Николай Леонов, Георгий Садовников

                               Мастер

                               Повесть


Файл с книжной полки Несененко Алексея
OCR: Dauphin, VIII/2002
"Искатель" № 1-2, 1967 г.


                

        Пролог

    - Ну, вот и все, - сказал начальник краевого управления. - Ну, 
вот и пора распрощаться, Михеев. Скатертью дорога, так сказать. 
Три дня вам на сборы. На тары, на бары. На всякую раскачку. Потом 
дорога поездом, и на шестой по месту новой службы - как часы.
    Он рассуждал-приказывал, как будто это касалось его: и перевод 
в Москву, и железнодорожный контейнер, и всякое такое, сопряженное 
с отъездом Он фантазировал, что бы сделал он в положении Михеева. 
Первым делом он бы собирался три дня и три ночи. Всласть и со 
смаком пакуя каждую щетку. А Михееву хватало дня с избытком. Ну, 
день бы взял еще на всякий случай. Не более того. Отдел он передал 
заместителю, и делать ему здесь было нечего, в Краснодаре. Лишний 
день - это пытка. После смерти жены минуло много лет, но город, 
где, куда ни ступи, все связано с ней, не перестал быть источником 
печальных воспоминании.
    Он просился куда угодно, лишь бы отсюда подальше. Так и 
написано в рапорте синим по белому. И начальник его читал, от 
него-то рапорт пошел вверх, переходя из рук в руки А оттуда 
спустили взамен другую бумагу, и она так же передавалась из рук в 
руки, только в обратном порядке. Он, Михеев, узнал ответ и 
подумал, ну что ж, это кстати, - в Москве его дочь и внучата, - 
пожалуй, ему повезло. - Там-то вы в Лужники. Там уж все матчи, - 
проговорил начальник. Он все-таки слегка завидовал Михееву доброй 
завистью старого друга.
    - Там двое внучат, в Москве. Такие подрастают сорванцы, - 
возразил Михеев, защищаясь.
    - Ну да? За "Динамо"-то вы болеете? Не станете же отрицать?
    - Разумеется.
    Сказал он просто так, стараясь не обидеть. А ему давно не до 
футбола. Это была какая-то другая страна - футбол. Веселая и 
беспечная. Но ему там места не нашлось. Не подошел он как-то.
    - Ну что ж, счастливого пути и всяческих успехов, - сказал 
начальник, поднимаясь и долго не отпуская михеевскую руку. Потом 
Михеев зашел в хозчасть и сдал пистолет.
    - Пока займитесь утюгом. Для тренировки. Чтобы кисть не 
отвыкла, вытяни руку с утюгом и так подержи, - сказал начальник 
хозчасти, составляя акт о сдаче оружия.
    Михеев расписался, где положено, и вышел на улицу. Здесь его 
поджидали. Напротив, через улицу, стоял пожилой мужчина в новом 
двубортном пиджаке и полосатом галстуке. Он привалился плечом к 
стволу приземистой катальпы и угрюмо смотрел на Михеева. Его глаза 
сидели глубоко под густыми бровями, издали просто темнели глазные 
впадины, и было трудно разобрать, куда смотрит их хозяин. Но 
Михеев знал точно: взгляд принадлежит ему. Большие мягкие листья 
катальпы висели почти над головой мужчины, как мягкие собачьи уши, 
и ствол ее, казалось, поскрипывал под тяжестью его плеча - такая 
сила угадывалась под пиджаком.

                

    Михеев глянул мельком на ожидавшего и зашагал к центру города. 
Мужчина помедлил, точно нехотя оттолкнулся плечом от катальпы и 
двинулся следом за Михеевым. Иногда косясь на витрины, тот видел 
его отражение. Мужчина шел теперь почти вровень по другой стороне 
улицы.
    Потом Михеев брал чемодан в универмаге, а непрошеный спутник 
торчал поодаль за спиной, и публика разбивалась о него, будто о 
скалу, обтекала стороной.
    Подобрав чемодан, Михеев направился в кассу. Мужчина стоял все 
на том же месте, как раз на его пути.
    - А, Мастер, это ты? Ну, здравствуй. Как живешь? - сказал 
Михеев принужденно.
    - Здорово, начальник. Твоими молитвами только, больше еще чем? 
- мрачно буркнул Мастер, не уступая дороги.
    - Ну, я пошел, - сообщил Михеев, хотя толком и сам не знал, 
зачем он это объясняет. Пошел себе, и все, какие разговоры.
    Но Мастер промолчал, только выпятил нижнюю губу - задумчиво 
или просто так. И Михеев тоже его обогнул, при этом Мастер не 
шелохнулся, так и остался к нему спиной. Но когда Михеев шел назад 
к прилавку, Мастер все же удосужился сделать разворот. Он медленно 
повернул свое тяжелое тело вокруг оси и встретил Михеева лицом.
    - Значит, уезжаешь? - на той же низкой ноте произнес Мастер, 
обращаясь скорее к самому себе.
    - Переводят, Мастер, - сказал Михеев чуть ли не в оправдание. 
И без этого можно было обойтись, никто не тянул за язык. Но он 
стоял перед Мастером и разводил руками.
    - Ну-ну, - помолчав, выдавил Мастер из себя, по-прежнему не 
уступая дороги.
    - Такие дела, - согласился Михеев тоже после паузы, и это 
напомнило тот день, когда они молча два часа просидели у Мастера 
за столом лицом к лицу и только изредка цедили это же самое "ну-
ну" и "такие дела".
    Тогда, в прошлую зиму, Мастер ни с того, ни с сего пригласил 
его на день рождения. И Михеев, застигнутый врасплох, от этой 
неожиданности принял предложение. Они сидели молча вдвоем за 
нетронутой бутылкой водки. Говорить им было не о чем. И они 
сидели, невольно погрузившись в общие воспоминания, только каждый 
вспоминал свое в этих давних событиях.
    - Такие дела, - повторил Михеев и опять обошел Мастера, 
стараясь не задеть.
    Каким образом пронюхал Мастер о его отъезде? Тут оставалось 
только гадать. Может, за минувшие тридцать лет между ними уже 
возникло нечто вроде телепатической связи? Между ним, работником 
розыска, и этим матерым замшелым преступником. Что только не 
бывает! Не учтешь всего. Когда вот так некий человек напрочь 
становится частью твоей жизни. И хотя в последние годы Мастер ушел 
на покой, это уже ничего не меняло. Напоминания о нем отныне 
существовали вечно.
    Но вот теперь их пути расходятся, и Мастер навсегда выбывает 
из его жизни. Михеев подумал об этом только сейчас. Его 
собственная судьба настолько сплелась с судьбой Мастера, что эта 
мысль попервоначалу показалась удивительной. Он даже обернулся. Но 
толчея скрыла Мастера. И только по кипящим бурунам можно было 
догадаться, что тот по-прежнему стоит на скрещении самых людных 
путей, между прилавками и кассой.
    Михеев поправил штатскую кепку и вышел на улицу.
    В квартире опустело - часть вещей он уже упаковал и сложил их 
вдоль стенки. Теперь в комнатах завелось эхо, и шаги его словно 
получили продолжение, отдаваясь под потолком. Он набрал телефон 
товарной станции - справился о контейнере, который был заказан еще 
три дня назад, и вновь занялся укладкой.
    Вещей после жены еще оставалось много. Они попадались на глаза 
и под руку на каждом шагу и бередили приутихшую боль. Часть их, 
имевшую ценность, он отправил ее родне. Остальное отнес 
дворничихе. Оставил только памятное. И казалось, после этого 
нечего будет паковать - у него-то вещей раз-два и обчелся. Но не 
тут-то было - он запутался в массе мелочей.
    Выходит, квартира ими кишела, а он не знал этого раньше.
    Временами хлопоты приводили его к окну, и он тогда бросал 
невольный взгляд на улицу. Там, наискосок, где виднелся угол 
сквера, сидел на скамейке Мастер.
    Скамья стояла так, что Мастеру пришлось сидеть спиной к 
михеевским окнам. Он изредка поворачивал голову и смотрел на окна. 
И Михееву было нетрудно представить, как багровеет могучая шея у 
Мастера от такой принужденной позы.
    Сидел он допоздна, пока не растворился в темноте, но утром он 
пришел, когда Михеев загружал контейнер. Михеев и рабочие натужно 
волокли пианино, покрикивая "давай, давай", а Мастер наблюдал в 
сторонке, и его лицо с мелкими чертами было безучастно ко всей 
этой возне. Только его глаза временами останавливались на 
суетящемся Михееве, и тогда по ним можно было догадаться, что 
Мастер о чем-то думает.
    - Чего стоишь? Лучше подмогни! - кивнул один из рабочих.
    Мастер глянул равнодушно и бровью не повел. Он-то, который пер 
с десяток верст на собственном горбу металлический сейф средней 
величины, потому что тот не открылся на месте, где ему было 
предписано стоять.
    На контейнер рабочие навесили пломбу и укатили на станцию. 
Оставшийся Михеев стряхнул с ладоней пыль, вытер лоб носовым 
платком и только тогда посмотрел на Мастера.
    - Вещички, значит? Барахлишко? - просипел Мастер со своей 
позиции издали и даже шага не сделал, хотя их разделяло расстояние 
для беседы малоподходящее.
    - Барахлишко, Мастер. Вещички, - подтвердил Михеев, закурил и 
обвел глазами улицу, прощаясь.
    Ответ, вероятно, исчерпал весь вопрос до дна. Мастер молчал. 
Так они немного постояли переминаясь. Потом Михеев кивнул и вошел 
в подъезд, точно порвал невидимые путы, а Мастер навечно остался 
там, за пределами его жизни.
    Под вечер у Михеева собрались друзья. Сидя на чемоданах, 
выпили водки и потом, расхватав багаж, отправились на вокзал.
    Поезд пришел со стороны Новороссийска.
    То ли проводница была близорукой, то ли неповоротливой, только 
у михеевского вагона выросла очередь. И Михеев стоял с друзьями в 
стороне.
    Приятели били его по рукам, трясли за плечо, кричали 
вразнобой, прощаясь.
    А поодаль, широко и твердо расставив чугунные ноги, стоял 
Мастер. Он курил, затягиваясь неторопливо. Сигарету прятал в 
ладонь по мальчишеской привычке, а вторая рука была в кармане.
    Покрывая шум, надрывался диспетчер, гоняя маневровые:
    - Иванов, какого черта?!
    Сквозь хаос пробился настойчивый голос диктора и сказал:
    -...ква осталось пять минут.
    Михеев полез в вагон. У входа в тамбур он обернулся. Внизу 
маячили взволнованные лица, седые кудри и лысины друзей. Мастер 
стоял на том же месте. Михеев машинально ему кивнул и поволок 
чемоданы в купе.
    Мастер некоторое время машинально шагал за поездом. Но в 
общем-то так все равно было ближе к дому. Словом, еще неизвестно, 
шел ли он следом за составом, увезшим Михеева, или просто сокращал 
дорогу. У моста он в самом деле свернул вправо, а отсюда до его 
улицы уже подать рукой.
    Пока ему еще не было толком ясно, что же произошло.
    Но оттого, что Михеев навсегда ушел из его жизни, и вправду 
становилось непривычно. Когда же он впервые увидел Михеева? 
Сколько лет - не сочтешь. И где это было? Ну, да, тот приперся 
прямо на квартиру: брать - ни больше ни меньше. А сам он был один, 
точно перст. Худой и долговязый. Стоял в дверях, и рот до ушей - 
довольный. Думал, пара пустяков взять Мастера голыми руками. Это 
встретившись с глазу на глаз! Тогда-то он вывернулся просто: 
Михеева башкой о стену, а сам тараном в окно.
    Мастер толкнул ногой калитку и пересек двор, давя подошвой 
сбитые ветром черные виноградинки. Виноградник ему достался от 
тетки вместе с половиной дома по наследству, и теперь без ухода 
совсем одичал, ягоды стали мелкими, в горошину.
    Он открыл дверь, прошел в комнату и сел на стул, не сняв даже 
кепку.


        Глава I. ВЫЕЗД

    - Ты возьмешь шляпу в конце концов? - спросила мама.
    - Тепло, ма. Честное слово! - крикнул он и сбежал по ступеням 
на нижнюю площадку.
    Времени было в обрез - он летел, едва касаясь ступеней.
    На троллейбусной остановке переминались ожидающие. Леонид 
занял место в хвосте очереди и приготовился ждать.
    Троллейбуса долго не было. Леонид заволновался. Его 
пунктуальность никак не могла совпасть с графиком работы 
транспорта, из-за этого она почти всегда висела на волоске. И 
когда в конце концов троллейбус пришел и довез его до Петровских 
ворот, Леониду уже пришлось мчаться во всю прыть от остановки до 
управления.
    Он едва не пролетел мимо дежурного старшины. Если бы дежурил 
кто-нибудь другой, он бы здесь не задержался и сэкономил массу 
секунд. Но именно сегодня у входа стоял тот самый багровый толстяк 
в начищенных пуговицах. Большой и дородный.
    - Товарищ Зубов, документик, - сказал старшина.
    Леонид будто с ходу уткнулся в невидимую стенку. Каждый раз у 
него тихонько пострадывало самолюбие. К остальным работникам 
розыска этот старшина был мягок и смотрел сквозь пальцы на то, как 
они носятся мимо, не предъявляя удостоверений. И почему-то он 
выбрал именно Леонида и тренировал свою принципиальность на нем.
    Потом Леонид взлетел на четвертый этаж и пронзил коридор, 
точно сквозняк. Еще мгновение, он сбросит плащ - и тогда...
    - Итак, все на месте? - спросил подполковник Михеев, отрываясь 
от блокнота. Он стоял возле окна и копался в блокноте.
    - Все, - ответил Леонид, тяжело переводя дыхание. Собравшиеся 
посмотрели на него. Он стоял в дверях, неустойчиво покачиваясь на 
каблуках, упираясь пальцами в косяк, и боялся оступиться назад, в 
коридор. Коридор - еще не кабинет. И тогда докажи, что пришел 
вовремя.
    - Зубов, - произнес подполковник, и Леониду сразу стало ясно: 
сейчас попадет.
    Такой в отделе признак: если зовут по фамилии, значит жди 
разноса. И тогда готовься - держи ухо востро и, когда начнется, 
терпи.
    - Вот что, Зубов, - повторил старик, видно соображая, с какого 
бока удобней взяться за Леонида.
    То, что он собирался сказать, осталось тайной, потому что 
задребезжал всеми расхлябанными частями старый телефон, прозванный 
"наганом" за безотказность. Уж сколько начальников в сердцах било 
его же собственной трубкой по рычагам, так нет, он только 
металлически екал и продолжал исправную службу. Но все равно не 
миновать бы ему мусорной ямы, не обладай он одним дорогим 
качеством. Через эту примитивную машинку было слышно все, что 
творилось за сотню метров окрест на том конце провода. И это 
свойство древнего прибора выдало начальству с головой не одного 
заленившегося сотрудника. Жена, конечно, уверяла, что муж куда-то 
ушел. Начальник отдела терпеливо слушал все это до конца, а потом 
невинно говорил: "Ну, вот он и явился, пока мы тут с вами мило 
судачили. Слышите, он просит выходные брюки. Передайте ему 
выходные брюки потом, а сейчас он срочно нужен в рабочем костюме".
    Вот и теперь, когда Михеев поднял трубку, Леонид из первых 
рук, от самого дежурного по управлению, узнал, что произошло в его 
районе. Кто-то ограбил квартиру инженера Крылова и унес большие 
деньги.
    - Слушаюсь, Серафим Петрович, - ответил Леонид, выслушав 
распоряжения о выезде, и пошел к дежурному за подробностями.
    Затем он оделся и сбежал по ступенькам во двор к машине. Там, 
за спиной шофера, уже сидел собаковод - конопатый, добродушный 
парень с овчаркой. Шофер читал журнал "Здоровье" и только искоса 
мельком глянул на Леонида, когда тот уселся рядом. Последним 
явился работник научно-технического отдела, или короче - НТО. Он 
тащил с собой небольшой, но тяжелый чемодан с инструментами. Он 
еще выходил из подъезда, а уже было ясно, что это идет кто-то из 
работников НТО. Они всегда таскали с собой тяжелые чемоданы, и без 
чемоданов их трудно было вообразить. Это была их неотъемлемая 
часть.
    - Трудненько? - спросил Леонид сострадательно.
    - Ничего, - бодренько ответил работник НТО и начал 
устраиваться в машине рядом с собакой.
    Леонид, обернувшись, ждал, когда тот займет свое место. Этого 
ждали все - и шофер и собаковод. И овчарка тоже, высунув язык и 
быстро дыша, смотрела на последнего пассажира.
    - Ты бы хоть отвернул ее морду к себе, что ли, - попросил тот 
собаковода. - Все-таки чудовище. Ишь, как глядит.
    - Нужен ты ей, Николай Иванович. Ты для нее не существуешь, - 
сказал собаковод с обидой за свою овчарку.
    - А если наступишь на хвост? Нечаянно? Тогда что? Борись за 
жизнь, а потом чини штаны и делай уколы.
    - Ну-ну, только не калечь собаку, штаны обойдутся дешевле, - 
запротестовал собаковод и перевел овчарку к себе поближе.
    Они, видно, были старые знакомые - собаковод и работник НТО, - 
а Леонид с ними выезжал впервые.
    Тем временем шофер завел машину, и Леонид скомандовал: 
"Поехали".
    Машина проскочила по бульварам по улице Герцена, на время была 
затерта в механическом потоке, вынырнула из него и остановилась 
перед облупившимся пятиэтажным домом.
    Лифт, судя по висевшей бумажке, не работал, поэтому Леонид и 
собаковод с овчаркой побежали на третий этаж своим ходом. Там, на 
площадке, их дожидался участковый в новых больших сапогах и с 
традиционным кожаным планшетом в руках.

                

