливуд! - радостно повторил все тот же гоблин-охранник, но, 
вдруг вспомнив о присутствии в комнате Сорок Восьмого, осекся и 
замолчал.
   Под аккомпанемент приглушенной английской речи госсекретаря мистера 
Ламберта телекамера вновь зашарила по задним рядам встречающей толпы и 
уткнулась в унылое лицо, обрамленное седым ежиком сверху, висячими 
щеками с боков и галстуком-бабочкой у подбородка. Если верить надписи 
на экране, это был российский министр культуры.
   - Нам очень приятно, - еле разжимая губы, пробурчал министр в 
подставленный микрофон, - когда представителей американского бизнеса и 
американской культуры встречают в столице России с таким 
воодушевлением... Наших артистов в Америке так бы не встретили, - в 
протокольном тоне внезапно возникли нотки раздражения. - Хотя именно 
кинематографисты нашей страны прославились не бездумными сериалами, а 
высокохудожественными...
   В этот момент госсекретарь мистер Ламберт закончил свою так и не 
переведенную речь, и телеоператор, бросив нашего министра на середине 
фразы, вновь вернул свою камеру на исходную позицию, чтобы вовремя 
подгадать к финальным аплодисментам. Последнее, что успело мелькнуть 
перед глазами Курочкина, - это седой ежик оборванного на полуслове 
министра культуры и мрачный взгляд, который тот напоследок метнул в 
толпу приезжих знаменитостей. Будь в арсенале министра не взгляд, а 
граната - и представителей дружественной американской кинокультуры 
разнесло бы в клочья. Что стало бы несомненной потерей для Голливуда.
   Громкие хлопки аплодисментов возвестили о том, что официальная 
часть встречи делегации завершена. Телекамера, будто только того и 
ждала, немедленно оставила в покое наших и американских чиновников, 
взяв на прицел прибывших кинозвезд. За кадром мигом прорезался голос 
комментатора. В то время, пока мистер Ламберт своими фарфоровыми 
зубами разжевывал приветственную речь, этот комментатор где-то шлялся, 
зато теперь был тут как тут. Захлебывающимся от воодушевления 
баритоном он принялся перечислять имена, фамилии и кондиции 
голливудцев.
   Сведения, предоставленные Курочкину, оказались точными. В числе 
гостей, кроме Брюса Боура, действительно оказались режиссер Твентино, 
экс-ребенок Маколей, кинодива Таня Коллинз (мимоходом был упомянут 
даже повар, он же предполагаемый бой-френд) и комик Махони. Каждой 
звезде закадровый комментатор посвящал в среднем секунд двадцать 
скороговорки, пересыпанной датами, названиями фильмов и премиями. 
Каждая звезда награждалась эпитетами в превосходной степени, так что 
Дмитрий Олегович довольно быстро устал от многочисленных "великих" и 
"выдающихся" и ожидал только, когда дело дойдет до человека в 
ковбойской шляпе.
   Тот был явно оставлен на сладкое. Лишь после того, как все 
голливудцы уже получили в прямом эфире положенную порцию комплиментов, 
очередь дошла до несравненного Брюса. Было пересчитано не только 
количество фильмов с его участием, но и количество недругов, коих его 
герой прикончил в своих картинах из всех видов оружия. Последняя цифра 
выглядела особенно внушительно. "Некоторые снобы от кинокритики 
полагают, что Брюс Боур прошел пик своей славы и начал повторяться, - 
с глубочайшим сарказмом произнес заэкранный голос. - Однако цифры 
говорят сами за себя. Три последних фильма с его участием возглавили 
прокатную
   десятку и за первую неделю проката собрали..." Прозвучали какие-то 
несусветные суммы в долларах. "При этом гонорары за каждый новый фильм 
составили в среднем... - голос назвал цифры, - ...что превышает даже 
гонорар Такера в "Бронтозаврах", и, следовательно, все инсинуации 
выглядят, по меньшей мере..."
   "Интересно было бы узнать, - неожиданно подумал Курочкин, - кто же 
за работу получает больше - голливудский профессионал Брюс Боур или 
профессиональный киллер Сорок Восьмой, взявший подряд на убийство 
Брюса Боура?" Эта мысль показалась Дмитрию Олеговичу отчего-то важной, 
однако додумать ее до конца, как и прежде, помешали предупредительные 
гоблины-охранники. Один из них аккуратно выключил телевизор и вежливо 
напомнил:
   - Время вышло, господин Сорок Восьмой. Сейчас по распорядку у вас 
икебана.

   11
   
   Созерцать икебану Курочкину предстояло в одиночестве, без участия 
гоблинов. Расписание отводило данной процедуре почему-то четырнадцать 
минут - не пятнадцать, а именно четырнадцать. Откуда взялось это 
некруглое число, Дмитрий Олегович понятия не имел. Возможно, число 
что-то символизировало. Возможно, киллер Сорок Восьмой знал некие 
загадочные тонкости японских ритуалов, и как раз благодаря этим 
тонкостям жители Страны восходящего солнца превращали обычное 
разглядывание чахлой флоры в мистическое таинство. Курочкину 
немедленно припомнилась старая песенка про космонавтов, которым на 
перекур перед стартом отводилось ровно столько же минут. До сих пор 
он, как
   медик по образованию, полагал эту песенку на редкость глупым 
сочинением: если медкомиссия Звездного городка допустила к полету 
явных токсикома-нов, то грош цена этим хваленым врачам из Центра 
подготовки космонавтов. Теперь же Дмитрий Олегович вдруг сообразил, 
что дурацкая фраза насчет курения могла возникнуть в песне в 
результате вмешательства советской цензуры - дабы не обеспокоить 
слушателей непонятным и не слишком благозвучным словом, да еще 
японского происхождения. Курочкин представил себя на месте цензора, не 
чуждого поэзии, после чего сразу догадался, как мог бы звучать первый 
куплет на самом деле. Примерно вот так:
   Заправлены в планшеты космические планы и штурман уточняет в 
последний раз маршрут. Давайте ж, как ни странно, займемся икебаной: У 
нас еще в запасе...
   Стоп-стоп! Дмитрий Олегович старательно замотал головой, пытаясь 
вытрясти из нее так некстати попавших туда космонавтов. Вместо того 
чтобы обдумывать план спасения, он вот уже три... даже четыре 
драгоценные минуты отвлекает свое внимание черт знает на что! Ну какое 
ему сейчас дело, чем именно занимаются эти друзья перед стартом, пусть 
хоть анашу курят: для него-то, для Курочкина, стартовый выстрел давно 
прозвучал, и уже недалек финиш. А новых идей - что кот наплакал. Тряся 
головой, Дмитрий Олегович попробовал даже вернуться к мыслям об 
утопших негритятах, с которыми у него как будто связан был отдаленный 
проблеск в конце туннеля. Однако сколько Курочкин ни старался, ни 
напрягал воображение, никакой более-менее внятной подсказки в его 
голове не возникало, хоть плачь. Итогом всех его мысленных усилий 
стала компания отчаянно дымящих папиросами воображаемых негритят, 
одетых в белоснежные космические скафандры. Курочкин чертыхнулся, но 
добился лишь того, что мысленные негритята побросали окурки в песок и 
один за другим сиганули в море. Последний из них обернулся напоследок 
к Дмитрию Олеговичу и, осклабившись черным циферблатом с бровями-
стрелками, нагло пропел: "У вас еще в запасе ля-ля-ля-ля минут!" И 
тоже - по-хулигански ушел в глубину, присоединяясь ко всей остальной 
утонувшей компании.
   Курочкин машинально посмотрел на часы-ходики, висящие на стене 
прямо напротив открытого окна во двор. Пока он разбирался с 
космонавтами и негритятами, прошла уже половина времени, по распорядку 
Сорок Восьмого, отведенного на созерцание букетиков. Толку никакого. 
Плодом мучительных раздумий Дмитрия Олеговича оказалась донельзя куцая 
мыслишка о том, что озарение-де не возникает по заказу, однако может 
нечаянно нагрянуть, когда его совсем не ждешь. Иными словами, 
следовало посиживать у моря свободных ассоциаций, ожидая, пока что-
нибудь само выбросится на берег. Например, план конкретных действий.
   Дмитрий Олегович вздохнул и уселся на берегу воображаемого моря. 
Сперва волны вынесли разбитое корыто с инвентарным номером "48", потом 
- ковбойскую шляпу, простреленную в трех местах. Обе ассоциации были 
довольно мрачными, как и нынешнее положение самого Курочкина. Стоило 
ему так додумать, как морская пучина весело расступилась, и 
четырнадцать негритят, выйдя из моря на манер пушкинских богатырей, 
веселым танцующим шагом двинулись куда-то вдаль и скрылись среди 
барханов. Замыкающая четверка неуловимо напоминала здешних охранных 
гоблинов, просто уменьшенных в размерах. Черные мини-гоблины весело 
протащили с собой букетики икебаны. Курочкин честно пронаблюдал за 
танцем маленьких негритят, но этот поток привольных ассоциаций ему не 
принес никаких свежих идей. Кроме вдруг явившейся странной мысли о 
том, что для вегетарианца флора даже в виде букетиков может напоминать 
не только о возвышенном, но и о сугубо съедобном. С таким же успехом 
Курочкин мог бы выставить для углубленного созерцания первое, второе и 
третье блюда из ресторана либо, в конце концов, красиво выложить в ряд 
разнообразные бутерброды от "Макдоналдса". Чем не икебана? Тотчас же 
стайка воображаемых бутербродов в аппетитных фирменных обертках с 
большой буквой "М" выпорхнула из моря и исчезла за окном. Повинуясь 
этой мысленной подсказке, Дмитрий Олегович встал со своей табуретки, 
подошел к окну, выглянул и поспешно вернулся на место. Как и 
докладывал наодеколоненный господин, рядом с окном во двор по стене 
дома действительно пролегала свежевыкрашенная пожарная лестница. Но 
никакого прока от этой лестницы Курочкину все равно не было. Бежать 
раньше времени он так и так не имел права. К тому же Дмитрий Олегович 
с юных лет боялся высоты, и однажды, забравшись на дерево с целью 
спасти дурака-котенка, он потом сам вынужден был звать на помощь...
   - Мяу... - раздалось откуда-то сзади. Сперва Дмитрий Олегович 
решил, что это мяучит воображаемый котенок из его детства. Однако 
затем Курочкин окончательно пришел в себя и обернулся на зов.
   Кот был настоящий. Тот самый рыжий разбойник, из-за которого весь 
кухонный пол до сих пор был покрыт скрипучими шариками американского 
корма.
   - Мяу... - повторил рыжий разбойник, и Дмитрий Олегович понял, что 
животное обращается вовсе не к нему, а к соловьиной клетке, накрытой 
куском плотной ткани. Надо полагать, кот, как и раньше, жаждал общения 
с соловьиной парой, согласной петь исключительно при посредстве 
фонограммы.
   Курочкин посмотрел на циферблат ходиков: до окончания плановой 
медитации под чахлую вегетарианскую икебану оставалось еще три минуты. 
Потом в распорядке значится пятиминутный "Туалет" - не то посещение 
уборной, не то смена гардероба.
   - Брысь! - отмахнулся от разбойника Дмитрий Олегович, отвернулся и 
попробовал вновь вернуть себе мысленное море. Он уже почти представил 
себе песчаный берег, небо и барашки волн, как вдруг мерный шум 
воображаемого прибоя был заглушен настоящими громкими звуками.
   Блямс! Зззз! Блямс!..
   От неожиданности Курочкин едва не подпрыгнул на месте, крутанувшись 
одновременно со стулом. Виновником шума был проклятый кот: он уже 
катал по полу металлическую клетку с птицами, стараясь сорвать тряпку. 
Вместе с клеткой по полу елозил зацепившийся проводом магнитофон. 
Больше всего шума производило железо клетки, поскольку кот, отмяукав 
свое, действовал теперь четко и молча. В свою очередь, соловьиная 
пара, кажется, дала себе зарок не подавать голоса даже в форсмажорных 
обстоятельствах и сидела тихо. Вернее, перекатывалась тихо.
   Забыв про море, икебану и план спасения, Курочкин бросился на 
выручку пернатым. Он, конечно, знал, что курица - не птица, однако из-
за своей фамилии почему-то ощущал иногда отдаленное родство со всеми 
летающими тварями, за исключением комаров и самолетов. Возможно, 
киллер Сорок Восьмой и любил наблюдать за кошачье-соловьиными 
потасовками, однако Дмитрий Олегович гораздо больше любил 
справедливость...
   Справедливость восторжествовала сама собой еще за полсекунды до 
того, как Курочкин подхватил с пола клетку: рыжий разбойник ненароком 
наступил на магнитофон. И, как назло, включил его.
   Ш-ш-ш-ш-ш! - злое шипение магнитофона, многократно усиленное 
динамиком, повергло кота в ужас. Он сразу прекратил охоту и испуганно 
заметался по комнате, чуть не перевернув кувшинчики и вазочки с вялой 
японской зеленью. Наверное, рыжий решил, будто магнитофон - еще один 
кот из конкурирующей фирмы, а громкий голос - признак могущества 
конкурента. На счастье рыжего, дверь в комнату в эту минуту 
отворилась, что позволило коту юркнуть в образовавшуюся щель.
   Удовлетворенный Курочкин нажатием кнопки прекратил неприятное 
шипение агрегата, после чего вернул клетку с узниками на свое место, в 
углу.
   - Скандальный зверь, - заметил он вошедшему толстому гоблину, имея 
в виду беглого кота. - Оч-чень своенравное создание.
   - Баловник, - с отвращением признал охранник. - Лапушка.
   Видно было, что разговор на кошачью тему не доставляет ему радости.
   - Икебана закончилась, - сообщил Дмитрий Олегович, кивая на ходики.
   После чего он с почетом был эскортирован в туалет - в соответствии 
с распорядком дня. Киллер Сорок Восьмой, должно быть, умел командовать 
своим организмом и наверняка воспользовался бы уборной с толком. 
Власть Курочкина над своим телом не простиралась так далеко. Несмотря 
на четкий пункт плана, его посещение туалета оказалось бесполезным; 
организм не подчинился чужому распорядку - точно так же, как раньше он 
оказал активное сопротивление вегетарианскому безумию Сорок Восьмого с 
его кошмарными травами. Вообще организм Дмитрия Олеговича был, похоже, 
принципиальнее самого Дмитрия Олеговича. С одной стороны, это 
радовало, но с другой - пугало. Впрочем, книжный опыт террориста 
Карлоса Кугеля из романа "Мишень" вовремя подсказал Курочкину, что 
делать. Он стал внимательно осматривать все закоулки обширной 
туалетной комнаты, и в пластмассовом шкафчике рядом с рулонами розовой 
бумаги и дезодорантами с иностранными этикетками обнаружил, наконец, 
искомое: тяжелый металлический ночной горшок с ручкой, переносной 
сортир наемного убийцы. Примерно такой же сосуд был у Димы Курочкина в 
глубоком детстве, разве что немножко полегче. Кроме того, на 
курочкинской ночной вазе изображены были три поросенка, в то время как 
данный сосуд был украшен кокетливым цветочным бордюром. Не исключено, 
узор на горшке специально подбирался с учетом вкусов травоядного 
террориста. Чтобы потом, если что, не бегать по городу и не искать 
замену... Дмитрий Олегович прислушался. Ему внезапно показалось, будто 
за дверью туалета началась какая-то беготня. Хлопали двери, гоблины в 
коридоре оживленно переговаривались о чем-то своем, неразборчивом. 
Если учесть, что ночной горшок с растительным орнаментом уже не 
нуждался в замене, переполох в квартире был, вероятно, вызван 
чрезмерной активностью кота.
   Курочкин спустил воду (для конспирации) и, держа тяжелый пустой 
горшок наперевес, покинул туалет. При этом он постарался изобразить на 
лице чувство исполненного долга.
   - За дверью уже переминались двое гоблинов из охраны - толстяк и 
культурист. На лицах у обоих было написано оживление. Кота поблизости 
не наблюдалось.
   - Что-нибудь произошло? - строго осведомился Курочкин у охранников.
   - Все по плану, - бодро ответил гоблин-культурист. - Вы даже с 
опережением на одну минуту.
   Дмитрий Олегович с толком использовал лишнюю минуту. Он протянул 
охраннику сосуд с цветочками и скомандовал:
   - Отнесите в ГЛАВНУЮ комнату.
   Ничуть не удивившись, гоблин-толстяк послушно подхватил на руки 
железный горшок и деловито понес его в указанном направлении. Мол, 
приказ есть приказ; велят - мороженое принеси, велят - ночную вазу с 
нарисованной икебаной. Наше дело охранное.
   Сам Курочкин, проследив, как выполняется команда, отправился в 
сопровождении гоблина-культуриста прямиком в спальню. После "Туалета" 
распорядок отводил киллеру Сорок Восьмому полчаса на непонятный 
"Сексодром". Дмитрию Олеговичу совсем не нравилось это слово. Он 
искренне уповал на то, что данный пункт в плане - всего лишь 
юмористическое обозначение виденной им большой постели, где можно 
просто отдохнуть в горизонтальном положении. Расслабиться, как 
пообещал ему во время экскурсии серебристый хек, - и ничего кроме 
этого.
   Тем не менее Курочкин вступил в будуар с изрядной долей тревоги: не 
будет ли тут сюрпризов? "Все по плану", - успокоительно повторил 
сопровождающий гоблин и плотно прикрыл за его спиной дверь.
   Дмитрий Олегович вгляделся и перевел дыхание. Кажется, никого. 
Кровать в углу была похожа на Землю в один из первых дней Творения, 
сразу после отделения воды от тверди. То есть - безвинна и пуста, если 
не считать белоснежного покрывала. Адам с Евой еще не изобретены, и 
Дмитрию Олеговичу этот факт на руку. На полпути к ложу он с 
облегчением скинул обувь, а потом, не раздеваясь, с разбега запрыгнул 
на кровать...
   - О-о! - простонал кто-то под покрывалом.
   - Ай!! - в страхе воскликнул Курочкин, безуспешно пытаясь выбраться 
из зыбучей перины.
   Дмитрий Олегович, привыкший к советским тюфячкам, недооценил 
мягкости явно импортной кровати: оказывается, сверхмягкая постель 
могла почти целиком поглотить человека. И даже двух.
   Парализованный периной Курочкин со страхом наблюдал, как из-за 
покрывала появляется большая черная рука. Потом - большая черная нога. 
И наконец, - целая большая женщина в крохотном красном купальнике. По 
своим габаритам она необычайно походила на курочкинскую супругу 
Валентину. Только ЭТА женщина была еще иссиня-черного цвета - точь-в-
точь как кристаллики перманганата калия. Курочкину-фармацевту был 
знаком такой оттенок.
   - Хелло, май дарлинг! - нежно проворковала огромная и почти голая 
негритянка. - Ай вонт ю!