    Из-за его спины выглядывали встревоженные лица жильцов, 
высыпавших из квартир.
    - Милиция приехала, - произнес кто-то.
    - Здравствуйте, товарищи, - сказал Леонид, и ему ответили 
вразнобой.
    - Дядя милиционер, а почему вы не в форме? - спросил мальчуган 
в джинсах.
    - Толя, не мешай дядям работать, - сказала женщина в цветном 
халате и повела мальчугана в одну из распахнутых дверей.
    - А они их быстро поймают, жуликов? - не унимался малыш
    - Где хозяин? - спросил Леонид, пожимая участковому руку. 
Соседи привели под локти крошечную старушку.
    - К вам можно? - обратился Леонид к тем, кто привел 
пострадавшую.
    - Милости просим.
    Овчарка нервничала, чувствуя начало работы. Ее мощная, 
отвисающая грудь напряженно дрожала.
    - Начинайте, - сказал Леонид собаководу. Со второго этажа тем 
временем поднимался Николай Иванович из НТО.
    - И лифт, как назло, не работает, повесили бумажку, - сказал 
он, преодолевая последний марш.
    - Наоборот. Лифт работает, - возразил участковый. - На бумажке 
так и написано: "Лифт работает".
    - Итак, за дело. Прошу вас, - сказал Леонид старушке, 
пропуская ее в соседскую квартиру.
    Ее рассказ был немногословен. Женщина заново, теперь уже 
освобожденно, плакала, увидев зримую поддержку милиции. В восемь с 
чем-то утра Дарья Ивановна Крылова пошла по магазинам ("Каждый 
день хожу. За продуктами, - пояснила она. - За мясом, а потом за 
овощами"), а вернувшись приблизительно часа через полтора, раньше 
обычного ("За говядиной не пошла, купила свинину, закололо в 
боку"), и открыв дверь, услышала в квартире тихие шаги. Это могла 
быть племянница Нина. "Что-то больно рано?" - крикнула старушка и 
так, с хозяйственной сумкой заглянула в комнату. И вот тут 
случилось ужасное. Кто-то крепко взял ее сзади за локти ("Будто 
железом", - вспомнила Дарья Ивановна) и сказал: "Молчи, бабка, и 
не оглядывайся, не заставляй убивать". Потом сильным, твердым 
плечом нажал на спину, отвел в кладовку, толкнул в темноту; 
торопливо захлопнул дверь и добавил: "Сиди тут и не рыпайся, будет 
каюк". Потом еще с минуту походил вроде на цыпочках и ушел, тихо 
стукнув дверью. Тогда только она вышла и закричала не своим 
голосом.
    - Страсти-то какие. Рука до сих пор болит, - закончила 
женщина.
    Выяснив все, что можно было, Леонид сказал: "Спасибо, мамаша, 
отдохните здесь", - и вышел на лестничную площадку. Тут же курил 
собаковод. Овчарка сидела около его ноги и виновато смотрела на 
своего хозяина. У нее был обескураженный вид.
    - Куда следы? На улицу или во двор? - спросил Леонид 
собаковода.
    - На улицу. А там дым и копоть. И тысячи ног. Что вы хотите - 
Москва.
    - Конечно, в лесу полегче. Особенно зимой. Пушистый нетронутый 
снег и единственная цепочка следов. Не следы, а загляденье - хоть 
сам бери вместо собаки.
    - А-а, - махнул рукой собаковод. - Уйду работать к Дурову. Уж 
там не мучают зверье, во всяком случае. А здесь сплошная 
живодерня. Смотри, до чего довели собаку. До невроза. Смотреть 
больно.
    - Леонид Михайлыч, - позвали из ограбленной квартиры.
    - Мастерская работа. Асовая, - сказал работник НТО. Он стоял 
около двери на разостланной газете и держал в руках фотоаппарат.
    - Как же он вошел, этот грабитель? - спросил Леонид, 
остановившись в дверях. - Входной замок целехонек. Без царапины.
    - Подобрал ключ и вошел. А может, и без ключа. Поленился. 
Сунул грязный нестриженый ноготь - и милости просим. Замок 
стандартный и разработан до того, что еще удивительно, как он не 
отпирается просто на просьбу: "Сезам, откройся", - сказал Николай 
Иванович, отодвигая чемодан и пропуская Зубова.
    Леонид прошел в комнату. Вокруг него сверкал яростно натертый 
паркетный пол.
    Вернее, кусочки пола - до того комната была мала. И видно, 
грабитель был ловкий человек, если расхаживал тут, не оставив и 
заметного следа. Даже в коридоре. Хотя на тротуарах жидкая грязь, 
масляный коричневый кисель, попробуй сохрани чистыми туфли. Разве 
что пронесешься по воздуху, не касаясь земли подметкой. Но он был 
этакий деликатный гость. Вероятно, долго вытирал ноги у входа, 
уважая труд хозяйки.
    - Все на месте. Даже стул не подвинул, окаянный, - сказала 
хозяйка.
    И если бы незваный человек еще не взломал письменного стола и 
не украл огромную сумму денег, то здесь и делать было бы нечего.
    - Две тысячи новыми деньгами, - грустно сообщила старушка, - 
собирали на кооператив. И вот собрали. Кому-то на водку. На что же 
еще? Пропьет, проклятый.
    Леонид пробежал глазами по комнате. Оттого, что работник НТО 
пооткрывал дверцы буфета и шифоньера, в комнате стало еще теснее. 
И жили в этой крохотуле три человека - старушка, ее брат - инженер 
Крылов и племянница. Тут уж новая квартира нужна была позарез.
    С площадки донеслись знакомые голоса, и в дверях появился 
начальник отдела в сопровождении своего заместителя Маркова. Они 
вошли в комнату и сразу засунули руки в карманы. Такая 
предосторожность еще никогда не мешала - что-нибудь схватишь и 
потом возись с отпечатками. Которые твои и которые чужие. Суди, 
ряди и ломай голову. Себе и другим.
    - Ну, какова картина? Не слишком абстрактная? - спросил 
Михеев.
    - Куда там, - чистое полотно. Сработали здорово, ничего не 
скажешь, - ответил Леонид и доложил обстановку, а Николай Иванович 
добавил свое.
    - А вот насчет замка на ящике, так почерк пробоя знакомый, - 
сказал он, отрываясь от лупы. - Такой был на Сретенке и на 
Удальцова. И на Кутузовском проспекте тоже.
    - Проверьте у себя в НТО хорошенько. Если так, то это очень 
серьезное дело, - нахмурился Михеев и тут же спросил: - За стол 
уже можно?
    - К сожалению, можно.
    - Пишите протокол осмотра. Понятых из соседей, - сказал 
начальник Леониду, расхаживая вокруг стола.
    Леонид добросовестно покорпел над протоколом осмотра, взял 
подписи у понятых и показал протокол начальнику отдела.
    - Посмотрим, - сказал подполковник, пробежал глазами по 
строчкам, полез в нагрудный карман за авторучкой, словно ему 
хотелось что-то исправить, но спохватился и убрал авторучку в 
карман.
    "Ага, горячо. В протоколе марать нельзя, это тебе не бумажка", 
- подумал Леонид ехидно.
    И вечно он, этот начальник, исправляет. Нет в отделе бумажки, 
по которой он не прошелся бы пером. Верно, правда то, что про него 
говорят: когда-то, дескать, начальник учился в полиграфическом, но 
ничего из этого не получилось, и теперь он отводит душу на 
докладных и тому подобной литературе.
    - Где же глава семьи? - пробурчал начальник, поймав 
иронический взгляд Леонида и пряча глаза.
    Вызванный с работы глава семьи через полчаса влетел в 
квартиру, и из него посыпались вымученные шутки. На его взгляд, 
видимо, юмор должен был скрашивать жалкую роль пострадавшего.
    - Ну вот. Нет худа без добра. Иначе бы я с вами и не 
познакомился, - нервно сказал он для начала и поспешно добавил: - 
Ох и ловкачи! Успели, пронюхали. Только взял из сберкассы, так 
сразу и пронюхали. Ну и ну, какие ловкачи!
    Он боялся остановиться и потерять, несомненно, с трудом 
набранный тон. Так было легче. Он мчался очертя голову, как 
плохонький велосипедист, развивший огромную скорость. Худой 
пятидесятилетний мужчина с усталым лицом. Губы его кривились.
    - Вы кого-нибудь подозреваете? - быстро и с надеждой спросил 
Михеев.
    - Из-за денег да кого-то подозревать? Да пропади они пропадом! 
- сказал Крылов с бесшабашной удалью и обвел всех печальным 
взглядом и при этом, вероятно, думал, что у него веселые, 
беспечные глаза.
    - Как же - пропади? Такие деньги! - сказала его сестра 
подполковнику. - Да он извелся, пока их занял. У кого и по сто, у 
кого и по десять. Всем уже задолжали вокруг. Нет, уж вы их 
найдите.
    - Я должен был их завтра внести. А остальное в рассрочку. На 
две комнаты, - пояснил инженер, сдавая позиции.
    - Вот видите, товарищ Крылов, на целых две комнаты. А вы 
никого не подозреваете, - веско сказал заместитель Марков.
    И строго посмотрел на Леонида. Он заместитель и присутствует 
здесь. Об этом следовало дать знать. И он дал. Теперь все это 
знали.
    - А мне подозревать некого, - упрямо возразил Крылов.
    Леонид смотрел в окно и внимательно слушал. Крылов был 
растерян и вряд ли годился сейчас на что-нибудь полезное. В голове 
у него кутерьма, и в таком состоянии действительно трудно что-либо 
припомнить. А важна каждая мелочь. Надо собрать все по крупице, 
чтобы найти матерого преступника. Вернее, преступников. То, что 
здесь работал не один, Леонид был уверен. У него уже родились кое-
какие соображения, и он хотел их взвесить.
    - Где ваша дочь? - спросил подполковник,
    - В институте и пока ничего не знает.
    Окно выходило во двор. Там мальчишки гоняли шайбу - прямо по 
сырому асфальту. Шайба не скользила, и мальчишки отчаянно толкали 
ее крючковатыми палками. Леонид перевел взгляд на письменный стол. 
Там стояла фотография девочки. Фото уже пожелтело - девочке было 
тогда пять-шесть лет.
    - Это она? - спросил подполковник.
    - Да. А теперь нет спасу от кавалеров. Трезвонят с утра. 
Большая стала совсем, повыше меня. Мать-то была высокая. Из-за 
этого роста одно расстройство. Подруги ходят на шпильках, а ей 
нельзя. Кавалер пошел низкорослый.
    - Кавалеры, конечно, студенты?
    - В основном они. Турпоходы, сопромат и эти... как их... 
"спидолы" - транзисторы. И все на одну стипендию. Веселые эти 
студенты.
    - Скажите, деньги в крупных купюрах?
    - По двадцать пять и все новые, - произнес инженер.
    - Проверьте, вещи целы?
    - Я же вам говорила. Все как одна. Просто на удивление, - 
сказала сестра хозяина.
    Заскрипели дверцы - Леонид обернулся. Крылов распахнул 
шифоньер, битком набитый одеждой.
    - В самом деле - все целехонько.
    Михеев и Марков переглянулись.
    - Опытный, мерзавец! С тряпками риск. Попасться легче.
    - Хорошенько проверьте почерк. Точно ли авторы старые? - 
сказал Михеев Николаю Ивановичу.
    "Эти знали, что брать. Желторотые, те б потянули все, не 
удержались, - подумал Леонид. - На тряпье-то они и ловятся".
    - Мы еще с вами увидимся. Сегодня вечером, - сказал 
подполковник, прощаясь, хозяевам.
    - А замочек и филенку мы вырежем на память. А вы уж поставьте 
новый, и покрепче, - подал голос Николай Иванович, он все еще 
возился у двери.
    - Леонид Михайлыч, милости прошу в мою машину, - сказал 
подполковник, застегивая пальто.


        Глава II. КТО ОНИ?

    Серафим Петрович неуклюже втиснулся в машину. Дочернин 
оренбургский платок, повязанный на пояснице под сорочкой на голое 
тело, сильно мешал, но без него радикулит крутил острее и с 
платком приходилось мириться.
    Радикулит он вынес из засады в студеных плавнях. Тогда 
подстерегали Мастера. Тот уходил на баркасе из Крыма. Это была их 
первая встреча, и это было давно. С тех пор радикулит, как и 
Мастер, стал его извечным спутником, он обитал где-то внутри, 
дремал в затаенном логове, и, когда, очнувшись от спячки, брался 
за михеевскую поясницу, подполковнику доставалось на орехи. Этот 
недуг был свиреп и коварен и заставал всегда врасплох.
    Еще вечером Михеев рассиживал на стуле, и в ус не дул, и 
радовался жизни, а радикулит уже разминал свои цепкие лапы, и едва 
подполковник вздумал подняться, как он ухватил за поясницу.
    Встать, конечно, Михеев встал, но для этого понадобилось много 
лишних движений, будто он осторожно собирал себя по частям. И 
хорошо, что в кабинете был только этот юный сотрудник Зубов, вечно 
погруженный в анализ, иначе было бы просто неловко. Но Зубов ушел 
по макушку в мысли, ничего не заметил, и все обошлось без конфуза. 
А там уж он, Михеев, распрямился и молодцевато прошел по кабинету 
этаким гоголем. И уж потом он сам хитрил - не садился целый вечер 
и все время был на ногах.
    С таким врагом лучше не садиться. Стул тогда - опасная 
ловушка. Это усвоил он давно и с утра предпочитал стульям ноги 
после того, как дочь натерла поясницу змеиным ядом и накрутила 
просторную теплую шаль. Он так бы и маячил перед глазами 
сотрудников целый день, если бы не понадобилось в машину.
    В первый раз он вылез благополучно. Незаметно крякнул и вылез. 
Но как это выйдет теперь, трудно представить. Благо впереди еще 
была дорога, можно было думать о другом. О том, что совершилось 
новое преступление. Об этой тонко сделанной краже, после которой 
от преступников не осталось примет.
    Он учел все точно, этот негодяй. Он заявился вовремя, когда у 
людей подоспела долгожданная семейная радость, и, совершая своим 
появлением дикую и вопиющую несправедливость, растоптал спокойно и 
расчетливо ее только потому, что ему было так угодно. И, оглянись 
опрометчиво старая женщина, он бы без раздумий и деловито 
уничтожил ее. Ему было бы так удобней. И не убил он только потому, 
что собственную жизнь он оценивает дороже. Он знает: за убийство 
ждет жестокая расплата. Жизнь за жизнь. Он рационалист, этот 
паршивец, и рисковать не хочет.
    "Кое-кто из сотрудников, - подумал Михеев, - привык ко всему. 
Есть на белом свете, скажем, кирпичи, крупа и преступники. Из 
кирпичей положено строить, из крупы - варить кашу, а преступников 
надо ловить".
    Они считают себя профессионалами, такие сотрудники. А он до 
сих пор взволнованный новичок. Его каждый раз, словно впервые, 
задевает, что такие негодяи, как этот, насаждают свое право 
вломиться в чужую жизнь, растоптать ее, смять и уничтожить... А 
это противоестественно жизни.
    Его заместитель Марков, тот вчера сказал зевая:
    - Это закономерно. Так устроен человек. Он продукт сложной 
эпохи и пока...
    "Социальные условия, - сказал себе Михеев, - это, конечно, 
важно. Но как же с теми, кто сыт и одет? И образован? То-то. Мало 
еще мы учим добру, частенько забывая про это простенькое, но 
великое и вечное понятие. Вот что. Стесняемся. Дескать, 
сентиментальное слюнтяйство".
    Он до сих пор помнит, как тридцать лет назад убили 
однокурсника Саньку из-за трешки. У него была только эта жалкая 
трешка, но она понадобилась жрецам самоутверждения, и они легко и 
мимоходом прирезали Саньку. Он лежал, согнувшись, под забором, 
худой от голода, так и не успевший наконец-то поесть на эту с 
трудом заработанную трешку.
    После лекций Санька еще грузил вагоны, но им на это было 
плевать. И было плевать на то, что он мечтал, волновался и любил, 
радовался жизни. Они походя сунули нож в этот трепещущий от 
впечатлений, беззащитный комочек жизни, сделав ему ужасно больно, 
и ушли с помятой трешницей, топая по булыжнику, судача о чем-то 
своем и забыв про Саньку, точно прихлопнули муху.
    Это случилось под ночь и недалеко от общежития. Он, студент 
Симка Михеев, стоял вместе с ребятами над маленьким Санькиным 
телом, потрясенный зловещим откровением.
    Тогда, стоя над мертвым Санькой, он понял, что эти люди лишь 
часть тех, кто проповедует насилие, как право на самоутверждение, 
и разница только в упрощенной философии. Решив бороться, он ушел с 
полиграфического факультета и тридцать лет назад был зачислен на 
службу в уголовный розыск.
    "Волга" неторопливо бежала в потоке машин. Машины тыкались из 
стороны в сторону, выбирая свободные места. От этого и оттого, что 
бег был вроде неспешным и дружным, они казались стадом больших и 
послушных животных, которых легонько подстегивал незримый пастух. 
Машины едва не терлись на ходу боками. А внутри за окнами торчали 
неподвижные человеческие фигуры.
    Подполковник покосился направо. Там, за пыльным стеклом такси, 
сидела в обнимку застывшая пара молодых.
    - Современный детектив должен прекрасно стрелять, знать боевое 
самбо, стенографию и фото, водить все марки машин и печатать на 
машинке, а в отсутствие врача...
    Это громко произнес Зубов. Они уже давно спорили за его 
спиной. Судя по всему, Леонид отбивался от двоих. А может, 
нападал. И загибал пальцы.
    "Наш простой советский детектив, - подумал Серафим Петрович. - 
Интересный парень этот Зубов. Прямо со страниц воображаемого 
приключенческого романа. Сочиняет на ходу. Ну, если роман 
относительно талантлив, то это не так уж и плохо. В его возрасте, 
конечно. А с годами наступит житейская зрелость. Опадут покровы 
романтики. И окажется: какая уж тут романтика - копаться в 
человеческой грязи! И профессия станет суровой и обыденной. И 
тогда наступит испытание перед долгом. Кем быть, так сказать. Уйти 
в геологи или остаться служакой. Но есть и третий выход. Принять 
борьбу как свой личный нравственный принцип. Но это дается не 
всем.
    Все это будет у Зубова потом. Пока в конечном счете нужен 
результат. Главное - найти опасного мерзавца. И как можно скорее. 
Кто знает, чем кончится его следующая кража. Не все бывают покорны 
в таких ситуациях, и тогда - убийство. Еще одна насильственная 
смерть.
    И где этот хвост, за который можно схватить и вытащить зверя 
наружу?"
    "Почерки пробоев схожи", - так сказал работник НТО.
    Он имеет в виду три последние кражи. Пробои были сделаны там 
тем же орудием. Этакое жало с характерным изломом.
    А что еще было общее между этими кражами? Каждый раз исчезала 
крупная сумма денег. Иными словами - в квартирах у всех 
пострадавших лежали большие деньги. У налетчиков промаха не было. 
Это означало точный подвод. Кто-то с острым нюхом вел разведку и 
потом наводил на кражу. А тот приходил и работал в перчатках. 
Каждый раз в перчатках. И здесь он в перчатках. Если не ошибся 
Николай Иванович. И если не ошибся, то значит преступник очень 
матер и к тому же не одиночка. Он в квартире один, словно призрак, 
но за дверью их несколько. И каждый на своем посту. Поэтому все 
чисто и аккуратно. И делалось спокойно. И точный подвод. Ни одной 
промашки. И уж не слишком ли для одного - четыре подготовленные 
кражи? Один давно бы ушел на дно и там затаился еще после первой 
жирной добычи. Но их тут несколько, и только подавай. Это общее, А 
в чем отличие этой кражи от предшествующих? Забрали только деньги. 
В прошлых случаях брали и дорогое тряпье. Здесь только деньги. Что 
это: попытка сбить следствие с толку? Мы - не мы. Или грабеж 
учинили другие? Прибыло их полку. А может, только осторожность, и 
всего...
    Серафим Петрович неловко шевельнулся, в пояснице резко 
заломило. Он застыл, пережидая боль. Точно решил ее обмануть, 
дескать, его нет и она, мол, может убраться восвояси.
    Боль поверила и уползла куда-то вглубь, где было ее логово. 
Подполковник сел поудобней и послушал, что происходит сзади.
    Там Зубов все еще вел наступление. Он опирался уже на 
литературные источники. Его оппоненты помалкивали.
    "Так кто же преступники? - подумал подполковник. - Ясно, не 
дети, нашедшие кратчайшую прямую к бюджету на мороженое. Здесь 
видна мозолистая рука кустаря-рецидивиста. Нахальная уверенность 
зрелого волка, досконально изучившего материальную часть капканов 
и способного разбирать их с закрытыми глазами. А коли так, его 
фотография должна числиться в нашей картотеке. Но только кто же 
он? Его хвост вроде бы и мелькнул, но он еще призрачен. Он 
скользит в руках и не дается. Ибо плоть его - факты. У розыска 
пока предположения. Они, словно компас, дают направление, но 
горизонт широк впереди и пуст, простирается от края до края".
    Машина свернула с Петровки в боковой переулок, и шофер сказал:
    - Вот мы и дома, - и заглушил мотор у подъезда.
    Предстояла высадка из машины, и радикулит оживился. Тогда 
подполковник напустил на себя озабоченный вид и начал рыться в 
карманах. Он ждал, когда выйдут сотрудники. Они вышли и, в свою 
очередь, ждали его. Тогда он стал еще озабоченней, махнул им рукой 
- мол, ступайте, я тут долго, черт побери! И потом только полез из 
машины.
    - Отсидел, понимаете, ногу, - с фальшивой беззаботностью 
сказал Михеев, поймав заинтересованный взгляд шофера, но сейчас же 
последовал сильный выстрел изнутри, и подполковник замер, как 
сомнамбула.
    Шофер с удивлением смотрел на начальника.
    Подполковник пришел в себя, постоял у машины, якобы 
полюбовался на старую церковь, и поднялся к себе на четвертый 
этаж.
    У кабинета ждали сотрудники. Он повесил пальто, кивнул Зубову 
- прошу, начинайте, - с отвращением покосился на зияющую ловушку 
кресла и пристроился возле трубы отопления.
    - Прежде всего преступник очень опытен. Я хочу начать именно с 
этого, - произнес Зубов торопливо, будто в нем прорвалась плотина. 
- Он умен и многое знает, этот тип.
    - А может, это был сам Шлёпа? - невинно вставил Марков, и все 
засмеялись - это была популярная шутка.
    В отдаленные времена водился такой незадачливый вор Шлепа. Не 
вор, а растяпа. Он блестяще проник в квартиру известного ученого, 
точно в дверях был не замок, а брикет сливочного масла. Шлепа 
сгреб большие деньги и напялил на себя заграничный костюм хозяина. 
А свой швырнул небрежно в мусорное ведро и скрылся, словно дух. Но 
тут его и подвела элегантная рассеянность. Он оставил в кармане 
пиджака паспорт с пропиской, и милиции понадобилось на поиски 
грабителя ровно столько времени, сколько необходимо для того, 
чтобы доехать от места преступления до квартиры Шлепы. Его застали 
за стиркой носков, и Шлепа долго держал мыльные руки над головой, 
ничего не понимая.
    Это было давным-давно, и след Шлепы затерялся в толще лет, но 
шутка о незадачливом жулике прочно вошла в быт розыска.
    - Продолжайте, - кивнул Михеев.
    Мысли Зубова почти совпадали с его собственными. Лишь ход их 
был более извилист. Зубов нырял в кипящую пучину рассуждений, и 
порой казалось, там ему и будет конец, но он все же выбирался на 
отмель, и каждый раз в точке, близкой к мнению Михеева.
    В том, что кража не была случайной, Зубов тоже не сомневался.
    - Кража тщательно продумана, и преступник все учел до мелочей. 
Мы имеем дело далеко не с новичком. И искать его нужно среди 
старого преступного мира. Именно там. В каждом его движении виден 
огромный опыт. Вы только посмотрите: когда появилась сестра 
хозяина, он твердо знал: это могла быть только она, и больше никто 
не придет. Иначе он не был бы так хладнокровен. Потом...
    - Вы полагаете, встреча с Крыловой входила в его расчет? - 
спросил подполковник.
    - Вряд ли. Это пахло "мокрым делом", а на "мокрое дело" знаток 
уголовного кодекса вряд ли рискнет. Это ни к чему, если можно без 
встречи. Скорее здесь просчет. И вот тут начинаются противоречивые 
места. Степень подготовки преступления говорит о том, что он 
орудовал не в одиночку. С другой стороны, этот промах наводит на 
мысль об обратном. Попробуем представить, как все произошло, как 
он столкнулся с Крыловой. Смотрите, она ушла в восемь утра, а 
кража совершилась в девять, - сказал Зубов, блестя глазами и 
раскрасневшись от азарта. - Окажись их хотя бы двое, второй, 
наверное, дежурил бы у подъезда и вовремя предупредил бы 
напарника, заметив возвращение хозяйки. И так бы кончилось - без 
встречи. Но что же вышло на самом деле? У хозяйки заныл бок, она 
вернулась раньше предполагаемого времени и неожиданно вошла в 
квартиру...
    Здесь его прервал "наган": задребезжал старчески, и 
подполковник снял трубку.
    - Слушай, Сима, - произнес начальник НТО, - у нас твой 
замочек, и почерк пробоя подтвердился вполне. Сретенка и новая 
кража - сущие близнецы. Словом, в заключении увидишь и...
    Он что-то сказал еще. Про футбол и погоду. Но это было 
неважно, и подполковник не слушал его. Предположения подтвердились 
- этот неясный след вел в старый преступный мир. Подполковник 
подумал о тех, у кого был похожий почерк.
    И тут же в памяти выплыл Мастер. Он был самым искусным из них 
- беркут по сравнению с коршунами - и всплыл поэтому первым. Но 
это было давным-давно - почти легенда. Осталась одна 
душещипательная блатная песня, живописующая его "подвиги" и 
любовные страдания. И поют ее теперь на нарах. А сам он ушел на 
отдых. И стоял полтора года назад на перроне Краснодара. Его 
фигура проплыла за окном вагона, когда пошел поезд, угрюмая, но 
уже безопасная для людей. Он кончился, Мастер. Уж это Михеев знал.
    А здешний преступный мир он знал пока неважно. Тут уж карты в 
руки заместителю.
    - Почему не взяли шубы и костюмы? - говорил между тем Зубов. - 
На этот раз, возможно, было не до них. Хозяйка потрепала нервы, и 
тут хотя бы деньги унести подобру-поздорову.
    Михеев остановил Зубова, иначе сам тот не умолк бы, в такой он 
вошел раж.
    - Первое, - сказал подполковник, - выяснить, кто общался с 
семьей Крыловых после шестнадцати часов вторника до двадцати 
четырех среды. Здесь три версии: отца, его сестры и Нины.
    "Версия Нины, пожалуй, важней, - подумал подполковник. - У 
старших круг знакомых поуже и в какой-то степени подобран. За годы 
он утрясен - все свои".
    Он оценивающе посмотрел на сотрудников. Двое из них не 
годились - видно за версту, что из милиции, и штатские костюмы на 
них точно с чужого плеча. В институте, где учится Нина, будут 
белыми воронами.
    - Версию Нины возьмете вы, Леонид Михайлович.