   12

   Сережка Солопов, институтский приятель Курочкина, далеко не сразу 
стал почтенным доктором медицинских наук и заведующим кафедрой 
гангрены. Было время, когда Солопов еще только-только выбирал свое 
возможное поприще и даже всерьез планировал завоевать себе место под 
солнцем на просторах психоанализа. С этой целью он прочел вдоль и 
поперек всего полузапрещенного тогда Зигмунда Фрейда, а затем долго и 
с пристрастием экспериментировал на Дмитрии Олеговиче, безжалостно 
классифицируя все его потаенные комплексы. Именно тогда Курочкин с 
удивлением узнал истинную причину, по которой он, оказывается, женился 
на своей Валентине. По Фрейду ровнехонько выходило, что некрупные 
мужчины вроде Курочкина подыскивают себе подруг жизни с комплекцией 
Брунгильды, подчиняясь неосознанным желаниям обладать не столько 
женой, сколько матерью. "Да что ты?" - тихо конфузился Дмитрий 
Олегович, поплотнее прикрывая дверь в комнату (свой психоанализ 
Сережка засекречивал). "Именно, Димыч, можешь мне поверить, - 
убежденно говорил Солопов, кружа по кухне, где они якобы играли в 
шахматы. - У старика Зигмунда об этом прямо сказано во всех его пяти 
лекциях, а особенно - в пятой. "Эвиг киндлихе", усекаешь? Скрытая 
потребность сохранения вечно детского состояния взаимодействует с 
дискомпенсированным либидо, в результате чего любая попытка коитуса 
для мужа-ребенка подсознательно символизирует возвращение в плаценту, 
к девятимесячному внутриутробному комфорту... Тебе ведь хочется во 
время полового акта называть жену "мамочкой", да?" В ответ Курочкин 
уныло отнекивался. "Обязательно захочется, - обнадеживал Солопов. - 
Рано или поздно, гарантию даю. От бессознательного, Димыч, не убежишь. 
Эта разновидность эдипова комплекса в мире наиболее распространена. 
Крупногабаритная женщина - твой сексуальный оптимум, четко 
детерминированный правилами психоанализа... Понял?" Из всей этой зауми 
Дмитрий Олегович понял только одно: согласно непреложным законам 
психоанализа, он мог бы изменить родной Валентине разве что с женщиной 
ее же формата. И ни килограммом, ни кубическим сантиметром меньше. 
Аксиома.
   Правда, у Курочкина все не находилось повода проверить эту аксиому 
на практике...
   - Хелло, - повторила негритянка и потянула руки к Дмитрию 
Олеговичу.
   - Мамочки! - пискнул Дмитрий Олегович, в замешательстве глядя на 
темнокожую копию его Валентины. Килограмм в килограмм.
   И Сережка Солопов, и покойный доктор Фрейд одинаково ошиблись. 
Крупногабаритная дама в красном купальнике не вызвала у Курочкина 
опасных мыслей об измене. Абсолютно никаких сексуальных желаний - лишь 
отчетливое желание удрать поскорее и подальше. Впрочем, подобное 
чувство иногда овладевало им даже в постели с законной супругой. 
Интересно, что бы сказал старик Зигмунд по этому поводу? Наверняка бы 
не растерялся. Объяснил бы что-нибудь умное, про "вечно детское". Мол, 
и ребенку случается уползать от своей мамули...
   - О-о, май лав! - с придыханием произнесла внезапная негритянка и 
без акцента добавила: - Верю! Люблю! Надеюсь!
   С этими словами она попыталась заключить Курочкина в объятья. К 
счастью, темнокожая незнакомка не сделала должной поправки на зыбучую 
мягкость перины, а потому промахнулась. Вместо объятий Дмитрию 
Олеговичу достался не очень сильный удар локтем в плечо. Благодаря 
этому удару, Курочкин получил некоторую начальную скорость и сумел 
откатиться сантиметров на пятьдесят от эпицентра.
   - Ду ю спик... по-русски? - удивленно прошептал он, стараясь 
удерживать равновесие на периферии.
   - Йес, я говорю по-русски, - с готовностью сообщила негритянка. - 
Здесь мне хорошо платят, в твердой валюте. Я русский бы выучила только 
за то.
   Темнокожая дама на кровати вновь попробовала поймать Дмитрия 
Олеговича, и вновь - неудача. Небольшие габариты самого Курочкина 
таили известное преимущество. Попробуйте-ка экскаваторным ковшом 
ухватить поллитровку!
   - У меня нет валюты... при себе, - уворачива-ясь, зашептал Дмитрий 
Олегович. - Я обронил свой бумажник. Очень сожалею, но...   По его 
представлению, подобные слова просто обязаны были отпугнуть 
интердевочку любой расы и комплекции. Кто же согласится развлекать на 
халяву? Угроза не сработала.
   - Не волнуйся, дарлинг, сеанс оплачен заранее, - немедленно 
успокоила его русскоязычная негритянка. - По высшему тарифу, с 
отдельной надбавкой за фантазии клиента. Мне сказали, ты большо-о-о-ой 
фантазер...
   Курочкин издал нервный смешок и испуганно заелозил по перине, 
проклиная про себя гигантские масштабы "сексодрома". До края постели 
оставалось добрых метра два зыбучего белого безмолвия. А то и все три.
   - Я что-то сказала неправильно? - усомнилась в своем русском языке 
черная интердевочка. - Фан-та-зер. Так у нас говорят, когда клиенту 
мало обычного "туда-сюда" с разговорами, и он желает странного...
   Дмитрий Олегович мысленно содрогнулся. За короткий срок он уже 
приобщился ко многим странностям террориста Сорок Восьмого, включая 
его любовь к икебане, к травяной диете и к соловьиному пению под 
фонограмму. Теперь Курочкин выяснил его любимые цвет и размер. Судя по 
всему, этот Сорок Восьмой был неординарной личностью с большими 
запросами. Привередливость его не знала границ. Если киллер был так же 
меток, как и капризен, его жертвам не позавидуешь.
   - Уже можно раздеваться? - деловито спросила негритянка и, оставив 
на время попытки отловить Курочкина, вознамерилась освободиться от 
верхней части купальника. Крупноформатный бюст опасно заколыхался. 
Дмитрий Олегович помертвел: его либидо окончательно спряталось в 
пятки.
   - Нет-нет, - выдавил из себя он. - Не надо... раздеваться. Пусть... 
пусть будет так...
   - Великолепно, дарлинг, - с энтузиазмом откликнулась интердевочка 
цвета перманганата. - О'кей. Мы будем ЭТИМ заниматься одетыми? - Судя 
по всему, удивить ее чем-нибудь было трудно. Сказывался богатый 
профессиональный опыт.
   - Не-ет, - задушенным голосом пробормотал Дмитрий Олегович, не 
теряя еще надежд доползти до края постели. Скользкое и гладкое 
покрывало тянуло его назад. С каждым новым поползновением Курочкин все 
больше ощущал себя подбитым летчиком Маресьевым в окружении 
обледенелых торосов. Не хватало только шишечки, которую можно было по 
пути обглодать.
   - О'кей, - согласилась валютная негритянка. - Уже поняла, дарлинг. 
Обнажен будет только один из нас. Тебе помочь, май лав?
   Темнокожая путана успела приноровиться к мягким хитростям постели-
"сексодрома". Теперь она просто похлопала по перине - и Курочкин сам 
заскользил под горку вниз, тщетно стараясь задержать свое движение. 
Вот уже мощный бюст, стянутый красным лоскутом купальника, навис над 
Курочки-ным мягким и неумолимым дамокловым мечом.
   - Не на...до, - из последних сил выговорил Дмитрий Олегович. - Я не 
хо... - Зубами он вцепился в покрывало и приостановил сползание. 
Свободными руками и ногами он начал энергично подгребать, нашаривая 
точку опоры.
   Негритянка замолчала, о чем-то напряженно раздумывая.
   - Прости меня, дарлинг, - наконец, виновато сказала она. - Как же я 
сразу не сообразила! Сперва мы каждый в своем, а на счет "три" быстро 
меняемся одеждой. Да?..
   "Нет!!" - мысленно завопил Курочкин, однако вслух не издал ни 
звука, опасаясь выпустить из зубов спасительный клок покрывала.
   - ...Мне так неловко, - покаянным тоном вымолвила черная 
интердевочка. - Ну, не сердись, дарлинг, у меня очень давно не было 
трансвеститов. Они в России - такая редкость, как белые слоны в 
Найроби... О-о, до чего у тебя славный пиджак! Он меня та-ак 
возбуждает! - почти без паузы продолжила она. - Я та-ак его хочу, 
дарлинг, умираю...
   Курочкин представил, как на негритянке трещит по швам его 
старенький пиджачок - и ужаснулся. Потом он вообразил, как натягивает 
на себя красный купальник Валентининого размера, - и ужаснулся 
втройне.
   - Я - не транс... - выдохнул он, упуская единственную точку опоры и 
начиная неумолимо съезжать прямо в лапы чернокожей профессионалки.
   Валютная негритянка заметно расстроилась: прошло уже минут десять, 
а она все еще не могла угодить дорогому высокотарифному клиенту.
   - О, май да-а-арлинг, - жалобно протянула она. - Ты огорчен... Ты 
обижаешься на свою куколку, на свою девочку...
   При этом тяжелый девочкин бюст, еле сдерживаемый красным 
купальником, придавил Дмитрия Олеговича к кровати. Чувство насекомого, 
угодившего под солдатский сапог, хорошо было знакомо Курочкину из 
семейной практики. Правда, от своей супруги он никогда не слышал таких 
жалобных интонаций. Накрепко пригвоздив его к супружескому ложу, 
Валентина обычно командовала: "Делай - раз, делай - два!.."
   - О, только не молчи, дарлинг... - в голосе негритянки послышались 
слезы. - Скажи, как ты хочешь. Мне казалось, я знаю все русские 
фантазии... Может быть, я слишком стара для тебя?
   Зажатый бюстом, Курочкин лишился возможности возразить.
   - О-о, я старая! - вполголоса зарыдала негритянка, не дождавшись 
ответа. - Я ведь так и думала!
   Я дряхлая, ни на что не годная! У нас в Найроби меня бы давно 
съели...
   Дмитрию Олеговичу стало стыдно за свою черствость. Извиваясь под 
тяжестью бюста, Курочкин все-таки нашел в себе силы остаться 
воспитанным человеком.
   - Нет, что вы... что вы... - галантно прохрипел он. - Вы не 
старая... Совсем наоборот...
   Дмитрий Олегович и сам не понял, к чему он ляпнул это "наоборот". 
Зато темнокожая путана сразу обо всем догадалась.
   - О'кей! - расцвела она. Своей ослепительной улыбкой негритянка 
тотчас же перещеголяла американского госсекретаря: у нее-то зубы 
наверняка были свои, а не из кабинета стоматолога. - Наоборот, о'кей!
   Черная интердевочка нежно потрепала Курочкина по плечу. Это был 
ощутимый знак внимания, плечо заныло. Курочкин сжался в ожидании 
неприятностей.
   - Я немножко молода для тебя, дарлинг? - ласково произнесла 
негритянка. - Пара пустяков, май лав. У меня как раз гостит моя 
бабушка, ей девяносто восемь лет. До восьмидесяти она считалась самой 
дорогой женой вождя... Он, как и ты, дарлинг, был геронтолюб...
   Кошмарная возможность оказаться в объятиях бабушки придала 
Курочкину свежих сил. Что есть мочи он заворочался и, отталкиваясь от 
бюста, наполовину выполз из-под негритянки.
   - Я... я не герон... толюб! - тяжело дыша, выговорил Курочкин. - Я 
совсем не вождь!.. Я! Не хочу! Вашу ба... - Ему удалось совершить еще 
два рывка в сторону, по-прежнему используя мощную грудь темнокожей 
путаны как надежную точку опоры. Вот такой точки, наверное, в свое 
время не хватило Архимеду, чтобы перевернуть мир. Но Дмитрий Олегович 
- не Архимед, ему бы самому вывернуться. Прочь, прочь.
   Негритянка с недоумением наблюдала за эволюциями Курочкина. Должно 
быть, она мысленно перебирала знакомую картотеку всевозможных 
перверсий и не находила там места для Курочкина. Смысл ФАНТАЗИЙ нового 
клиента по-прежнему оставался для нее мучительной загадкой.
   - Вашу бабушку... - Дмитрий Олегович тем временем сделал еще один 
самоотверженный рывок и едва не вывихнул о крепкий бюст толчковую 
руку. - Вашу маму!.. - застонал он, принимаясь отчаянно дуть на свое 
запястье.
   Недоумение на лице негритянки моментально сменилось сочувствием. 
Либо очень хорошей имитацией его.
   - О-о, дарлинг, - участливо сказала она. - Ты ушибся, маленький? 
Тебе больно? Если хочешь, я могла бы тебе дать...
   Чтобы не услышать вдруг полезного совета из коллекции вождя-
старушколюба, Курочкин предпочел не дослушивать фразу до конца.
   - Не надо, - поспешно перебил он. - Спасибо-спасибо-спасибо. Мне 
хорошо, мне просто замечательно. - Сморщившись, он вновь дунул на 
запястье: кажется, боль стихала.
   Темнокожая путана удивленно вскинула черные брови, задумалась, но 
вскорости просияла.
   - Тебе хорошо, когда больно? - ласково осведомилась она. - Ты 
мазохист, дарлинг? Я должна тебе сделать больно?
   Новый поворот темы ужаснул Дмитрия Олеговича, чуть не лишил его 
всякой способности к передвижению по кровати. Он знал, что мазохисты 
добиваются оргазма всякими подручными средствами, от иголок до 
бензопилы. Одна японка вот так, в процессе, просто задушила своего 
партнера - по его просьбе, что характерно... Ну, зачем это Курочкину, 
скажите на милость? А для чего он, идиот, соврал, будто ему хорошо?..
   - Я не мазохист, - выдохнул Дмитрий Олегович, стараясь отпихнуть 
негритянку от себя подальше. Вернее, себя от нее. От страха он 
взбрыкнул сильнее, чем требовалось, и его пинок оказался болезненным 
для интердевочки цвета перманганата.
   - Дарлинг, ты садист? - моментально спросила ушибленная негритянка. 
Курочкину почудились в ее словах опасливые нотки. "Сейчас она от меня 
отстанет... - злорадно подумал он. - Это как раз то, что надо!"
   - Да, я садист, - отчеканил Дмитрий Олегович и для наглядности 
громко щелкнул зубами. Он был уверен, что после таких признаний 
темнокожая профессионалка сама отпрянет от него в дальний угол 
кровати. А может, вообще с визгом убежит. Дмитрий Олегович, честное 
слово, не будет ее преследовать. И не потребует платы назад.
   Сначала все произошло так, как и рассчитывал Курочкин. Негритянка 
отшатнулась от него в дальний угол, к подушкам. Однако это вовсе не 
было отступлением с поля боя. Из-под подушки интердевочка деловито 
достала сумочку крокодиловой кожи, извлекла оттуда целые три пары 
настоящих наручников и послушно звякнула ими о прикроватный столик.
   - Я готова, дарлинг, - отрапортовала она и преданно посмотрела на 
Курочкина. - Ты уже придумал, к чему меня приковать? Здесь, по-моему, 
нет спинки... Может быть, к батарее? О-о, дарлинг, что же ты раньше 
молчал? Я просто обожа-а-аю, когда меня приковывают! Если ты устал, я 
сама Могу себя побить... Тебя это возбуждает, май лав? Стукни, стукни 
меня по правой щеке! Я подставлю левую...
   Воркуя таким милым образом, черная интердевочка надавала самой себе 
оплеух, весело взвизгнула и стала осматриваться в поисках батареи.
   - Ах, дарлинг, - шептала она, - ты такой герой! Такой зверь! О-о, 
коршун...
   Обалдевший коршун Дмитрий Олегович сперва впал в оцепенение, потом 
попробовал резко вскочить. Но перина не позволила ему сохранить 
равновесие. Падая, он наступил негритянке на руку.
   - Извините, - пробормотал он, вновь вскакивая и падая. На сей раз 
он наступил темнокожей интердевочке на ногу. - Изви... - Теперь из-за 
его неловкости опять пострадала рука валютной негритянки. "Наверное, 
синяк будет, - виновато подумал Курочкин. - Хотя, с другой стороны, 
все равно не будет заметно..." Еще секунда - и он с грацией ваньки-
встаньки вновь опрокинулся навзничь и угодил коленом в бок 
интердевочке в купальнике.
   - Ну, наконец-то, дарлинг, - томно простонала жертва его 
неуклюжести. - Тебе так нравится, май лав? О-о, великолепно, необычно! 
Наступай, наступай же на меня!..
   Покрывало было таким скользким, перина - такой зыбучей, а иссиня-
черная путана - такой масштабной и раскидистой, что отступающий 
Дмитрий Олегович без всяких просьб со стороны ухитрился еще 
неоднократно упасть сверху на негритянку и придавить какую-нибудь 
часть ее большого тела. На каждое падение путана послушно отзывалась 
стонами радости и неги.
   - Еще! Еще! - взывала она, честно отрабатывая высокий валютный 
тариф. - Грандиозно, дарлинг!.. Такого у меня не было!.. Еще!..
   Уже в полуметре от края постели-ловушки Курочкин успел еще раза три 
отдавить несчастной интердевочке ноги, один раз - ладонь, а напоследок 
- наступил ей на подставленное ухо.
   - Медведь! - сладострастно проговорила валютная негритянка и 
попыталась простонать какую-то залихватскую мелодию. Мотива Курочкин 
не узнал, поскольку слуха у путаны определенно не было.   На последней 
ноте мелодии он достиг края "сексодрома" и кулем свалился на пол. 
"Все, больше не могу... - обреченно подумал он. - К дьяволу ваши 
либидо, сдаюсь"!
   В то же мгновение в дверь деликатно заскреблись. Голос гоблина 
вежливо напомнил: "Время".
   - Время - деньги! - откликнулась негритянка, сразу прерывая свои 
фальшивые стоны. - Гуд бай, май лав, гуд бай!
   Черной торпедой она вывинтилась из кровати и, подхватив сумочку, 
исчезла за дверью. Только что была здесь, а уже - там. Курочкин 
услышал, как за притворенной дверью громко зашептались. "Как он тебе? 
- интересовался гоблин. - Не бил?" "Большой фантазер, - с уважением 
отвечала интердевочка. - Бить не бил, но ногами потоптал. Строгий..." 
Шепот стал удаляться, хлопнула входная дверь.
   Курочкин с трудом поднялся с пола, сдернул пиджак и машинально 
глянул на прикроватный столик. Надо же! Темнокожая путана до того 
торопилась покинуть строгого кавалера-топтуна, что даже позабыла свою 
коллекцию наручников. Теперь они матово поблескивали рядом с большим 
флаконом "Элениума-Супер". "Убойное сочетание, - усмехнулся про себя 
Дмитрий Олегович. - Три пары "браслетов" плюс лекарство с побочными 
эффектами. Вот они, приметы нашей цивилизации во всей красе. Металл и 
химия..." Курочкин пожалел улепетнувшую негритянку: кто ей теперь 
возместит потерю ее собственности? Без наручников честной девушке - 
как без рук. Вдруг в следующий раз негритянке попадется подлинный 
садист? Десять негритят пошли купаться в море..." - замурлыкал он.
   И тут до него дошло. С большим запозданием рыбка схватила крючок.
   Не десять негритят, а всего только четверо. Три пары наручников, 
множество комнат и "Элениум-Супер"!
   - Господин Сорок Восьмой, - осторожно поторопили из-за двери. - Ваш 
распорядок. У вас сейчас по плану...
   - Иду-иду, - сказал Курочкин. Кажется, он, наконец, придумал.