        Глава III. ВЕРСИЯ НИНЫ

    Зубов зашел в деканат и представился двоюродным братом Нины. 
Он целый месяц не видел сестру, и вот, понимаете, выпал случай. И 
не скажет ли любезная секретарша, где сестренку найти.
    Секретарша понимающе улыбнулась, потому что все молодые люди, 
как правило, приходятся девушкам двоюродными братьями, если им 
нужно что-то узнать по их поводу. Ну, скажем, например, где их 
отыскать.
    Она порылась в каких-то списках, заглянула в расписание и 
назвала аудиторию.
    - Это на втором этаже, - доброжелательно подсказала она и, 
будто что-то вспомнив, взглянула на него с некоторым любопытством.
    Он поднялся на второй этаж, отыскал нужную аудиторию и в 
ожидании перерыва долго слонялся по коридору, читал стенные газеты 
и объявления кафедр. Потом по зданию прокатился пронзительный 
звонок, будто рассыпали поднос со стеклянной посудой, и в коридор 
из всех дверей повалили студенты. Леонид облюбовал долговязого 
парня, лениво вышедшего из той же самой аудитории, и попросил 
показать Крылову.
    - Имею порученьице, но, понимаете, не знаю в лицо, - пояснил 
он, когда парень заколебался.
    Долговязый тоже взглянул как-то странно, отошел, ничего не 
сказав, и вернулся с высокой крепкой девушкой. "Ясно, играет в 
баскетбол", - подумал Леонид. Она возвышалась над ним почти на 
голову, это при его немалом росточке, и Леонид теперь понял, чем 
было вызвано любопытство секретарши. И улыбнулся сам.
    - Нина, - сказала она без церемоний.
    - Леонид, - представился Зубов, пожимая теплую ладошку. Ногти 
на руке были коротко острижены.
    "Так и есть, баскетболистка", - подумал Леонид и, хотя это для 
дела ничего не значило, остался доволен своей проницательностью.
    А вокруг да около слонялся тот самый долговязый парень, 
стриженный под ежик, не сводил вопросительного взгляда и, судя по 
всему, был начеку.
    - Признаться, мое дело очень деликатное, - сообщил Леонид и 
показал удостоверение.
    Она была в недоумении.
    - Лучше будет, если вы пойдете со мной. Волноваться не стоит, 
- сказал он, стараясь быть тактичным, - но этого никто не должен 
знать. То есть, куда вы сейчас отправитесь. Сочините предлог про 
грипп или еще что-нибудь такое. Я сам был студентом и знаю, как 
это делается.
    - Жека, - сказала Крылова изнывающему парню, - если что - я 
заболела. Это для старосты.
    Парень поднял руку, протестуя. Леонид тоже поднял руку и 
сказал: "Пока".

    Его стол поставлен боком к стене. Сюда же, к этой стене, 
собрано на столе все имеющее относительный вес. А венский стул для 
гостей - в противоположном конце стола. Попробуй дотянись до 
настольной лампы - не хватит руки. Леонид хитер, во всяком случае, 
он сам так полагает и сделал это специально. После того как один 
угрюмый тип весом в шесть пудов молча поднял гранитный чернильный 
прибор и Леонида спасло только обезьянье проворство.
    Теперь на венском стуле находилась Нина. И хотя настольная 
лампа ей была ни к чему, венский стул, как обычно, стоял у 
свободного края стола. Такое уж у него было привычное место.
    Леонид рассказал ей о краже, готовый утешить. Но она не 
нуждалась в этом.
    - Слава богу, главное - тетя жива, - облегченно сказала она и 
добавила: - Бедный папа!
    - Я вами восхищен, Нина Алексеевна, вы сильный человек. А 
теперь мы начнем по порядку, - сказал Леонид, положив сцепленные 
ладони на стол и увлекаясь предстоящей задачей.
    Цепь тонких деликатных вопросов, и он ювелирно подведет Нину к 
тому, что сейчас, возможно, знает только она одна и пока не ведает 
этого.
    Леонид мысленно засучил рукава и пустился с места в карьер. 
Прежде всего он никого не подозревает. Из ее друзей. Упаси бог - 
он далек от этого. Но преступник пронюхал, и, как он это сделал, 
надо разобраться. Он мог узнать от нее, или друзья проболтались, 
буркнули где-то, а он подхватил. Намотал на ус, а потом залез в 
квартиру - и готово. В таком духе начал Леонид.
    - Нет. Я никому не говорила. Мне бы и в голову не пришло, - 
сказала Нина твердо. - И потом это такое стеснительное дело, когда 
занимаешь, просто неудобно говорить.
    Она и сама узнала случайно, когда забежала домой. Она, 
торопясь, ела омлет, и тут отец сказал про деньги. Про то, что 
собрал-таки нужную сумму и дня через два отнесет в правление 
кооператива. Она порадовалась, конечно, вместе с тетей и отцом и 
затем убежала на тренировку. Она играет в баскетбол, и скоро матч 
с университетом.
    - Но он-то, грабитель, узнал, - заметил Леонид с улыбкой 
педагога. - Значит, где-то вы сказали, а потом забыли. Это было 
вскользь в разговоре, и теперь вы забыли где.
    - Но это мог сделать и папа. И тетя.
    - Согласен. И папа. И тетя. Мы это учли. А пока разберем 
каждый шаг и найдем то место, где вы сказали вскользь и забыли. 
Итак, начнем по порядку: вы съели омлет, и затем была 
тренировка...
    Они сидели два часа, и Леонид восстанавливал прожитое Ниной по 
минутам.
    Наконец они добрались до момента, когда Нина села в такси. Был 
первый час ночи, и троллейбусы редко ходили. И потом хотелось 
спать, она устала, а подъем рано утром.
    - Минуточку, - спохватился Леонид. - Тренировка закончилась в 
десять. Ну, полчаса на душ и сборы. А вы говорите - в первом часу.
    - Я потом еще погуляла. Ходила, дышала.
    - Вы гуляли одна? Или с кем-то? Учтите, я стараюсь ради вас. 
Это не меня, а вас ограбили.
    - Я понимаю. Я гуляла одна... Вернее, с подругой.
    - И кто она? Баскетболистка? - Леонид нацелил карандаш.
    - Точнее, это Жека. Вы видели его. Он мой однокурсник. Был 
великий студенческий день - выдали стипендию, и Жека смог 
раскошелиться, сделать шикарный жест, взять такси и с комфортом 
доставить к подъезду.
    Его они долго ловили, стремительное такси. Свободных машин 
много, но таксисты были себе на уме и проносились мимо. Тогда Жека 
поднял два пальца, сам не зная зачем. Просто от отчаяния. И хотя 
стояла темь, один водитель клюнул на эти пальцы и подогнал машину.
    - Вы сели в такси, и тут-то был разговор про квартиру, - 
произнес Леонид. - Вы переезжаете в другой район, а оттуда вам до 
института добираться вечность. Но все равно. Это будет отдельная 
квартира, и папа деньги скоро отнесет. Сотню-другую осталось 
собрать. Вы так сказали. Верно?
    - Именно так и сказала, в самом деле я подумала, что ездить 
будет далеко и сказала Жеке об этом почти дословно, - вспомнила 
Нина. - Об этом я точно сказала. Про деньги не помню. А это... Но 
как вы узнали? Вы телепат?
    - Я просто аналитик. По складу. Немного анализа, и только, - 
признался Леонид довольно скромно и добавил: - Телепатия - это 
неплохо. Настоящий детектив должен быть и телепатом.
    - Но Жека очень честный и потом... - она смутилась.
    - Он нам поможет, только и всего. И за него не бойтесь, если 
так. Но заранее молчок, о чем тут речь. Иначе будет плохо в смысле 
психологии. Он забьет себе голову мусором.
    Леонид записал фамилию Жеки и даже обвел карандашом. 
Получилась виньетка.
    - Ну, а как таксист? Что он собой представляет? Я имею в виду 
внешность, - встрепенулся Леонид.
    - На вид симпатичный, - припомнила Нина. - И похож немного на 
вас. Такой крепыш.
    - Ну, это субъективное мнение и ничего не говорит. А номер 
машины не помните? Может, отдельные цифры?
    Но тут он ничего не мог поделать. Она не помнила, и все. 
Оставалась надежда на Жеку.
    Жека прибыл утром. Нина разболтала все и тот пылал местью. Он 
нетерпеливо посмотрел на Леонида, поискал глазами по углам - где 
тут грабитель, - и Леонид быстро понял: "Не он". Если нити шли к 
преступнику от Нины, этот парень не имел с ними ничего общего. 
Леонид верил в свою интуицию.
    Укротив свирепого Жеку, Леонид начал плести вопросы и кое-что 
выколотил из него. Для этого крепко пришлось поработать. Но и Жека 
не помнил шофера в лицо. Один только отсвет приборов. Было темно, 
и у того лишь белели зубы. И еще он был спокойный парень. Такое 
сложилось мнение у Жеки.
    Он доставил Нину до самых дверей, они стали болтать там 
немного, у кнопки звонка. Тогда водитель поднялся наверх и 
спросил, в чем же дело. Сказали "минутку", а тут целых пять.
    - Не бойся, шеф, не сбегу, - ответил Жека
    - А я и не боюсь, - спокойно возразил водитель.
    Он стоял площадкой ниже, крутил на пальце ключи. Был полумрак, 
и тень от кепки закрывала лицо, но все равно было заметно, 
насколько он спокоен.
    - Дело в том, что я борюсь за перевыполнение плана. И если 
долго стоять - не наездишь особо. Да и скоро в парк, - так он 
объяснил свое появление, подбросил ключи, поймал и отправился 
вниз, к машине.
    Когда Жека спустился, таксист пинал баллоны. Затем они долго 
катили в другой конец Москвы. Жека уютно сидел рядом с шофером и 
меланхолично слушал, как тикает счетчик. И смотрел, как болтается 
перед стеклом слоник из черной пластмассы. И смотрел на фото 
кинозвезды.
    Потом он дал шоферу что положено. Даже на десять копеек 
больше. А шофер сказал:
    - И только-то? Зачем же ты поднял два пальца?
    - А что означают два пальца? Я поднял просто так.
    - Не знаю, что они означают, - сказал шофер задумчиво - Но 
если ты их поднял, должны бы что-то означать. Во всяком случае, не 
десять копеек, а что-нибудь поболе. Может, два пальца - это 
двойная оплата? Ты не знаешь? Можно и так подумать? Верно?
    Он не буянил и не грозил, получив еще десять копеек, козырнул 
и поехал. И еще какое-то время не спеша разворачивал машину. 
Наезжал на тротуар, пятился задом и высовывал голову наружу.
    На этом Жека выдохся совсем, и Леонид отпустил его.
    Потом он стал подводить итоги - выходило не ахти. Подвешенный 
слоник и фотография актрисы - вот и все. А такси в столице тьма-
тьмущая, и попробуй каждую обшарь.


        Глава IV. КОГДА ВЫ СТАНЕТЕ ДЕДУШКОЙ

    Дети сбежали в театр, а внучат поручили ему. И так случалось 
каждый раз, стоило ему зазеваться. Их двое, внучат - Толя и Лена, 
но впечатление такое, словно строительная бригада рушит дом.
    - Лена, кому говорят? - крикнул Михеев и стащил девочку со 
стола.
    И вовремя - она уже была намерена сбросить со шкафа кофейный 
сервиз. Сволокла поближе к краю и подбирала наиболее эффектный 
момент, чтобы прозвучало погромче.
    - Толя! - крикнул он в сторону кухни.
    Там на миг притихло, а затем возобновилось с удвоенной силой - 
шорох и перестук кастрюль и ведер.
    Михеев собрал крошечных дикарей в один угол, вытер им носы и 
подсунул груду игрушек. Вернее, остатки игрушек - утиль.
    - Какие послушные ребята, - льстиво сказал подполковник, 
словно только что узнал об этом и был приятно поражен. - Теперь 
они будут тихо играть, а дедушка - работать. У дедушки важное 
дело. Правда? - спросил он с надеждой.
    Детишки охотно кивнули. Они были добры и покладисты, и, если 
дедушка просил, они шли ему навстречу.
    Михеев вернулся за письменный стол. Служебных забот был полон 
рот. Минул порядочный срок, почти что с месяц, а дело с кражами не 
двигалось с места. Версии старших Крыловых пока ничего не давали. 
Хотя и сбрасывать со счета их было рановато.
    Тут стеклянные вещи задрожали от слаженного вопля. Малышам 
приелась филантропия, и они стали друг друга тузить - для зачина.
    Михеев терпеливо растащил их в разные стороны и опять было сел 
к столу, но Лена не мешкая прищемила дверью палец, а Толя, 
соревнуясь с ней в проказах, сказал:
    - А я напрудил в штаны.
    Михеев подул на прищемленный пальчик Лены и сменил штаны ее 
брату. И вроде снова стало тихо.
    Единственное, за что еще можно было как-то зацепиться, - линия 
Нины, такси с фотографией актрисы и пластмассовым слоном.
    Обычный слон, запущенный в массовое производство. Обычная 
фотокарточка из тех, что красуются в витрине любого киоска 
"Союзпечать". Тот экземпляр отличается от прочих, правда, 
автографом самой актрисы. Как там... Что-то о галантности. Видно, 
обладатель автографа встречался с актрисой и в чем-то себя 
проявил. Может, стул пододвинул или что-то подал. И разыскать его 
не стоило труда, всего лишь требовалось время. Уйма времени. 
Пришлось сотрудникам полазить в таксопарках. И вот она, эта 
машина. Водителей - двое. И один из них, Семен Володин, значился в 
картотеке розыска под кличкой "Бык".
    Михеев отвлекся. Его ухо уловило отдаленный шум воды, точно 
где-то возник водопад. Из коридора, осторожно прощупывая дорогу, 
выползала многопалая лужа. А в ванной довольный Толя поливал себя 
вовсю из душа.
    Михеев стянул с него одежонку, но запасы сухих штанов были 
исчерпаны, и пришлось оставить малыша в одной фланелевой ковбойке. 
После этого Михеев засучил рукава и долго собирал тряпкой воду. 
Покончив с водой, он стал разыскивать притихшую Лену. Ее розовая 
нейлоновая попка торчала из-за кухонного стола. Она дразнила 
кошку, но кошка была уже пожилой и умной и не поддавалась на 
провокацию.
    Михеев вытащил Лену, понес ее на одной руке. Она болтала 
ногами. По пути он нагнулся, подобрал вконец растерзанную куклу и 
пожурил:
    - Ай-яй-яй! Разве можно так обращаться с куклой? Была кукла, и 
нет ее, бедняги.
    - Подумаешь, - ответила Лена. - Если надо, я таких народю 
сколько хочешь.
    Михеев сунул им по конфете, и они блаженно замолкли. Получив 
новую передышку, он сел на диван.
    Так вот этот парень, гоп-стопник по-блатному, а в переводе - 
уличный грабитель. Но это в прошлом у Володина. Теперь он неплохой 
водитель, и в районном отделении милиции к нему не было претензий. 
Так и сказали Михееву по телефону. Ну, изредка пьет. Ну, гуляет. 
Он холостой мужчина и в самом расцвете лет.
    Потом он грабил только на улице, Бык-Семен, а этого забывать 
не стоит. Консервативнее ворья народа не сыщешь на свете.
    Наконец, кто уверен, что он услышал про деньги?
    И Марков такого мнения. Зубов на ложном пути, так он сказал 
подполковнику. Зубов, словно котенок, поймался на яркую и пеструю 
игрушку, которая мелькнула перед носом, добавил тот же Марков. Он, 
конечно, резок, его заместитель, и прямолинеен, и Зубов не 
котенок. Но Марков опытен и то, что говорит, прекрасно знает и 
отдает себе отчет.
    Однако проверить Семена придется. На всякий случай дочерпать 
эту версию до дна. Он мог кого-то навести, а сам податься в 
сторону, мол, остальное не его. И тогда это будет ключ к разгадке, 
тот самый хвост.
    Семен - парень, видно, разбитной, и пусть им займется все тот 
же Зубов. Тут нужен молодой сотрудник - для контакта. Пусть 
посмотрит, кем он стал, этот уличный грабитель. Порой достаточно 
посидеть за одним столиком и перекинуться десятком слов, и сразу 
станет ясно, какой перед тобой человек. А если тот полезет в 
карман и на свет появятся купюры по двадцать пять и такие 
хрустящие, будто из печати, то это может быть путем к разгадке.
    Над столом висел портрет жены. Уже забылось, сама ли она 
смотрела в объектив с таким выражением, или это последствия 
ретуши, словом, у жены был чуточку обиженный взгляд. И не мудрено: 
Михеев всегда оставался перед ней в долгу. И теперь - после ее 
смерти. Она умирала в больнице. Михеев это знал и вместе с тем 
умчал в станицу Пластуновскую за Мастером... Кому, как не Михееву, 
были известны все повадки старого волка, и будто на роду ему было 
написано принять тот заключительный шаг Мастера, как и многие 
предыдущие. Точно стал он его личным оперуполномоченным...
    Мастера он взял уже в десятке верст от Пластуновской в 
лесополосе, и, когда позвонил в больницу из ближайшего сельсовета, 
ему сказали все, не скрывая.
    А Мастер, сгорбившись, сидел на табурете. Он сообразил, о чем 
шла речь по телефону, и едва глаза их встретились, угрюмо пожал 
плечами...
    - Дедушка, - зашептала вкрадчиво Лена. - Он перепачкался 
ваксой.
    Из коридора сияла счастьем черная блестящая луна - рожица 
Толи.
    Но уложить их было самой трудной задачей. Он долго ее решал, и 
совершенно попусту. Они заснули сами, по углам, а он их собрал, 
разнес по кроваткам.


        Глава V. ФАРЦОВКА

    Каждое утро Леонид гладил брюки и лез в роскошный шведский 
свитер. Прекрасный колючий балахон, он висел почти до колен и был 
взят напрокат у приятеля.
    - Смотри не испорть. На нож не попадайся. Он мне, как 
двоюродный брат, этот свитерище, - объяснил приятель, известный 
молодой актер.
    Едва Леонид появился в этаком ярком оперении в первый день, к 
нему сбежался весь розыск. А Михеев только посмотрел 
вопросительно.
    - Можно и в строгом костюме. Но он наводит скуку, и разговор 
не пойдет на лад. Сухой интеллигентный вид не для Семена, - 
разъяснил Леонид и нежно погладил лохматый свитер. - А эта бизонья 
шкура так и просит развязать язык. Словом, компанейский костюм.
    И теперь, который день он сидел в кабинете и ждал, когда 
позовет Михеев. А Михеев, в свою очередь, тоже ждал. Кто-то должен 
сообщить по телефону, в каком ресторане Семен. Но Семен вел 
постный образ жизни, и Леонид немного устал от бесконечного 
ожидания. Он рвался к действию. Он чувствовал себя туго 
закрученной пружиной, которой вот-вот предстояло разжаться.
    В мыслях Леонид уже не раз встречался с Семеном. Представить 
облик будущего собеседника было нетрудно - стоило глянуть на его 
паспортную фотокарточку. Типичная физиономия лихого таксиста.
    Он поболтал с этим паспортным Семеном сначала на один, потом 
на другой манер. Прикинул - что и как, - возможные ходы, будто 
поиграл в шахматы с незримым партнером.
    Потом он шлялся по коридорам и мешал другим. В таком состоянии 
он как-то попался Маркову, тот шел навстречу и остановил Леонида.
    - Я тебя понимаю. Я и сам такой нетерпеливый, - сказал 
заместитель. - Сдохнешь от тоски с нашим Петровичем. Но между 
нами, его можно понять: сидеть на отделе не шутка. Тут дыши 
осторожно, а бурных дел невпроворот, попробуй совмести и то и это. 
В провинции было потише. Ему бы к нам пораньше, во время Шлепы, 
тогда еще куда ни шло. Но мы с тобой не осуждаем и терпим пока. 
Верно? - он заговорщицки подмигнул и энергично зашагал по 
коридору.
    Он был, как всегда, по-спортивному подтянут, смотреть на него 
было любо-дорого.
    В этот день ожидание тянулось только до шести. Звонок, 
наконец, состоялся, и подполковник вызвал к себе. Он снял первым 
делом пушинку с плеча у Леонида и завел разговор, что к чему. А 
Леонид послушно кивал.
    И вот что он узнал. Семен не утерпел и оскоромился - пришел в 
кафе "Националь". Свершилось это пять минут назад. Теперь он там 
сидит, и Леонид должен пристроиться за его столом. Возможность 
такая будет - остальное зависит от Леонида.
    - Из кафе ни шагу, если Семен позовет, а по пьянке такое 
бывает. Это соблазн, и немалый, но из кафе ни-ни. А домой к нему и 
подавно - таков мой приказ, - закончил Михеев.
    Леонид другого не ждал.
    - Хорошо, - ответил он, повинуясь. - Мне понятно: из кафе ни 
шагу. А домой к нему тем паче.
    Но Михеев провел его еще, как нянька, на улицу, вплоть до 
машины. И сделал это на глазах у отдела. А кто-то разошелся, 
крикнул за спиной:
    - Кланяйся Шлепе!
    Но Леонид и это стерпел. Он уже включился в работу.
    Он вылез из машины у Центрального телеграфа и быстрым шагом 
спустился к Манежной площади.
    У стеклянных дверей кафе маялась очередь. Симпатичные девочки 
и высокие тонконогие ребята в коротких плащах.
    - Я выходил, - кивнул Леонид на бегу.
    - Безобразие! Пройдоха! - загалдели ребята.
    Но Леонид уже миновал теплые волны от калориферов в тамбуре и 
оказался внутри.
    Теперь оставалось сесть за столик Семена. Но тут уже должен 
кое-кто постараться, и Леонид рассчитывал на него.
    Он повертелся у зеркала, пригладил пробор, навел подходящее 
выражение на лицо. Рядом в закоулке под лестницей багровый от 
водки мужчина хрипло говорил в телефонную трубку.
    - Я сейчас по делам в министерстве. Когда вернусь? Пожалуй, 
поздновато. Работы навалом, и я уж завертелся, милая.
    Семена он нашел в конце кафе. Тот сидел за двухместным столом 
в одиночестве, и это объяснялось просто, кто-то взял второе 
кресло.
    Леонид с видом своего человека свернул к служебному столику и 
приволок оттуда стул.
    Семен тем временем выходил из себя и несмело апеллировал к 
общественности. Поэтому появление застольника он встретил с 
приливом энергии.
    - Сижу целый час, - пожаловался он, вербуя в союзники. Он 
сидел восемнадцать минут, и Леонид знал это точно.
    - Выше нос, кирюша, - призвал Леонид, усаживаясь и играя роль 
завсегдатая. - Сейчас мы все организуем. Будет вам и водка. Будет 
закусон.
    - Как же, дождешься, - сказал Семен убежденно. - День такой, 
когда можно выпить, и тот просидишь на сухую.
    - А, шофер? - "догадался" Леонид.
    - На такси. Будь она неладная.
    Леонид обернулся.
    - Сестренка!
    Он поймал взгляд мужчины в сером костюме. Мужчина дал Леониду 
подержать свой взгляд еще немного и опустил глаза в чашку кофе. У 
правой руки лежала газета, он косил в нее и прихлебывал кофе.
    - Сестренка! Спасите!
    - Что еще? - недовольно спросила официантка.
    - Мой друг умирает от голода. Взгляните, он уже дистрофик. И 
вам его не жалко?
    Розовощекий Семен тоже смотрел на нее с надеждой. Официантка 
механически хмыкнула и достала из передника блокнот и карандаш.
    - Диктуйте!
    Когда она ушла на кухню, Семен с интересом посмотрел на 
Леонида. Еще бы, тот едва пришел и мигом разрешил все проблемы. А 
он-то терзался полчаса. Есть же люди, которые чувствуют себя в 
таких местах, как дома! На что он, Семен, отчаянный парень, и то 
его тянет тут все время держать руки по швам. Вот что было 
написано в его глазах.
    Леонид состроил ободряющую гримасу, и Семену, судя по всему, 
стало весело. Словом, это был простоватый парень, и возиться с ним 
не стоило труда. Леонид даже испытал легкое разочарование.
    - Ты кто же будешь? Студент?
    - Свободный художник, - общительно ответил Леонид.
    - А зовут-то?
    - Леон, Леонид.
    - Меня просто Семой.
    Церемония знакомства состоялась. Обмануть этого парня было 
легко. Леонид нес всякую околесицу.
    Официантка притащила полный поднос, и каждый занялся своими 
тарелками. Леонид навалился на киевскую котлету. Он проголодался и 
строить из себя заправского едока не приходилось. Аппетит был 
естественным.
    А Семен достал из-за пазухи бутылку водки, наполнил рюмку под 
столом, таясь от официантки, и торопливо опрокинул ее в рот. Что и 
говорить - экономный парень, если водку покупает в магазине, где 
она дешевле.
    И заказ у Семена был разочаровывающе скромен. На рубль с 
небольшим. Бульон куриный и пожарские котлеты. Тут даже при 
купюрах можно мелочью обойтись.
    Тогда Леонид поднял к глазам часы. Это была знаменитая 
"Омега". Она сияла перламутровым циферблатом, светила тускло 
золоченым корпусом - маленькое солнце на левой руке - подарок 
мамы.
    - "Омега", - на всякий случай подтвердил Леонид, будто между 
прочим. На тот случай, если Семен не заметил.
    - Сколько? - спросил Семен напрямик.
    - Сто пятьдесят. Сфарцевал за двести. Но тебе могу за сто 
пятьдесят. Ты мне нравишься, - ответил Леонид, не моргнув.
    - Я не о том. Сколько часов?
    - Двадцать восьмого, - сказал Леонид, опять не моргнув. Будто 
ничего и не было.
    - Мои идут черт знает как. Чухаешь утром в парк, раньше будешь 
или с опозданием, об этом никакого представления, - пояснил Семен.
    - Точные часы - лучшее украшение мужчины. Особенно такие, как 
"Омега", - бесстрастно заметил Леонид.
    - А-а-а, те самые, - протянул Семен с уважением, не рискуя 
показаться профаном.
    Леонид еще раз поднял часы к глазам. На этот раз он плавно 
пронес, описав ими большую дугу, едва ли не под носом у Семена. 
Семен проследил за их движением взглядом совы.
    - Так сколько? - снова спросил Семен.
    - Двадцать пять восьмого.
    - Ломишь сколько за них? Я об этом.
    - Я уже сказал: за сто пятьдесят. Но только тебе. Скидка за 
компанию. Люблю компанейских ребят и на этом, конечно, теряю. Да 
уж ладно, принцип дороже всего, - сказал Леонид, хлопая Семена по 
плечу.
    Все шло как по заказу. Правда, этот простак не отступил от 
традиции и начал бойко торговаться, предложив баснословно низкую 
сумму.
    - Сотня. Идет? - сказал Семен.
    - Только сто пятьдесят. Пятнадцать десяток. И не меньше, - 
возразил Леонид железно.
    Сейчас он словно весил несколько тонн, и вот Семен на него 
натолкнулся.
    - Меня не сдвинешь, Сема. И не трать попусту время, - сказал 
Леонид сочувственно и вместе с тем непреклонно и походя сочинил 
маленькую историю о том, как достались часы.
    Это было трогательное повествование. О том, как он долго ловил 
одного наивного француза, но тот лишь прикидывался наивным и на 
самом деле содрал с доверчивого фарцовщика лишнюю десятку. А в 
довершение была погоня. Он еле увильнул из цепких рук народной 
дружины.
    - Это было, точно в кинофильме, Сема. Ты видел "Парижские 
тайны"?
    - Два раза, - сказал Семен с гордостью. - Он здорово спрыгнул 
с крыши. И шею не свернул.
    - Так и я, как этот Жан Маре. Они за мной, а я по крыше. Но, к 
счастью, обошлось пожарной лестницей. Теперь ты видишь, какая 
работа. Горячий цех. И за сто пятьдесят только тебе. За красивые 
глаза.
    - А часики рыжие или туфта?
    - Есть проба и все чин по чину, - сказал Леонид и заломил 
рукав пиджака.
    Часы опять чарующе сияли. Маме повезло на тираже, и тут 
подвернулось это чудо в магазине на улице 25-го Октября, и весь 
выигрыш ухнул на подарок сыну.
    - Ладно. По рукам, - согласился Семен свободно. - Только вот 
этих самых денег нет у меня. Нетути. - И он захохотал довольный. - 
Разве что грамм по двести и селедку. На это мы сейчас наберем. 
Даже на больше, - добавил он затем по-компанейски и вновь полез за 
пазуху за бутылкой. - Давай, что ли, выпей, чего так сидеть спустя 
рукава?
    - Я не пью, спасибо, - сказал Леонид.
    - А ты для души, а? - настаивал этот рубаха-парень, начиная 
постепенно вызывать симпатию.
    Леонид вспомнил, как его разыграли с часами, и засмеялся. 
Семен понял, о чем он, и сказал:
    - Это еще что. Я не такое умею... Тебе, может, коньяк? - Я 
плачу, - заверил Семен и в доказательство полез в карман, пошуршал 
там деньжатами. - Не жирно, но на двоих-то нам хватит, а?
    - Не в этом дело. Я не пью совсем. Ни капли, - сказал Леонид 
совершеннейшую правду.
    - Ну, полстакана?
    - Даже наперсток.
    Они боролись долго. Семен умолял и грозил.
    - Ты меня обижаешь, - сказал он ультимативно.
    - Ну ладно. Скажу по секрету. Запойный я, понимаешь? Теперь 
тебе ясно?
    - Извини, друг, извини, - произнес Семен виновато.
    - Чего уж гам.
    - Нет, ты меня извини, - упорствовал Семен.
    - Да пей, черт с гобой.
    Семен отправился искать официантку. И пошел пир горой. Он пил 
рюмку за рюмкой Но ему было мало этого. Семен завел дружбу с 
соседними столами и ходил к ним, прихватив графин. Его бутылка 
давно опустела, и он перешел на здешний коньяк.
    Леонид терпел все это и временами косился в угол, человек в 
сером костюме все еще сидел за столиком в углу и равнодушно 
смотрел в окно.
    Изредка Леонид торопил Семена, но тот гулял вовсю, 
побратавшись с половиной сидевших в кафе, и только отмахивался, 
когда Леонид хотел его утихомирить. Наконец он устал и стал вести 
расчеты.
    Тут Леонид начал смотреть в оба глаза. А Семен полез в карман 
и выгреб горсть мелких бумажных денег. Мятые рубли торчали сквозь 
сжатые пальцы. Семен долго расправлял их в непослушных, 
одеревеневших руках. И Леонид испытал некоторое облегчение. Было 
бы просто жаль, окажись этот бравый гуляка преступником.
    Потом он повел Семена на улицу, слегка придерживая за локоть.
    - Возьмем поллитровку - и к Люське, - предлагал тот, обнимая 
Леонида за шею.
    Леонид убеждал его ехать домой, но Семен не хотел ни в какую. 
Его, Семенова, душа требовала веселья. К Люське, и все, заладил он 
одно свое
    "Жаль парня. Еще куда-нибудь угораздит. Его бы в постель, - 
подумал Леонид. - Может, и лучше что к Люське, все же посмотрит за 
парнем. Близких-то никого. Словом, к Люське так к Люське".
    Они застряли в дверях и затем все-таки вывалились на улицу. 
Тут вечер был в полном разгаре. У подземного перехода толпились 
ребята. По Горького туда-сюда переливалась публика.
    После некоторых усилий Леонид выколотил из Семена Люськин 
адрес и потащил на стоянку такси Уже подсаживая случайного 
приятеля в машину, он обернулся и увидел мужчину в се ром. Тот 
закуривал, прикрывая ладонью огонек. Лицо его было слегка 
озадаченным. Потом мужчина повел головой, что-то отрицая Леонид 
отвел глаза.
    - На Полянку, - сказал он водителю
    - А, друг, - промямлил Семен и полез к шоферу с объятием, и 
Леонид еле его угомонил. Тогда Семен забился в угол и оттуда без 
конца твердил:
    - Я тебя обидел? Да? Нет, ты мне скажи: я тебя обидел?
    Когда они прикатили на Полянку, Семен перестал соображать 
окончательно. Вначале он не хотел вылезать из такси, что-то мямлил 
и упирался. Потом долго не узнавал Люськин дом. Стоял, широко 
расставив ноги, и его раскачивало, точно осинку. После длительных 
потуг он ткнул пальцем в сторону:
    - С-сюда.
    Они подошли к подъезду. Перед ними зияла тьма.
    - Стянули лампочку, наверное - подосадовал Леонид. - Ну-ка, 
держись за меня. Какой этаж-то?
    - Второй. Этаж второй, - тупо сказал Семен.
    Леонид неуверенно вошел в темноту. Судя по всему, это был 
коридор. Семен плелся рядом, наваливаясь тяжелым плечом, и 
твердил:
    - Счас. Выпьем счас. У Люськи есть в заначке всегда.
    - Никак ступеньки, осторожно, - сказал ему Леонид, едва не 
оступившись впотьмах.
    Он начал щупать ногой ступени. И вдруг левая рука хрустнула, 
опалив все тело острой болью, перед глазами сверкнули искры, и 
Леонид полетел вниз. Он инстинктивно втянул голову в плечи и 
ударился обо что-то холодное и твердое. Не теряя мгновенья, 
перекатился на спину, поджал ноги для удара, готовый к защите. Но 
было тихо.

                

    - Семен, - осторожно позвал Леонид.
    Тот не подавал признаков присутствия. Леонид встал, растирая 
ушибленное тело. Достал коробок и чиркнул спичкой. Он был внизу у 
дверей подвала. Тогда он поднялся наверх, побрел по коридору на 
сумеречный свет и очутился на незнакомой улице. Семена нигде не 
было.
    Леонид пощупал кисть левой руки - она нестерпимо горела, - и 
не сразу хватился часов. Вначале было не до них и только смутно 
ощущалось, что не хватает на левой руке чего-то привычного. То 
есть жесткого браслета.
    Он добрался до первого фонаря и кое-как привел одежду в 
порядок. Едва он это сделал, как по асфальту зашлепали быстрые 
энергичные шаги.
    По той стороне кто-то торопился
    - Зубов, это вы? - и к нему подошел человек в сером. - Зубов, 
все в порядке?
    - Нормально. Все нормально, - ответил Леонид, бодрясь, и 
невольно убрал руку за спину, будто человек в сером мог догадаться 
об исчезновении часов.
    - У меня такси. Пойдемте, завезу на Петровку, - сказал тот, 
исподтишка оглядывая Леонида.
    "Ехал следом, но где-то отстал и плутал по переулкам, - 
подумал Леонид. - Теперь, вероятно, доложит. Доложит или нет?"
    Такси стояло в двух кварталах. Человек в сером сидел рядом и 
молчал всю дорогу. Когда Леонид вышел и поблагодарил, тот сказал 
только одно:
    - Счастливо, - и покатил к себе. Леонид заглянул в туалет, 
подчистил костюм, устраняя последние огрехи, и только тогда пошел 
к начальству. Михеев сидел за письменным столом, поигрывая 
авторучкой
    - Ну-с, что мы скажем в свое оправдание, Зубов? - спросил он с 
иронией, и Леонид понял, что тот, в сером, уже успел позвонить.
    - Но ничего не случилось. Я с ним проехал немного. Нам было по 
дороге. Только и всего, - возразил осторожно Леонид, точно пробуя 
ногой корочку льда.
    - Игра в казаки-разбойники, - сердито сказал Михеев.
    Слава богу, что он еще не знал всего. А узнай, что было, тогда 
уж только держись. Тут, может быть, не спешить рассказывать. Да и 
засмеют...
    Семен, конечно, преступник, если ограбил, и от него он не 
уйдет все равно. Но имеет ли Володин отношение к квартирным кражам 
- это большой вопрос.
    - Что вы думаете о Володине? Я имею в виду расходы, - спросил 
подполковник.
    - Самые скромные. Несколько помятых рублей - вот и все 
карманные деньги, а на них не развернешься, - доложил Леонид 
добросовестно.
    - Ясно, - сказал Михеев. - Но выговор придется закатить. Чтобы 
было неповадно нарушать приказы.


        Глава VI. ХУДШИЕ ОПАСЕНИЯ

    Михеев закрыл совещание и остался один. Он сидел за столом 
среди уймы папок с бумагами. Они громоздились в беспорядке, но он 
точно ориентировался в этом хаосе. Стоило сунуть руку по локоть в 
недра бумажных гор - и на белый свет появлялось то, что нужно. В 
ровных стопках бумаг он терялся и не знал, где что. А сейчас все 
было на своем месте. Итоги совещания были неутешительны. 
Расследование пока не двигалось. Все знали: подвернись грабителю 
невольный свидетель, и он непременно убьет - не промедлит.
    Этого преступления ждали с замираньем сердца во время 
лихорадочных поисков: он, Михеев, и сотрудники. Оно висело как 
меч.
    И оставалась только надежда, что он не успеет, пока не нашли и 
не схватили за руки.

                

    И вот непоправимое произошло - он успел. Он сделал это 
чугунной гантелиной, а когда ушел, на полу остался актер с 
размозженным черепом.
    Актер вернулся с полдороги. Он, может быть, пошел в столовую и 
обнаружил по пути, пошарив по карманам, что иссякли деньги, а дома 
есть где-то зеленый горошек в банке и, если еще устроить себе 
ревизию, то, может, найдется молотый кофе, а тогда он до репетиции 
продержится вполне и, мало того, устроит пир на весь мир.
    Он вошел в квартиру, а грабитель стоял за дверью. Тот услышал 
шаги хозяина и был наготове. А то, что было потом, актер так и не 
узнал.
    Но столкнись они лицом к лицу, актер сказал бы: - Салют, 
старик! Ты ищешь невозможное. Единственная ценность тут - дУхи - 
Дон-Кихоты и Гамлеты. А это тебе ни к чему. Ну, зачем тебе, 
скажем, Отелло?
    - Не морочь мне голову всякой ерундой, - возразил бы 
грабитель. - У тебя, должно быть, много денег. Целый мильон.
    Как истый обыватель, он считал, что актеры купаются в роскоши. 
И не поверил ему.
    - Ты врешь. Я знаю, у вас, актеров, кучи денег. Это все 
говорят. Еще говорят, ты здорово сыграл кого-то, об этом писали в 
газете, и значит, денег у тебя по горло. Во! Невпроворот. И не 
вздумай скрыть от меня, иначе будет плохо, - сказал бы будущий 
убийца.
    - Скрывать? Что же я скрыл от тебя? Ах, да! Действительно 
скрыл. Виноват. Я утаил баночку кофе, если она имеется. Но я 
думаю, мы вместе разопьем.
    Но конец все равно был один и тот же. Актер лежал с разбитым 
черепом, а нашедшие в нем приют великие образы погасли. Растаяли 
во тьме. Навсегда.
    Преступник, вероятно, шагнул через него, быстренько удрал 
подобру-поздорову. А потом, придя в себя, тер затылок озадаченно и 
досадливо крякал. До сих пор наводы были точными, в каждой 
квартире лежала куча денег, но отсюда он ушел не солоно хлебавши. 
И кто мог подумать, что в жилье у актера хоть шаром покати! Уж, 
казалось, лез сюда наверняка, будто в волшебную пещеру. А там лишь 
стол да стул, кровать да куча книжек.
    Михеев помнил эту комнату до малейших деталей. Обычное жилье 
холостяка. И можно представить удивление громилы: голый подоконник 
- и ни одной позолоченной рамы, в какие вставляют картины, не 
говоря уже о рытом бархате.
    Стоя над бездыханным актером, Михеев пережил жуткие минуты. На 
него дохнуло холодом далекое воспоминание, врезавшееся в память, 
дуновение смерти из времени.
    Он не раз бывал в самых сложных переплетах, но тот случай 
оставил отпечаток навсегда. Тогда он упал, споткнувшись о 
стропила, а Мастер подхватил револьвер и быстро отвел курок. 
Никогда он не думал раньше, что секунда может быть такой емкой. Но 
она была без конца и края переполнена последним отчаянием. Мастер 
промахнулся второпях, а он сам, Михеев, рванулся в сторону. А там 
уж Мастера схватили за руку, и все было кончено. Но эта секунда 
оставила в нем рефлекс.
    И теперь каждый раз, когда он стоял над трупом, к нему 
приходило оцепенение, пробуждая старое чувство спокойного ужаса 
перед смертью.
    Михеев набрал телефонный номер.
    - Леонид Михайлыч, зайдите.
    "Что же, - подумал Михеев, положив трубку, - выходит, 
преступник действует в одиночку? И в этот раз его застали 
врасплох. Выходит, он не знал о возвращении актера, и предупредить 
его было некому".
    Зубов явился какой-то взъерошенный. Встал в дверях, уперся 
ладонью в косяк и дальше ни шагу.
    - Садись, - сказал Михеев с любопытством.
    Этот парень вызывал симпатию, хотя порой он вел себя как-то 
непонятно. Точно играл спектакль собственного сочинения, и 
подполковник невольно чувствовал себя участником этого 
представления, хотя толком не знал, какая роль отведена ему, 
Михееву.
    Зубов нехотя уселся на крайний стул.
    - Давно не виделись с Володиным? - спросил Михеев.
    Он был убежден, что у Зубова при этом невольно шевельнулись 
уши.
    - С тех пор его не видел, - ответил Зубов и взглянул как-то 
искоса.
    Очевидно, начиналась новая сцена из зубовского спектакля. И 
что к чему, разгадать было трудно.
    - Интересно, как он поживает? - опять спросил Михеев, и на 
этот раз скорее самого себя.
    Зубов пожал плечами.
    - Можно узнать, - протянул он, изучая ногти.
    - Было бы неплохо. Постарайтесь. И доложите мне. Версия 
младшей Крыловой важна по-прежнему. Она остается за вами. Не 
забывайте этого, - сказал Михеев, давая понять, что разговор 
окончен.
    То, что Зубов был этим доволен, тем, что разговор окончен, так 
и бросалось в глаза. Он вылетел из двери опрометью.


        Глава VII. МАРГАСОВ

    Едва Михеев заикнулся о Володине, у Леонида заныло внутри. Он 
думал, выплыла история с часами, и старый выговор ему теперь 
показался манной небесной.
    Но Михеев держал другое на уме. Как только это стало ясным, 
Леонид вылетел пробкой в дверь. Прочь, подальше от Михеева!
    Он испытывал облегчение, хотя версия Нины уже набила оскомину. 
Пока он тянул из ее знакомых все возможное. Но единственное, что 
он приобрел во всей этой канители, - своего персонального 
грабителя Семена Володина.
    Леонид несколько раз задавал себе вопрос: имеет ли он право 
утаивать историю с часами? На это всегда находился убедительный 
ответ. Ну конечно, имеет. Во-первых, это происшествие не относится 
к квартирным кражам и убийству. Во всяком случае, пока еще нет 
оснований утверждать обратное. Во-вторых, Володин не уйдет от него 
так или иначе. И он завел на Семена личную папку с того самого 
дня. И тот теперь под его неусыпным оком.
    А пока он корпел над своей версией, отдел искал убийцу, 
сбившись с ног. В кабинетах было пусто. Лишь изредка возвращались 
хмурые, заросшие сотрудники. Они звонили женам, дремали на 
диванах, потом исчезали опять. А он вычерчивал в поминутные клетки 
тот злосчастный день у Нины, и была в этой сетке дыра. Та минута, 
когда Крылова-младшая кому-то все рассказала про деньги. Он 
выискивал эту дыру.
    Так протянулось еще двое суток. А на третьи по тихому коридору 
кто-то пробежал, хлопая дверями. Затем распахнулась дверь 
кабинета, на пороге вырос Марков. Он четко сказал:
    - Поедешь со мной. Не забудь оружие. Мигом!
    Леонид выскочил в коридор, а спина заместителя уже мелькала в 
дальнем конце. Когда Леонид выбежал во двор, Марков сидел в машине 
и ждал. Потом подоспели еще двое сотрудников.
    - Порядок, эскадрон налицо, - сказал Марков. - А я-то уж 
подумал, что пропал. Отдел будто вымер после чумы. А тут такое 
дело - что твой пожар. Проточный переулок, - скомандовал он 
шоферу.
    Шофер включил сирену и, взяв с места бешеную скорость, повел 
машину в центре улицы.
    - Повезло вам, ребята, - сказал Марков, обернувшись. - Сейчас 
будет выстрел в точку. И возне конец. Надо было только взяться, не 
разводя турусы.
    Леонид так и представлял слово "оперативный" - скорость, 
быстрое решение и воля. Марков был точным выражением этого 
понятия. Оно было создано специально для него. И совсем не шло к 
Михееву. Михеев был чем-то обратным этому. Марков первым вылез из 
машины, коротко бросил:
    - Понятых! - Это относилось к одному из сотрудников.
    И быстро вошел во двор трехэтажного дома. Леонид едва успевал 
за ним. У дверей с корявой цифрой 2 Марков резко нажал на кнопку 
звонка.
    За дверью пошаркали, повозились, затем ее открыла старая 
женщина, спросила:
    - Вам кого?
    - Милиция, - коротко бросил Марков и, не задерживаясь ни 
секунды, прошел мимо, в глубь коридора.
    У него, видно, было точное чутье. Не теряя времени на поиски, 
он коротко стукнул в четвертую справа комнату и, не дождавшись 
ответа, вошел. Леонид и второй сотрудник старались не отставать.
    Там сидел, спустив с кровати ноги, высокий худой мужчина в 
трусах. Лицо его было заспанным и небритым. Он тер волосатую грудь 
и пытался продрать глаза.
    - Здорово, Комар! Ты отличный партнер, и с тобой приятно 
работать. Ты изрядно поводил нас за нос. Дай лапу, Комар, я пожму 
ее с удовольствием, - звонким голосом произнес Марков.
    Мужчина машинально протянул руку, и Марков от всей души ее 
тряхнул.
    - В чем дело? - спросил мужчина, тревожась.
    - В чем дело, Комар? Ты спрашиваешь, в чем дело? Не валяй 
дурака. Ты смелый человек, и тебе это ни к чему, - громко и 
взволнованно сказал Марков, расхаживая по комнате.
    Он походя хлопнул мужчину по плечу.
    - Рано или поздно, но ты бы мне попался. От меня, Комар, не 
уйдешь.
    - Зря это вы, гражданин начальник, - хрипло сказал Комар. Он 
прочистил горло и закончил: - Ей-богу, зря. Завязано с пятьдесят 
четвертого. С тех пор ни разу, как вернулся из лагерей. Так все и 
завязал, начальник.
    Марков возбужденно подмигнул Леониду - до конца не сдается 
мужик, ну, что поделаешь с ним, этакий изворотливый.
    - Понятые здесь? - спросил Марков, становясь деловитым.
    - Здесь, - отозвался из коридора отставший сотрудник.
    Он привел с собой двух домохозяек. Они держали в руках по 
паспорту и опасливо косились на хозяина комнаты. Их, видно, нашли 
на кухне. Одна была еще в фартуке.
    - Итак, понятые здесь. Приступаем, - бодро сказал Марков.
    - Маргасов! Предлагаю сдать орудия взлома добровольно. А также 
деньги, взятые на месте преступления, - официально заявил Марков и 
добавил обыденно: - Найдем, будет хуже. Знаешь сам.
    Сидевший по-прежнему на кровати Маргасов втянул голову в 
плечи, дрожащими руками взял рядом с табуретки пачку папирос, 
стал, ломая спички, закуривать.
    - Нет у меня ничего, начальник. Ничего нет. Ей-богу, зря это, 
- пробормотал Маргасов.
    Обыск начался. Марков сидел за обеденным столом, сортируя 
содержимое коробочек с бумагами, и то, что его особенно 
интересовало, складывал отдельно.
    Леонид заглянул через его плечо, увидел справки, документы, 
старые письма.
    - Зубов, занесите в протокол обыска и изъятия.
    Марков отодвинул в сторону аккуратно сложенную им пачку бумаг, 
потер ладонью о ладонь, отряхивая пыль.
    Бумаги потерлись от древности. Все они имели тюремное и 
лагерное происхождение. Леонид вопросительно взглянул на Маркова.
    - Пиши, Леонид, пиши. Тут его сущность. Вся подноготная, - 
Марков постучал указательным пальцем по столу.
    - Товарищ подполковник, полюбуйтесь. Еще один паспорт. Теперь 
их два.
    Сотрудник протянул старый, измятый паспорт.
    - В сорок восьмом брали меня. Он потерялся, а... - начал живо 
Маргасов.
    - А потом нашелся. Верно я говорю? - спросил иронически 
Марков.
    - Верно, - сказал Маргасов обреченно.
    Но обыск ничего не давал. Стоило с такой помпой, оглашая город 
сиреной, мчаться за этим паспортом. Но Марков не терял выдержки. 
Он поражал Леонида присутствием духа. Он спокойно подвел итоги:
    - Что еще осталось? Батарея отопления. За батареей проверено?
    Это было пока "белое пятно" - место за батареей.
    - Тайник, значит, там. Да и быть ему больше негде, - сказал 
уверенно Марков.
    - Товарищ Смирнова, кажется? Вы ближе всех. Попробуйте рукой, 
- обратился Марков к понятой.
    Леонид перестал писать, поднял глаза и вместе со всеми 
уставился на батарею.
    Наступила напряженная тишина. Женщина загипнотизированно 
смотрела Маркову в глаза и не шевелилась. Маргасов переводил 
тревожный взгляд с Маркова на женщину.
    - Смелее, смелее, - подбодрил весело Марков.
    Глядя Маркову в глаза, понятая пошарила за батареей 
одеревеневшей рукой - там что-то звякнуло.
    - Железки, - сказала женщина, выдергивая руку.
    - Ну-ну. Тащите смелей, - сказал Марков, не шевельнув и 
бровью.
    Прошла минута. И на столе лежали: полуметровый ломик, зубило с 
острым концом и молоток с обтянутой кожей головкой. Их венчали три 
четвертных билета, новеньких и хрустящих - только из банка. 
Немного мятые и в паутине.