   13

   Первый раз эта компьютерная мелодия просто не понравилась Дмитрию 
Олеговичу, второй же раз она не понравилась Курочкину чрезвычайно. Как 
будто человек десять невоспитанных молодых людей в коже и металле 
собрали вокруг себя великое множество железного хлама, а затем 
принялись баловаться ритмичным лязганьем. Один раз по телевизору 
Дмитрию Олеговичу довелось наблюдать игру на пиле: так вот по 
сравнению с этим лязганьем звуки инструмента для распиливания дров 
могли показаться журчанием флейты.
   "Терпи, - сказал Курочкин сам себе. - Сорок Восьмого эта какофония 
устраивала. Значит, и ты обязан быть в восторге..."
   - Замечательно, - с вымученной радостью объявил он гоблину и в 
доказательство побарабанил по серо-белому корпусу монитора, пытаясь 
поймать ускользающий ритм. Пальцы его, однако, самопроизвольно 
выстучали нечто вроде "На зарядку - становись!". С чувством ритма у 
отдельно взятых пальцев Курочкина были серьезные проблемы. Смешивать 
порошки в лабораторной посуде эти пальцы еще худо-бедно умели, но, 
например, дирижировать военным оркестром - никогда. Из всех знакомых 
Курочкину химиков в музыке более-менее разбирались только двое. 
Покойные Бородин и Сальери.
   - Клевая музычка, - согласился в ответ гоблин, не отрывая глаз от 
экрана, а рук - от клавиатуры. - Самое то. Техно.
   В комнате, где по распорядку Дмитрию Олеговичу предстояло провести 
ровно двадцать минут, их вместе с гоблином находилось двое, и 
компьютер - третий. Он же первый. Он же главный. В плане, составленном 
для Сорок Восьмого и по его пожеланиям, было черным по-белому 
выведено: "Игра. Смертельный к. Пятнадцать раундов, до победы". 
Очевидно, таким образом нанятый киллер высшей категории проверял свою 
сноровку перед серьезным делом.
   Курочкину проверять было нечего.
   В компьютерные игры он не сражался ни разу в жизни: за неимением 
времени - на работе, своего компьютера - дома, а также желания там и 
здесь. Теперь ему предстояло расплачиваться за свою несовременность и 
неподкованность. Вот что значит узкая специализация!
   Про себя Курочкин горько вздохнул. На экране под технологическое 
лязганье возникла грязно-синяя заставка с фактурой жеваной бумаги, 
после чего на жеваном фоне проявились ярко-красные латинские буквы 
"MORTAL КОМБАТ". Как видно, игра была запущена.
   - Последняя версия, - удовлетворенно сообщил гоблин. - Самая 
навороченная, крутее всех крутых. Первые были просто детский сад, зато 
уж эта - четкая молотилка. Я утром два часа играл за Страйкера, так 
ваще почти улетел...
   "Лучше бы безо всякого почти", - мысленно посетовал Дмитрий 
Олегович, разглядывая жуткие морды на экране и гадая, кто из них 
Страйкер. - Улетел бы - мне сейчас было бы проще... Черт, как бы его 
одного втянуть в игру? Если он мне уступит место, я пропал. В жизни не 
разберусь, какие клавиши за что отвечают..."
   Тем временем весь экран заняла уже знакомая мускулистая фигура в 
шипастых доспехах и в рогатой маске. Лязгающая мелодия из незаметных 
глазу динамиков сразу приобрела торжественность похоронного марша, 
словно бы сотня безутешных стиральных машин провожала свою боевую 
подругу в металлолом. Под звуки железного полтергейста ро-гато-
шипастый детина стал угрожающе выпячивать свои невероятные мышцы. Не-
ет, все-таки определенно этот тип с картинки не обходился без 
стероидов и анаболиков.
   "Мрачноват комбат", - сделал вывод Курочкин, но, к счастью, не 
успел поделиться этой полезной мыслью с гоблином.
   - Император! - с уважением проговорил гоблин, кивая на экран. - В 
"новише" я до него еще добирался, но в "мастере" ни разу не обошел. 
Его хоть ногой бей, хоть рукой... Молоток!
   - Ага, - сказал Дмитрий Олегович, который по глупости чуть не 
разжаловал самого императора в простые командиры батальона. С большим 
опозданием Курочкин понял, что иноземное слово "kombat" не обязательно 
обозначает армейскую должность. Увы, кроме латыни, Курочкин так и не 
удосужился выучить хотя бы еще один иностранный язык...
   - Можете начинать, - гоблин зафиксировал на экране императора и 
сделал попытку освободить место. Очень заметно было, с какой неохотой 
компьютеролюбивый гоблин готовился покинуть стул у экрана. Долг на его 
лице отчаянно боролся с чувством. Курочкин вознамерился принять 
участие в этой внутренней борьбе не на стороне долга.
   - Минуточку, - озабоченно произнес он и щедрым жестом вернул 
гоблина обратно на место возле монитора. - Значит, в "мастере" до 
императора трудно добраться?   Дмитрий Олегович понятия не имел, о чем 
сейчас спрашивает, но лишь надеялся, что употребил слова в нужном 
порядке.
   - "Трудно" - не то слово, - откликнулся гоблин, с удовольствием 
возвращаясь на место. Видимо, вопрос Курочкина все-таки имел смысл для 
игры. - Возьмите хоть Шамсунга... - Гоблин забарабанил по клавишам и 
вывел на экран полуголого человека в черно-желтом трико. По угрюмому 
лицу 'расползался черный след, похожий на результат растекшейся "тени" 
для ресниц. Действие игры почему-то разворачивалось на необычайно 
грязной и запущенной городской улице. Похоже, дворник здесь не 
убирался лет сто. Даже малиновое солнце, заходящее где-то на заднем 
плане картинки, и то выглядело неумытым. В такой обстановке далеко не 
каждый захотел бы проявлять чудеса храбрости.
   - А вот - Найт Вулф, - прокомментировал гоблин, мотнув головой в 
сторону нового персонажа, который только что вынырнул из-за мусорной 
кучи и принял боевую стойку.
   "Что делают два человека, повстречавшиеся вечером на грязной улице? 
- подумал Дмитрий Олегович. - Проходят мимо друг друга. В худшем 
случае один просит у другого сигарету или кошелек..."
   В компьютерном мире, однако, все обходилось без преамбул: увидев 
индейца по фамилии Вулф, неумытый Шамсунг мгновенно принялся лупить 
его руками и ногами. Индеец, в свою очередь, выхватил откуда-то из 
воздуха лук зеленого цвета и начал метать в сторону Шамсунга такие же 
зеленые стрелы. Угрюмец в черно-желтом трико, впрочем, оказался, 
чрезвычайно выносливым типом. Даже когда его поражала стрела, он 
только не по-русски крякал, испускал фонтанчик крови, но не терял при 
этом боеспособности. Под крики, кряканье, кровавое хлюпанье и треск 
пластмассовых клавиш противники минуты полторы тузили друг друга, пока 
ведомый гоблином перепачканный Шамсунг все же не взял верх. Несчастный 
команч в окровавленных перьях кулем повалился возле пятнистой от грязи 
городской стены, а перепачканный тушью молодец в трико приосанился, 
победно выкрикнул: "Хо!" - и пропал.
   - Хороший индеец - мертвый индеец, - с удовлетворением объявил 
гоблин. Кажется, он потихоньку начал забывать, что уже давно обязан 
был уступить место у клавиатуры Сорок Восьмому.
   - Вот именно, - поддакнул Дмитрий Олегович. "Играй, дитя, не знай 
печали", - мысленно продолжил он.
   Фон сменился. Теперь черно-желтый драчун двигался по какой-то явно 
заброшенной станции метро. Навстречу ему походкой постового 
милиционера шел некто белобрысый, в синем джинсовом костюме и в такой 
же синей кепочке с козырьком. Судя по тому, что на боку у белобрысого 
болталась кобура с непонятным оружием, тот вряд ли был обычным 
прохожим. Скорее он смахивал на здешнего сторожа или даже полисмена...
   - Хо! - воскликнул черно-желтый забияка и, недолго думая, ударил 
сторожа-полисмена ногой, хотя тот вовсе не собирался нападать первым. 
Щелчок клавиши - еще один удар ногой, щелчок - удар рукой. Бедняга в 
синей кепочке отчаянно сопротивлялся и несколько раз поразил 
драчливого Шамсунга из своего большого пистолета (или маленького 
автомата). Однако пули, как и стрелы ныне покойного индейца, не 
причиняли черно-желтому зачинщику драки особого вреда. Он по-прежнему 
фонтанировал кровью, но пока абсолютно не нуждался в перевязках и 
услугах доноров. В целом это был смертельный поединок, практичееки 
безвредный для здоровья дерущихся.
   - Получай! - с энтузиазмом сказал гоблин и трудолюбиво застучал по 
кнопкам. Все тот же Шамсунг, черно-желтой молнии подобный, совершенно 
озверел и принялся дубасить своего противника руками и ногами 
одновременно. Про себя Дмитрий Олегович пожелал этому зловредному 
Шамсунгу поражения, и тут же, словно уловив мысленный сигнал, сторож-
полисмен перешел в контрнаступление и начал заметно теснить забияку в 
трико к самой границе экрана. Гоблин досадливо выругался, Курочкин 
приободрился. Он придвинулся поближе к экрану, однако, не удержав 
равновесия, вынужден был опереться о край клавиатуры. При этом Дмитрий 
Олегович зацепил сразу несколько клавиш одновременно - о чем через 
мгновение сильно пожалел.
   Загнанный в угол Шамсунг неожиданно опустился на одно колено, 
сложил руки в "замок" и из такого положения пустил в сторону 
белобрысого не то пулеметную очередь, не то лазерный луч. Причем ни 
пулемета, ни лазера в руках у него так и не появилось. Должно быть, в 
компьютерных играх могло стрелять не только оружие, но и все, что 
угодно, включая популярную комбинацию из трех пальцев. Важно было 
просто знать нужные кнопки.
   - Хо! Хо! - в восторге заорал гоблин и благодарно покосился на 
Курочкина. О таком убойном сочетании клавиш он, вероятно, и сам не 
подозревал. "Новичкам везет", - машинально подумал Дмитрий Олегович, 
наблюдая, как испепеленный лазером (а может, прошитый очередью) боец в 
синей кепочке превращается в компактную горстку праха и исчезает. 
Ощущение было не из самых приятных.
   Из динамиков вновь полились лязгающие победные аккорды. "Финиш 
хип!" - пророкотал тяжелый механический голос. Слово "финиш" понял 
даже Курочкин.
   - Мы выиграли? - Дмитрий Олегович постарался, чтобы слова его 
прозвучали и вопросом, и утверждением в одно и то же время. На всякий 
случай.
   Предосторожность оказалась излишней.
   - Угу, - рассеянно пробормотал в ответ гоблин и слепо зашарил по 
клавиатуре. - Кобздец Страйкеру. Щас Матаро появится, вот уж пойдет 
классная махаловка...
   - Матаро? - переспросил Курочкин, но гоблин уже ничего не ответил, 
полностью захваченный новым раундом.
   Ожидания Дмитрия Олеговича оправдывались наилучшим способом. 
Гоблин, приставленный к здешнему компьютеру, проявлял все симптомы 
наркомана, прямо как в учебнике. Курочкин и прежде догадывался, что 
некоторых людей электронный наркотик может ввести в транс - не хуже, 
чем препарат химический. Теперь же Курочкин мог получить тому 
наглядное подтверждение. Анамнез был практически таким же самым: 
первой пятиминутной дозы хватало для частичного выпадения человека из 
реальности. Потом же дискретный транс мог превратиться в полный; важно 
было не пропустить момент, когда одна фаза сменит другую, - и тогда ты 
свободен в своих действиях.
   Курочкин обернулся и посмотрел на часы. В этой комнате о времени 
напоминали обычные ходики. Согласно распорядку дня, террорист Сорок 
Восьмой должен был в эти минуты отважно тренировать свои пальчики о 
клавиатуру. В качестве разминки перед боем. По сравнению с экранными 
монстрами будущий противник в оптическом прицеле мог потом показаться 
игрушечным...
   - Хо! - с азартом выкрикнул гоблин, впившись в экран.
   Черно-желтому Шамсунгу приходилось несладко. Матаро представлял 
собой странный гибрид кентавра с бронтозавром. Мускулатура была у него 
развита так же мощно, как у императора, и вдобавок гибрид мог 
орудовать в ближнем бою длинным тяжелым хвостом. Хвост этот умел 
превращаться то в маховик, то в петлю, то в пропеллер, всякий раз 
выбивая из Шамсунга очередной фонтан кровавых брызг. Впрочем, и 
кровавые протуберанцы теперь все больше напоминали вспышки, какие 
бывают при коротком замыкании.
   - Вот тебе, сучара! - Гоблин издал боевой клич и затрещал клавишами 
совсем уж с пулеметной скоростью. Шамсунг утратил последние остатки 
респектабельности гладиатора и завращал всеми четырьмя конечностями 
сразу, умудряясь в промежутках между ударами еще и насылать на 
противника смертельные лучи лазера (или все-таки пулеметные 
выстрелы?).
   Полукентавр-полубронтозавр, устрашенный такой агрессией, просто не 
успевал отмахиваться хвостом. Кровь у Матаро была зеленой; каждое 
ранение сопровождалось изумрудными сполохами. Даже Ку-рочкин, не 
предрасположенный к компьютерной наркомании, на несколько секунд был 
заворожен яркими красками боя двух нарисованных созданий. К счастью, 
Дмитрий Олегович довольно быстро сумел опомниться.
   - Эй, - сказал он гоблину. Ноль внимания. Курочкин понял, что игрок 
дозрел.
   - Эй, придурок, - громко произнес он уже над самым гоблинским ухом. 
Никакого эффекта. Дмитрий Олегович припомнил несколько ругательств, 
которые он считал сильными, и, немного сконфузясь, перечислил их вслух 
- по адресу игрока.
   Ни малейшей реакции.
   Весь дрожа от боевого азарта, гоблин продолжал трещать клавишами. 
Обе его руки были в непрерывном движении, и, если бы у него вдруг 
отросли еще две, - он использовал бы и их. Красные всполохи, зеленые 
вспышки под непрерывные компьютерные возгласы почти превратили экран в 
светофор, обезумевший в час "пик". Дмитрий Олегович мысленно прикинул, 
сколько времени здесь занимает один раунд, и понял, что часа на 
полтора-два игрока уже ничто постороннее не будет интересовать. Отныне 
вывести его из игры способны лишь две вещи - смерть и обесточка.
   Ни того ни другого Курочкин гоблину искренне не желал.
   Вытащив из кармана одну из пар наручников, оставленных страстной 
негритянкой, Дмитрий Олегович ненадолго задумался, как их лучше 
употребить. Самым правильным было бы просто сковать снаружи обе 
створки двери в комнату, однако наручники на створках - чересчур 
заметная вещь. Любой из трех остальных гоблинов, проходя мимо, может, 
пожалуй, заподозрить неладное раньше времени. Мол, кому это вдруг 
понадобилось сажать дверь на цепочку? не пахнет ли тут изменой? не 
намеревается ли дорогой гость дать деру?
   Курочкин еще немного попредставлял себя на месте охраны, а затем с 
тяжким вздохом опустился на корточки и после двух неудачных попыток 
защелкнул "браслеты" на ногах электронного наркомана. Теория - 
теорией, но Дмитрий Олегович все же не исключал возможности, что после 
таких манипуляций гоблин придет в себя. Но игрок в "Смертельного 
комбата", похоже, просто не заметил даже таких явных покушений на свою 
свободу передвижения. Всеми органами чувств гоблин был там, по ту 
сторону экрана, на котором уже сверкал шипастыми доспехами Император.
   Щелк-щелк - как ненормальные, трещали клавиши.
   Под эти звуки щелчки замков наручников были вообще незаметны.
   Дмитрий Олегович распрямился, отошел подальше и оглядел свою 
работу. Издали наручники (то есть теперь - наножники) были почти не 
видны. Об их присутствии могло бы напомнить легкое звяканье цепочки, 
если бы эти звуки не заглушало тяжелое музыкальное лязганье из 
динамиков.
   "И вот вам результат - трое негритят", - мысленно продекламировал 
Курочкин, направляясь к выходу. Следующим пунктом повестки его дня 
была штанга. Дмитрий Олегович пока еще смутно представлял себе, как 
ему нейтрализовать следующего гоблина. "Там видно будет", - 
самонадеянно решил Курочкин.
   - Счастливо поиграть, - в дверях произнес он, выходя.
   - Хо! - под треск клавиатуры откликнулся наркогоблин. Кажется, он 
вновь кого-то побеждал.

   14

   Одна фамилия была русская и короткая, другая иностранная и очень 
длинная. Обе фамилии как-то были связаны между собой и имели прямое 
отношение к поднятию тяжестей. Глядя на массивные чугунные блины, 
нанизанные на могучую железную ось, Дмитрий Олегович пытался 
припомнить хотя бы одну из фамилий. Для ведения спортивной беседы с 
гоблином-культуристом требовался самый минимум эрудиции, однако у 
Курочкина не находилось и этого жалкого минимума. При желании он мог 
бы сколько угодно распинаться о биохимических параметрах стероидов, но 
вот за пределами медицины он пробуксовывал. Житейские знания о спорте 
у кандидата медицинских наук Дмитрия Курочкина укладывались примерно в 
три слова - "Пенальти", "Уимблдон" и "Каспаров". Первая фамилия была 
определенно связана с футболом и означала что-то нехорошее, Каспаров 
был чемпионом по шахматам, а Уимблдон - англичанином и, кажется, 
знаменитым игроком в настольный теннис. По крайней мере, к тяжелой 
атлетике вся четверка не имела никаких касательств. Гоблин же - судя 
по мускулатуре - тяготел как раз таки к этому виду спорта... Черт, ну 
как же зовут этого атлета с короткой фамилией? У него еще однофамилец 
такой, генерал, депутат Думы. Он еще вроде бы в Молдавии командовал 
какой-то ударной армией...
   - Можете приступать, - тем временем сообщил гоблин-культурист и 
пнул носком белой кроссовки чугунный кругляш штанги. Ему, вероятно, 
было интересно посмотреть, как неспортивный на вид Сорок Восьмой будет 
сейчас тягать эту громадину. Признаться, самому Дмитрию Олеговичу тоже 
было бы любопытно взглянуть со стороны, как он станет принимать на 
грудь эти убийственные центнеры. А вот участвовать в мероприятии - 
совсем даже не любопытно. Он же не чемпион мира по штанге...
   - Власов! - внезапно осенило Курочкина. Он вспомнил фамилию.
   Гоблин-культурист встрепенулся.
   - А? - с недоумением спросил он. - Я не понял...
   - Да нет, ничего, - печально проговорил в ответ Дмитрий Олегович. 
Самонадеянность его успела улетучиться. Только солдат из сказки умел 
варить кашу из топора. Ему же, Курочкину, едва ли удалось
   бы изготовить спортивный разговор из одной-единственной фамилии 
атлета, пусть даже и чемпиона мира. Идея уболтать здешнего культуриста 
и тем самым выиграть время все больше казалась нереальной. Мальчик-с-
пальчик не смог бы вешать лапшу на уши великану: просто не дотянулся 
бы до великаньих ушей.
   - Можете приступать, - повторил гоблин и кивнул в сторону чугунно-
металлического изделия. - Штангу я подготовил...
   Среди всех видов спорта киллер Сорок Восьмой более всего уважал 
именно этот, остальные только терпел. Желтая деревянная "шведская 
стенка" до потолка и кособокий велотренажер не производили впечатления 
очень солидных спортивных снарядов. Батут у самой "стенки" смотрелся 
чуть получше, однако тоже не слишком серьезно. А-а, была - не была. 
Все, что угодно, - лишь бы не штанга.
   - Сначала разминка, - деловито произнес Курочкин. Он снял ботинки и 
гордо прошествовал мимо гоблина и его орудия, аккурат к желтой 
деревянной стенке. Чувствовал себя Дмитрий Олегович не очень уверенно. 
Из множества чисто шведских изобретений разве что "шведская семья" 
представлялась ему выдумкой еще более нелепой, чем эти желтые 
перекладины. Курочкин на секунду вообразил, будто дома у него - целых 
две похожих Валентины, тут же припомнил черную интердевочку, вздрогнул 
и полез вверх по "стенке". Честно говоря, он слабо представлял себе, 
как здесь вообще можно разминаться. В далеком школьном детстве по 
такому вот деревянному снаряду лазали вверх-вниз Димины одноклассники. 
Сам Дима, освобожденный от физкультуры, взирал на это снизу с 
облегчением и легкой завистью.
   Теперь настал и его черед. Лучше поздно, чем штанга.
   Двигаясь вверх, Дмитрий Олегович мысленно прикинул, на сколько 
времени ему удастся растянуть свою фальшивую разминку. Путешествие в 
одну сторону займет, допустим, минуты две, столько же - в обратном 
направлении. Потом эту процедуру можно будет повторить. Потом он 
неторопливо перейдет к бесколесному велосипеду и так еще выиграет 
минут примерно...
   Тр-ракс! Человек предполагает, а "стенка" располагает. Вероятно, 
спортивный этот снаряд был рассчитан на человека полегче. Из тех, кто 
закусывает травкой-муравкой, а не налегает на тяжелую пищу из 
"Макдоналдса".
   Трр-ракс, трр-ракс!!
   Деревянная конструкция проявила себя самым подлым образом. Должно 
быть, шведы напутали и сложили свою "стенку" из одноименных спичек. 
Под натиском пяток Дмитрия Олеговича перекладины захрустели одна за 
другой и стали ломаться, как игрушечные. Вопреки всем расчетам, путь 
вниз занял у Курочкина какие-то доли секунды. "Летю-у-у!" - в панике 
подумал он, судорожно взмахивая руками. На лету он успел мысленно 
укорить всех скандинавов, всех террористов, всех спортсменов, а также 
все высокие потолки в домах старой постройки - и приготовиться к 
худшему.
   От худшего его спас батут..
   Вместо того чтобы треснуться головой о штангу или боком о 
бесколесный велосипед, Курочкин со всего размаху врезался в эластичную 
ткань и был в тот же миг мягко подброшен обратно в воздух.
   Вверх-вниз! Сначала страшно, потом непривычно, а затем даже 
приятно. Через мгновение Дмитрий Олегович усвоил, что он цел и 
невредим. Из всех существующих в мире спортивных снарядов он, пожалуй, 
выбрал бы этот и даже не отказался бы иметь его дома. Жаль, Валентина 
никогда в жизни не со-
   гласится установить такую удобную штуку в столовой... Вверх-вниз! 
На третьем витке к Курочкину вернулось зрение, и он обнаружил 
неподалеку от своего батута физиономию гоблина-культуриста. Губы 
охранника шевелились, на физиономии было написано почтение.
   Вверх-вниз! Примерно между пятым и шестым витками у Дмитрия 
Олеговича восстановился слух, только в ушах еще немного звенело. Тут 
же выяснилось, что охранный гоблин повторяет слово "карате", пересыпая 
его различными междометиями. Про хлипкое шведское дерево он, по 
счастью, ничего не знал, а потому вполне искренне полагал Курочкина 
отважным бойцом с молниеносной пяткой. Типа того Шамсунга с 
компьютерной картинки.
   Дмитрий Олегович не стал разочаровывать гоблина. Состроив на лице 
гримасу, подобающую каратисту, он принялся руками гасить колебания 
батута. Звон в ушах тотчас сменился звяканьем.
   Гоблин-культурист удивленно вскинул голову. Курочкин понял: звенит 
не в ушах, но в карманах. Очень некстати! Ему сейчас только не хватало 
просыпать на пол оставшиеся наручники - и именно тогда, когда его 
озарил хороший план. Озарение произошло во время полета, между шестым 
"вниз" и седьмым "вверх". "Вот вам еще один плюс батута, - отметил про 
себя Дмитрий Олегович. - Кровь приливает к голове, стимулируется 
работа мысли. Почему же никто не додумался установить батуты в НИИ 
вместо глупого пинг-понга?" Курочкин решил про себя, что, как только 
выберется отсюда, первым делом подарит своему директору эту 
замечательную идею... Главное - выбраться без моральных потерь.
   С этими мыслями Дмитрий Олегович осуществил красивый соскок с 
батута на пол. То есть он планировал соскочить красиво и на пол. В 
действительности же Курочкин, раскорячившись, перелетел с одного 
спортивного снаряда на другой. На велотренажер. Ему еще повезло 
угодить прямо на сиденье, а не на раму. Поэтому он всего лишь ушиб 
себе копчик.
   "Ох!" - мысленно охнул Дмитрий Олегович и, стиснув зубы, принялся 
жать на педали. Пусть себе охранник думает, будто его прыжок на 
тренажер был специально рассчитан. У них, у каратистов, может, так 
принято. Раскурочил "шведскую стенку", покачался - и на велосипед.
   Должно быть, гоблин так и подумал.
   - А я штангу подготовил... - с обидой протянул он. - Тут у вас, в 
распорядке... - И гоблин зашуршал бумагой.
   Самое время было заняться штангой. Курочкин слез с тренажера и, 
стараясь, чтобы его не шатало, приблизился к железно-чугунной 
громадине. Нечего было и пытаться ее трогать. Единственное, на что 
Дмитрий Олегович был еще способен, - это приподнять какой-нибудь 
отдельный кругляш.
   - И сколько здесь? - капризно осведомился он, показывая мизинцем на 
штангу. - Килограмм сто пятьдесят?
   Курочкин надеялся на послушание и исполнительность охранника. Если 
он сейчас вдруг заартачится... Но гоблин чтил распорядок. Неведомый 
шэф неплохо вымуштровал свою гвардию - ей на беду.
   - Сто девяносто кэгэ, - отрапортовал он.
   - Неужели? - притворно удивился Курочкин. - А на вид не скажешь... 
- Мальчик-с-пальчик в его лице уже вз'ял на изготовку добрую порцию 
лапши, намереваясь ее в нужный момент накинуть, как лассо, на уши 
добросовестного великана. Мальчик-с-пальчик вовремя вспомнил признание 
гоблина про его предельные двести десять кило.
   Ни слова не говоря, гоблин-культурист лег на пол, с кряхтеньем 
передвинул штангу себе на грудь и - после недолгой паузы - отжал ее 
вверх. А затем осторожно опустил, в то же положение.
   - Ровно сто девяносто, - отдуваясь, объявил он.
   - Ну, прямо Власов, - подбодрил культуриста Дмитрий Олегович. - 
Значит, и двести десять можно? - Он уже углядел нужные цифры на 
кругляшах.
   - Я же говорил... - откликнулся охранник.
   - Испытаем, - задумчивым тоном сказал Ку-рочкин и, поднатужившись, 
навесил на железный стержень две десятикилограммовые блямбы. Самым 
трудным делом было затянуть крепления, чтобы кругляши не отвалились. - 
А ну-ка... - проговорил он.
   Вес "210" дался гоблину уже с большим трудом. Теперь он уже не 
кряхтел, а хрипел, и каждое новое положение штанги, похоже, требовало 
от него немалых усилий.
   - Двести... десять, - наконец, просипел он. - Можете... 
попробовать... согласно... распорядку...
   - Я-то двести двадцать буду пробовать, - залихватским голосом 
супермена объявил Курочкин, внутренне ужасаясь несуразности цифры. - 
Мне-то этого будет мало... - Важно было поймать гоблина на "слабо". 
Качание мышц - такая же мания, как и другие. Раз человек сам себя 
изнуряет, глупо этим не воспользоваться.
   - Двести... двадцать? - тяжело дыша, переспросил гоблин. Как видно, 
он еще колебался.
   - Свободен, свободен... - нахально произнес Курочкин. - Кое-кому 
этот вес уже не под силу. Ну-ка, теперь я...
   Накачанный охранник решился.
   - Мне тоже... под силу... - сказал он вопреки собственному 
признанию часовой давности. Как будто за прошедший час он успел 
превзойти свой личный рекорд.
   - Испробуем, - словно бы еще раздумывая, произнес Дмитрий Олегович. 
А сам уже подкатывал к штанге новые кругляши. На всякий случай он 
навесил на ось не десять, но все двадцать новых килограммов. В крайнем 
случае, он всегда может сослаться на плохое знание арифметики...
   Однако гоблину-культуристу было уже не до арифметики. Бешено 
зарычав, он принял отяжелевшую штангу на грудь, страшно поднатужился. 
Лицо его сделалось малиновым, как у индейца Найта Вулфа в компьютерной 
игре. "Неужели поднимет? - подумал Курочкин. - Тогда я его 
недооценил..."
   Штанга приподнялась сантиметров на пять... и с грохотом упала на 
пол, едва не придавив кадык незадачливого чемпиона. Глаза гоблина 
медленно закатились: он стал жертвой собственной силы, проиграв 
соревнование с самим собой. Теперь он был в затяжном шоке. Дмитрий 
Олегович прислушался к хриплому дыханию охранника, пощупал пульс. Так 
и есть - человек перенапрягся; теперь ему приходить в себя не меньше 
часа. И еще минут двадцать - выползать из-под штанги. Вдобавок 
Курочкин приковал гоблина к его любимому спортивному снаряду: чтобы 
освободиться, штангу придется развинчивать. Еще минут десять.
   "Достаточно", - решил он. Второй негритенок из четверки был выведен 
из игры.
   - Отдыхай... Шварценеггер, - заботливо проговорил Курочкин. Наконец 
он вспомнил эту длинную иностранную фамилию.