                

    Теперь центром внимания стал Маргасов. Тот вначале пытался 
делать круглые глаза, но потом безнадежно махнул рукой и 
всхлипнул. Он развозил слезы по щетинистым скулам, этот ловкач, 
легко входивший в чужие квартиры. Он, не дрогнув, обрушил страшный 
удар на голову актера, а теперь рыдал, точно ребенок.
    - Кончай комедию, Комар, ты попался. Слезы тебе не идут, как и 
крокодилу. В машину его, ребята, и не спускайте глаз, - сказал 
Марков, завершая этим небрежно легким росчерком операцию, 
стремительно проделанную прямо на глазах у Леонида.
    Марков поймал его восхищенный взгляд и, проходя к двери, 
потрепал за локоть.
    Пока он, Леонид, и все остальные с умным видом плутали где-то 
в стороне, заместитель Марков взял преступника. Но как он вышел на 
верный след - никто не знает толком. Леонид тогда еще спросил, 
когда они привезли Комара в угрозыск и вышли из машины, но Марков 
только улыбнулся и ответил загадочно.
    - Главным образом решительностью. Если взялся за гуж - никаких 
колебаний, - вот что он сказал и добавил: - И симпатии, Зубов, 
симпатии. Поработай с мое, и появятся симпатии. Кое-где и кое у 
кого.
    То, что взят кто нужно, не было сомнений. На жале отмычки 
имелся излом, и след его был неповторимым. Это подтвердило НТО. 
Что след отмычки один и тот же. На всей серии потерпевших квартир 
от Сретенки и до улицы Герцена. И там где убит знаменитый актер.


        Глава VIII. ЛЕОНИД НЕ ВЕРИТ УШАМ

    В автоколонну Леонид приехал, когда Семен уже сдал смену и 
отправился домой. Он выбрал кружок мужчин возле диспетчерской и 
подошел.
    - Скажите... - начал было он, но никто даже не повернул 
головы.
    Мужчины предавались святому делу - воспоминаниям.
    - Это что, то ли было со мной, - произнес толстый мужчина в 
комбинезоне. - Выворачиваю в Скатертный переулок, а навстречу...
    Леонид присел на старые скаты и принялся ждать.
    - Ерунда, знаю я эту историю, - перебил толстяка другой, худой 
и длинный
    - Но ты не знаешь всего... - возмутился толстяк.
    - Все равно, - обрезал худой. - Так вот, я выворачиваю из-за 
угла, а этот инспектор за тумбой для афиш. Он тут всегда в засаде 
И улица была пуста - гони на всю катушку Но тут не на того напал. 
Я торможу и громко так: "Товарищ младший лейтенант, будьте 
любезны, как проехать туда-то и туда-то?" Он вылезает красный как 
рак и сердитый...
    Здесь худой перевел дух, и Леонид, не мешкая, вклинился:
    - Скажите, где тут найти Володина Сему? - спросил он худого.
    - Володина Сему? - переспросил худой, чуть ли не 
передразнивая.
    Он было разогнался, и эта невольная задержка его раздражала. 
Тем более кто-то в нетерпении произнес:
    - И дальше что?
    - Так вот, Володин Сема, наверное, дрыхнет дома, - сказал 
худой, рифмуя.
    - Или чай попивает в одиночку, - добавил толстый, и все 
покатились со смеху.
    - Его там нет. Он был и ушел. Может, знаете кого из Семиных 
дружков? Мне бы только передать. Я-то здесь проездом, - сказал 
Леонид.
    А затем он ушам не поверил. У гуляки Семена, разбитного парня, 
не было друзей. Среди водителей он слыл бирюком. Худой и остальные 
только пожали плечами, когда спросили их о Семиных друзьях. Он был 
тяжел на подъем, по мнению водителей, насчет человеческих 
отношений. И чтобы у Семена водились друзья, такое им трудно 
представить.
    Худой удивленно посмотрел на давным-давно потухший и успевший 
остынуть окурок, бросил под ноги его, придавил по привычке 
подошвой и, вдруг став серьезным, сказал:
    - В зоопарке бы жить твоему Семе, вот где. А не посредь людей. 
Словом ведь не обмолвится добрым. Народ-то у нас хоть и разбитной, 
да славный, что надо.
    - Это верно, - тоже серьезно сказал толстяк, остальные 
закивали в подтверждение.
    Потом он подобное услышал и от соседей Семена:
    - Живет один. Никто к нему не ходит. Разве что старичок. Дядя, 
кажется, ихний.
    Но где он находился, старичок, им было неизвестно. Так вокруг 
Семена образовалась пустота, и не за что было ухватиться. С кем он 
связан и связан ли вообще, оставалось лишь строить догадки.
    Ну, нет, в это Зубов не верил. В то, что Семен бирюк. Уж 
убедился сам, какой тот компанейский человек. Он все же рубаха-
парень. И фотография кинозвезды в машине. С автографом. Как там 
написано: "Образчику галантности и супермену". Вот в чем другом, а 
в галантности Семена трудно заподозрить. Актриса писала кому-то 
другому. А тот уступил Семену. Таков был, видно маршрут 
фотографии. Но кто же этот другой?
    Вернувшись в розыск, он запросил домашний телефон актрисы и 
трижды звонил ей за этот день, и каждый раз она где-то пропадала. 
То ли на съемках, то ли по другим делам. Словом, у ее домашних все 
перепуталось в голове.
    На другой день он поехал прямо на студию. Битый час Леонид 
терпеливо сидел в одной из комнат постановочной группы, где толком 
было трудно понять, что к чему. В дверях то и дело мелькали 
озабоченные кинодевицы. А рослые киноребята в джинсах и куртках из 
замши безмятежно играли в спичечный коробок. Коробок ставился на 
край стола, потом щелчком его подбивали снизу. И оттого, как он 
падал, какой стороной вверх, начисляли очки.
    Потом он вышел в коридор, вроде бы сделал десяток шагов и 
вдруг, к своему удивлению, начал блуждать в лабиринтах. Затем к 
нему присоединился человек с очень знакомым лицом, и они теперь 
искали выход вдвоем. Леонид на ходу мучительно вспоминал, где он 
видел своего попутчика.
    - Простите, мы с вами где-то встречались, - сказал он, не 
выдержав.
    - Вот-вот, у меня тоже такое же впечатление, - ответил 
попутчик. - Будто виделись не раз. Может, в "Она вас любит"?
    - Нет, - покачал Леонид головой.
    - Ну тогда "Женитьба Бальзаминова"?
    - Нет-нет. Я не актер. И вообще ко всему этому, - Леонид 
покрутил ручку воображаемого киноаппарата старинной системы. - 
Словом, не имею отношения.
    - Вот как! - изумился попутчик. - А я-то думал...
    Ну да, это же известный комик. Тут знаменитости бродят 
запросто. Их тут пруд пруди. А он, Леонид, как-то это выпустил из 
виду.
    - Провел на студии полжизни и, пожалте вам, заблудился - 
сказал актер. - Здесь наверняка есть комната, куда пока не ступала 
нога человека. Впрочем, это еще заметил Эйзенштейн.
    Когда он выбрался на старое место, съемки были закончены и за 
актрисой надо было бежать вдогонку.
    Он настиг актрису почти у ворот. Под ее глазами, на щеках 
лежали остатки грима, а возле губ горькие морщины - при таком-то 
юном возрасте, - но все равно она казалась невероятно красивой. 
Такого чуда он еще не встречал.

                

    Актриса смотрела вопросительно. Он, наконец, стряхнул чары и 
представился. Тогда в ее глазах мелькнуло недоумение.
    - Из милиции? В чем, собственно, дело? - спросила она.
    - Вы знаете Володина Семена?
    - Кто он? Тоже милиционер? Что с ним?
    - Ничего особенного. Так вы знакомы, значит? Только он вообще-
то таксист.
    - Семен Володин? Среди таксистов такого знакомого нет, - 
сообщила она, подумав, добавила с готовностью: - О ком-нибудь 
другом - пожалуйста.
    - Спасибо, - сказал Леонид. - Но нас интересует Семен Володин, 
водитель такси.
    - Ничем не могу помочь. Он что-нибудь украл? - оживилась 
актриса
    - Почти что. Но вот что тогда непонятно. У него ваш автограф.
    - Это становится интересным, - сказала актриса и взяла Леонида 
под руку.
    Они вышли за проходную.
    - "Образчику галантности и супермену", - процитировал Леонид.
    - И что только я не писала! - сказала она с удовольствием.
    - Случайно не запомнили, кому писали это?
    - Господи, и кому я только не писала! - сказала актриса, 
вздохнув. - Иногда нет спасу, лезут прямо толпой с открытками. 
Когда-нибудь отвалится рука, ей-богу.
    - Но это-то индивидуальный случай, если уж вы кое-что 
заметили. Ну, то, что он супермен и необычайно галантен, с другой 
стороны.
    - В самом деле, значит он из знакомых, - засмеялась актриса.
    На них оглядывались, черт побери! Леониду было приятно это. 
Они вышли на проспект, и Леонид остановил такси.
    - Я вас подвезу.
    - Вот видите, галантные мужчины не такая редкость. Где уж тут 
запомнить всех галантных! - сказала она, устраиваясь в машине.
    - Ну, а если подумать?
    - Разве что. Попробуем.
    Мерно шумел мотор. Актриса сосредоточенно прикусила губу.
    - Блондин, такой широкоплечий, - сказал он, имея в виду 
внешность Семена. Наводить не полагалось, но у Леонида был свой 
расчет.
    - Исключено. Он не мог быть блондином. Блондины мне не 
симпатичны, - сказала она.
    На это Леонид и надеялся. На то, что женская память очень 
принципиальна в отборе материала.
    - Вот что, он был брюнет. Теперь я вспомнила, - обрадовалась 
актриса.
    Словом, это было на съемках. Съемки шли на Бульварах, когда на 
головы свалился оглашенный ливень и всех загнал в стеклянное кафе. 
Режиссер изрыгал проклятья, но на улице стоял плотный столб воды, 
бог уж знает, сколько километров в поперечнике.
    Вот тут он появился, этот брюнет. Он влетел в кафе как 
ошпаренный, сделал "бр-р", отряхнулся гибким кошачьим движением и, 
мельком оценив обстановку, подсел к ней за столик.
    То, что он узнал ее, сомнений не было. За столом не оставалось 
мест, но он прихватил по дороге свободный стул, подсел и с ходу 
начал флиртовать.
    Ее, сказала актриса, покоробила такая фамильярность. Но вскоре 
выяснилось, что это супермен, заранее уверенный в своем полном 
превосходстве над окружающими. Это было смешно. И так как за 
столиком скучали, пережидая ливень, все были рады возможности 
развлечься. Тем более супермен не блистал умом и каждой очередной 
репликой давал новый повод для нового веселья.
    А парень из кожи лез. Изображал из себя удава, смотрел тяжело 
и пронзительно, гипнотизировал жертву. И старался под шумок 
назначить свидание.
    Потом ливень исчез так же неожиданно. Словно сорвали завесу. 
Режиссер проглотил таблетку валидола для упрочения сердечных сил и 
погнал всех наружу с новым энтузиазмом.
    Но кафе было отрезано от внешнего мира. Для женщин по крайней 
мере. Возле кромки тротуара разлилась широкая грязная лужа. Она 
благодушно дымилась на солнце. И не было ей ни конца ни края. 
Женщины, как водится, завизжали, мужчины потерли затылки, а 
режиссер ударился в дикую ярость.
    И тут отличился брюнет. Он подхватил актрису на руки и ступил 
в середину лужи прямо в модных туфлях под всеобщий восторг 
постановочной группы. Актриса только успела удержаться за его 
широкую, твердую шею. Будто гранитную колонну - такое было 
впечатление.
    - Килограммчиков пятьдесят семь - шестьдесят, - произнес он, 
почти угадывая ее вес.
    Выбравшись на тротуар, этот нахал придержал актрису на руках 
несколько дольше, чем разрешало приличие. И ей пришлось немного 
выйти из себя.
    - Но завтра у Пушкина, - потребовал непрошеный кавалер, ставя 
тем самым условие.
    - Ни в коем случае, - сказала она - Отпустите сейчас же меня.
    - Ну ладно, тогда хотя бы это, - сказал он, отпустив актрису.
    Он сбегал на угол в почтовый киоск и принес ту самую ее 
открытку.
    - Только что-нибудь личное, - сказал брюнет. Вот тогда-то она 
и написала этот автограф. Так обстояло дело.
    - Он был невысок. Словом, я ему... Ну, примерно... по брови, 
что ли, - произнесла актриса, припоминая, она невольно впадала в 
роль детектива. - Что еще? Лет двадцать семь. Он поджар. И немного 
похож на Бельмондо. Знаете, такой французский актер?
    - То есть? - спросил Леонид, он и не слыхивал об этом 
Бельмондо
    - Ну, словом, грубое лицо. Может быть, глаза сидят поглубже. 
Будто вдали, в темных норах. И нос какой-то кривой.
    - Мощные брови? Мощные скулы? Так, что ли? И сломанный нос?
    - Уж этого не знаю. Сломан или просто кривой, - свободно 
сказала актриса, сбросившая нелегкое и ответственное бремя 
воспоминаний.
    Леонид не сумел скрыть разочарование. И всего-то!
    - Разве этого мало? - забеспокоилась актриса. Она-то было 
раскраснелась от азарта. От удовольствия.
    - Да нет, вполне достаточно. Исчерпывающие факты, - сказал 
Леонид, может, не совсем убедительно.
    - Ничего, вы его найдете обязательно, - произнесла актриса 
мягко и даже коснулась его руки. - А мне потом расскажете? Идет? - 
сказала она немного погодя, покидая машину возле магазина "Ванда".
    - Я вас подожду, - сказал Леонид, задерживаясь снаружи, он 
пропустил актрису из машины и стоял рядом с дверцей.
    - Не стоит, - сказала актриса. - Это будет очень долго. И 
потом я зайду к подружке. Здесь, по соседству.
    Артистка помахала ручкой в белой вязаной перчатке и напоследок 
подарила свою чарующую знаменитую улыбку.
    У Леонида забилось сердце. Торопливо и гулко. Отъезжая, он еще 
долго оглядывался в заднее стекло. Хотя уже давно артистку 
поглотили недра магазина.


        Глава IX. ДОПРОС

    Дочь и зять проспали, как всегда. Едва сполоснув лицо и 
приведя в порядок прически, они умчались на работу, а кормить 
внучат и вести в детский сад пришлось Михееву. Сам он поесть не 
успел и теперь рассчитывал на буфетное меню.
    Но буфет был закрыт, как назло. Словно предчувствуя его 
появление, буфетчица отправилась на базу. Он посмотрел на часы и 
решился быстренько сходить в ближнее кафе.
    Одевшись в плащ, он вышел на улицу и на углу наткнулся на 
Маркова. Заместитель демонстрировал пример соблюдения правил 
уличного движения и, хотя вблизи не было ни одной машины, 
терпеливо ждал зеленого света.
    - Понимаешь, хочу закусить, - сказал он Михееву. - Дела, дела. 
Сплошные дела. Не помню, когда ел горячее.
    Они прошли парочку кварталов и свернули в молочное кафе.
    - Значит, был телефонный звонок? Насчет Маргасова? Но кто 
звонил, до сих пор неизвестно? - спросил Михеев, когда они сели за 
стол.
    - Ну, это не столь уж и важно, - сказал заместитель нехотя.
    - Почему бы не рассказать ему подробнее? Страх перед 
Маргасовым?
    - Тайный доброжелатель. - И Марков пожал плечами, словно 
Михеев был излишне навязчив.
    - Все равно ведь звонил. Словом меньше. Словом больше. 
Хотелось бы все это знать, - пробормотал Михеев, намазывая масло 
на ломтик булки.
    Марков промолчал. Он молниеносно съел две порции вареников, 
запил их бутылкой простокваши и поднялся.
    - Ну, я пойду. Подзаймусь кое-чем, - сказал заместитель с 
преувеличенной озабоченностью.
    Михеев кивнул - дело понятное, ступай, если нет времени. В 
последние дни их отношения стали скованными. Почему-то Марков 
старался избегать тем касательно Маргасова. И если еще иногда 
обращался сам по поводу подследственного, то только потому, что 
был образцовым службистом.
    Вернувшись к себе, Михеев разделся и пошел к заместителю.
    Марков любил антураж. И на этот раз он украсил дверь запиской 
"Не входить!". Она держалась на полудюжине кнопок и впечатляла.
    Шел уже четвертый день допроса Маргасова, но дело не двигалось 
с места. Сегодня тоже ничего не принесло. Михеев заметил это с 
первого взгляда.
    Маргасов сгорбился на одиноком стуле и тупо смотрел на свои 
разношенные туфли, из которых изъяли шнурки. От этого туфли 
казались домашними. В таких, отслуживших срок, ходят в комнате, и 
они уютны, точно шлепанцы.
    За столом скучал молоденький следователь прокуратуры Протокол, 
лежавший перед ним, сиял нетронутой белизной, и следователь, 
стараясь развлечься, обводил чернилами числа в календаре. А Марков 
расхаживал по кабинету, сцепив за спиной крепкие руки.
    - Маргасов, я не понимаю вас, - задушевно говорил заместитель. 
- Вы не мальчик, свой человек на допросе. И стаж у нас, пожалуй, 
один и тот же. Ну, да, мы оба с тридцать девятого. Я - здесь, вы - 
там, - и Марков показал на пальцах решетку. - Скоро настоящий 
юбилей. Событие!
    Но Маргасов смотрел на стенку, источая полное безразличие. 
Видно, он чурался торжеств, и призыв Маркова не тронул его.
    - Так, так, - сказал заместитель, останавливаясь перед 
Маргасовым. - Молчание - золото. Но только не для вас. Оно еще 
никогда не шло на пользу таким, как вы, учтите это, - и Марков 
выстрелил в арестованного указательным пальцем.
    Маргасов уныло почесал под мышкой, ничего не сказав, будто его 
не касалось все это.
    - Вопросы самые простейшие - поймет и младенец. Откуда у вас 
инструменты и деньги? Раз. Где вы были утром такого-то сентября с 
восьми часов до девяти? Два. Куда еще яснее? - не унимался Марков.
    Вопросы задавались не впервые. Это было заметно по глазам 
осоловевшего следователя. Он еле сдерживал зевоту.
    "Почему он молчит, Маргасов? - подумал Михеев. - Может, это 
хитрый расчет на слабину доказательства? Или стремление измотать 
психически? Этакая дуэль на нервах? А если не то и не другое? Так 
что же это?"
    Михеев закурил, глубоко затянулся и выпустил первое кольцо 
табачного дыма На окаменевшем лице Маргасова дрогнули ноздри.
    - Дайте курнуть, гражданин начальник. Третьи сутки без табаку, 
- вдруг разверзлись губы Маргасова.
    - Вам не приносят? - удивился Михеев.
    - Некому, - буркнул Маргасов.
    - А ваша супруга?
    - Нет супруги. Вышла вся. И теперь больше некому.
    - Ой ли? - хмыкнул Марков.
    - Возьмите пока. Потом придумаем что-нибудь, - сказал Михеев.
    Маргасов суетливо закурил. В его глазах затеплилось 
блаженство.
    "Нет, не дуэль. Во время дуэли не до курева. Скорее это полное 
равнодушие к судьбе", - решил Михеев.
    Его отпускают поесть и поспать, все остальное время он на 
допросе, и энергичный Марков неутомим. От него нет спасу, он 
говорит и говорит. И выстоять тут в силах только полное равнодушие 
Вот он и заковался в этот панцирь отрешенности, Маргасов. Как муха 
впадает в анабиоз на зимнее время до летнего тепла. И ждать ему 
недолго. Он это знает. То, что вряд ли продлит прокурор его 
пребывание под арестом.
    Но, с другой стороны, подумал Михеев... Он будто посмотрел на 
арестованного новыми глазами. И возникшее чувство начало 
потихоньку крепнуть.
    А Маргасов между тем безучастно сидел среди бурного моря слов, 
которые развел заместитель. Наконец тот изнемог и высунулся в 
коридор.
    - Конвой - позвал устало Марков.
    В дверях появились рослые старшины. Маргасов встал и побрел к 
дверям На пороге он обернулся и спросил:
    - Начальник, а, гражданин начальник, сколько мне тут еще по 
закону? День или два? Дольше-то не имеете без фактов??
    И, не дожидаясь ответа, шагнул в коридор.
    - А в самом деле, что-то улик маловато - придется выпустить. 
Держать-то дальше невозможно. Так сказал прокурор, а их, улик, как 
видите, кот наплакал, - произнес следователь, укладывая 
несостоявшийся протокол в папку.
    - С прокурором мы еще поговорим, - заметил Марков воинственно. 
Он не унывал, ему бы передохнуть, а там он снова возьмется за это 
дело.
    - Попробуйте, но вряд ли выйдет, - сказал следователь, 
открывая дверь.
    - Парень прав. Говорить с прокурором нечего, - сказал Михеев, 
поднимаясь.
    Они смотрели друг другу в лицо.
    - К сожалению, нечего, - повторил Михеев. - Ему подавай 
добротные факты, а с этим у нас туговато. Поторопились мы с 
Маргасовым. А надо бы выждать.
    - Когда он пристукнет кого-нибудь еще? - возразил заместитель. 
- Ну, нет уж. Яблочко сорвали вовремя.
    - Он ничего не расскажет.
    - Я начал эту операцию, и я доведу ее до конца. Будут вам и 
факты, будет протокол, - сказал самолюбиво Марков.
    - Пока вы в моем отделе. Не забывайте, Марков. И отвечать мы 
будем вместе. Маргасова не трогать до моего распоряжения.
    Марков передернул плечами. Это уже было открытое столкновение. 
До сих пор начальник сдерживал себя и мирился кое с чем. Михеев 
вышел в коридор и прошел по всей его длине, стараясь успокоиться. 
И, сделав это наспех, он свернул к себе.
    У кабинета топтались сотрудники с бумагами на подпись.
    Один из них подергал дверь и спросил:
    - Куда запропастился дед?
    - Я послал его за сигаретами. Сбегает - вернется: одна нога 
здесь, другая там, - сообщил второй, стоявший спиной к Михееву.
    - Я уже обернулся, - произнес Михеев и предъявил последнюю 
пачку "Примы".
    - Я уже бросил курить. За это время, - забормотал сотрудник, 
отстраняя сигареты и стараясь выпутаться с честью.
    - Ладно. А я-то старался. Бежал во весь дух, - сказал Михеев, 
открывая дверь ключом. Потом он сказал, подписав бумаги:
    - Передайте мимоходом Зубову. Пусть заглянет ко мне.
    Не успел он сесть за стол, как пришел Марков с папкой. С 
заместителем что-то творилось. Он сжал челюсти и гонял желваки. И 
старался не смотреть в глаза. Марков сел около стола и сказал, 
будто что-то преодолевая:
    - Серафим Петрович, должен признаться... Видно, дал я маху, - 
и его лицо и шея неожиданно залились густой малиновой краской. Вот 
уж таких возможностей за своим рациональным заместителем Михеев не 
ожидал и даже растерялся от сюрприза.
    А Марков осторожно положил папку на стол - это было дело 
Маргасова. И добавил:
    - Я еще раньше хотел сказать. Даже специально поджидал сегодня 
на перекрестке. Но потом передумал. Дай-ка, мол, испытаю еще раз, 
а вдруг, мол. Да, видно, попался на крючок, на этот звонок самый.
    - Бывает, - сказал Михеев помягче и потянулся было рукой, 
хотел по-дружески потрепать Маркова за плечо, но как-то поспешил, 
не рассчитал расстояние и, выходит, похлопал воздух, а Марков, 
будто ребенок, за лаской, подался плечом под его руку, и вышло это 
у них неуклюже.
    Но тут подал свой голос "наган".
    "Наган" тихо металлически брякнул, точно прочищал горло. И, 
прочистив, издал серию коротких прерывистых звонков - вызов 
междугородной станции.
    - Алло, Михеев! - крикнул издалека голос бывшего сослуживца по 
Краснодару.
    Начался ритуал взаимных вопросов: "Ну, как жизнь?", 
"Здоровье?" Расстояние глушило их голоса. Потом сослуживец сказал:
    - Так вот какие фигли-мигли, Сима. Тут у нас кое-что 
произошло. Мы к тебе за консультацией. Дело весьма и весьма... И 
как снег на голову.
    - Разрешите войти? - спросил Зубов.
    Михеев поднял глаза и, продолжая слушать телефон, сделал знак: 
дескать, подождите за дверью.
    - Вот как! - сказал Михеев в трубку несколько озадаченно. То, 
что говорил бывший сослуживец, было неожиданным.