   15

   Что знают об эпилепсии профессиональные медики? Если не считать 
этиологии, довольно много: больше о симптомах, значительно меньше - о 
лечении. Что знают об эпилепсии простые люди, с медициной никак не 
связанные? Иногда - ничего, кроме названия. Значительно чаще - кое-что 
про припадки и пену изо рта...
   "Вот из этого и будем исходить", - решил Курочкин. Едва ли среди 
оставшихся двух гоблинов затесался хоть один медик. И уж совсем 
невероятно, что среди них найдется знаток препарата "Элениум-Супер" со 
всеми его побочными последствиями: здешние гоблины не похожи на 
потребителей и тем паче - исследователей этого снадобья.
   Проходя по коридору, Дмитрий Олегович достал из кармана две 
таблетки, которые заранее позаимствовал в спальне и, поморщившись, 
проглотил обе. Возможно, в далекой теории данное лекарство и способно 
было успокоить чью-то нервную систему, однако на практике оно ее 
скорее расшатывало. "Супер" из названия существовал разве что в 
воображении производителей этого барахла в красивой упаковке; 
принявший пилюлю очень быстро начинал жалеть, что погнался за 
дешевизной и не купил нечто более проверенное. Мерзопакостный вкус был 
прелюдией, зато побочные эффекты - гвоздем этой мерзопакостной 
программы. Курочкину уже раз случилось испытать на себе действие этого 
снадобья, а затем он не поленился изучить и химизм всех процессов. 
Поэтому теперь он очень зримо представлял себе, как ни в чем не 
повинные большие молекулы под воздействием коагулянтов сбиваются в 
стаи, формируя в полости курочкинского рта белесый хлопьевидный 
осадок. Минут через пять осадок вспенится... "Брр!" - только и подумал 
Дмитрий Олегович, готовя свой организм к грядущим неприятностям. На 
протяжении последних пятнадцати лет Дмитрий Олегович Курочкин в своем 
НИИЭФе каждый рабочий день с девяти утра до пяти вечера боролся с 
подобными горе-препаратами... и вот теперь вынужден был брать один из 
них себе в союзники. Против чего
   боролся, на то и напоролся. Фармацевтический парадокс конца XX 
века.
   Курочкин нарочно замедлил шаги, чтобы появиться в Главной комнате 
точно по распорядку. Пунктуальный Сорок Восьмой отводил следующие 
двадцать пять минут телевизору и сборке оружия. Стало быть, оба 
оставшихся гоблина уже на месте: один при телевизоре, другой - при 
ящике с запчастями снайперской винтовки. Дмитрий Олегович почти не 
сомневался, что и у этих двух охранников тоже есть свои мании или 
привязанности. Толстый, например, - наверняка не дурак покушать 
(недаром ведь он так отшатывался от травяной диеты Сорок Восьмого!). 
Долговязый гоблин, очевидно, тоже любит что-нибудь необычное, рыбок 
или музыку... Будь у Курочкина время, он попробовал бы найти и к этим 
гоблинам такой же индивидуальный подход, что и к первым двум 
негритятам.
   Но времени уже не было.
   Оставалась лишь надежда на хороший эпилептический припадок. Когда 
Дмитрий Олегович открывал дверь в Главную комнату, его уже 
подташнивало. Нет-нет, рано. Чуть позже. Припадок произведет нужное 
впечатление на публику, если он начнется спонтанно. Стоит человек, 
разговаривает, улыбается, а затем вдруг - бац! Эффектно. Правда, в 
роли симулянта Курочкин сегодня выступал впервые в жизни и немного 
волновался. "Успокойся, дебютант, - посоветовал он сам себе. - Пока ты 
Сорок Восьмой и нанят для теракта, к тебе здесь относятся с 
пониманием. Все уже готовы к твоим странностям, оговоренным в 
распорядке. Никто не удивится, когда к странностям добавится еще одна. 
В качестве экспромта..."
   При виде Дмитрия Олеговича оба гоблина-охранника - толстый и 
долговязый - дисциплинированно поднялись с места. Курочкин оценил 
диспозицию. Все, как он и предполагал. Первый гоблин уже настраивает 
телеящик, второй с сиреневой бумажкой в руках исправно караулит 
оружейный набор. "Моя роль будет здесь сугубо прикладная, - подумал 
Дмитрий Олегович. - Отцы, значит, рубят, а я отвожу... Славно, что они 
ничего не рубят в эпилепсии..."
   - Сейчас у вас по расписанию двадцатипятиминутный... - начал было 
долговязый, шурша бумажкой с планом. Время "Ч" неуклонно приближалось, 
потому охранник уже был неулыбчив и очень деловит. Этого долговязого 
не так-то просто было бы поймать со штангой на "слабо" или приковать к 
"Смертельному комбату". Спасти положение могла бы только пена изо рта.
   - Я помню расписание, - сурово перебил Ку-рочкин, чувствуя, что 
фальшивый припадок вот-вот грянет. Ему не хотелось отходить далеко от 
двери и успеть, когда надо, воспользоваться замешательством публики. В 
том, что замешательство ему будет обеспечено, он не сомневался. Сорок 
Восьмой - ОЧЕНЬ дорогой гость здешних мест. Случись с ним что - в 
первую голову не поздоровится охране.
   Толстый гоблин профилактически постучал по корпусу телевизора, 
потом, орудуя дистанционным пультом, нашел-таки нужный канал, прибавил 
звук и с готовностью сообщил:
   - Прямой эфир, господин Сорок Восьмой. А затем добавил, по 
собственной инициативе:
   - Они уже на Ленинградском, господин Сорок Восьмой.
   Курочкин и сам увидел, как на телеэкране кавалькада машин 
торжественно движется по Ленинградскому проспекту. Как раз в ту 
минуту, когда охранник с пультом довел громкость до нужной кондиции, 
кавалькада замедлила ход. Невесть откуда взявшаяся толпа радостных 
зевак моментально обступила автомобили. Милиционеры с немалым трудом 
сдерживали особо активных жителей столицы. Прямой эфир заполнился 
возбужденными возгласами и прочим шумом городской толпы.
   - ...С большим интересом встречают москвичи... высокого гостя из 
...диненных Штатов Америки, - пробился сквозь шум бодрый голос 
невидимого телекомментатора. - Со времен окончания... так называемой 
...лодной войны... приезд официальной делегации... неизменно... 
вызывает... самый заинтересованный интерес...
   Сообразив, что он, кажется, переборщил по части интереса, 
комментатор на некоторое время заткнулся, - очевидно, подыскивая новые 
слова. Оператор тем временем показывал улыбчивого мистера Ламберта, 
уже созревшего для общения с простыми москвичами. К сожалению, 
аполитичные горожане, не обращая особого внимания на важную птицу из 
американского Белого дома, осаждали ту часть кортежа, где был 
сосредоточен весь цвет Голливуда.
   - ...Процесс взаимовлияния культур... - вновь ожил закадровый 
голос, - был всегда характерен... Роль кинематографа обеих наших 
стран... - Судя по энтузиазму в голосе комментатора, в двух машинах 
должны были находиться не только американские, но и наши кинозвезды. 
На паритетных, так сказать, началах. В действительности же из машин 
стал высовываться все тот же голливудский набор, который и приземлился 
в аэропорту. Увидев белокурого Брюса Боура, Курочкин решил: пора!
   Он был искренне рад, что знаменитые артисты не увидят его, 
Курочкина, художественной самодеятельности. А для этих двух зрителей - 
сойдет.
   Дмитрий Олегович кашлянул, привлекая к себе внимание, и стал 
валиться на пол у самой двери. Настоящий эпилептик упал бы как 
подкошенный, однако этого Курочкин позволить себе не мог. Он не Брюс, 
у него нет дублеров и всего одна голова.
   - Ай! - крикнул он, еще не долетев до пола. - Ой! - выкрикнул он 
уже на полу. Второй вопль получился гораздо более убедительным, чем 
первый: при падении Дмитрий Олегович чувствительно ударился и без того 
ушибленным копчиком. "Ну, сволочи!" - мысленно обозвал он неизвестно 
кого, поскольку на этот раз падал по собственной инициативе...
   Как и предвидел Курочкин, охранники опешили. Внезапный приступ 
застал их врасплох. Толстяк, обронив пульт, бросился к упавшему 
Дмитрию Олеговичу, а долговязый беспомощно засуетился по комнате, 
зачем-то заглядывая в хрустящую сиреневую бумажку. Возможно, он 
надеялся отыскать в распорядке дня Сорок Восьмого ранее незамеченный 
пункт: "Приступ эпилепсии". Понятно, ничего подобного в плане не 
отыскалось.
   - Что?! - стал испуганно спрашивать толстый охранник, наклоняясь к 
Курочкину. - Что случилось?! Что нам делать?!
   Вместо ответа Дмитрий Олегович расслабился и дал волю томившейся во 
рту химии. Бурная пена, спровоцированная снадобьем "Эль-Эс", выплюну-
лась изо рта сама собой, по пути задев подвернувшегося толстяка. Со 
стороны лежачий фармацевт был, вероятно, похож на непослушный 
огнетушитель, который сначала бестолково бурчит, а потом окатывает 
пожарника.
   - Что с вами? - в конце концов опомнился и долговязый страж, 
склонился над Курочкиным и тоже был прицельно оплеван. Дмитрий 
Олегович даже сам не ожидал от себя таких хулиганских повадок. Но роль 
требовалось играть до упора.
   - Воды!.. - простонал Курочкин, разбрызгивая пену и сквозь 
полуприкрытые веки наблюдая, как оба гоблина с грехом пополам утирают 
свои физиономии. На самом деле вода при эпилептическом припадке не 
требовалась; нужно было только следить, чтобы пострадавший случайно не 
откусил себе язык. В случае чего Дмитрий Олегович уже готов был 
тяпнуть за палец любого из доброхотов, однако медицинские познания и 
впрямь оказались нулевыми. Получив приказ "Воды!", оба рванули с 
места, словно бегуны после стартового выстрела, столкнулись лбами в 
дверях, синхронно обматерили друг друга, вместе кое-как протиснулись в 
дверной проем и исчезли.
   Теперь нельзя было терять ни секунды.
   Мгновенно излечившись от своего недуга, Дмитрий Олегович вскочил с 
пола и на цыпочках метнулся вслед за сердобольной охраной. На бегу он 
прислушивался, откуда донесется шум открываемого крана - из кухни или 
из ванной? И там и там можно было добыть воду для больного. Стало 
быть, либо там, либо там гоблинов предстояло аккуратно запереть 
снаружи. Благо задвижки позволяли. Пока Дмитрий Олегович оставался для 
охранников киллером вне всяких подозрений, подобная операция сулила 
удачу в девяносто девяти случаев из ста. Едва ли кто-нибудь мог 
предполагать у Сорок Восьмого какие-либо злостные намерения: не для 
того ведь ему платили большие деньги и устраивали дополнительные 
развлечения...
   Шум воды раздался со стороны ванной. Отлично! В два прыжка (и 
откуда такая прыть?) Дмитрий Олегович доскочил до двери ванной комнаты 
и повернул задвижку. Незамысловатое деяние далось ему с трудом. 
Курочкину пришлось что есть сил налечь плечом и буквально вбить 
непослушную щеколду в паз. Лишь после этого он заметил источник своих 
неприятностей - краешек махрового полотенца, проникший в щель. Закрыть 
задвижку при наличии такого препятствия - это было настоящим подвигом. 
Правда, теперь и гоблины были законопачены на совесть.
   Сначала обитатели ванной ничего не заметили.
   Потом шум воды стих и начались удары в дверь, от робких до 
решительных. Здешние перегородки, однако, сделаны были на совесть.
   - Но-но! - негромко сказал Дмитрий Олегович, прислушиваясь к 
ударам.
   В ответ гоблины замолотили сильнее и закричали почему-то 
одинаковыми голосами. Или, может, один из охранников лишился дара речи 
и другой орал за двоих. Усмехнувшись про себя, Курочкин рукавом отер 
лицо, а затем с удовольствием произвел последнее арифметическое 
действие - вычел двух негритят из двух. Получилось ноль негритят.
   - Сидите тихо! - сквозь дверь призвал он пленников. - Вы оба под 
домашним арестом. До особого распоряжения...
   В дверь опять заколотили, но уже как-то не слишком уверенно. 
Возможно, пленные гоблины осознали безнадежность своих попыток. Или 
вдруг засомневались: а имеет ли права этот Сорок Восьмой и в самом 
деле посадить их под арест? А что, если в его договоре с Шефом есть на 
этот счет какой-нибудь секретный протокол? Вроде как у Молотова с 
Риббентропом?
   Дмитрий Олегович, подумав, признал свою догадку чересчур смелой, 
состроил гримасу излечившегося эпилептика и проследовал на кухню - 
умываться. Горькая пена, изготовленная при помощи "Элениума-Супер", 
сделала свое полезное дело и теперь должна была быть побыстрее смыта с 
лица земли. Точнее, с лица Курочкина. Несмотря на хинную горечь во рту 
и ушибленный копчик, Дмитрий Олегович чувствовал себя триумфатором. 
Эдаким мифологическим героем (как же его звали?), укротившим целую 
четверку великанов (а их как звали? ну, неважно). Вот сейчас герой 
Курочкин до основания ликвидирует эту дурацкую пену, а затем...
   В тот же миг победные мысли триумфатора были вытеснены мыслями 
паническими. Если не сказать больше.
   Прямо из кухни навстречу Дмитрию Олеговичу двигался, как ни в чем 
не бывало, один из пленных гоблинов. А именно - самый толстый. На 
толстом лице застыло подозрительно-мрачное выражение. "Ты зачем меня 
запер?!" - словно бы спрашивало лицо. ' За его спиной вновь 
забарабанили в дверь ванной. Курочкин вздрогнул. Поскольку один и-тот 
же человек никак не мог находиться в двух местах одновременно, Дмитрий 
Олегович сделал безрадостный вывод: он поторопился с вычитанием. 
Парочка элементарно разделилась, чтобы добыть воду для больного сразу 
в двух источниках, и Курочкин доблестно перекрыл лишь один.
   - Э-э... - забормотал он. Нечего было и пытаться снова обмануть 
толстяка фальшивым припадком. Ну, почему же он, болван, сразу не 
заглянул на кухню? Победу праздновал! Мифологический, черт тебя, 
герой...
   Толстый охранник замедлил шаги и, глядя на Курочкина, покачал 
головой. К мрачной подозрительности на его физиономии прибавилась еще 
и решимость.
   - Нехорошо, - проговорил он. - Нарушаете. С этими словами гоблин 
сунул руку в карман.

   16

   "Все. Приехали!" - подумал про себя Курочкин.
   Дмитрию Олеговичу грех было бы жаловаться на
   своих родителей. Лет сорок тому назад они обеспе-
   чили мальчику Диме пусть небогатое, но в целом вполне счастливое 
детство. Курочкина-бабушка сроду не трепала внука за вихры. Курочкина-
мама никогда не ставила сына в угол - тем более на колени и на горох. 
Курочкин-папа в жизни не отвешивал своему отпрыску ничего крепче 
родительской оплеухи (от которой было не больно, но только стыдно). И 
уж конечно, ни маме, ни папе, ни родной бабушке и в голову не 
приходило даже замахнуться на Диму каким-нибудь предметом, всерьез 
угрожающим здоровью. Вроде телескопической дубинки.
   Подобной той, что сейчас образовалась в руке у толстяка.   "Ох!" - 
подумал Дмитрий Олегович, медленно пятясь по коридору в сторону, 
противоположную кухне. Благодаря счастливому детству у него так и не 
выработалось иммунитета к подобным физическим средствам убеждения.
   - Hex-хорошо... - зловеще повторил толстый гоблин. Черная дубинка в 
руке щелкнула последним сочленением и окончательно превратилась в 
грозное оружие ближнего боя.
   - Ох! - вырвалось у Курочкина. Он сознавал, что, двигаясь на манер 
рака и со скоростью улитки, он все равно однажды упрется спиной в 
глухую стену. Велика квартира, а отступать некуда.
   - Видите ли, - осторожно сказал Дмитрий Олегович, - я как раз...
   - Вижу, - не дал ему договорить толстяк, сурово поигрывая дубинкой.
   Должно быть, в договоре Сорок Восьмого с Шефом на самом деле имелся 
некий полусекретный (не для гоблинов, однако) протокол. Что-нибудь 
насчет преждевременной попытки к бегству и крайней меры охраны в связи 
с этим. Курочкин мигом стал калифом на час, чье царствование 
скоропостижно завершилось по его же вине. Сейчас Дмитрий Олегович 
дорого бы
   дал за то, чтобы хоть глазком взглянуть на этот протокол. Вдруг 
нарушитель распорядка обязан подвергнуться экзекуции с последующим 
приковывани-ем к снайперской винтовке? Этого ему только не хватало.
   Курочкин мысленно измерил расстояние между собой и толстым гоблином 
и вновь рискнул пуститься в переговоры.
   - Вы меня неверно поняли... - выдавил он. Отступая назад, Дмитрий 
Олегович еще пытался говорить веско и одновременно доходчиво. 
Рукопашного поединка с толстяком ему ни за что не выдержать, это ясно. 
Разные весовые категории. Гоблин может придавить Курочкина и без 
дубинки.
   - Правильно понял! - отрезал охранник. - Не дурак. Сбежать хотели, 
господин хороший. Так не договаривались...
   "Я вообще ни с кем не договаривался!" - захотелось крикнуть в ответ 
Дмитрию Олеговичу. Но он, разумеется, не крикнул. Лучше оставаться 
Сорок Восьмым, пусть и нарушившим конвенцию. Снайпера, нанятого за 
большие деньги, до времени "Ч" можно побить, но глупо убивать. Однако 
признайся сейчас Курочкин, что он еще и не умеет стрелять, - и его уже 
не спасет никто.
   Толстый гоблин тем временем не торопился начинать драку. Похоже, он 
и сам заметил разницу весовых категорий и теперь продлевал будущее 
удовольствие от будущей расплаты с безоружным снайпером. Поскольку 
Курочкин ПЕРВЫМ нарушил пакт о ненападении, оставшийся в строю гоблин 
наверняка чувствовал себя не меньше чем сверхдержавой, готовой нанести 
ответный термоядерный удар. Дубинка в правой руке была оружием 
возмездия. Ракетой "СС-20" местного масштаба.
   - Мы вам все условия создали, - продолжал свое охранник. - Согласно 
распорядку...
   Курочкин с тоской понял, что быть ему битым. Ему еще предстояло 
ответить за все капризы Сорок Восьмого, от икебаны до травяной диеты. 
Поди объясни этому гоблину, что Дмитрий Олегович и раньше не имел 
ничего против стандартного обеда от " Макдоналдса"!..
   Мысли о еде неким чудовищным образом были уловлены толстяком. 
Свободной от дубинки рукой гоблин неторопливо пропутешествовал в свой 
брючный карман, достал нечто завернутое в целлофан, ловко освободился 
от обертки и откусил. Оказалось, он носил с собой большой кусок 
копченой колбасы, а перед поединком решил его съесть. В Большом спорте 
это бы, пожалуй, сочли допингом. И дисквалифицировали бы толстого 
игрока к чертовой матери.
   - Приятного аппетита, - проговорил Дмитрий Олегович, радуясь 
нежданно возникшей паузе в поединке. Пока соперник жует, можно 
сдвинуться еще немного назад, подальше от дубинки.
   Вместо положенного "спасибо" толстый невежа-охранник демонстративно 
зачавкал. Возможно, это обозначало, что он не желает общаться со 
злостным симулянтом, не оправдавшим доверия начальства.
   "Спасибо", - сказал Курочкин сам себе и сделал еще шажок.
   Колбаса распространила по всему коридору вкусный запах съестного. 
Не то чтобы мяса, скорее - специй. На запах и на чавканье, как 
пожарная команда на огонь, откуда-то немедленно заявился старый 
знакомец - рыжий разбойный кот. Он стал с мурчанием кружить вокруг 
очага колбасного аромата, рассчитывая на гуманитарную помощь. Однако 
рыжему так ничего не обломилось от гоблинских щедрот. Наоборот: не 
прекращая жевания, толстяк нелюбезно отмахнулся дубинкой от котяры, и, 
если бы не природное чувство кошачьего самосохранения, попрошайке бы 
досталось первому. Отнюдь не копченой колбасы, а по ребрам.
   - Р-р-мяу, - оскорбился кот, вовремя отпрыгнув.
   - Брысь, брысь давай отсюда... - вежливо посоветовал ему Дмитрий 
Олегович, продолжая свой медленный отступательный маневр. Животному 
следовало бы догадаться, что оно вот-вот попадет в эпицентр большой 
человеческой драки и пострадает за компанию с Курочкиным.
   Балованный рыжий не понял слова "брысь". Зато он усек мирную 
курочкинскую интонацию, а потому, не уходя никуда, закружился вокруг 
брючи-ны Дмитрия Олеговича. Видимо, счел, будто в карманах Курочкина 
тоже таится что-нибудь вкусное. Меньше чем ломоть доброго финского 
сервелата просьба даже не предлагать.
   "Дурак ты, рыжий", - подумал Дмитрий Олегович. Попрошайка, сам того 
не ведая, мешал ему пятиться.
   - Р-р-мя-а-а... - откликнулся рыжий, что, возможно, означало: "Сам 
дурак". Повинуясь наглому мурлыканью рыжего рэкетира, Дмитрий Олегович 
машинально сунул руку в правый карман брюк и, естественно, никакого 
сервелата там не обнаружил. Да и откуда ему взяться, если он его не 
клал? Пальцы нащупали лишь аптечный пузырек. Тот самый, с таблетками 
быстрорастворимого слабительного "Цоппи" - источника утреннего 
скандала с Валентиной. "А слабительное это, - произнес про себя 
Дмитрий Олегович, - к вашему кошачьему сведению, годится только для 
двуногих. Типа вон того жирно чавкающего двуногого с дубин..."
   Тут только Курочкин осознал, что вооружен.
   Сперва возникшая идея показалась ему рискованной. Затем гениальной. 
И наконец, единственно возможной. Все равно других идей у него не 
было. Фармацевт он или кто? Раз он уже призвал на помощь лекарства, 
надо быть последовательным. В бой, в бой, Дмитрий Олегович! Курочкин 
откашлялся.
   - А ну... - начал было он. Голос показался ему писклявым. Дмитрий 
Олегович сделал судорожный вдох и на выдохе хрипло объявил: - А ну, 
бросайте дубинку!
   Руки его уже выхватывали заветный пузырек на манер гранаты. Если уж 
Валентину это снадобье заставило сегодня искать убежища за 
холодильником, то уж этого охранника... Есть, есть шанс его напугать. 
Главное - оттеснить противника обратно на кухню. На тамошних дверях 
тоже имеются прочные наружные задвижки. Курочкина они, так и быть, 
устроят.
   - Чего-чего? - изумленно переспросил гоблин, едва не поперхнувшись 
недоеденным сервелатом. - ЧЕГО мне... бросить?
   На пузырек он еще не среагировал. Однако быстрый переход нарушителя 
от робости к нахальству вызвал у охранника некую оторопь. Но не такую 
глубокую, чтобы послушаться.
   - Дубинку, говорю, бросить, - повторил Дмитрий Олегович, а сам уже 
сдирал со склянки тонкую пластмассовую крышечку. Рыжий кот не спускал 
с него глаз: животное явно надеялось (все коты - идеалисты), что там, 
за притертой пробкой, скорчившись в три погибели, все-таки прячется 
вожделенная колбаса.
   - Дубинку? - тупо переспросил озадаченный гоблин и сделал попытку 
замахнуться. Правда, замах вышел неуверенным - уже с оглядкой на 
таинственный пузырек в руке противника.
   Дальше выжидать с контратакой было просто нельзя. "Вперед, 
таблеточки! - мысленно скомандовал Дмитрий Олегович. - Должны вы хоть 
на что-нибудь сгодиться! Не лечить, так калечить..."
   Не раздумывая больше, Курочкин размахнулся и метнул под ноги 
гоблину сразу горсть агрессивных пилюлек.
   - Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!!!
   На месте полудюжины патентованных таблеток от запора возникло 
столько же сердито шипящих смерчиков. Невероятно опасных на вид и 
сугубо мирных на самом деле - если кто знает.
   Гоблин не знал. От неожиданности он выронил свою телескопическую 
дубинку и, как кролик, отпрыгнул обратно к кухонной двери. Смерчики 
производили полное впечатление неведомого химического оружия, особо 
опасного для гоблинской жизни. Наверняка в школе толстый охранник 
скверно успевал по биологии и по химии.
   - Га-а-зы! - надсаживаясь, проорал Курочкин, желая усилить 
впечатление. - Наза-а-ад!! - Гоблин никак не должен был догадаться, 
что смертельные на вид смерчики могут доставить человеку неприятности 
лишь в одном случае: когда человек рискнет проглотить хотя бы парочку 
таких пилюлек. Причем главной из этих неприятностей будет громкое 
бурчание в желудке.
   Всего за несколько секунд весь коридор сделался похож на передний 
край битвы с применением ОВ.
   - Ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!! - шумно безобразничали быстрорастворимые 
таблетки, с гремучим шипением шныряя по коридору взад-вперед и 
побуждая толстого гоблина к поспешной ретираде на кухню.
   - Рр-мя-а-а-у! - испуганно вопил напрочь деморализованный рыжий 
кот, уже забывший о колбасе. Похоже, он считал, будто все до единого 
смерчика устроили охоту именно за ним, - а потому метался, как 
новобранец во время первого обстрела.
   Последний из прыжков рыжего новобранца оказался роковым для 
толстого охранника. Гоблин уже почти задвинулся на территорию кухни и 
теперь с трудом удерживал равновесие на рассыпанных по полу скрипучих 
шариках американского кошачьего корма (их по-прежнему никто не 
удосужился вымести). В тот момент, когда охранник начал балансировать 
на одной ноге, ища место, куда поставить вторую, неподалеку зашипела 
последняя слабительная пилюлька. Кот мявкнул и в отчаянном рывке 
попытался спастись у толстяка на плече...
   Стены содрогнулись от грохота. Падение штанги и то бы 
сопровождалось куда меньшим шумом, чем низвержение толстого охранника. 
Электричество мигнуло, по коридору промчалась ударная волна, где-то 
далеко затренькали потревоженные оконные стекла, гулом отозвался 
задетый за живое кухонный холодильник. Опасаясь летального исхода, 
Дмитрий Олегович бросился к эпицентру ударной волны и обнаружил 
упавшего толстяка живым, но без сознания. Судя по глубокой круглой 
вмятине на металлической дверце холодильника, гоблин при падении 
стукнулся своим слабым местом - головой - и мог теперь прийти в себя 
очень не скоро.
   Четвертый негритенок из четырех был надежно выведен из игры - лучше 
поздно, чем никогда. Вся охрана, таким образом, оказалась 
нейтрализована. Можно было удирать...
   Но как раз удирать было нельзя.
   - Р-р-мяу... - донесся жалобный стон, непонятно из какого угла. 
Возможно, из хлебницы или цветочной вазы. Рыжий переживал стресс.
   - Хороший котик, - пробормотал Дмитрий Олегович. - Только больно 
нервный. Не бойся, вылезай... Это ведь было слабительное, а не газ 
зарин.

   17

   Пока Курочкин устраивал эпилептический припадок и вел химическую 
войну, комментатор в телевизоре успел охрипнуть от переполнявших его 
чувств.
   - ...Простые рядовые москвичи... - самозабвенно хрипел он, - 
демонстрируют неразрывную связь... кино не знает границ...
   Это была чистая правда: толпа поклонников давно оттеснила 
милиционеров и радостно слилась со своими голливудскими любимцами. 
Время от времени изображение на экране дергалось под чье-то невнятное 
чертыханье. Это означало, что какой-то очередной фанат пытается 
пролезть к американским звездам через голову телеоператора.
   - ...Весь цвет американского кинематографа... - надрывался из 
последних сил комментатор, - прибыл сюда, к нам, чтобы сказать... 
вернее, чтобы доказать... точнее, чтобы показать все лучшее... 
виноват, я это уже говорил, но тем не менее...
   Звезды, должно быть, и сами были ошеломлены своей популярностью в 
далекой северной стране. Высокая блондинка в черном брючном костюме с 
суеверным ужасом глядела на лес рук с листочками для автографов, 
выросший вокруг нее в считанные секунды. Если бы не помощь энергичного 
мулата, который с ожесточенным лицом отгонял от блондинки самых 
нетерпеливых поклонников и поклонниц, звезде пришлось бы туго. Мулат 
мастерски орудовал серебристой шумовкой, осаживая публику, и Дмитрий 
Олегович легко догадался, что блондинка в черном и есть знаменитая 
Таня Коллинз в сопровождении своего бойфренда. Он же повар.
   Предположение Курочкина тотчас подтвердил хриплый комментатор, 
который, исчерпав запас общественно-политической болтовни, вновь 
сосредо-
   точился на чисто киношных пояснениях - тоже весьма сумбурных.
   - ...Третий муж Тани Коллинз... известный модельер Фернандо 
Веспуччи... - сипел закадровый голос с пятого на десятое, - во время 
церемонии последнего "Оскара"... и еще трехмиллионная неустойка...
   Голливудская звезда на телеэкране, прикрываясь поваром, одаривала 
ближайших счастливцев воздушными поцелуями. Фанаты из второго эшелона 
норовили вытеснить счастливцев и занять их места в первом ряду. 
Бойфренд с шумовкой отсекал слишком настойчивых, стараясь, однако, не 
допустить членовредительства.
   - ...После развода с пятым мужем и громкого разрыва со своим жокеем 
Тимоти О'Нилом... - вскрывал подноготную сиплый комментатор, - и двух 
месяцев в косметической клинике... на два года было запрещено плакать, 
потому что...
   "Правильно, Танечка, не плачь", - мысленно пожелал кинодиве 
Курочкин, а затем сосредоточил свое внимание на содержимом ящика с 
полуфабрикатами снайперского инструмента.
   По распорядку дня у Сорок Восьмого на эти минуты была намечена 
сборка винтовки, и Дмитрий Олегович имел основание не отступать от 
плана. Хотя бы потому, что следующим пунктом в расписании значился 
напутственный визит Шефа. Дорогого гостя следовало встретить во 
всеоружии.
   Только вот с чего бы начать? Никакой инструкции для террориста 
здесь, по всей видимости, не предусмотрено.
   "Большое упущение", - задумчиво сказал про себя Дмитрий Олегович.
   Наиболее длинной деталью в ящике определенно был ствол. Сам по себе 
он уже был похож на обглоданный скелет винтовки, и его теперь 
следовало
   как-то дорастить до нужной полноты всеми остальными металлическими 
штуковинами.
   Курок был на месте, рукоятка и приклад были заранее прикреплены к 
стволу. Есть печка, от которой можно танцевать.
   Перво-наперво Курочкин решил разобраться с патронами, чтобы те не 
болтались где попало. Патроны хранятся в патроннике - это Дмитрий 
Олегович еще помнил. Пружина сопротивлялась, однако Курочкин был 
настойчив и пристроил оба патрона на место практически без потерь. 
Так, немножко прищемил указательный палец.
   Удачное начало окрылило Дмитрия Олеговича. Если и дальше все пойдет 
в таком же темпе, то у него даже останется минут пять свободного 
времени: перевести дыхание и подумать о своем будущем...
   - ...А вот и знаменитый Крис Твентино! - жизнерадостно захрипел с 
телеэкрана комментатор, продираясь сквозь однообразный шум толпы. - 
Выдающийся мастер черного гротеска... скандальная популярность 
которого...
   Курочкин невольно отвлекся от железок. У знаменитого Криса было 
узкое лисье лицо с невероятно хитрыми живыми глазами. Фанатов вокруг 
него было значительно меньше, чем вокруг блондинки Тани, зато суеты 
примерно столько же. Основную суету создавал сам Твентино, вертевшийся 
в разные стороны на манер флюгера. Поклонники вертелись вслед за ним, 
задевали друг друга орбитами и локтями, чертыхались, едва не падали, а 
очень довольный всей этой суматохой мистер Крис хлопал в ладоши и что-
то быстро-быстро выкрикивал по-английски. Сиплый комментатор и не 
пытался угнаться за голливудским маэстро, переводя из каждой его фразы 
по одному-два слова. Из-за этого даже общий смысл речи американского 
режиссера угадать было мудрено.
   - ...и джентльмены!., и господь бог!.. .- надса-
   живал горло закадровый переводчик. - Новая волна... укус бешеной 
собаки... сбор макулатуры... старина Ковригес... камень угробил 
сценарий... Господь бог...
   Так ничего и не поняв в выступлении маэстро из Голливуда, Дмитрий 
Олегович пожал плечами и вернулся к своему снайперскому конструктору. 
Книжный опыт террориста Карлоса Кугеля в данном случае ничем не мог 
помочь Курочкину: в книжке "Мишень" писателя Черника все манипуляции 
главного героя с оружием ограничивались всего тремя словами - 
"разобрал", "вычистил" и "собрал". Писателю Чернику, как видно, было 
лень вдаваться в детали. Проще говоря, создатель "Мишени" халтурил, 
где только мог.
   Курочкин слабо представлял себе общий вид современного снайперского 
оружия и потому решил пользоваться надежным методом проб и ошибок. 
Круглое катать, плоское таскать, а то, что с резьбой, - навинчивать. 
Оптический прицел и глушитель Дмитрию Олеговичу довольно быстро 
удалось навернуть туда, куда нужно, но вот с более мелкими деталями 
вышла заминка. Кое-как ему удалось вложить металлическую загогулину в 
стальной кожух и даже сообразить, что одна из этих двух деталей - 
затвор. Оставалось лишь поместить обе детали в соответствующее гнездо. 
Курочкин дважды облился потом, пока не нашел в винтовке более-менее 
подходящее место для двух оприходованных загогулин. Во время поисков 
пальцы стали черными и жирными от смазки, которая присутствовала здесь 
в самых неожиданных местах; главным образом в тех, что Дмитрий 
Олегович обследовал. При этом хотя бы вымыть руки от смазки Курочкину 
теперь было негде: в кухне был заперт бессознательный толстый гоблин, 
в ванной томился его долговязый собрат. Идею прополоскать пальцы в 
сливном бачке Дмитрий Олегович поспеш-
   но отверг как унижающую его достоинство снайпера-профессионала. Так 
что единственный носовой платок безвозвратно почернел и замаслился 
задолго до окончания сборки. Столь грязных платков у Димы Курочкина не 
было даже в далеком детстве...
   - ...Детство - прекрасная пора, - как всегда, вовремя подал голос 
хрипатый телекомментатор. - В эти времена мальчишки и девчонки... и 
также их родители... точнее, будущие их родители... я хотел сказать: 
дети, которые в будущем будут их родителями...
   На телеэкране кружился в толпе вертлявый оболтус в шортиках лет 
двадцати от роду - рыжий, зубастый, рот до ушей, каждая конопатина 
величиной с полтинник. Толпу вокруг него составляли оболтусы раза в 
два моложе, которые радостно визжали, кривлялись и подпрыгивали. 
Курочкину почудилось, будто детишки выкрикивают что-то вроде "Один!", 
"Совсем один!!"
   - ...Дети, которые еще не знают, что в будущем... будут детскими 
родителями... - пытался выкрутиться из словесной ловушки заэкранный 
голос. - В общем, проблемы детской эмансипации... в образе Кита 
Маколея... вернее, Кит Маколей в образе проблемы... эй, мальчик, 
мальчик, осторожнее, черт тебя возьми!.. Есть здесь его родители?..
   Кадр подпрыгнул. Прямо в экран впечатались сначала маленькая 
пятерня, а следом за ней - наи-довольнейшая детская физиономия.
   - Один! Один!! - в полном восторге пропела физиономия. - Все 
улетели, а он один!..
   Кадр снова тряхнуло, и на экране опять возник двадцатилетний 
конопатый оболтус. Курочкин догадался, что это и есть тот самый 
Маколей, однажды сыгравший роль донельзя самостоятельного пацана. 
Теперь он уже и сам мог стать счастливым отцом, но
   по-прежнему не расставался с ролью младшего школьника. Только очень 
рослого.
   - ...Юные зрители всего мира, как и прежде... - хрипло донеслось с 
экрана. - Верность полюбившемуся образу...
   Сверкая конопатинами, Кит Маколей что-то засюсюкал по-английски. 
Хочешь не хочешь, а надо было отрабатывать свою позавчерашнюю роль, 
раз за это еще платят деньги.
   "И не мал золотник, но дорог", - вздохнув, подумал Курочкин и 
заставил себя вернуться к недособранной винтовке. Время уже поджимало.
   Самыми загадочными элементами будущего оружия оставались две 
пружины: одна большая, надетая на металлический штырь, а другая - 
тоненькая, лежащая в гнезде отдельно. Поразмышляв, Дмитрий Олегович 
нацепил последнюю из пружинок на особый тоненький стерженек, уже 
заранее приделанный к винтовочному скелету. Непонятно для чего, но как 
будто при деле. Под рукой даже оказалось странное приспособление, 
похожее на удлиненную гайку, которое неплохо наворачивалось на все тот 
же стерженек. Теперь означенная пружинка, при всем ее желании, не 
смогла бы соскочить с места. Или, быть может, она как раз и должна 
соскакивать? "Тут не только черт, тут сам знаменитый Калашников ногу 
сломит, - досадливо пробурчал про себя Курочкин. - Или кто там вообще 
изобрел винтовку?" На языке вертелось почему-то только слово 
"манлихер" - не то фамилия, не то русско-немецкое ругательство.
   - Ладно, - сказал Курочкин вслух, обращаясь скорее в пустоту, чем к 
телевизору. - Сойдет и так. Не стрелять же мне, в конце концов! А 
снаружи не видно...
   Этими словами Дмитрий Олегович просто успокаивал сам себя. Вообще-
то он все привык делать добросовестно. Даже то, что делать вовсе не 
умел.
   Телевизор отозвался на последнюю реплику Курочкина взрывом громких 
аплодисментов. Дмитрий Олегович поднял глаза на экран и оторопел. 
Первым его желанием было перевернуть телеприемник, чтобы тот показывал 
правильно. Лишь через мгновение он догадался: техника не виновата. А 
еще через мгновение до Курочкина дошло, КТО этот шутник, стоящий на 
голове. Ну, разумеется, кинокомик Стив... как там его? Стив Махони. О 
его привычке разгуливать на руках, помнится, говорили наодеколоненный 
с серебристым хеком. Этот Махони еще обожает кушать вниз головой, 
словно космонавт.
   Подтверждая свою репутацию, перевернутый Стив под новые 
аплодисменты толпы фанатов на руках подобрался к ближайшему уличному 
прилавку с огромной надписью "Горячие сосиски". Из кармана комика едва 
ли не сам собой выпорхнул зеленый бумажный прямоугольничек и лег на 
прилавок.
   - Гамбургер, пли-из, - проговорил Махони и дружелюбно задрыгал 
ногой.
   Это был воистину смертельный номер. Возможно, здешние сосиски и не 
уступали американским или даже просто были американскими, зато уж 
ядовито-оранжевый кетчуп был почти наверняка наш местный и 
просроченный. Сравнительно недавно Курочкин - как консультант от НИИЭФ 
- участвовал в экспертизах Института питания и с тех пор знал правду, 
горькую и несъедобную. Если бы ему пришлось по-настоящему готовить 
теракт против иностранца, то оружия лучше этого кетчупа трудно было бы 
найти.
   Оказавшись в самом центре весело гомонящей уличной толпы, 
заполошная торговая тетка в бело-сером халате машинально сгребла 
доллар, сляпала из подручных средств гамбургер по-русски, после чего 
стала искать протянутую руку покупателя - дабы вручить образец уличной 
московской еды.
   Голливудский комик вновь дрыгнул свободной ногой, уже далеко не так 
уверенно, как прежде.
   Телевизор не мог передать запаха и вкуса, но американцу, по 
счастью, хватило одного только цвета. Оператор крупным планом показал 
страшную оранжевую начинку булочки с сосиской, затем - вытаращенные 
глаза перевернутого Стива Махони.
   - Ноу! - с ужасом произнесла голова комика и приняла нормальное 
положение: перекошенный рот - внизу, вставшие дыбом волосы - наверху. 
- Ноу! Сорри! Итс импоссибл!..
   - Мистер Махони сказал, что он... это... в полном восторге от 
Москвы и москвичей, - меланхолично перевел хриплый закадровый 
комментатор. - Но он очень торопится...
   Дмитрий Олегович подивился экспрессивности английского языка, но 
порадовался за комика Стива. Шутки шутками, но тому все-таки хватило 
мудрости под благовидным предлогом отказаться от пищевого эксперимента 
на себе.
   Увы, самому Курочкину в эти минуты приходилось экспериментировать. 
В несколько иной области, хотя и в близкой. По последствиям. Толстому 
штырю с пружиной в конечном счете нашлось свое место. Немного 
посопротивлявшись нажиму, обе детали дали себя уговорить и встали в 
подходящий по размеру паз, а матово блестящая крышка даже согласилась 
прикрыть их сверху.
   Теперь оставались мелочи.
   Два похожих друг на друга рифленых чехла с продолговатыми прорезями 
были просто созданы для того, чтобы обнимать одинокий ствол справа и 
слева. Дмитрий Олегович скоро разобрался, где у винтовки право, где 
лево, и, прилаживая чехлы, ошибся всего пару раз. "Прекрасный 
результат для неофита! - с гордостью подумал он. - Интересно, сколько 
времени затратил бы ваш хваленый Карлос
   Кугель для приготовления простенького физиологического раствора? 
Вот так, без тренировки, а? Молчите, господа? Нечего сказать, да?.."
   Неизвестно, каких господ имел в виду Куроч-кин. Но если 
американских, то им было что сказать. По крайней мере, одному.
   Под возбужденный шум толпы поклонников на телеэкране возник герой 
дня - любимец публики в лихо заломленной ковбойской шляпе. Это был 
абсолютный рекорд по популярности: сериал "Трудная смерть" смотрел 
каждый второй, причем каждый первый хотя бы знал о его существовании.
   - Ше-риф! Ше-риф!! - скандировала толпа.
   Госсекретарь мистер Ламберт и премьер-министр Миронов умно 
сгруппировались в тени Брюса Боура и теперь тоже чувствовали себя 
немножко голливудцами. Претендентами на "Оскара" за роли второго 
плана.
   Что касается самого героя, то он с профессиональной сноровкой 
купался в лучах славы. Собственно, Брюса как такового здесь не было. 
Улыбался, кланялся толпе и размахивал ковбойской шляпой шериф из 
фильма про трудную смерть. Актеру не было особой надобности 
становиться самим собой.
   Насладившись овацией, Боур-шериф приветственно поднял руку - и 
толпа поклонников вмиг затихла. Курочкин у телеэкрана рассеянно вертел 
в руках винтовочный магазин с двумя патронами, догадываясь, что сейчас 
московскую публику ожидает экспромт. Заготовленный, понятно, еще в 
Лос-Анджелесе.
   На лице актера возникла гримаса, знакомая миллионам. Рука актера 
плавно двинулась вверх, сжимая невидимый "кольт".
   Если госсекретарь мистер Ламберт заучивал по-русски целую фразу, то 
Брюсу Боуру оказалось достаточно знать всего лишь два слова.
   - Харотший уиндеец... - мягко выговорила кинозвезда и сделала 
паузу.
   - ...мертвый! индеец!! - в восторге прокричала толпа, завершая 
любимую фразу киношерифа.
   С неожиданным щелчком магазин в руках Курочкина сам нашел свое 
родное место позади рукоятки с курком и стал там, как влитой. Ящик с 
деталями опустел, сборка закончилась.
   Теперь следовало сделать еще одно малоприятное дело - и можно ждать 
гостей. Согласно распорядку.