                  Глава X. ЕЩЕ О МАРГАСОВЕ
 

    Свои симпатии Леонид сразу отдал Маркову. Тот был энергичным 
детективом, и на него было любо-дорого посмотреть. Но Михеев был 
кое в чем прав. Леонид это понял с полуслова.

                

    - Я отправляюсь сейчас же, - сказал он деловито.
    - Ни пуха ни пера, сынок, - благословил Михеев.
    Это было настолько сентиментально, что Леонид даже не нашелся, 
что сказать в ответ.
    - Спасибо, - на это только его и хватило.
    Он взял рабочий адрес Маргасова и сел в маршрутный автобус.
    Он вылез на Дорогомиловской и вошел в ворота торговой базы, 
где работал грузчиком Маргасов.
    - Из милиции? - спросил директор базы.
    Леонид изобразил на лице крайнюю степень удивления - почему 
именно из милиции?
    - Из милиции потому, что он канул. Нет его, прогульщика, 
третий день, а то и поболее, - объяснил директор
    - Может, он болен?
    - Куда там. Пьет, бездельник. Вся зарплата на дне бутылки, а 
семья пропадай от голода. Недаром жинка сбежала с дитем в охапке. 
Если он пьет, кому еще нужна его характеристика? Единственно 
милиции. Ей он разве и интересен.
    - Все-таки я из жилуправления. Он на учете у нас. На квартиру. 
И тут подходит очередь. Вот мы и смотрим - достоин Маргасов 
квартиры? - начал было Леонид.
    - А как же: достоин вполне. Трудится, понимаете. Такой 
серьезный мужик, - сказал директор, поднимаясь.
    - Маша, ты отстукай товарищу из управления, а я пошел, - 
сказал директор машинистке.
    - А то, что он слабоват на водку... Тут уж все мы грешны, - 
сказал директор фамильярно, уже находясь в дверях.
    - Я сейчас, посидите. У меня почти готово. Только простукать 
фамилию, и все, - подбодрила машинистка заскучавшего Леонида и 
достала заготовленный бланк.
    Леонид скис - стоило стараться. Заряд изобретательности пропал 
впустую. Он пошарил по карманам.
    - Покурю во дворе.
    - Можно и здесь. Я люблю табачный дым. Это очень приятно, - 
сказала машинистка. 
    - Надо беречь здоровье. Дышите воздухом почище по возможности, 
- пожурил Леонид и вышел в коридор.
    Бухгалтер находился в самом конце. Здесь можно узнать и кое-
что посущественнее, если строго ведется учет. Но прежде он почитал 
пожелтевшую стенгазету и выбрал еще пару фамилий.
    - Из горкома профсоюза, - представился Леонид старшему 
бухгалтеру.
    Тот возился с просторным, как скатерть, разграфленным листом и 
кивнул не глядя.
    - Нас интересует сдельный заработок ваших рабочих. Мы 
выборочно взяли троих: Иванова, Маргасова и Петрова, - сказал, 
усаживаясь.
    Бухгалтер, так же не глядя, взял свободной рукой на ощупь 
вначале одну пухлую папку, затем вторую и вручил их посетителю.
    Леонид пробежал глазами по нарядам и сверил числа со своим 
карманным календарем, где дни преступления находились в кружочках 
Из них четыре совпадали с нарядами, когда Маргасов грузил в поте 
лица своего, но пятый, день убийства, в нарядах отсутствовал.
    Леонид спрятал календарь и занялся зарплатой Маргасова. 
Денежные дела клиента шли неважно.
    - Простите, кто-нибудь из троих должен в кассу взаимопомощи? 
Ну, скажем, Маргасов, - деликатно спросил Леонид, смиренно давая 
понять, что он совершает тяжелый поступок, отнимая у бухгалтера 
бесценное время, и осознает это со стыдом.
    - Маргасов? Вот где у нас этот Маргасов, - пробурчал 
бухгалтер, не поднимая головы, и похлопал себя по шее.
    - До свидания, - сказал Леонид.
    - Ага, - ответил бухгалтер. - Заходите.
    Потом Леонид потолкался во дворе среди грузчиков.
    - Может, придет ваш Маргасов. Хочу получить скромный должок, - 
сказал он им доверительно.
    Грузчики сочли его слова за хорошую, но грустную шутку.
    - Плакали ваши денежки. Летом туда-сюда, у него что-то 
водилось, а теперь распростись навсегда. Он тут одолжился у 
каждого. Не вы один пострадавший. Но поди возьми у запойного, - 
сказал один из грузчиков, годами постарше.
    Леонид еще походил для виду и отправился вон со двора.
    - Гражданин, а гражданин! Вы забыли характеристику! - в 
форточку высунулась машинистка, размахивая листком.
    - Спасибо! Я поверил на слово! - крикнул Леонид.
    Отсюда он двумя троллейбусами и автобусом добрался до жилья 
Маргасова и там, во дворе, три часа забивал "козла" в домино с 
компанией жильцов пенсионеров
    Его партнером был хитрющий дворник. Он уже многое перевидел на 
своем веку и догадался сразу, что нужно Леониду во дворе, хотя тот 
изображал из себя случайно забредшего гуляку. Крохотные глазки 
дворника лукаво сощурились - с намеком, а в остальном он не 
показывал вида. Только дал слегка понять - а я немного знаю, кто 
ты такой и что тебе нужно. А Леонид, 
понимая, что он разоблачен, в свою очередь, делал вид, будто не 
чувствует этого, и так же упрямо маскировался под праздного парня. 
И так у них с дворником продолжалась эта скрытая игра.
    - Маргасов тут у вас живет... Двоюродный братец моего дружка. 
Дружок из Сахалина и пишет: как там мой брательник, сходи узнай. 
Вот оно, письмо. Куда же задевалось? Не пойму, - положив на стол 
костяшки, Леонид рылся в карманах, активно недоумевая.
    А дворник ухмылялся и переспрашивал:
    - А ты, значит, дружок его братца?
    - Вот-вот, дружок. Старый приятель, еще учились вместе в 
школе, - твердил Леонид свое, добросовестно придерживаясь формы.
    - А он, значит, двоюродный братец дружка? - прикидывался 
дворник, а сам мигал: не бойся, не выдам. И кивал на двух 
пенсионеров: ловко мы их водим за нос.
    Дворник был его партнером, и они раз за разом делали 
пенсионеров "козлами". Леониду это надоело давно, но дворник цедил 
в час по чайной ложке - ему нравилось прикидываться непонимающим.
    Наконец Леонид выяснил все, что можно было здесь узнать. Это, 
в сущности, было подтверждением уже полученных сведений. Маргасов 
много пьет, в долгах как в шелках с головы до пят, вынес из дому 
все, что можно было пропить. Летом купил телевизор, но потом и его 
спустил на барахолке. А где он был в интересующий Леонида день, 
дворник толком не ведал. Возможно, в вытрезвителе, там у него 
словно дом родной. Вот это его и беда, а остального такого 
предосудительного за жильцом пока не замечали. С того времени, как 
тот вернулся из лагеря.
    Сделав "рыбу", Леонид бросил костяшки на стол, сказал:
    - Всего доброго, я пошел писать приятелю.
    В районном вытрезвителе стоял специфический запах - смесь 
больницы и пивной. У входа прохаживался молодой капитан.
    - У нас тут строгий учет, - сказал он Леониду, - и если ваш 
Маргасов здесь побывал, то это записано точно.
    Леонид уселся за книгу и начал листать. Нашел нужное число и 
побежал по строчкам глазами. Маргасов был тут как тут. В то самое 
утро, когда погиб актер, он покоился на жесткой постели.
    - Напишите справку, - сказал Леонид, испытывая спортивное 
волнение.
    - Это мы быстренько, - ответил капитан.


        Глава XI. В СПОРТИВНОМ ЗАЛЕ

    Леонид катил в Кунцево. Путь был не близкий, и времени на 
всякие размышления было хоть отбавляй.
    Только что пришло известие: ограбили ларек в Кунцеве, с 
пробоем замка. Ну, если с пробоем, значит ехать Леониду.
    Пробоя, собственно, не оказалось. Замок попросту грубо 
перепилили и потом учинили грабеж. Растащили уйму консервов и 
разной бакалейной всячины.
    Леонид стоял в окружении милиционеров из районного отделения. 
И зевак. Толстая продавщица с багровыми подушками щек разбухла от 
слез и монотонно причитала тоненьким голоском, поминая все жулье 
недобрым словом.
    - Быстро это они. И обычной ножовкой, - сказал участковый, 
изучая громоздкий замок.
    Леонид огляделся. Вокруг стояли двухэтажные домики из 
потемневших бревен. Было холодно и сыро. Кое-где над крышами 
курился жидкий дымок. Из-за угла долетал визг пилы, и Леонид 
представил, как сыплются опилки, точно мелкий сухой снег, и пахнет 
деревом. Когда пилят, сыплются опилки, это уже известно.
    Он посмотрел себе под ноги и послал одного из сержантов в 
ближайшую школу за магнитом. Сержант недоуменно пожал плечами, 
нехотя влез на мотоцикл и вскоре вернулся с магнитом.
    Леонид присел и провел туда-сюда магнитом у порога. Продавщица 
умолкла, а зеваки тяжело задышали.
    - Не мешайте, граждане, - сказал участковый.
    - Не нашел, - произнес Леонид, поднимаясь. - Ни одной пылинки. 
Хоть бы насмех. Выходит, где-то распилили и потом навесили на 
дверь. Ну, это разбираться вам, - добавил он, возвращая сержанту 
магнит.
    Милиционеры разом повернулись к продавщице. Она утерла слезы 
рукавом и вдруг заорала едва ли не басом:
    - Ах ты такой-сякой! Разэтакий!
    Леонид почистил колени и направился к машине. Вроде бы ни с 
того ни с сего у него появилось ощущение психической усталости. 
Вдобавок он сейчас после общения с преступником испытывал чувство, 
похожее на гадливость. Может, в этой бабе было нечто специфически 
отталкивающее? Да нет, баба как баба. Круглое простодушное лицо. 
Подушечки щек. Серый платок и белый халат. Попервоначалу ее даже 
было жаль основательно.
    Навстречу ему энергично шагал невысокий парень с перебитым 
носом.
    - Вася! - произнес Леонид с изумлением.
    - Леня! - сказал парень с восторгом.
    - Сколько лет, сколько зим, - произнес Леонид.
    - Да уж не счесть, - ответил Вася.
    Они постукивали друг друга по солнечному сплетению. Тела их 
гудели, как пустые железные бочки.
    - В отличной форме, как всегда. Молния и гром! Удар, еще удар, 
- сказал Леонид с восхищением.
    - Куда мне, - опечалился приятель.
    - Неужто Серов взял свое?
    По Васиным рассказам, этот Серов был извечным его соперником. 
Его бичом. И Вася только тоскливо кивнул, подтверждая.
    - Пришлось убавить сала, и фюйть - в нижний вес. Там ему не 
достать, - сказал он. - Теперь держусь на пятидесяти восьми.
    "Пятьдесят семь, шестьдесят, - подумал Леонид вдруг: - Ну да, 
"пятьдесят семь - шестьдесят", так сказал тот парень актрисе. Вот 
оно что!"
    - Скажи-ка, - произнес Леонид. - Пятьдесят семь - шестьдесят, 
дай бог память, это что: весовая категория?
    - Легкий вес, - сказал Вася.
    - Это в боксе, а допустим...
    - Не допущу. Ни в коем случае, - ответил Вася. - Такая 
категория лишь в боксе. От пятидесяти семи до шестидесяти.
    "Точно, - подумал Леонид. - Это мог сказать только боксер. И 
никто другой",
    - Заглядывай в спортзал, - сказал Вася. - По старенькой 
дорожке. Потопчемся с перчатками. Глядишь, я смажу по носу. Разок-
другой.
    - Да нет, уволь. Только без этого. Я с хроническим насморком.
    - Ладно, заходи просто так.
    - Завтра же, - сказал Леонид прикинув.
    Однако на следующий день он отправился в боксерский зал 
другого общества. Посидел там в сторонке, посмотрел, как ладные 
ребята в спартаковских майках работают над техникой, послушал их 
шутки над добродушным и несообразительным тяжеловесом. Поболтал с 
тренером о том о сем, сойдя за журналиста. Тренер оказался из 
словоохотливых. Они примостились на кожаном коне, и тренер мало-
помалу, между репликами в зал, удовлетворил его любопытство.
    Отсюда Леонид поехал к боксерам "Буревестника". Так он обошел 
с полдесятка залов, и у Васи появился только на третий день.
    - Долгие сутки у тебя, - сказал Вася, - или ты по Эйнштейну? 
На больших скоростях? Нашу банальную сотню часов за свои бесценные 
двадцать?
    - Да дело одно, - пробормотал Леонид оправдываясь.
    Вася мотал на ладонь витой шнурок скакалки.
    Они присели на скамью под шведской лестницей. Из 
полуподвальных окон били солнечные лучи, на полу лежали светлые 
полосы В зале стоял глухой шум ударов и шарканье ног боксеров. За 
вислыми канатами два парня в шлемах лениво тыкали друг друга в 
перчатки. Как мальчишки перед дракой. А ты, мол, кто такой?
    - А вот и Серов, - сказал Вася, будто трогая больной зуб.
    Серов, словно в насмешку, оказался иссиня-черным малым с 
добрым лицом. Он с упоением колотил по "груше" и с притворной 
кровожадностью поглядывал на Васю.
    Леонид припомнил старое. Как сам когда-то хаживал на секцию. 
Это было еще в школе, и учитель физкультуры считал его способным. 
Но все дело испортил нос. Чуть что, и он пускал красную юшку после 
среднего приличного удара. На этом карьера и кончилась. На третьем 
спортивном разряде. От воспоминаний зудило руки. Леонид, таясь от 
Васи, поиграл кулаками.
    - А, Зубов. Ну, как поживаем? - спросил подошедший тренер и 
жестом лошадника потрогал Леонида за бицепс.
    Тут заскрипела дверь, и в зал ввалился потный толстяк. Он 
буксировал за руку молодого гиганта.
    - Ерофеев, принимай от месткома подарочек, - закричал толстяк 
ликующе, - не то что у тебя худосочный народ! Ну, что это? 
Сплошные дистрофики. Даже стыдно перед управляющим. Здоровых, 
скажет, не могли найти.
    Гигант переминался за его спиной, как застоявшийся ломовой 
конь. Его огромные лапищи свисали из коротких рукавов ядреными, 
налившимися могучим соком плодами. Парню было тесно в зале.
    - Посмотрим, - сказал скептически тренер, - вообще-то знакомы 
с боксом?
    - Я в кузне робил, - сказал гигант тщеславно.
    - Этого маловато, - произнес тренер с сожалением.
    - Ерофеев, ты что, очумел? - заволновался толстяк. - Ты 
спасибо скажи. Он еще выбирает, - сказал он Леониду возмущенно. - 
Руки будет потом целовать, безобразник.
    - Ну-ка, выйдем на минуточку, - предложил тренер толстяку.
    - Серов, присмотри за ребятами! - крикнул тренер, направляясь 
в коридор.
    Толстяк пошел за ним, негодуя на его привередливость.
    Гигант осматривался по-хозяйски. С любопытством разглядывал 
пневматические груши.
    - Мне-то скоро дадут эти варежки? - спросил он с нетерпением.
    - Придется малость обождать, - ответил Серов. Хороший 
тяжеловес для каждой команды находка. Поэтому все спортсмены, 
забросив работу, собрались вокруг.
    - Чё ждать-то? - спросил гигант.
    - Еще посмотрим, стоит ли, - сказал Серов мягко.
    - Ну, тогда давай, - потребовал гигант, подняв кулаки, как 
булыжники.
    - Ты что, смеешься? - сказал Серов. - Бокс тебе не игрушка.
    - Да я не зашибу, я осторожненько, - пообещал гигант.
    - Серов, отдай его мне, - сказал один из тех, что топтались до 
этого в спарринге.
    Он был смугл и гибок, этот парень. Он бил перчаткой о перчатку 
и переступал ногами. По губам его бродила усмешка.
    - Нельзя, Веселов. Первый день, что ли? - сказал Серов с 
упреком.
    - Этот будет послабже, квелый больно, - сказал гигант с 
сомнением. - Но ты за него не боись.
    - А ты легонько, - попросил Веселов и повернулся к Серову. - 
Слушай, я только телом. Без рук. - Тут гигант весело покачал 
головой, мол, и шутник этот парень. - Зато он поймет, что такое 
бокс, - продолжал Веселов настойчиво.
    - Разве что так, - заколебался Серов.
    - Да ты не боись, - повторил гигант.
    Парень с извиняющейся улыбкой начал стягивать пиджак, который 
пугающе трещал при каждом его движении.
    - Веселов, - сказал Серов, поглядывая на дверь. - Только без 
рук, уговор?
    - Уговор. Будет чистенько, - откликнулся Веселов и вытер нос 
перчаткой.
    Серов помог гиганту управиться с перчатками.
    Гигант, оглядываясь на Леонида, вышел на середину зала в 
длинных сатиновых трусах. На лице его было написано, что он тут 
долго возиться не станет. То есть только вежливость заставляет его 
возиться с детьми.
    Веселов провел перед носом гиганта перчаткой и отступил. 
Гигант удивился этому, как очень смелой шутке, и протянул руку, 
желая толкнуть в плечо дерзкого насмешника. А тот легко увильнул и 
мазнул гиганта по челюсти.
    - Веселов, не забывайся, - напомнил Серов испуганно.
    - Оставь его, Весло, - сказал кто-то из боксеров. Гигант между 
тем обиженно шел на Веселова.
    - А покажи-ка ему, - сказал толстяк, входя в зал и сразу же 
петушась. За ним появился тренер.
    - Отставить, - сказал тренер. - Веселов, на место.
    Но гигант принялся бегать за Веселовым, постепенно распаляясь, 
ему не терпелось съездить в ухо обидчику, но тот играючи уходил.
    Леонид каким-то чутьем угадал то, что сейчас последует. По еле 
уловимой изготовке Веселова. Он тронул тренера за локоть. Но 
тренер тоже заметил, в чем дело.
    - Веселов! - окликнул тренер.
    Но Веселов уже ударил в реберную дугу. Гигант согнулся от боли 
в три погибели. Серов и Вася подхватили его под руки и повели на 
скамейку. Толстяк растерянно моргал редкими ресницами.
    - Уже все? - спросил толстяк.
    - Я же ему говорил, он обещал без рук, - сказал Серов тренеру, 
обернувшись.
    - Сработал рефлекс. Я нечаянно, - заладил тотчас Веселов, 
пряча довольную усмешку.
    - Нечаянно, нечаянно, - передразнил тренер.
    - Ну, я пошел. У меня там люди, - сообщил толстяк, пряча 
глаза.
    - Забыли товар, - бросил вслед толстяку Веселов.
    - Веселов, кому говорят! И все вы, марш по местам, - зарычал 
тренер.
    - Колоритный парень этот Веселов, - сказал Леонид, 
присаживаясь к Васе. Вася хлопотал над гигантом - помогал надеть 
штаны.
    - Он не спортсмен. Пижон, вот он кто, - ответил Вася сквозь 
зубы.
    Леонид помог собрать гиганта. Позеленевший детина ушел, слабо 
и виновато улыбаясь и сдерживая дурноту.
    Уходя, Леонид еще раз увидел Веселова. Тот стоял в коридоре в 
сторонке с худощавым стариком. Они, точно по команде, посмотрели 
на Леонида - это длилось мгновение, - и опять повели свой разговор 
о чем-то. Старик говорил быстро и горячо. На лице его было 
написано выражение: "Верьте не верьте, но это так". Леониду 
показалось, что старик при этом даже подмигнул. Веселов 
выслушивал, набычившись.
    В управлении Леонида ждало известие из исправительной колонии 
в Сибири. Маргасов отбывал там срок в одно время с Володиным. 
Леонид посылал запрос, и вот пришла такая бумага.