   18

   - Входите, входите!..
   Открывая дверь гостям, Курочкин более всего боялся случайно 
выпустить из рук тяжелую и холодную, как уснувшая рыба, винтовку. 
Держать ее на вытянутых руках было не очень-то легко.
   - Позвольте, - в замешательстве проговорил серебристый хек, 
опасливо глядя на дуло, - что все это значит?
   Дуло - первое, что увидела троица гостей, переступив порог квартиры 
на восьмом этаже. По плану, минута в минуту. Курочкин оценил точность.
   - Ровным счетом ничего не значит, - успокоил он вошедших.
   Оказывается, целить в людей, из заряженного оружия - не такое уж 
кошмарное занятие, как представлялось Дмитрию Олеговичу раньше. 
Особенно когда твердо знаешь, что все равно не выстрелишь. Впрочем, о 
последнем никому, кроме Курочкина, знать было необязательно. И даже 
нежелательно.
   - Как понять ваше "ничего"? - подозрительно спросил 
наодеколоненный, в свою очередь косясь на ствол. - По расписанию вы 
должны быть сейчас в
   Главной комнате... И потом, куда подевались наши ребята?..
   Третий из вошедших пока не произнес ни слова. Единственный из всех 
троих, он был в изящной черной полумаске. Как будто бы он заехал сюда 
ненароком, по пути на карнавал.
   - Расписание не догма, - любезно объяснил Курочкин. - А руководство 
к моим действиям. Я внес в него коррективы... Довольны?
   Пахнущий одеколоном господин был вовсе не доволен.
   - Но где мальчики? - не отставал он. - И почему вы нас...
   Работодатели Сорок Восьмого все же были интеллигентными господами. 
Даже у Дмитрия Олеговича язык бы не повернулся обозвать четырех бугаев 
"мальчиками". Разве что в шутку. Однако гости едва ли сейчас 
расположены были к юмору. Они были еще не напуганы, но уже озадачены.
   - Объясняю вам по пунктам, - терпеливо проговорил Курочкин. Сейчас 
время работало на него, а не против. - Сначала об охранниках. Видите 
ли, караул устал, и я отправил его отдохнуть. Временно. Теперь о том, 
почему я вынужден... ограничить вашу свободу. Боюсь, моя корректировка 
плана вам может не слишком понравиться...
   Курочкин и сам не понимал, откуда взялась у него такая хамоватая 
небрежность тона. Ничего подобного раньше он за собой не замечал. 
Неужели причиной всему - оружие в руках? "Винтовка рождает власть", - 
почему-то вспомнил он, хотя ни на какую власть Курочкин в данный 
момент не претендовал. Правда, аппетит приходит во время победы.
   - Какая еще корректировка плана? - с раздражением переспросил 
серебристый хек. - Мы ведь договорились, вы получили аванс и через 
посредников дали слово... Вы же хозяин своему слову?
   - Хозяин! - по-разбойничьи ухмыльнулся Дмитрий Олегович. - Хочу - 
даю, хочу - забираю обратно. Шестью восемь - сорок восемь.
   Наконец-то Курочкин сообразил, кому он сейчас неосознанно 
подражает. Брюсу Боуру в "Трудной смерти" - вот кому! Нашел, 
называется, с кого делать жизнь. Дмитрия Олеговича уже почти настиг 
приступ раскаяния, однако он вовремя сообразил, что каяться, не 
выпуская из рук снайперской винтовки, - лицемерие, а откладывать 
оружие в нынешней ситуации - глупость.
   "Ну, вот я и киллер", - мысленно поздравил себя Курочкин.
   А вслух осведомился:
   - Еще вопросы есть?
   Подал голос доселе молчавший человек в полумаске. Вероятно, это и 
был таинственный Шеф. По крайней мере, именно он по распорядку 
собирался проводить с Сорок Восьмым напутственную беседу. Дескать, 
целься лучше, сынок, не подводи маму с папой, дедку и - в особенности 
- вложенные бабки. Что-нибудь в этом роде.
   - Есть один вопрос, - очень недовольным голосом сказал Шеф. - Что 
вы собираетесь делать дальше?
   - У нас в плане так и так намечена беседа, - сообщил Курочкин Шефу. 
- Этот пункт мне нравится. Давно, знаете ли, хотел>с вами 
побеседовать.
   - И как же вы собираетесь со мной беседовать? - поинтересовался 
Шеф.
   - Один на один, - объяснил Дмитрий Олегович. - Ружье не в счет, оно 
неодушевленное.
   Серебристый хек в волнении заерзал на месте. Последние слова 
Курочкина ему не слишком понравились.
   - А как же я? - тревожно спросил он. Ему, как видно, не улыбалось 
оставаться третьим лишним в компании с вооруженным киллером.
   - А как же мы? - тревожно поддакнул наодеколоненный. Он тоже знал 
арифметику, представьте себе.
   Дмитрий Олегович предполагал, что Шеф явится на инструктаж не в 
одиночку, и потому заранее подготовился к такому повороту дел.
   - Вы двое пока отдохнете, - распорядился он. - Есть тут удобное 
помещение. Сидячее место там, к сожалению, только одно, зато свободной 
площади - навалом... Ну-ка, марш в туалет!
   Туалет в этой квартире оставался последним незанятым помещением с 
наружной задвижкой на двери. Кухня и ванная были уже заселены.
   - - В туалет? - не понял серебристый. В его голове особенно не 
укладывалась простая мысль о плене. - Но я не хочу...
   - Зато я хочу! - дерзко ответил Дмитрий Олегович и указующе повел 
стволом в нужном направлении. Тяжелая нашлепка глушителя клонила дуло 
вниз, к полу. И как только террорист Карлос Кугель ухитрялся еще и 
стрелять из такой неудобной штуковины? Впрочем, этот Кугель был 
писательской выдумкой, а вот он, Курочкин, - наоборот. Такого, как он, 
выдумать трудно. Ни один писатель не захочет связываться.
   - Вам это дорого обойдется... - посулил наодеколоненный, вступая в 
узилище с единственным сидячим местом.
   - Вас никто больше не наймет... - уточнил серебристый хек, входя 
следом. - Ваша репутация теперь...
   - О своей репутации я как-нибудь позабочусь сам, - перебил 
серебристого вконец обнаглевший Курочкин. Он читал, будто у каких-то 
африканских племен есть поверье: качества укокошенного тобой врага 
переходят к тебе по праву наследования. Дмитрий Олегович отнюдь не 
собирался пристреливать Брюса Боура, однако шерифские повадки уже 
поспешили слететься к предполагаемому убийце.
   - Ваше возмутительное поведение будет иметь печальные... - 
пробурчали уже из-за притворенной двери карцера-сортира.
   С металлическим клацаньем Курочкин вогнал задвижку в гнездо. 
Одновременно он постарался не выпустить из поля зрения Шефа. Но тот, 
кажется, не любил экспромтов и бросков на амбразуру. Сейчас Шеф изучал 
циферблат своих наручных часов.
   - Осталось двадцать восемь минут, - озабоченно сказал он. - Чего вы 
от меня хотите? Увеличить гонорар?
   По правде говоря, Курочкин надеялся, что у них осталось уже не 
более четверти часа до времени "Ч". Оставалось одно средство: всеми 
силами тянуть резину.
   - Может, и увеличить, - лениво обронил Дмитрий Олегович. - Но пока 
мы кое-что выясним... Пройдемте в комнату, - с этими словами он 
поманил Шефа стволом своей винтовки.
   Телевизор в Главной комнате встретил вошедших гулом автомобильных 
моторов и приглушенным шумом московских улиц. Кавалькада машин с 
дорогими гостями уже закончила свою плановую остановку и теперь 
двигалась к центру столицы.
   - Они уже в районе "Динамо", - предупредил Шеф. В этой своей 
масочке он был похож на потолстевшего Мистера Икса из фильма. Только 
без скрипки и вокальных данных.
   - Успеем, - хладнокровно сказал Дмитрий Олегович. Не выпуская 
винтовки, он нашарил пульт и выключил телеящик. Перво-наперво 
следовало покончить с иксами и игреками. Начальство надо знать в лицо.
   - Ну, говорите! - Шеф, похоже, занервничал. - Ваши новые условия.
   - Снимите маску, - вежливо попросил Курочкин. - Для начала.
   Шеф возмущенно всплеснул руками.
   - Мы так не договаривались! - сердито воскликнул он. - Контракт 
гарантирует мою анонимность! Вам перечислили такой аванс, что...
   - Я передумал, - объяснил Дмитрий Олегович. - В интересах своей 
безопасности. Будем играть в открытую или не играть вовсе... 
Выбирайте.
   - Но это же непрофессионально! - застонал Шеф. - Зачем вам знать 
заказчика? Ваше дело - нажимать на курок, а не задавать вопросы...
   - Я стал ужасно любопытным, - задумчиво произнес Курочкин. - Сразу 
после Афганистана.
   К чему он приплел Афганистан, Дмитрий Олегович и понятия не имел. 
Слово вырвалось невольно, явившись из какого-то фильма. Снайперская 
винтовка в руках исправно притягивала к своему новому хозяину 
полузабытую детективно-киношную ерунду, словно наэлектризованная 
расческа - мелкий бессмысленный мусор. Курочкин плыл в этом мусоре и 
не рыпался.
   Ультиматум человека с ружьем, очевидно, подействовал на Шефа. Либо 
он просто смирился с неизбежностью.
   Глубоко вздохнув, он снял полумаску и потер лицо.
   У Шефа оказалось обычное рядовое лицо, без сенсаций. Хотя... Ну да, 
Курочкин сегодня уже видел его один раз! Точно-точно! На телеэкране, 
во время репортажа из аэропорта.
   - Ничего не понимаю, - искренне признал Дмитрий Олегович, 
разглядывая Шефа. - Вы же их сами приветствовали, в "Шереметьево-2"! 
Всех, и Брюса в том числе... Говорили, что так счастливы... Что ленты 
замечательные...
   Господин Птахин, президент Ассоциации "Кинорынок России", 
недоуменно пожал плечами. Он явно не понимал, ЧТО так удивило киллера.
   - Правильно, приветствовал, - согласился он. - И ленты прекрасные, 
я разве спорю? Не сомневайтесь, мы их купим. Наш зритель будет 
смотреть и радоваться...
   - И для этого необходимо убивать Брюса Боура? - поразился Курочкин.
   - Именно для этого, - без раздумий подтвердил господин Птахин, как 
будто речь шла о вещах, само собой разумеющихся. - Хороший индеец - 
это, извините... Ну, вы меня поняли.

       19

   Уже минут через пять у Курочкина голова пошла кругом. Под дулом 
винтовки господин Птахин едва ли бы имел основания так масштабно 
врать. Скучным голосом он излагал то, что плохо укладывалось в мозгу. 
Во всяком случае, с первого раза.
   - ...Выходит, Кеннеди убили по ошибке? - недоверчиво переспросил 
рассказчика Дмитрий Олегович.
   В который уж раз за сегодня Птахин посмотрел на часы. Время "Ч" 
ежесекундно приближалось.
   - По ошибке, по ошибке, говорю же вам, - пробормотал он 
нетерпеливо. - Тоже мне, новость. Каждый порядочный продюсер об этом 
давным-давно знает. Пит Ньюмен, друг президента, сидел на переднем 
сиденье, прямо перед Жаклин. В Ньюмена этот Освальд и целился. Не то у 
него рука дрогнула, не то машина на ухабе подпрыгнула... В общем, 
пострадал президент совершенно зазря.
   - Но почему? - Курочкин все никак не мог связать концы с концами.
   - Что "почему"? - не тая раздражения, Шеф ответил вопросом на 
вопрос. - Почему ухаб? Почему рука дрогнула? Ваш коллега, вам 
виднее...
   - Я про Ньюмена, - уточнил Дмитрий Олегович.
   - О, господи! - со вздохом проговорил Птахин. - Может, вам всю 
историю мирового кино пересказывать? Хорошо, пожалуйста. В шестьдесят 
втором "Парамаунт" наложил лапу на прокат девяти лент с его участием, 
включая "Кошку на крыше", "Птицу юности", "Горячее лето" и прочую 
теперь уже классику. Зритель шел слабо, нужен был хороший толчок. Из 
Пита бы получился грандиозный покойник, на полсотни миллионов 
долларов... А тогда это были ого-го какие деньги! Освальда наняли 
всего за полмиллиона, Руби - вообще за бесценок, по нынешним 
деньгам... Ну, мы закончили с лекцией?
   - Мы только начали, - твердо сказал Курочкин.
   Шеф "Кинорынка России" вновь глянул на циферблат своего хронометра.
   - Вы меня разорите, - тоскливо выговорил он. - Двадцать две 
минуты... Зачем вам этот ликбез, и притом сейчас? Умоляю вас. Убейте 
Брюса подобру-поздорову, и я вам плачу по контракту... И забуду наши с 
вами недоразумения. Идет?
   Дмитрий Олегович помотал головой и сурово повел стволом из стороны 
в сторону. Винтовка здорово оттягивала ему руки, однако выпустить ее 
было бы крайне неразумно. Правда, господин Птахин сейчас больше боялся 
секундной стрелки, чем пули. Инстинкт самосохранения у него 
располагался где-то в районе бумажника.
   - Ладно-ладно, - произнес Шеф, с тревогой наблюдая за стрелкой. - 
Хотите про Мэрилин? Могу и про Мэрилин. Прокатчики поставили на ней 
крест после провала "Неприкаянных"... Да-да, картина провалилась, что 
бы потом ни писали! Белоснежная голубка Норма, это дитя непорочное, 
наркоманка, алкоголичка, с каждой неделей теряла товарный вид. Вы 
представляете себе киносимвол Америки с подбитым глазом, в морщинах, с 
привычкой к кокаину, с тремя дюжинами амурных историй? Уже в 
"Хористке" ее не гримировали, а штукатурили к каждому крупному плану! 
А в "Займемся любовью" во всех любовных сценах снимали дублершу... 
"Ферст филм продакшн" терпела космические убытки и могла провалиться 
совсем уже в шестьдесят первом. Но они терпели еще год, и только потом 
пошли на поклон к старику Голдвину: так, мол, и так, символ надо 
спасать, иначе - национальная катастрофа и пятно на Голливуде... Точь-
в-точь, как потом Кортасар описал, только он везде называл Мэрилин 
"Глендой", чтобы не судиться с "Юнайтед артистс"... Результат 
известен.
   - Поподробнее, - приказал Курочкин.
   - Господи, да я там не был, мне тогда тринадцать лет было... Откуда 
мне знать подробности? - разнылся Шеф "Кинорынка". - Только в общих 
чертах. Парни, нанятые "Бродкастингом", накачали ее снотворным, а 
потом все свалили на цэрэу... Готово! Мученица-блондинка, общий плач 
по всей стране, на каждой ретроспекции - полные залы. Красиво сделали. 
Через двадцать лет Натали Вуд отыграли гораздо топорнее... Ну, все?
   - Не все, - упрямо возразил Курочкин. - Вы сказали про Натали 
Вуд...
   С каждым оборотом секундной стрелки господин Птахин проявлял все 
большую и большую нервозность. Вместо короткого отеческого напутствия 
(согласно контракту) он вынужден был зачем-то давать свидетельские 
показания по делам минувших дней. Что характерно, по чужим.
   - Бог ты мой! - едва ли не простонал он. - Ну, это все очевидные 
вещи, азбука кинопроката. Живые звезды - привереды, а мертвые на все 
согласны и ни с чем не спорят... Конечно, Натали Вуд не сама вдруг так 
утонула с бухты-барахты! Конечно, была проведена предварительная 
работа, и прокатчики "Вестсайдской истории" имели к тому отношение. Но 
что вы хотите? Бизнес есть бизнес! Нельзя ведь было делать ремейк, 
пока первый состав не впечатаешь в историю золотыми буквами. Уайзу еще 
крупно повезло, что он сам уцелел. Я слышал, что и из него хотели 
делать памятник... Так принято в кино, понимаете?
   - С трудом, - откликнулся Курочкин. Ему очень хотелось бросить 
чертову винтовку и сломя голову бежать отсюда прочь. Но делать этого 
было пока нельзя: стрелка еще не завершила своего бега.
   - Вы романтик, я смотрю, - с раздраженным удивлением проговорил 
господин Птахин. - Для человека вашей... м-м... вашей специальности 
это большая редкость. Мир кино красив только издали, когда ты в 
зрительном зале. А я уже лет двадцать как внутри... Вы же привыкли к 
своей работе? Вот и мы все привыкли...
   - ...к убийствам, - уточнил Дмитрий Олегович. Его неприязнь к Шефу 
возрастала с быстротой перемещения стрелки. По привычке он попытался 
представить Птахина в гробу, однако представленная картинка его ничуть 
не огорчила.
   "- Ой, только вы-то мне мораль не читайте! - досадливо скривился 
Птахин. - Можно подумать, вы сами зарабатываете на жизнь разведением 
кроликов!.. Да, пусть к убийствам, если вам так нравится это слово. Се 
ля ви, как говорил покойный Патрик Дэвер. Кстати: думаете, Патрик 
покончил с собой?
   Черта с два, с чего бы ему! Более чем уверен, это "Гомон" 
постарался - чужими руками, ясное дело... В мире кино случайно умирают 
одни неудачники, а гибель звезды всегда срежиссирована. Кто устроил 
инфаркт старику Лугоши? Эд Вуд, естественно. Кто организовал 
катастрофу Хэмфри Богарту в 57-м? Братцы Уорнеры, это очевидно! На 
съемках "Сумеречной зоны" погибает Вик Морроу. Несчастный случай? 
Страховая компания уверяет, что да. Бедняжка Дженифер Джейсон Ли 
уверена до сих пор, что нет. И правильно, между прочим... А Ривер 
Феликс? В "Темной крови" решили сменить состав, но не платить 
неустойку. Дешевле было сделать парню сердечный приступ... Полагаете, 
Бринер скончался от рака? Ха, его "рак" назывался ку-ра-ре. А вся 
история с этими каратистами, папой и сыном? В 73-м из-за папочки 
перессорилась большая четверка - "Юниверсал", "Фоке", "Парамаунт" и 
"Коламбия", и кто-то из них решил: пусть, мол, не достается никому, по 
справедливости. Посмертный дивиденд всегда делить легче, чем 
прижизненный... С Брэндоном была совсем другая проблема - "Ворон" уже 
в проекте горел синим пламенем. Но когда юниора культурно пристрелили 
на съемочной площадке, кино удалось раскрутить на "ура", я сам 
свидетель... А Тони Кинг? А Годунов? А черно-белая парочка Джуди и 
Майк Гриффиты? Сам Эдди Мерфи в 95-м был почти на волоске: на съемках 
"Бруклинского вампира" из засады убили дублера. Ошибочка вышла. Кому-
то, видно, показалось, что Эдди уже выходит в тираж и надо побыстрее 
наваривать на покойнике...
   - Гнусность, - с отвращением сказал Курочкин.
   - Скорее глупость, - не согласился Шеф "Кинорынка". - Ложная 
тревога. Эдди пока еще рано списывать, он еще ого-го!..
   - Я не об этом, - морщась, произнес Дмитрий
   Олегович. От обилия знаменитых мертвецов его уже мутило. Господи, а 
он-то всегда думал...
   Сначала Птахин даже не понял, о чем речь. Потом все-таки сообразил.
   - Издержки производства, - быстро заявил он. - Издержки. Актерская 
слава - нежный товар: цена высокая, сохранность плохая. Спасение в 
целлулоиде, раз - и на века! Своевременная смерть героя есть лучшая 
гарантия его бессмертия... А долгая земная жизнь господам артистам 
только во вред. Проходят они ее до половины, и уже темно, как лесу. 
Данте, "Божественная комедия".
   - Комедия? - машинально переспросил Курочкин. Данте он не читал.
   - Комедия или трагедия, - отмахнулся Шеф "Кинорынка". - Не помню... 
Ну, теперь-то вы начнете готовиться к акции? Десять минут осталось, 
давайте, поторопитесь, время идет. Они ведь уже совсем близко, а у вас 
здесь даже окно не открыто...
   - Успеем, - твердо сказал Курочкин. - Вы забыли сообщить о самом 
главном. О Брюсе Боуре. Зачем вам его убивать?
   На лице господина Птахина возникла крайне неприязненная гримаса.
   - Это уже чересчур, - злобно проговорил он. - Вы киллер или 
прокурор? Почему это я должен вам обо всем...
   - Потому, - Дмитрий Олегович собрался с силами и поднял тяжелый 
ствол прямо на уровень птахинского лба. - И учтите, своевременная 
смерть кинопрокатчика есть лучшая гарантия...
   Шеф "Кинорынка" дрогнул. Киллер, им нанятый, оказался человеком 
опасно непредсказуемым.
   - Пожалуйста, - кислым тоном произнес он. - Правда, это наша 
кухня... Но если вы настаиваете...
   - Настаиваю, - кивнул Дмитрий Олегович и немного приспустил 
винтовку. До уровня птахинской селезенки.
   - Все проще простого, - все с той же недовольной миной объяснил 
господин Птахин. - Мы купили десять картин с его участием, еще полгода 
назад. Но теперь, похоже, мистер Боур закатывается. Через месяц сериал 
про шерифа пройдет, и кумир лопнет. Медлить нельзя. Его три последних 
фильма вылетели из топ-десятки за неделю. За неделю! Такого еще не 
бывало.. Остается единственный способ подогреть интерес к нему. Вы 
знаете, КАКОЙ ИМЕННО. Скорбь по Брюсу Боуру даст нам отличные сборы. 
Он просто ОБЯЗАН умереть.
   - Погодите-ка, - удивленно сказал Курочкин. - Но я только сегодня 
слышал... - Он хорошо помнил выступление заэкранного комментатора с 
телевидения про большие брюсовские доллары.
   - Пропаганда, - криво усмехнулся Шеф "Кинорынка". - Суммы сборов 
еще ничего не значат. К тому же они считали по первой неделе, когда 
картины еще держались в десятке. Известная уловка. Этим можно обмануть 
кого угодно, но не профессионала.
   - Но его популярность... - Дмитрий Олегович по-прежнему не мог 
понять, отчего так быстро господин Птахин сбрасывает кумира со счетов.
   - Блеф, - отрезал безжалостный прокатчик. - Да будет вам известно, 
господин снайпер, что режиссер Крис Твентино на днях отказался снимать 
Боура в своем новом фильме. Сперва хотел, потом передумал. А уж у 
Криса на удачу нюх потрясающий, из десяти он выбивает десять. И раз он 
ТАК поступил, для меня это - последний звонок... Ясно?
   - Ясно, - кратко ответил Курочкин.
   - Так чего же вы ждете? - Шеф "Кинорынка" в нетерпении уже 
переминался с ноги на ногу, словно первоклассник в ожидании звонка на 
перемену. -
   Ради бога, поворачивайте свое ружье к окну! Семь, только семь 
минуточек у нас осталось... Не подведите! Дмитрий Олегович не 
сдвинулся с места.
   - Ну, не дурите, - запричитал господин Птахин. - Другого случая 
может не быть, и тогда я погорел... Идите к окну, у вас контракт! 
Неужели вам жалко этого скандалиста, бабника, этого мерзкого плейбоя?! 
Ну!..
   Курочкин посмотрел на электронные часы. До теракта оставалось всего 
ничего - чуть больше шести минут. Финита ля комедия. Покушение уже 
точно не состоится.
   - Никуда я не пойду, - медленно, с расстановкой сказал он. - И 
вообще я никакой не снайпер.
   - То есть как? - вытаращил глаза Шеф "Кинорынка". - А кто же?
   - Обычный гражданин, - с удовольствием признался Дмитрий Олегович. 
- Кандидат медицинских наук. Фармацевт.
   - А ка-ак... ка-ак... вы сюда попали? - Господин Птахин стал 
давиться воздухом. Лицо его пошло красными пятнами.
   - По ошибке, - не стал лукавить Курочкин. - Я как раз мусор 
выносил, а тут ваши на автомобиле... На господина Птахина жалко было 
смотреть.
   - Но где-е... где-е настоя-а-ащий?.. - Казалось, в горле у него 
застрял воздушный пузырь размером с кулак.
   - Не знаю, - пожал плечами Дмитрий Олегович. - Бродит где-нибудь...
   В ту же секунду дверь в комнату со скрипом отворилась.
   На пороге стоял невысокий квадратный человек в синем спортивном 
костюме. Костюм был порядком перепачкан ржавчиной. Однако белый номер 
"48" на груди был виден вполне отчетливо.

   20

   - Кто из вас заказчик? - отрывисто спросил гость. Его 
требовательный фальцет змейкой ввинтился в уши, заставив одновременно 
вздрогнуть и Курочкина, и господина Птахина.
   Шеф "Кинорынка" по-прежнему не мог проглотить воздушный пузырь и 
только выкатывал глаза, переводя взгляд с Курочкина на незнакомца в 
спортивном костюме. А Дмитрий Олегович спросил у гостя первое, что ему 
пришло в голову:
   - Откуда вы взялись?	~ Это был важный, но отнюдь не САМЫЙ важный 
вопрос. Просто Курочкин отлично помнил, как он тщательно запер входную 
дверь на все замки, стоило Шефу и его подручным войти в квартиру. А в 
Чело-века-Проходящего-Сквозь-Стену Дмитрий Олегович не верил.
   - Из окна, - отрезал незнакомец.
   - Вы хотите сказать... - начал ошарашенный Курочкин. Он еще не 
забыл, что квартира расположена на восьмом этаже. В Человека-Муху 
Курочкин тоже не верил.
   - Я хочу сказать то, что сказал, - строго оборвал его гость. - 
Повторяю еще раз: кто из вас заказчик? Вы или вы? - Стремительный 
палец человека в спортивном облачении указал сперва на Дмитрия 
Олеговича, потом на господина Птахина. - Вопрос понятен?
   Шеф, наконец-то, вернул себе дар речи, но еще не набрал громкости.
   - Я... - шепотом сказал он, едва шевеля губами.
   - Громче! - потребовал гость. - Не бормочите! Вы или не вы?
   - Он, - проговорил Курочкин и потыкал стволом в сторону господина 
Птахина. Кем-кем, но заказчиком убийства Дмитрию Олеговичу 
притворяться не хотелось. Ему хватило трех часов в образе киллера.
   - Я, - уже тверже проговорил господин Птахин. Красные пятна с его 
лица постепенно исчезали. Выражение отчаяния стало уступать место 
робкой надежде. Он даже вспомнил опять о секундной стрелке хронометра.
   - Тогда имейте в виду, - холодно сказал незнакомец Шефу. - 
Стоимость заказа возрастает вдвое. На сто процентов.
   - На СКОЛЬКО? - Разговор о деньгах окончательно вернул господина 
Птахина к жизни.
   - На сто, - безапелляционно повторил гость. - Это минимум. Другой 
бы на моем месте вас просто убил. Другой, но не я. Только дураки 
убивают бесплатно. Вы согласны? Да или нет?
   Господин Птахин, Шеф Ассоциации "Кинорынок России", уставился на 
циферблат своих часов. Как видно, времени оставалось всего ничего. Но 
и сумма, должно быть, была не маленькая.
   - Почему так много? - не выдержал он.
   - Терпеть не могу жмотов, - сообщил в ответ гость. Курочкин уже не 
сомневался, что перед ним - тот самый киллер Сорок Восьмой. 
Собственно, это на нем и было написано.
   - Я не жмот, я деловой человек, - Шеф не отводил уже взгляда от 
хронометра на руке. Торгуясь, он загонял себя в цейтнот. Это походило 
на живую иллюстрацию к уже знакомой мудрости "Время - деньги".
   - Объясняю, деловой человек. - Террорист Сорок Восьмой слегка 
повысил голос. На Курочкина он уже перестал обращать внимание и 
разговаривал только с заказчиком. - Вы нарушили условия договора. Не 
встретили меня в условленном месте - это во-первых. Мне пришлось 
самому вас искать, отчего вся моя подготовка оказалась сорвана - это 
во-вторых. Я не получил обед и женщину - это в-третьих и в-четвертых. 
В-пятых, я заказывал энергичного рыжего кота, чтобы пугал соловьев. 
Где он? Я видел в коридоре только рыжего неврастеника, забившегося в 
угол...
   Курочкину стало неловко. На нем была часть вины по превращению кота 
в неврастеника. Вторая часть вины была на изготовителях шипучего 
слабительного "Цоппи". Вместо средства от запора они выпустили 
средство против котов.
   - ...В-шестых, икебана, - Сорок Восьмой сердито воздел палец. - Я 
дал четкую инструкцию, как расставлять букеты. Вместе они образовали 
бы сочетание "усталый путник глядит на вершину горы". А вы что 
сделали? Смешали линии "земли" и "неба", перепутали 
последовательность. И знаете что получилось? "Привет участникам 
соревнования!" Кто смог бы созерцать эту дрянь?..
   Курочкин потупился. Он и не подозревал, что расстановка чахлых 
букетиков обозначает что-то конкретное. Цветы - они и есть цветы, тем 
более подсохшие. Для Дмитрия Олеговича, как фармацевта, имели смысл 
только лекарственные растения. Вот их язык он понимал и без 
переводчика с икебанского языка.
   - ...В-седьмых, клетку с соловьями вы не оборудовали необходимым 
насестом... - Все свои претензии Сорок Восьмой мог перечислить на 
память.
   Господин Птахин сдался.
   - Понял, согласен, вы меня убедили, - поспешно вклинился он в 
перечень ошибок и просчетов. - Двойной тариф, ладно, пусть будет 
так... - Стрелка часов буквально гипнотизировала его.
   - Двойной тариф плюс двести баксов, - уточнил киллер. - Двести 
баксов за испорченный костюм. Пока лез к вам по пожарной лестнице, 
весь перемазался в ржавчине. Кто же так лестницы красит? Скаредный 
господин Птахин скрипнул зубами:
   - О'кей. По рукам. - Видно было, что с гораздо большей охотой он бы 
ударил не по рукам, а кое-кому по физиономии. Но время, время!
   - Отлично, - с удовлетворением произнес Сорок Восьмой. - Давно бы 
так. Теперь давайте винтовку, - обратился он уже к Курочкину.
   Дмитрий Олегович перевел взгляд на настенные часы. До времени "Ч" 
оставалось жалкие две минуточки.
   - Не отдам, - решительно сказал Курочкин и наставил ствол на 
киллера.
   - Ваш человек спятил? - удивился Сорок Восьмой.
   - Это не мой человек! - плачущим голосом воскликнул господин 
Птахин. Торгуясь, он как-то упустил из виду факт существования 
Курочкина. Чужого человека с чужим ружьем.
   - Если не ваш, то что он здесь делает? - резонно спросил киллер.
   - Не знаю! - простонал господин Птахин. - То есть знаю. Это какой-
то фармацевт. Мои дураки приняли его за вас. Они думали, что вы - это 
он.
   - Что за чушь, - нахмурился Сорок Восьмой и сделал шаг к Дмитрию 
Олеговичу. - Я - это всегда я. Ну-ка, дайте сюда винтовку.
   - Стойте! Вы на мушке! - предупредил Курочкин, стараясь, чтобы его 
голос звучал грозно, как в кино. - Я могу выстрелить!
   Сорок Восьмой как-то очень оскорбительно засмеялся. Не по-
американски, во весь зубастый рот, и даже не по-нашему, в половину 
рта. А по-особенному, по-киллерски, почти не разжимая губ. Выглядело 
это страшновато.
   - Ни хрена вы не сможете, - коротко сказал он и, сделав еще шаг 
вперед, легко вырвал оружие из рук Дмитрия Олеговича. Даже если тот и 
захотел, бы, все равно не успел нажать на курок.
   Оружие перешло к настоящему хозяину в секунду. Курочкин ощутил себя 
сопливым детсадовцем, у которого парень из старшей группы за обедом 
отнял компот - и выпил. Глупо, обидно и некому пожаловаться.
   - Винтовку сами собирали? - между тем осведомился киллер.
   Дмитрий Олегович смог только кивнуть.
   - Я вас поздравляю, - объявил Сорок Восьмой. - Первый раз вижу, 
чтобы кто-то додумался привинтить оптический прицел на место 
глушителя.