        Глава XII. ДАЧА В КРАТОВЕ

    - А память моя не так уж плоха. Вас-то я запомнила с первого 
раза, - сказала актриса.
    Судя по всему, она проснулась поздно, ее глаза были еще 
припухшими. И вообще в домашнем виде без своей парфюмерии она 
выглядела не так уж блестяще. Леониду стало неловко, будто он 
ненароком влез в чужую тайну. Он замялся на пороге.
    - Ну, входите же, - сказала актриса и затем повела его в 
комнату, хлопая шлепанцами.
    В комнате завтракали, и какая-то женщина, надо полагать, 
мамаша, мигом усадила его за стол. Самым прозаическим образом 
актриса принялась делать ему бутерброды с колбасой и сыром. Ее 
лицо опять показалось ему прекрасным, но теперь как-то по-
домашнему: оно излучало тепло и доброту. Такое живое и 
естественное лицо. И, судя по всему, гость ей нравился тоже, у нее 
были ласковые глаза.
    "Она бы понравилась мне даже в качестве самой заурядной 
библиотекарши, - решил Леонид. - Главное, она хорошая, милая 
женщина. А слава и всякие там шик-модерны - это уже вторичное".
    Леониду было радостно, словно он открыл великую истину. Ему 
стало необыкновенно легко рядом с этой женщиной. Уж с ней-то он 
мог говорить просто и о чем угодно, не испытывая обычного 
стеснения. И было ясно, что она понимает его с полуслова. А сам он 
казался себе живым и остроумным. Он было собрался пригласить ее 
вечером в кино, но тут пришел высокий красавец летчик. Он оказался 
мужем актрисы.
    У Леонида на миг появилось ощущение, что он выглядит как жулик 
с этими бутербродами, за столом его жены. Но летчик был славный 
парень и повел себя так, точно он и Леонид были старые холостяки-
союзники, которых судьбой занесло в компанию женщин. Он стал 
шутливо пикироваться с женой и тещей и втянул Леонида в эту 
перестрелку. И все же, когда подошло время взяться за дело, Леонид 
начал издалека, со своего посещения киностудии, стараясь не 
оставить у летчика никаких сомнений насчет своих отношений с его 
женой. Но стоило Леониду заговорить о деле, как актриса сама тут 
же выставила мужа за дверь.
    Леонид достал из внутреннего кармана пиджака черный пакет и 
разложил перед хозяйкой с полдюжины фотографий. Это был парад 
бравых ребят. Все как на подбор - мужество и сила. Приплюснутые 
носы и вроде бы глубоко сидящие глаза выдавали их привязанность к 
боксу.
    - Он здесь? - спросил Леонид.
    Актриса как-то по-новому взглянула на него и перевела взгляд 
на фотографии. Постепенно лицо ее сделалось растерянным.
    - Они все такие одинаковые, - беспомощно произнесла она.
    - В общем да. Так оно и должно быть. Они даже в одном весе. В 
первом среднем, как и ваш знакомый. Поэтому я их и свел в одну 
команду. Но это касается того, что их роднит. А если по 
частностям? По тем, что их отличает? Присмотритесь внимательно, - 
сказал Леонид.
    Она поколдовала и подняла одну из фотографий.
    - Кажется, он, - сказала она и испуганно добавила: - Но я не 
ручаюсь.
    Леонид бережно взял у нее фотографию. Это был Веселов.
    Вот уж неутешительное совпадение. Не очень-то повезло, надо 
сказать. Не так уж приятно иметь дело с таким бессовестным парнем. 
Попробуй тут наладить контакт. Поговори задушевно. Леонид 
озадаченно поскреб переносицу. Но главное, он нашелся, этот 
единственный человек, более или менее близкий Семену, - и на том 
спасибо.
    - Но все же он походит? - спросил Леонид.
    - Да... А может, и не он. Они почти на одно лицо.
    - Спасибо, - сказал Леонид и собрал фотографии. Вновь появился 
летчик и вместе с женой проводил его до дверей.
    - Заходи. Позванивай, - сказал летчик, переходя на "ты".
    - Правда, правда, - добавила актриса.
    - Только непременно звони. Звони и заходи, - сказал горячо ее 
муж.
    Приехав в управление, Леонид запросил справку о Веселове. Но 
справка пришла короткая. Сообщалось, что Михаил Петрович Веселов 
занимается боксом с малых лет. Высшее его достижение - первый 
разряд, и дальше этого потолка он так и не поднялся. Но до сих пор 
все еще боксирует в небольших соревнованиях. Родители имеют дачу в 
Кратове. Вот и всего-то.
    Леонид хорошо знал такую категорию людей. Это были неудачники, 
заболевшие спортом. Спортивные залы становились их клубом, где они 
и околачивались до окончания дней своих. Леонид положил перед 
собой листок бумаги и взял авторучку. За дверью гремели сапоги 
подполковника Маркова. Он замещал Михеева.
    В Ленинграде проходило какое-то совещание. Михеев сидел там 
уже не первый день. И вот тут-то Марков развернулся. Он решил 
показать, что такое настоящая работа, вырвавшись на руководящий 
простор. Его энергичный голос отдавался в металлических частях 
мебели. Когда он раздавал указания, звенели люстры и шел гул от 
батарей отопительной системы.
    Леонид написал: "Маргасов". Затем провел в сторону стрелу и 
вывел медленно: "Во-ло-дин"
    Кого он, собственно, ищет теперь? Сообщника Маргасова? Но 
верно ли, что Маргасов и тот убийца-грабитель - одно и то же лицо. 
Этот пьяница, от которого сбежала семья, мало похож на 
преуспевающего преступника.
    "Допустим... " - сказал себе Леонид и зачеркнул слово 
"Маргасов".
    Володин остался в одиночестве. А интересен ли ему Семен в 
таком вот единственном числе? Разумеется. Все же это был он рядом 
в машине с Ниной Крыловой, когда та сказала про деньги. И потом 
эти часы.
    Леонид обвел фамилию Семена пожирней. И потом Володин не так 
уж и одинок. Даже на этом листке бумаги. И от фамилии Семена в 
сторону побежала новая стрела, и на ее конце появилось буква за 
буквой слово "Веселов". Потом он обвел его четким овалом, особо 
выделив на белом поле.
    Овал с Веселовым оброс, как ежик, иглами. Еж был еще молод, 
игл, надо прямо сказать, оказалось не густо. И каждая из них 
послала в сторону свой импульс. Один назывался "приятели", другой 
- "работа", потом "старик в коридоре", "дача в Кратове" и прочее.
    И пока в этих щетинках не таилось ничего такого 
предосудительного. Да он ни в чем и не подозревает Веселова. Он не 
имеет права позволить это себе только потому, что тот знаком с 
Семеном. Может, Веселов честнейший малый. Ну, тут он немного 
перегнул: честный не пойдет на подлую шутку с беспомощным 
человеком А уж как Веселов обошелся с тем простодушным гигантом, 
вспомнить больно. Поэтому лучше считать так: Веселов единственная 
ниточка, которая ведет к Семену, и этим надо воспользоваться 
непременно. Легонько потрогать ее. Из какого она материала.
    Посему вернемся к щетинкам, сказал себе Леонид.
    Итак, спортивная секция? Пожалуй, отпадает. Вряд ли Веселов и 
Семен сошлись на почве бокса. Впрочем, можно узнать у Василия. О 
том, ходит ли кто к Веселову прямо в зал, кроме того 
подмигивающего старикана.
    Остается дача. Пустая дача осенью - укромное место. И уж если 
что-нибудь обделать, скажем деликатное, лучше места не найдешь. 
Лучше, чем эта дача. И если ему начинать, так именно с этой дачи в 
Кратове.
    Леонид убрал набросок в нижний ящик стола. Посидел еще 
немного, собираясь с мыслями. Благо, он был один. Из открытого 
окна в лицо тянуло сырым, осенним воздухом.
    Рама тихо скрипнула, будто пропуская кого-то, в комнату 
неожиданно дунуло. Тугой порыв прошелся по столу неаккуратного 
Храпченко и точно ладонью смел бумаги. Леонид чертыхнулся и начал 
собирать ползающие по полу листки, как слепых котят. Он сложил их 
в стопку и подошел к столу Храпченко.
    Поверхность этого стола отражала легкую натуру самого хозяина. 
Стол превратился в произведение Храпченко. Его дерматиновое поле 
было выжжено сигаретами. От пятен чернил и клея рябило в глазах. 
Наиболее свежее из них, величиной с лунное море, по замыслу творца 
должно было остаться незаметным для постороннего глаза. Для этого 
он растянул посреди стола управленческую газету "На страже", но та 
теперь съехала на край, и половина ее висела, точно перебитое 
крыло.
    Леонид поправил газету и вернулся на свое место. Но что-то 
мешало ему сосредоточиться. Застряло в подсознании, как заноза.
    - Часы "Омега" в золотом корпусе? - сказал он себе под нос.
    Он поднялся и перенес газету на свой стол. Это было где-то в 
третьем столбце. Его палец пробежал по развороту и нашел нужную 
строчку. Затем он уселся поудобней и прочитал заметку целиком. 
"Благородный поступок" - так называлась она.
    "Утром заскрипела дверь городского управления милиции, и в 
вестибюль вошел гражданин пожилого возраста", - писал лейтенант 
Осин, известный всем в управлении активист газеты.
    "- Видите ли, я нашел часы, - сказал он дежурному старшине 
Харитонову и протянул часы в золотом корпусе. - Передайте в бюро 
находок.
    Проходя в подъезде дома номер семь по улице Полянка, он 
заметил блестящий предмет, оказавшийся золотыми часами марки 
"Омега". Решение созрело мгновенно, и, не колеблясь ни минуты, 
гражданин понес свою находку в органы милиции.
    - Спасибо вам, - тепло поблагодарил его старшина Харитонов. 
Посетитель отказался назвать свою фамилию.
    - Что уж там. Каждый поступил бы точно так на моем месте, - 
сказал он скромно.
    С каждым днем у работников милиции растет число друзей", - 
заключил лейтенант Осин свое сообщение.
    Газета была трехдневной давности. Леонид свернул ее трубочкой 
и, держа словно жезл, спустился на первый этаж. Здесь, в конце 
коридора, помещалось бюро находок.
    - Позвольте взглянуть на "Омегу", - попросил он у сотрудницы 
бюро и показал газету, точно пароль.
    - Явился владелец? Острота попала в цель.
    - Посмотрим, - сказал Леонид, - на моих инициалы Наполеона.
    - Значит, все в порядке. Инициалы есть, - сотрудница 
поддержала шутку.
    Она открыла ящик и достала часы. На дужке часов болталась 
квитанция, будто в комиссионном магазине.
    Леонид повернул часы тыльной стороной. "Лене от мамы", - было 
выгравировано мелкой вязью. Заинтересуйся часами кто-нибудь из его 
отдела, и... Но об этом лучше не думать.
    Он попробовал анодированный браслет. Браслет слабо пружинил. 
Елозил по руке. Не мудрено, если часы соскользнули сами. Съехали с 
руки и упали.
    - Не мои, - сказал Леонид невозмутимо. - Не та гравировка.
    Он положил часы на стол, стараясь не выдать сожаления. Теперь 
шансы на их возвращение понизились почти до нуля.
    - Один вопросик, - спохватился Зубов, - когда их принесли?
    - В пятницу, - сказала сотрудница. Она развернула квитанцию и 
добавила: - Ну да. В пятницу, семнадцатого числа. "Значит, их 
принесли на следующее утро", - подумал Зубов. Он отправился искать 
старшину Харитонова.
    - С виду культурный. Хотя и незаметный. Но, видно, толковый 
гражданин. Пожилой такой... Мелкий, - припоминал старшина, 
напрягаясь. - Лицо обычное. Простое... В морщинах... Узкое... 
Строгое такое... Подмигивает так, понимаете? Еще... Одна бровь 
кверху... Как будто говорит: "Это что такое?" Наверное, врач... 
Спешу, говорит, на работу.
    "Незадача мне с этими часами", - размышлял Леонид, шагая по 
улице,
    Так кто же он все-таки, Семен? И поныне действующий грабитель? 
Или обычный драчун, хвативший лишнего в кафе? И кто принес 
"Омегу"? Последнее особо было любопытно.
    В кабинете его ждали более точные сведения о даче Веселовых. С 
осени она пустовала, как и следовало ожидать. Лишь временами 
наезжал Веселов-младший с компанией друзей, устраивал пир горой.
    Под вечер в тот же день Леонид отправился в Кратово. Он стоял 
в проходе вагона, рассеянно смотрел в окно на мелькавшие дома и 
эстакады. Был час "пик". После Электрозаводской в вагоне стало 
тесно.
    По стеклам змеились крупные капли холодного дождя. Они 
вызывали неприятное представление о влажном липком воздухе, 
забирающемся под воротник и в рукава. О стылой и скользкой глине, 
чавкающей мерзко под ногами.
    Он немного устал. Ему хотелось есть. И вообще сейчас потянуло 
посидеть где-нибудь с книжкой. В уюте и тепле. Исчезни сейчас все 
преступления, как бы стало хорошо. Покойно.
    "Вот она, твоя романтика, - сказал себе Леонид язвительно, - 
копаться в разном дерьме. Нужно, не спорю. Необходимо, когда тебя 
или кого-то рядом взяли за горло. Так ли ты представлял себе эту 
профессию?"
    Он вспомнил актрису, и на душе у него потеплело. Жаль, что она 
жена такого отличного парня. Ну, что же из того, что она жена 
другого человека, сказал он себе. Важно, что она существует на 
этом белом свете и, кто знает, может быть, он завтра увидит ее. 
Вот возьмет и приедет на студию. Станет у ворот в сторонке и будет 
ждать.
    За окном пролетали дачные поселки, сосны и столбы, 
искривленные в мокром окне.
    Вздохнул он свободно только в Кратове, когда ступил на 
платформу. Но Опушкин проезд с веселовской дачей задал ему новую 
работу. Он затерялся в скоплении дач, и найти его оказалось не 
так-то просто.
    Вначале Леонид пошел на правую сторону от железной дороги и 
стал искать переулок в тех местах, где о его существовании даже не 
подозревали. Благо, кто-то надоумил перейти на левую.
    Леонид перешел через рельсы. Металл под ногами тускло лоснился 
в сыром воздухе. Дальше путь предстоял по скользкой кривой тропе. 
Земля была влажной и холодной. К подошвам неприятно липли 
побуревшие листья.
    Тропинка вывела на пустынную и по-осеннему неуютную улицу. 
Кое-где уже топили, и жидкий ранний дымок прощупывал в плотном 
сером воздухе первую дорожку.
    Веселовская дача стояла в глубине Опушкина проезда, который 
кончался тупиком. Ее бока из крутых бревен окутал глубокий покой. 
Еще бы, младший Веселов сию минуту сидел в военкомате и что-то 
уточнял в личном деле.
    Но, даже если там кто-то находился, изображать из себя 
заблудшего прохожего не имело смысла. Леонид зашагал по переулку 
свободно, не таясь.
    Калитка беспризорно болталась на петлях, и на участок он попал 
беспрепятственно. Стараясь оставаться на виду, он прошел прямиком 
к дверям и постучал костяшкой пальца. Потом он похлопал по 
крашеным доскам кулаком. Из глубины дома откликнулось эхо, и на 
этом все признаки живого были исчерпаны. Тогда Леонид подергал 
дверь, она сидела плотно на внутреннем замке.
    - Эй! - крикнул Леонид, довершая число мер, положенных 
человеку, который заявился в гости.
    Но внутренний мир этого дома отнесся ко всему такому, лежащему 
в границах приличий, невозмутимо, тем самым давая право на 
продолжение попыток.
    И было вполне естественно, когда Леонид полез в окно. То есть 
он собирался только заглянуть через стекло. Не случилось ли что с 
обитателями дачи - убедиться в этом имеет право каждый человек. 
Тем более вид ее давал повод предполагать, что хозяева дома...