   21

   Нежданно-негаданно пригодилась последняя пара наручников: ими к 
трубе в Главной комнате наскоро приковали самого Курочкина. В самом 
дальнем углу, чтобы не мешал. Приковывая Дмитрия Олеговича, киллер вел 
себя почти вежливо, зато господин Птахин, наоборот, проявил мелкую 
мстительность натуры и торопливо засадил Курочкину по уху.
   Свой удар возмездия респектабельный Птахин сопроводил визгливым 
"Сволочь!" и двумя непечатными словами. Несмотря на все разговоры о 
Голливуде и таинствах кинобизнеса, Шеф показал себя обыкновенным 
советским начальником-самодуром. Рассуждая логически, он должен был 
сперва наказать своих двух подручных за халатность. Однако те были 
далеко в туалете, а Дмитрий Олегович - здесь и прямо под рукой.
   Обо всем этом Курочкин успел подумать, пока металлический "браслет" 
защелкивали на его руке.
   Вторая рука оставалась свободной, но ею ни до чего невозможно было 
дотянуться.
   - Быстрее, быстрее! - лихорадочно торопил господин Птахин Сорок 
Восьмого. Тем не менее в поведении киллера не чувствовалось и намека 
на суету или нервозность.
   Дмитрий Олегович впервые в жизни наблюдал за работой 
профессионального снайпера и не мог не оценить точной выверенности 
каждого жеста, малейшего движения. Как будто где-нибудь внутри 
человека в спортивном костюме с цифрами "4" и "8" вдруг заработала и 
начала стремительно набирать обороты некая машина для совершения 
убийства, превращая глаза - в окуляры, а сердце - в пламенный мотор. 
Сорок Восьмой наверняка стоил тех денег, которые ему платили 
заказчики.
   Сначала киллер захлопнул лежащий на двух табуретках продолговатый 
зеленый ящик, где прежде хранилось разобранное оружие, и тщательно 
протер крышку белым носовым платком. Платок почернел, крышка 
посветлела.
   - Ур-роды, - весело пробормотал снайпер. - Просил же, чтобы ни 
пылинки!..
   Он сложил платок вдвое, еще раз прогулялся им по поверхности 
крышки, после чего вновь проверил чистоту - уже с помощью 
указательного пальца. Видимо, состояние пальца его удовлетворило.
   - Другое дело, - сказал он.
   Затем Сорок Восьмой разом свел на нет долгую кропотливую работу 
Курочкина, превратив винтовку обратно в груду поблескивающих металлом 
запчастей и аккуратно разложив детали на импровизированном столе. Вся 
процедура разборки заняла у него лишь несколько секунд, не больше. 
Насвистывая себе под нос, киллер поколдовал над запчастями. Казалось, 
он почти не притрагивался к ним, однако детали словно бы подчинились 
его пассам и само собой образовали единое целое. То, что далось 
Курочкину с мучительным трудом, Сорок Восьмой совершил просто шутя и 
играя. К тому же - быстро и бесшумно. Даже патроны у него входили в 
магазин без малейшего щелчка.
   Выполнив норматив по сборке-разборке оружия, киллер бережно 
приставил винтовку к одному из табуретов, огляделся по сторонам и взял 
с подоконника уже знакомые Курочкину листки с красными и синими 
стрелками. "Кто их там оставил?" - мысленно возмутился Дмитрий 
Олегович, но затем припомнил, что именно он и оставил. Не думая о 
последствиях.
   Изучению схем Сорок Восьмой посвятил секунд пятнадцать, потом 
небрежно бросил бумажки на пол. Листки с разноцветными стрелками 
разлетелись по комнате. Некоторые из них упали у ног господина 
Птахина.
   - Порядок, - произнес киллер. - Траектория, точки схода... Годится.
   Шпингалеты на окне подчинились его ласковому нажиму так же легко и 
безмолвно, как и до этого - патроны в магазине. Обе створки 
распахнулись наружу, тоже не издав при этом ни звука. Потом тишина 
разом иссякла: Москва влилась в комнату через открытое окно и тотчас 
наполнила все помещение приглушенным гулом городского прибоя. Впрочем, 
здесь, на восьмом этаже, город не слишком досаждал своим присутствием 
- точно воспитанный ребенок, привыкший не очень шуметь в присутствии 
взрослых.
   - Умничка, - похвалил Москву киллер и, щедро послюнив свой мизинец, 
выставил его в окно. Ненадолго, секунды на полторы. Потом вернул 
обратно.
   Должно быть, мизинец принес Сорок Восьмому хорошие новости с улицы.
   - Славно-славно, - негромко хмыкнул киллер. - Скорость, направление 
ветра... То, что надо.
   Он вновь раскрыл зеленый ящик, извлек оттуда кусок губчатого 
пенопласта странной формы и водрузил его на подоконник. Кусок больше 
всего был похож на абстрактную скульптуру. Не успел Курочкин 
удивиться, как Сорок Восьмой легонько прижал скульптуру большим 
пальцем - строго посередине. Пенопласт тихонько пискнул, поддался, и 
Дмитрий Олегович неожиданно увидел на месте никчемного пенопластового 
кома самую настоящую подставку для ствола.
   - Отлично, - похвалил киллер сам себя, а может, и подставку.
   Стоящий поодаль господин Птахин внезапно издал короткий и нервный 
вопль, как будто ему с размаху наступили на ногу.
   - Что еще там? - недовольным тоном спросил Сорок Восьмой, бережно 
укладывая ствол винтовки в гнездо на пенопластовой подставке.
   - Время... - страшным шепотом проговорил Шеф "Кинорынка", 
уставившись на циферблат. - Время уже вышло...
   Дмитрий Олегович в своем углу вытянул шею и сумел разглядеть цифры 
на электронных часах. Действительно, срок истек! Часы уже показывали 
пятнадцатую секунду после времени "Ч", шестнадцатую, семнадцатую, 
восемнадцатую...
   - Все пропало! - простонал господин Птахин.
   - Все пропало! - не без злорадства подтвердил прикованный Курочкин 
из своего угла. - Кончилось ваше время.
   Спина Сорок Восьмого осталась равнодушной к этим воплям печали и 
радости. Похоже, киллер вовсе не собирался складывать оружия. Он даже 
не обернулся на звук.
   - Заткнитесь вы, оба, - хладнокровно посоветовал он - Ничего не 
пропало.
   - Но время... - с растерянностью в голосе проговорил Шеф 
"Кинорынка". - Я точно знаю, американцы не опаздывают. Первая заповедь 
Голливуда...
   - Не знаю, как в Америке и тем более в Голливуде, - спокойно 
перебил его Сорок Восьмой, ни на миг не отлипая от оптического 
прицела. - Но у нас всегда и все опаздывают. Хоть русские, хоть 
американцы. Даже японцы... Климат у нас такой, что ли? Я одного 
француза часов шесть ждал, такого пунктуального. В Одессе дело было. 
"Придет в четыре", - сказал мне заказчик. Восемь, девять, десять...
   Радость в душе Курочкина мигом испарилась.
   Господин Птахин, напротив, воспрянул духом, не перестав при этом 
сомневаться.
   - А вы его не пропустите? - поспешно спросил он у спины Сорок 
Восьмого. - Вы его увидите? Заметите?
   - Появится - замечу, - лаконично отозвался киллер, по-прежнему 
глядя в прицел. - Не суетитесь. Появится клиент, я его сделаю... Ага. 
Вот, кстати, и он. Надо же, почти вовремя... метров пятьдесят до 
первой точки схода... Ну и толпа!
   - Но ведь вы не промахнетесь? - Шеф "Кинорынка", не вняв совету 
киллера, суетился и чуть ли не пританцовывал на месте. - Вы попадете?
   Даже у Сорок Восьмого терпение все-таки было не железным.
   - Будете говорить под руку, я вам еще накину коэффициент, - сурово 
пообещал он. - За работу в присутствии заказчика.
   Господин Птахин сразу заткнулся. Теперь он просто приплясывал от 
нетерпения, стараясь как-нибудь, бочком, тоже выглянуть в окошко.
   - Двадцать пять метров... - бормотал себе под нос киллер. - Давай, 
давай, дружок... Люди ждут. Во-от. Молодец.
   Прислушиваясь к плотоядному бормотанью Сорок Восьмого, Курочкин 
чувствовал себя едва ли не соучастником убийства. Сейчас американца 
хладнокровно расстреляют, а он, Курочкин, не сможет этому помешать! 
Что же делать? Что, господи, что?.. Дмитрий Олегович подергал свой 
"браслет". Труба была железной, наручники - стальными. Не вырваться.
   - Двадцать метров... - причмокнул Сорок Восьмой. - Красивая у него 
шляпа. Вдове достанется...
   Курочкин обшарил глазами весь пол вокруг себя. Можно было бы 
выломать паркетину, но здесь, как назло, пол не паркетный.
   - Ша-aг, еще оди-ин... - тем временем бурчал киллер. - Автограф дал 
- и вперед иди... Та-ак, правильно...
   Дмитрия Олеговича вдруг осенило. Сорок Восьмой просил не говорить 
ему под руку! Значит, надо говорить. Еще лучше - орать.
   - Ой, цветет кали-ина, - что есть силы завыл он, - в поле у ручья-
а-а! Парня молодо-ова полюбила я-а-а!..
   Поняв его маневр, господин Птахин коршуном налетел на него, пытаясь 
зажат ему рот.
   - Парня полюби-и-ла на... свою... беду-у!.. - Курочкин ожидал 
нападения и встретил Шефа "Кинорынка" пинками. Одна рука у него была 
прикована; зато вторая - свободна. Плюс две ноги. И еще зубы. - Не мо-
огу откры-ыться... слов я... не...
   Господин Птахин показал себя не слишком умелым кулачным бойцом. 
Вернее, еще менее умелым, чем Дмитрий Олегович. Половина его ударов не 
достигала цели. Вторую половину Курочкин терпел. Ему вновь досталось 
по уху, зато и противник теперь держал на отлете левую руку с 
укушенным пальцем.
   - ...Слов я не на-ай-ду-у-ууу!.. Битву в углу неожиданно пресек 
Сорок Восьмой. Вперившись в окуляр, он внезапно пробормотал:
   - Пойте-пойте! А вы - не мешайте ему петь! Я сам люблю вокал... 
Парня полюби-и-ла на свою беду, - замурлыкал он. - Пойте, пока я 
целюсь... Пятнадцать метров до точки схода... Иди-иди, американец...
   Потасовка стихла сама собой. Господин Птахин отошел в другой угол - 
зализывать раны, а Дмитрий Олегович моментально замолчал. Ни один из 
его расчетов не оправдался. Даже кошмарное его пение не могло спасти 
Брюса Боура от пули. Сорок Восьмой был настоящим профессионалом.
   - Эй, чего замолчали? - осведомился киллер. - Пойте, мне не мешает. 
Что, расхотели? Понимаю... Та-ак, пять метров, - продолжил он. - Три. 
О-о, шляпу снял. Сейчас мы его...
   Курочкин закрыл глаза.
   Ба-БАХ!!
   Не открывая глаз, Курочкин подумал, что для снайперской винтовки с 
глушителем это чересчур громко. Совсем близко от него раздались топот 
и крики. Какие-то незнакомые голоса. Кто-то угрожающе засопел над 
самым ухом.
   Осторожно-осторожно Дмитрий Олегович разомкнул веки.
   Рядом с ним сидела здоровенная овчарка и скалила зубы. Человек в 
светло-синем обмундировании отдавал отрывистые команды. Подчиняясь им, 
господин Птахин и киллер Сорок Восьмой (без винтовки) уже стояли лицом 
к стене и подпирали обеими руками эту самую стену. Курочкин хотел было 
сказать, что у него свободна только одна рука, однако никто, кроме 
овчарки, не обращал на него внимания. Да и собака скорее не скалилась, 
а улыбалась ему.
   Комната быстро наполнялась и другими светло-синими людьми с 
автоматами наперевес. Каждый из них первым делом спешил обратиться к 
своему командиру.
   - Товарищ капитан! - докладывал один. - Там еще пять комнат! Общая 
площадь превышает санитарные нормативы.
   - Товарищ капитан! - брал под козырек другой. - Обнаружен 
спортивный зал. Шведская стенка, батут, штанга, тренажеры.
   - Товарищ капитан! Спальня явно гостевая!..
   - Товарищ капитан! Компьютер с "Комбатом", без лицензии!..
   - Холодильник четырехкамерный!..
   - Зеленые насаждения в вазах!..
   Последним в комнату, запыхавшись, влетел совсем молодой светло-
синий парень. Он победно потрясал клеткой с парой ошалевших соловьев. 
Клетка раскачивалась. Соловьи, решившие, что пришел их смертный час, 
жалобно чирикали безо всякой фонограммы.
   В другой руке светло-синий юноша сжимал несчастного рыжего кота. 
Тот уже был в полной прострации и не обращал внимания ни на близких 
птичек, ни даже на страшную овчарку.
   - Товарищ капитан! - радостно отрапортовал вбежавший. - Домашние 
животные в количестве трех. Также не указанные в декларации...
   Товарищ капитан в кепочке с козырьком потер руки и подытожил:
   - Так-так. Богато. И плюс к тому, - он показал на приставленную к 
подоконнику винтовку, - налицо огнестрельное оружие. Без признаков 
официального разрешения... Все ясно, приглашайте понятых.
   Светло-синие снова затопали по квартире, создавая невероятно много 
ненужного шума. Сквозь шум Курочкин едва расслышал, как стоящий у 
стенки киллер Сорок Восьмой что-то зло выговаривает господину Птахину 
про "засвеченную квартиру" и милицейский спецназ, а тот жалобно 
бурчит, что ни сном, ни духом.
   Дмитрий Олегович сделал вид, что разговор его не касается. Несмотря 
на благополучный финал всей истории с покушением, его все же немного 
мучила совесть.
   Дело в том, что светло-синие не были обычной милицией и тем более 
спецназом.
   Незадолго до появления в квартире Шефа с подручными Курочкин 
спустился к соседям с седьмого этажа и, заморочив пожилую пару 
сказками про заболевшую жену, проник к их телефону. Несколько минут он 
честно пробовал набирать "02" и каждый раз вслушивался в короткие 
гудки. Только после того, как времени совсем не оставалось, а милиция 
была упорно кем-то занята, Дмитрий Олегович решился. Скрепя сердце, Он 
набрал три пятерки и, дождавшись слов "Налоговая полиция слушает!", 
протараторил свой наспех придуманный донос - на злостных 
неплательщиков, проживающих там-то и там-то.
   За налоговыми орлами, само собой, не заржавело.
   Пусть с опозданием, но они примчались на зов.

   22

   - Остановите здесь, - попросил шофера Курочкин. - Тут уже рядом, 
дальше я могу пешком.
   - Зачем тебе пешком? - удивился налоговый капитан. - Мы тебя сейчас 
прямо к самому подъезду доставим. К самой квартире... Ты на каком 
этаже?
   Светло-синий капитан был счастлив. Ему светили теперь новая 
звездочка на погоны, повышение по службе и наверняка немаленькая 
премия за боевые заслуги. Впервые его налоговые десантники пресекли не 
что-нибудь, а настоящий теракт, да еще международного значения. К тому 
же киллер Сорок Восьмой оказался еще в давнем розыске у Интерпола и у 
киевской Безпеки, по поводу какого-то политэкономического убийства... 
Оборотистый господин Птахин тоже был взят за жабры: как выяснилось, он 
уже третий год недоплачивал налог с полученной прибыли и совсем, жук 
такой, уклонялся от нового налога на экологию. Отныне ему придется 
расплачиваться по совокупности - и свободой, и валютой. Неизвестно, 
что для него хуже.
   "Дима, друг, ты нам всем теперь как родной! - распинался налоговый 
капитан, пока они ехали. - Можно сказать, наш внештатник. А для своих 
у нас льготы, по инструкции, законно... Повезешь шмотки из Турции, 
только предупреди нас - и мы тебе коридор откроем, копейки заплатишь. 
Ну, а будешь пригонять иномарку из Германии - опять же звони: 
растаможим в два дня и комиссионных не возьмем..."
   Дмитрий Олегович машинально кивал капитану, со всем соглашаясь. 
Конечно, он знал, что никогда в жизни не воспользуется такими 
любезными, от чистого сердца, капитанскими предложениями. В чем, в 
чем, но уж в этом Курочкин был абсолютно уверен... - Не надо к 
подъезду, - сказал Курочкин. - Спасибо, я дойду. У меня тут еще одно 
небольшое дело. - "Дело" заключалось в пластмассовом мусорном ведре, 
без которого ему домой лучше было бы не возвращаться.
   Дмитрий Олегович нашел свое ведро именно там, где утром оставил: у 
отдаленного мусорного ящика, откуда и началась вся сегодняшняя эпопея. 
К счастью, за все время, пока он отсутствовал, никто не покусился на 
его пластмассовую собственность. Уже большой плюс.
   Во дворе по-прежнему было пустынно. Кто хотел, давно загорал на 
пляжах и дачах, а остальные наверняка смотрели телевизор. Только 
бедняга Мокеич на автостоянке поливал трудовым потом зеленую тещину 
"нивку". Как и несколько часов назад.
   - Все вкалываешь? - проходя мимо, полюбопытствовал Курочкин.
   - Третий раз ходовую часть смазываю, - с глубоким вздохом сообщил 
Мокеич. Утром он был похож на печального ослика Иа-Иа. Теперь - на 
каторжника после десятилетней отработки на рудниках.
   - С ума сойти, - посочувствовал Дмитрий Олегович.
   - А я что говорю? - Мокеич запустил промасленную руку куда-то в 
глубь мотора. - Пуще прежнего старуха вздурилась. Обещает, если что, 
отобрать доверенность. Кстати, у тебя случайно нет белой эмали? Ольга 
Игоревна нашла на внут-ренней стороне дверцы пятнышко...
   - У Валентины наверняка есть, - обнадежил приятеля Курочкин. - 
Заходи, я тебе дам, сколько надо.
   Перед дверью своей квартиры Дмитрий Олегович сделал пару глубоких 
вдохов и заранее втянул голову в плечи. Он уже знал первую фразу, 
которую сейчас услышит от супруги.
   - Тебя только за смертью посылать! - привычно выбранила мужа 
Валентина. - Ты где пропадал, а?
   - Да так, с Мокеичем поболтали во дворе, - ответил Курочкин и 
преданно взглянул на жену. Заготовленный ответ был хорош тем, что в 
нем была частица правды.
   - А еще говорят, что женщины болтливы, - прокурорским голосом 
заметила супруга, словно бы сам Дмитрий Олегович только что был уличен 
в распространении порочащих слухов. - Ладно, проходи... - У Валентины, 
похоже, было хорошее настроение.
   Дмитрий Олегович поставил на место ведро, мышкой проскользнул в 
комнату, переоделся в домашнее. После всех приключений ему хотелось 
просто тихо полежать на диванчике.
   Однако полежать не удалось: супруга настроена была поговорить.
   - Не вздумай дрыхнуть, - предупредила она Курочкина, входя в 
комнату, - и так все самое интересное уже прохлопал. Пока ты шлялся и 
трепался со своим Мокеичем, по телевизору знаешь что показывали?
   - Не знаю, - осторожно проговорил Курочкин.
   - То-то и оно! - важно сказала Валентина. Ей не терпелось 
рассказать об увиденном хоть кому-нибудь. Хоть мужу: - Слышал, кто 
сегодня в Москву прилетел?
   - А кто? - спросил Дмитрий Олегович, стараясь ничем себя не выдать.
   - Брюс Боур! - торжествующе произнесла супруга. - Вместе с какими-
то американскими шишками вроде сенаторов. Часа три шла прямая 
трансляция, я даже обед не успела сварить... Представляешь?
   - Конечно, родная, - покорно откликнулся Курочкин, которого теперь 
ожидали суп из пакета и китайская лапша из пакета же. В лучшем случае. 
А в худшем - бутерброды с заиндевевшей колбасой. В тайге мороженое вам 
не подадут.
   - Ничего ты не представляешь! - воскликнула Валентина. Ей хотелось, 
чтобы и Дмитрий Олегович разделил ее радость. - Брюс Боур - в Москве! 
Это же сказка! Все, кто смотрит сериал, и не надеялись, что сам БРЮС 
БОУР!..
   - Фантастика, - Курочкин попытался изобразить на лице чувство 
глубокого удовлетворения.
   - Он еще рожи корчит! - вознегодовала жена, и Дмитрий Олегович 
понял: ничего путного на его лице не возникло.
   - Я не корчу, - стал оправдываться Курочкин. - Правда, я очень рад, 
что он в Москве. Живой и здоровый...
   - Ничего ты не рад! - сердито сказала жена. - Ты самый натуральный 
Пилюлькин. Тебе наплевать на все, кроме твоих таблеток. Ты...
   Дмитрия Олеговича спас звонок в дверь.
   - Это Мокеич, - поспешно произнес он и зашлепал к двери. - Он хотел 
у нас белой эмали занять. Чуть-чуть.
   - Ну, если только самую каплю, - недовольно сказала Валентина, идя 
следом за мужем. - Пусть ему теща краску покупает. Пусть...
   Фраза так и осталась незаконченной.
   Дмитрий Олегович распахнул дверь, но за ней Мокеичем и не пахло.
   Громкая толпа, жужжа видеокамерами и сверкая блицами, в одну 
секунду заполнила весь их небольшой коридор. Из толпы вырвалась 
невероятно длинноногая шатенка и кинулась на шею Курочкину, окутывая 
его облаком из французских духов и непонятной английской речи.
   - Эт-то что еще значит? - ужасным голосом осведомилась Валентина.
   Переводчик был тут как тут.
   - Миссис Клер Камински сердечно благодарит... э-э... испытывает 
глубокую благодарность... - По всей видимости, это был все тот же 
переводчик с телевидения. Или, может быть, другой, но такой же 
хриплый. Переводил он, впрочем, точно так же: через пень-колоду.
   Дмитрий Олегович, косясь на жену, пытался вырваться из шатенкиных 
объятий. Но делал это как-то не слишком старательно, без огонька.
   - Спасение жизни ее любимого супруга... божественное провидение... 
- продолжал хриплый переводчик. - Миссис Клер говорит, что думала о 
разводе, но теперь... невероятное происшествие... их семейный корабль 
поплывет дальше, куда предписано... тут что-то из Библии, наверное...
   Напоследок длинноногая миссис Клер чмокнула Курочкин а в губы.
   Валентина ахнула. Через мгновение ей предстояло ахнуть еще раз. От 
толпы быстро отделился какой-то долговязый тип с напомаженными 
волосами и тоже нежно облобызал ее родного мужа, треща по-английски с 
большой скоростью.
   Если бы переводчик был металлическим роботом, то уже задымился бы 
от напряжения.
   - Мистер Крис Твентино тоже благодарит... - прохрипел и пробулькал 
он. - Мистер Крис говорит... что еще недавно сомневался, однако... 
принял решение... он будет снимать мистера Брюса в своем новом...
   Не дожидаясь, пока переводчик доведет мысль до конца, Крис Твентино 
потрепал Курочкина по плечу, ласково сказал: "Ба-ай!" - и растворился 
в толпе.
   Грянули аплодисменты. Толпа раздалась, и перед Курочкиным, наконец, 
появился Он - в своей знаменитой на весь мир ковбойской шляпе.
   Третий раз за последние пять минут супруга Валентина ошеломленно 
ахнула, после чего вдруг сорвалась с места и исчезла в комнате.
   Брюс Боур и вблизи походил на суперзвезду.
   От него, как и положено, пахло крепким и духовитым американским 
мужским дезодорантом. Брюс Боур не стал обнимать Дмитрия Олеговича, но 
крепко, по-мужски, пожал ему руку. Как и подобает несгибаемому шерифу.
   Затем он произнес несколько слов на своем родном английском.
   - Мистер Брюс Боур... от всей души... своего спасителя мистера 
Курочкина, - прерывающимся голосом объявил хриплый переводчик. - Он 
говорит, что успел многое переосмыслить... Раньше он пил, редко ходил 
в церковь... нарушал какие-то заповеди... Но после этого случая... 
твердо решил начать новую жизнь... Он еще раз благодарит... Отныне 
двери в его доме... тут какая-то английская идиома... Короче, он 
предлагает дружить небоскребами...
   - Сеньк ю, - ответил Дмитрий Олегович, который очень вовремя 
припомнил, как по-английски будет "спасибо". Память иногда делала 
Курочкину такие вот царские подарки.
   Мистер Брюс Боур проникновенно посмотрел на мистера Курочкина. Ему, 
должно быть, тоже захотелось сказать своему русскому спасителю что-
нибудь без переводчика. Что-нибудь искреннее и теплое. Однако по-
русски он знал единственную фразу.
   - Харотший уиндеец... - начал он с приветливой улыбкой.
   Перед глазами у Курочкина все поплыло.
   - О нет, только не это! - простонал он и схватился за голову...
   ...Когда расфуфыренная супруга Валентина, в новых туфлях на 
каблуках и в новом розовом платье, выскочила в прихожую, там уже 
никого не было, кроме самого Курочкина. От гостей остались лишь 
пыльные следы на полу, ароматы французских духов, помады и 
дезодоранта.
   - Ушли! - огорченно воскликнула Валентина. - Ну, что же ты их не 
задержал?! Посидели бы, чаю попили.
   - Они очень торопились, - объяснил жене Дмитрий Олегович. - 
Буквально на минутку и заскочили. У них такая культурная программа...
   - Просто офонареть! - Супруга еще не могла опомниться. - Такого не 
бывает! Вот так сидишь дома - и к тебе так запросто заходит сам Брюс 
Боур... Кстати, - Валентина с внезапным подозрением посмотрела на 
Курочкина. - А почему это, интересно, они к нам пришли? Ты не знаешь? 
А?
   - Ошиблись адресом, - предположил Дмитрий Олегович. - Тут в нашем 
районе, говорят, Никита Михалков живет, а дома-то похожие...
   - Да, наверное, ошиблись, - с облегчением вздохнула Валентина. - А 
я уж подумала, у меня крыша едет.
   - Все в порядке, - ласково сказал Курочкин. - Крыша ни у кого не 
едет. Просто обычное совпадение, они могли и в соседнюю квартиру 
зайти.
   - Могли, - подумав, согласилась супруга. - Нам повезло, они попали 
к нам... Подожди-ка! - внезапно воскликнула она. - А ты попросил у 
него фото с автографом?
   Дмитрий Олегович привычно вжал голову в плечи.
   - Забыл... - протянул он. Супруга всплеснула руками.
   - Обалдуй! - воскликнула она. - Люди добрые, я вышла замуж за 
обалдуя! У него был в гостях сам Брюс Боур, а он не догадался 
попросить у него автограф!..


**************************************************

   УДК 882
   ББК 84(2Рос-Рус)6-4 Г 95
   Гурский Л.
   
   Г 95         Игра в гестапо: Роман.- М: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 
1999. - 400 с.
   
   ISBN 5-04-0035S2-7
   
   Скромный фармацевт Дмитрий Олегович Курочкин - убежденный домосед, 
потому что знает о своей клинической невезучести: стоит ему выйти из 
дому, как он обязательно впутается случайно то в кровавую "разборку" 
из-за безобидного на первый взгляд чемоданчика, то в нелепую историю с 
похищенными драгоценностями, то в кошмарное покушение на заезжую 
знаменитость... Роман состоит из трех повестей - "Яблоко раздора", 
"Игра в гестапо" и "Мертвый индеец", - объединенных одним главным 
героем.
   
   УДК 882 ББК 84(2Рос-Рус)6-4
   
   (c) Leo Gursky, текст, 1999 г. О Оформление. ЗАО "Издательство ISBN 
5-04-003552-7	"ЭКСМО-Пресс", 1999 г.