        Глава XIII. ПОЕЗДКА НА ЮГ

    "Вот он, Лихов переулок, дом двадцать семь", - обрадовался 
Семен тогда.
    Он еще не был в гостях у Учителя. И уже одно это вызывало 
любопытство: как он там поживает, старик? Но Сергей Сергеич гостей 
не любил и дал Семену адресок очень неохотно.
    - Только в крайнем случае, понял? - сказал он, кривясь.
    Сегодняшнее известие приходилось как раз на крайний случай. 
Вдобавок Семен хотел предъявить Учителю кое-какие счеты. В 
последний раз тот так его подвел, что дальше было некуда. Теперь 
попадись, живо поставят к стенке. Шутка ли, отныне мокрое дело на 
плечах. И только по вине этого старика. Не иначе.
    Семен пошел по лестнице, высматривая нужную дверь. На 
площадках пахло кошками. Облупившиеся стены были исписаны мелом - 
этакая лирическая арифметика: если к Маше прибавить Витю, то 
получится любовь.
    Десятая квартира отыскалась на четвертом этаже. Нажимая 
звонок, Семен представил кислую мину Учителя.
    За дверью погремели замками, и перед Семеном предстала тучная 
женщина в халате.
    - Вы слесарь? Слава богу, - обрадовалась она.
    - Нет, я не слесарь, - сказал Семен. - Сергей Сергеич дома? - 
в свою очередь, спросил он, нетерпеливо заглядывая через плечо ее 
в полумрак.
    - Он у себя. Пройдите, - сказала женщина, пропуская Семена в 
коридор. - Вторая дверь направо, - добавила она.
    Семен пошел, натыкаясь на ящики и лыжи. Потом глаза его 
привыкли. Он нашел вторую дверь, покашлял, прочищая горло, 
неистово постучал костяшками пальцев.
    "Вот будет морда шилом, как я сейчас войду", - представил 
Семен.
    - Милости просим, - ответил незнакомый мужской голос.
    Семен очутился в комнате, заставленной старой мебелью. У окна 
за столом сидел однорукий лысый старик с веселыми глазами. Перед 
стариком были разложены веером, будто карты, какие-то рисунки, а в 
уцелевшей руке он держал лупу.
    Семен огляделся, но, кроме них, ни души. Он сам да этот 
однорукий. Но особенного в этом ничего не было. От Сергея 
Сергеевича можно было ждать всего и того, что он взял да и 
спрятался вон в том широченном гардеробе.
    - А где Сергей Сергеич? Куда он запропал? - сказал он, все еще 
высматривая по углам.
    - Я здесь, - ответил старик.
    - Да я не тебя. Ты мне не нужен. Мне Сергея Сергеича, - сказал 
Семен, начиная беспокоиться.
    - А Сергей Сергеич - это я, - сказал старик.
    - А еще Сергея Сергеича здесь нет? Может, еще какой живет в 
квартире? - спросил Семен, предчувствуя неладное.
    - У нас и одного хватает. И с тем морока. Вот с этим. - Старик 
ткнул себя в грудь.
    Семен сообразил, что Учитель опять оставил его с носом, 
подсунув ложный адресок, да еще с другим Сергеем Сергеичем. Семен 
долго стоял остолбенело, а старик улыбался: приперся такой чудак и 
одного Сергея Сергеича ему мало. Подавай ему десяток, не меньше, - 
прямо оптовик.
    Он что-то говорил Семену, а тот медленно пошел к двери. 
Постоял на площадке, облокотившись о перила. Апатично поплевал в 
лестничный пролет, стараясь думать. Но толком ничего не 
получалось. Проще было отругать Учителя на чем свет стоит.
    Но и после этого не стало легче. Семен спустился вниз и пошел 
на остановку автобуса.
    Продолжая клясть Учителя, Семен уселся в автобусе около окна, 
и тут, едва машина тронулась с места, у него спросили билет.
    Руки у контролерши мелькали, будто их было восемь штук. Как на 
одной картинке у восточного божка, которую видел Семен. От них 
рябило в глазах, а она еще быстро приговаривала: "Ваш билет".
    - Ваш билет, - сказала она Семену, тут у нее получилась 
задержка, и ему стало ясно, что у нее всего-то две обыкновенные 
руки, сколько и положено каждому человеку.
    "Ничего себе, босяцкая привычка", - подумал Семен, шаря 
машинально по карманам, где, собственно говоря, билета и не могло 
быть. Он просто забыл его взять.
    "Еще не хватало милиции", - подумал он, глядя на ее руки. Они 
производили впечатление очень цепких.
    - Ваш билет, - повторила контролерша.
    - Потерял, - сказал Семен, не моргнув. Спорить не стоило.
    Готовый лопнуть от досады, Семен полез в карман за штрафом. 
Видно, когда уж не везет, так этому нет конца.
    - Его билет у меня, - театрально произнес знакомый голос.
    Учитель умел это делать. Он сидел через кресло сзади как ни в 
чем не бывало.Будто ехал в этом автобусе по крайней мере от 
Ростова. И вдобавок еще держал развернутую газету "Сельская 
жизнь". Семен только рот разинул, настолько это было неожиданно.
    - Выйдем, - сказал Сергей Сергеич.
    Они вылезли у Краснопресненского вала и пошли через площадь.
    - Понимаете... - начал Семен, досадуя: вместо того чтобы 
высказать все, что накипело, приходилось выискивать оправдания.
    - Это тебе, Сема, впредь наука. Вошел в автобус, плати. У 
водителя план. Да уж ладно, теперь все в порядке, - сказал Сергей 
Сергеич как ни в чем не бывало, будто сам он перед Семеном ни в 
чем не провинился.
    - Ты что-то хотел сказать? - спросил он таким тоном, что Семен 
понял - выяснить отношения сегодня не удастся.
    - Маргасов сбежал, вот что, - сказал Семен. - Весло его видел.
    - Веселов, - поправил Сергей Сергеич.
    - Ну, Веселов. Какая разница.
    - Большая, - сказал Учитель. - Значит, он видел Маргасова?
    - Тот шел по Зачатьевке.
    - И что ж Веселов? Позвал милицию?
    - Не успел. Пока бегал туда-сюда... Может, того отпустили, а? 
Маргасова? - предположил Семен.
    - Отпадает, - сказал Учитель. - И с чего тогда человеку бегать 
по чужим углам, сам подумай. Если есть собственная берлога? Но он 
там и носа не показывал. Я проверял. И я-то еще подумал: что это 
там участковый день и ночь сидит в его квартире? А оно вон, 
оказывается, что?
    - Да уж верно, что бы ему там сидеть, - согласился Семен.
    Ну да, Маргасов прошел по той стороне проезда, напрягшись всей 
кожей. И казалось, просто протяни в его сторону палец, и он 
вздрогнет, как лошадь, даже за сто метров. Настолько она была 
натянута, его кожа.
    - В том-то и дело, Сема, - сказал Учитель. - Когда у 
гражданина с государством лады, он ходит по улицам смело. И, уж во 
всяком случае, живет в собственной квартире. Но от милиции не 
скроешься. Подполковник Марков достанет хоть из-под земли
    Семен взглянул на свои старенькие часы и взгрустнул по 
"Омеге".
    Как он тогда ни прятал их под рукавом, Учитель заметил в 
первое утро и всполошился.
    - Это что такое? - вскричал он. - Где ты взял вещь, которая 
тебе явно не по средствам?
    - Братишкин подарок, - соврал Семен, - братишка ходит в 
загранку. А там они по дешевке. Что ковры, что часы.
    - Опять. Опять ты взялся за свое, - сказал Сергей Сергеич 
возмущенно.
    - Случайно, - признался Семен. Врать Учителю было бесполезно. 
Он видел насквозь.
    И не к чему было объяснять, что уже только при одном виде 
человека Семену хотелось у него что-нибудь отнять. И сдержать себя 
стоило усилий. Но Учитель не принимал оговорок.
    - Если это как болезнь, ходи только по людным местам, где 
побольше народу, - сказал Сергей Сергеич. - Избегай пустынные 
закоулки, где так и тянет ограбить.
    - В последний раз, ей-богу, - пообещал Семен, потому что в 
такой ситуации сказать было более нечего.
    - Нет, я больше тебя не знаю. Негодяй, - сказал Сергей 
Сергеич.
    - Честное слово, - добавил Семен.
    Вот и сейчас он сразу с подозрением уставился на его запястье. 
Семен усмехнулся.
    - Ты должен стать другим человеком, - сказал Учитель.
    - Я и становлюсь. Даже никаких чаевых. Они оскорбляют мое 
человеческое достоинство, - произнес Семен с усмешкой.
    Невольно получилось так, будто он дразнил Учителя. Поэтому 
Семен добавил, едва ли не заискивающе:
    - И план я дал сто два процента. Была благодарность в приказе.
    - Молодец! И вот что. Возьми-ка отпуск. Съездишь на юг. Ну, 
скажем, в Краснодар. Растрясешься. Смена обстановки очень кстати, 
понимаешь сам.
    В таких делах Семен полагался на Сергея Сергеича целиком. 
Старик знал, что к чему, и уже предостерег Семена не от одного 
скользкого шага. Семен вышел тогда из колонии, совершенно не 
представляя, каким еще способом можно добывать себе на житье, как 
только не испытанным старым. К обычной работе он еще с молоком 
матери-барахольщицы впитал твердое презрение. И сидеть бы Семену 
опять в заключении, не возьми его под крыло Учитель. Был он раньше 
безнадежным уличным грабителем, но Учитель научил его "ремеслу". И 
теперь он, Семен, стал "человеком".
    - И еще: найди-ка сегодня Веселова и передай, пусть он дней на 
шесть и думать забудет о своей даче, - произнес между тем Сергей 
Сергеич, - будто ее и нет, дачи. Если сунет нос, скажи: "Не 
поздоровится".
    - Понятно, - сказал Семен, - это связано с тем самым?
    - С тем самым.
    - Понятно, - повторил Семен.
    Прежде он съездил в свой парк и столковался с начальством 
насчет отпуска. Сезон отпусков миновал, и начальство не 
упрямилось.
    Отсюда Семен отправился на квартиру Веселова. На звонок вышел 
сам Весло в тренировочных брюках с белыми лампасами и в тапочках 
на босу ногу. Под потертой замшевой курткой белела майка.
    - Это ты? - произнес Весло. - Ну, как там среагировал Серега 
на Маргасова? Небось пришлось не по нюху?
    - Известно. Думает, смотался. Подфартило, и утек. Папка с 
мамкой дома?
    - Папка на трудовом посту. А мать, как всегда, сидит где-
нибудь в кино.
    Они зашли на кухню, сияющую кафелем, белизной плиты и 
холодильника. Весло достал носком трехногую табуретку, придвинул и 
сел.
    - Ну? - спросил он.
    - Вот что, - сказал Семен, осторожно облокачиваясь на кухонный 
стол, - вот что, дней на шесть дача для тебя закрыта. Не суйся - 
потерпи.
    Весло недовольно поморщился.
    - Серега сказал?
    - Он самый.
    - Что-нибудь солидное?
    - Узнаешь потом. Всему будет время. Твое не уйдет.
    - Не уйдет, не уйдет, - передразнил Весло, слетел с табуретки 
и забегал по кухне. - Крохи со стола? Объедки?
    "Ну и арап, - подумал Семен. - Привык у папаши на дармовщину. 
Так и здесь: и загрести и руки оставить чистыми".
    - Мне финансы нужны, понимаешь? Я совсем голоштанный, - 
трагически сказал Весло и показал волосатую грудь.
    - А что отец? - спросил Семен с недоверием.
    - Кричит: кровосос! На тебя не напасешься, - произнес Весло 
саркастически и плюхнулся на табурет.
    - Но что-то он все-таки подбрасывает? Какую-то деньгу? - 
возразил Семен, не поддаваясь.
    - Эх, старик. Ты не представляешь, как это унизительно, - 
сказал Весло.
    Семен в самом деле не представлял. По той простой причине, что 
ему никогда не давали отцовские деньги и сопутствующее этому 
чувство унижения ему не было известно. Поэтому он не поверил 
Веслу.
    Таким, как Веселов, он завидовал с детства. У подобных ребят 
еще всегда водились денежки на мороженое или ситро, только стоило 
им запустить ладонь в карманы своих вельветок. А ему приходилось 
таскать из-под носа у тетки. Да и у тетки их было кот наплакал.
    - Надо иметь свои. Это вернее всего, - закончил Весло и свесил 
голову на грудь.
    - А что же твой бокс? Кружок там или секция, как ее?
    - Таким, как я, не очень платят за кружок. Не чемпион Европы, 
- усмехнулся Веселов.
    - За чем же дело? Кто тебе мешает? Начисть всем рожи. И будь.
    - Интриги, старик. Затерли вашего Веселова.
    Говорил бы он это кому другому, только не ему. Семен 
собственными глазами видел, как за Веслом по всему рингу гонялся 
один белобрысый малец. Малец был из новичков, и Весло, рассчитывая 
на легкую победу, пригласил его, Семена, поглазеть на триумф.
    - Засеки по часам. Уложу на второй минуте. Побалуюсь и уложу, 
- сказал Весло, уходя в раздевалку.
    Когда ударил гонг, Весло набычил голову и сразу полез на 
мальца. Но малец оказался другого сорта, он выдержал этот напор и 
затем, уловив удобный случай, съездил Веслу в челюсть. А потом на 
Весло было срамно смотреть. В третьем раунде он кидался на шею 
мальца, словно к родному отцу перед разлукой, а тот обрабатывал 
его кулаками, будто лепил из глины скульптуру. И так и этак! Когда 
все это кончилось, Весло, малиновый и рыхлый, точно так же нес 
чепуху про судейские интриги... Как и сейчас, на кухне.
    - Тогда иди на производство и работай, - безжалостно обрезал 
Семен и, чтобы не переборщить, добавил: - Ладно, я с ним поговорю. 
Видит бог, не обидим. - И сделал шаг к выходу. - В общем с дачей 
учти. С сегодняшнего дня. Иначе испортишь программу.
    - Тогда все будет спок, - заверил Весло, шаркая шлепанцами за 
спиной Семена.
    - Как и с актером? Тоже было "спок", - усмехнулся Семен, хотя 
и был разговор по этому поводу и Веселов валялся в ногах, просил 
пощады.
    - А что с актером? Что с актером? - заволновался Веселов, 
опять по-лакейски забегая вперед. - Ну кто думал? Известен, 
знаменит. Оттого и не проверил. А кто бы проверил? Ты бы проверил?
    Семен подумал, что тут Весло прав. Ему и самому не пришло бы 
раньше в голову, что у знаменитого актера нет ни черта в 
загашнике.
    На другой день Семен получил отпускные, и вечером Сергей 
Сергеич отвел его сам на Казанский вокзал. Проявил заботу.
    - Дал бы ты, Сергеич, телефон, - попросил Семен на всякий 
случай, когда они сидели в такси. - Чуть что, и я бы звякнул.
    - Сема, - сказал Учитель. - Домой еще не провели, а служебный 
номер сам понимаешь, что такое. Новости прибережешь до встречи.
    Семену хотелось постоять на перроне, как поступали тут все, но 
Сергей Сергеич счел это неудобным. Вокруг толчея, и только 
путаться у людей на дороге. Тащит, мол, гражданин чемодан, 
сгибаясь, а ты ему на пути, лицом в лицо. Он потрепал Семена за 
локоть и ушел.
    Попутчиков Семен невольно оглядел со старой профессиональной 
точки зрения. С одного можно было снять костюм из тонкого с 
красивым переливом материала. В подходящих, конечно, условиях. 
Остальные двое никуда не годились, женский халат и пижама.
    Семен разулся и полез на верхнюю полку.
    - Вам нужна постель? - спросила снизу проводница
    - А как же? Чем мы хуже других, - весело ответил Семен.
    Он снял пиджак, повесил на крючок в голову и растянулся в 
полный рост. Потом встал на колени и снова взял пиджак.
    - Не боитесь, не пропадет, - сказал мужчина в костюме. Семен 
даже поперхнулся.
    - Мы это знаем, - сказал он многозначительно, придя в себя, и 
повесил пиджак в ногах, так было лучше: здесь пиджачок не мялся и 
не мешал.
    - Вы юрист? - спросил тот мужчина, который был в костюме и 
переливался всевозможными цветами, как голубь сизарь.
    - Не. Из смежной профессии, - сказал Семен, закинув руки за 
голову.
    Попутчики решили, что он из милиции. Вообще-то они были 
прескучнейший народ.
    Он послушал, что они там говорят внизу про политику, и заснул. 
Проснулся он ночью внезапно оттого, что приснилось что-то 
кошмарное, вогнавшее в холодный пот. Будто из детства, но что 
именно, Семен не мог себе сказать. Однако следовало разобраться в 
этом, чтобы не пустить это в мысли и спокойно заснуть. Потому что 
он читал в одной книжке про сны, где говорилось, что во сне 
появляется только то, о чем мы думаем. Чтобы больше не думать об 
этом, он решил узнать, что это такое, и начал перебирать в памяти 
все, что оставалось из детства. Стараясь ничего не пропустить, он 
вспомнил себя самым маленьким, когда еще с ним был отец. Отец 
любил приговаривать: "Легче взять, чем сделать", - потом он куда-
то исчез, а за ним умерла мать, и он остался с теткой.
    Потом он припомнил себя постарше. Это было в войну. В тот день 
хотелось есть особенно, а по улице шел мальчишка с буханкой. А он, 
Семен, стоял, смотрел на буханку и глотал слюну. Рядом, у 
подъезда, на скамье сидел урка Косой, он улыбнулся, сверкнув 
фиксой, и сказал ласково:
    - А ты у него отними! Хлебец!
    - Что ты? Это же по карточке, - ответил он, дурень, тогда, при 
всем почтении к Косому.
    - Это так кажется, - мягко сказал Косой. - Только надо себя в 
первый раз пересилить. И тогда ты увидишь, как это просто и легко. 
Ну же!
    Он смотрел ободряюще, и уж очень не хотелось осрамиться в его 
глазах, чтобы потом смеялся сам Косой и все пацаны, и Семен 
подошел к мальчишке.
    Мальчишка плакал, вцепившись в буханку, и поэтому приходилось 
оглядываться за поддержкой на Косого. А урка смеялся и 
подбадривал, покрикивая: "А ну-ка, смелей!"
    Потом он вернулся к урке с истерзанной буханкой, и Косой 
спросил:
    - Ну, правда же, это легко и просто?
    И хотя в душе еще что-то скребло, он кивнул Косому. Они 
разломили буханку пополам и тут же с аппетитом съели. А потом, 
когда он другой раз что-то отнимал у девчонки, ему и вправду 
показалось это простым и легким делом. Девчонку он даже пнул в 
живот, чтобы она не очень-то орала...
    Устав вспоминать, Семен заснул опять и теперь уже крепко, а 
когда проснулся, его спутники стучали костяшками домино.
    Семен сунул руку в карман пиджака, потрогал карты, но 
предлагать буру этим чистоплюям не было смысла. Тогда Семен ушел в 
ресторан и просидел там до закрытия. За столом к нему привязался 
один демобилизованный, и они очень душевно выпили. Еще никогда 
Семен не сидел в ресторане так культурно. Даже, поднимая граненый 
стакан, оттопыривал мизинец. Официанток они уже называли по имени 
и по-светски шутили с ними. А те говорили "да ну вас", делали вид, 
будто сердятся на такое обращение, но, судя по всему, им было 
приятно. А в конце Семен с новым приятелем попытались спеть 
"Подмосковные вечера", но из кухни прибежал директор и замахал 
руками.
    - Что вы, ребята? Боже упаси, - сказал он. - Вы, наверное, с 
Севера, и я вас понимаю прекрасно. Но в соседнем вагоне сам 
начальник дороги, и боже упаси.
    По вагону Семен шел играючи - трогая плечами стены, стараясь 
раздвинуть вагон. Ему было тесновато. Но, добравшись до полки, он 
заснул и проспал до прибытия в Краснодар.
    Проводница с трудом его растолкала.
    Семен выбрался на чужой, незнакомый перрон и до рассвета 
торчал на вокзале, сонный и неумытый. Он хотел доспать, усевшись 
на скамейке, но его гоняли с места на место.
    Где-то после семи утра в станционной жизни один за другим 
забили ключи, дремавшие ночью, и она приняла свой обычный 
суматошный вид с толкотней и очередями, с глухим банным гулом под 
высоченным потолком. Семен подзакусил в открывшемся буфете 
бутербродами с колбасой и сыром, запил все это яблочным соком и 
затем, потолкавшись у кассы, взял два билета на Москву. На поезд, 
который уходил сегодня же вечером.
    Потом Семен поехал на окраину, которая называлась Дубинкой, и 
долго искал нужную улицу, потому что их здесь было три с этим 
названием. И на каждой дома все на одно лицо - одноэтажные, белые, 
торчат себе за заборами.
    Наконец он отыскал нужный дом. Семен миновал его, даже не 
убавив шаг, как и посоветовал старик.
    - Не суйся сразу в нору к этому хищнику. Не горячись. Угодишь 
в капкан - поминай как звали, - говорил Сергей Сергеич.
    Семен дошел до угла и прислонился к столбу. Потом присел под 
забор, на пыльную траву, закурил, изображая уморившегося человека. 
А сам исподтишка наблюдал за улицей.
    Это была почти деревенская улица без мостовой, изборожденная 
рытвинами. Семен намеренно выбрал такое время, когда народ 
разошелся на работу, и теперь за улицей было легче следить. За 
теми, кто по ней проходит. Пока это были женщины с кошелками, да и 
те появлялись изредка. Потом поисчезали и они. И если сбросить со 
счета прогуливающихся кур, можно было считать, что на улице ни 
единой живой души.
    Высокий пожилой мужчина объявился неожиданно. Уж как ни 
старался Семен быть начеку, и то пропустил момент, когда тот 
возник на улице. Мужчина шагал не спеша, вразвалочку и походил по 
всем статьям на того, кого не раз описывал Сергей Сергеич. Старик 
и сам в глаза не видел этого человека и тоже знал его только 
понаслышке. Но обрисовал так точно, что Семен его сразу узнал, не 
колебался. На месте начальника управления милиции он, Семен, уж 
обязательно бы пригласил Учителя к себе на работу. Еще бы 
покланялся в ножки. Такой у него был редкий дар.
    Семен легко приподнялся с земли и, отряхивая штаны, встал на 
пути у приближающегося человека.
    - Лишней сигаретки нет? - спросил Семен, выпрямляясь.
    - Лишние не носим, - сказал мужчина не очень-то приветливо, но 
полез в карман.
    Семен бы сказал кое-что в ответ на грубость, но Сергей Сергеич 
всегда требовал от него учтивости, и Семен, укротив себя, взял 
сигаретку. А мужчина смотрел в упор, не мигая. Грубые складки на 
его лице только подчеркивали неприветливый нрав.
    Семен сделал жест, намекая на спички. Мужчина нехотя сунул 
руку в тот же карман.
    Так вот он каков, Мастер, подумал Семен. Один из последних 
динозавров старого преступного мира, как назвал его Сергей 
Сергеич. О Мастере Семен был еще немало наслышан в лагерях, где 
отсиживал срок.
    - Михаил Алексеевич? - сказал Семен.
    - Ну? - только и произнес Мастер.
    - Я по тому письму. Из Москвы.
    Мастер должен сказать или "да", или "нет", как и было 
оговорено в этом письме. Если "да", значит Мастер клюнул на удочку 
и склонен приехать в Москву. "Его бы только заманить сюда, - 
говаривал Учитель, - а тут он никуда не денется".
    Но Мастер не сказал ни того, ни другого. Он лишь посмотрел на 
Семена чуть попристальней прежнего, пожевал губами, повернулся и 
пошел. Нет, он не уходил от Семена. В тяжелом повороте плеча и на 
широкой сильной спине Мастера как бы было начертано убеждение в 
том, что Семен все равно следом побежит как собачка. А рот открыть 
он даже не удосужился.
    Семену все это не понравилось. Он уважал право сильных людей, 
но Мастер попирал всякое достоинство. Однако пришлось себя 
смирить. Иначе его не заманишь в Москву, этого типа.
    - У него тяжелый характер. Он грубый и надменный человек. И 
будь с ним деликатен, - попросил Сергей Сергеич, точно в воду 
глядя.
    И Семен, смирив себя, пошел следом за ним.
    Так они дошагали до ларька. Здесь Мастер встал, оставив место 
у окна, в котором торчала продавщица. Это как бы означало новое 
немое распоряжение - платить.
    - По сто пятьдесят и пиво, - сказал Семен, подойдя.
    - Водка после десяти. Сколько ходють и все как маленькие, - 
отрубила продавщица и начала перекладывать товар с полки на полку.
    - Такая красивая и добрая, - завел было Семен, испытывая на 
лесть.
    Теперь для него как бы стало делом чести заставить ее 
уступить. Вдобавок что-то в горле запершило, и стаканчик был бы в 
самый раз. Но то, что он сказал, на продавщицу не подействовало. 
Она давно тут закалилась в таких вот перепалках. Тогда Семен ей 
кое-что приготовил, но не успел промолвить.
    - Ну-ка, дочка, по сто пятьдесят. Если просим, - сказал 
негромко и спокойно Мастер.
    Продавщица так и завертелась под его тяжелым взглядом, будто 
он ее пришпилил иглой, было завела свое про инспекцию, которая тут 
как тут всегда, стоит нарушить. Но Мастер молчал, даже не снисходя 
до следующего слова, и она сияла с полки бутылку.
    - Только уж вы пейте, как нарзан, - сказала она, сдирая 
этикетку своим багровым маникюром.
    - За встречу, - предложил Семен и потянулся к Мастеру 
стаканом, предлагая чокнуться и наладить свойские отношения.
    Но Мастер будто бы и не заметил - вылил водку в себя одним 
махом и дыхнул. "Ну ладно, сочтемся в Москве", - подумал Семен, 
утешаясь этим авансом.

                

    - Ну, так что же? - спросил он, выпив свое.
    Мастер прихлебывал пиво и смотрел на Семена, не мигая.
    И что у него там, в глазах, узнать было невозможно.
    - Пора бы и сказать, что и как порешили, - произнес Семен, еле 
сдерживая нетерпение.
    - Чего спешить, - только и вымолвил Мастер.
    Он был Мастер, отхлебывал пиво и изучал Семена не таясь. Такие 
сразу не клюют, понятно. Сергей Сергеич учитывал все. И то, что 
Мастер будет очень осторожен. И как бы его не спугнуть. Сергей 
Сергеич строго наказывал поэтому всегда держать лицо честным и 
открытым. И Семен старался усердно, с него едва не градом лил пот 
от усилий. А этот хам строил из себя черт знает что.
    - Может, это все подстроено? А? - произнес, усмехаясь, Мастер, 
но даже губы не разнял, не соизволил.
    Это было самое скользкое место в миссии Семена, поверит Мастер 
или нет.
    - Ладно. На остальное посмотрим в Москве, - сказал Мастер, 
опуская пустую кружку.
    Семен вздохнул и расправил плечи, будто вышел на свободный 
путь из какого-то завала.
    Они стояли около пустых бочек из-под пива, по соседству 
компания парней в заляпанных известкой комбинезонах драла под пиво 
сушеную тарань.
    - Тогда уж покатим сегодня. Таков был в письме уговор. Я уж и 
билетики купил, - сказал Семен, стараясь наконец-таки взять вожжи 
всей этой истории.
    Теперь-то он приструнит Мастера, как бы его там ни 
расписывали, ему на это ровным счетом наплевать. Но Мастер 
неожиданно легко уступил.
    - Сегодня так сегодня. Раз уж и билеты есть, - сказал он и, 
однако не расставаясь со своей противной интонацией, добавил: - 
Ну-ка.
    А Семен, выходит, должен догадываться сам, дескать, речь идет 
о тех же билетах. Стараясь напомнить на этот раз о своей полной 
независимости, он лез в карман лениво и как бы размышляя, стоит ли 
билеты доставать или надо подумать еще.
    Но старания были впустую. Мастер ждал, не выказывая 
нетерпения. В глазах его стоял все тот же ровный, холодный свет. 
Он взял билет и, не глядя, сунул в карман.
    - Увидимся в купе, - сказал Мастер, повернулся и пошел, прямо 
так и пошел, больше ничего не говоря. И здесь Семен отклонился от 
доверенной роли.
    - До вечера, - ответил Семен и направился в противоположную 
сторону.
    Это вместо того, чтобы держать Мастера под неусыпным 
присмотром. По роли ему отводились следующие слова:
    - Это не выйдет. Чур-чуры. Бросать одинокого человека в чужом 
городе? И скучно, и не по себе, и так далее.
    В общем что-нибудь в этаком роде. Но Семен был сыт его 
обществом по горло. Он привозит Мастера в Москву, и взятки гладки. 
А там уж дело самого Учителя со всей его мудреной психологией.
    У Семена сложился свой план. Он быстренько завернул за угол и 
выглянул оттуда. Мастер уходил торопливой, несвойственной ему 
походкой. Семен вышел из-за угла и пошел незаметно за Мастером, 
едва не касаясь заборов плечом. Если Мастер и отправится к тем, 
кого они опасались с Учителем, так сделает это сейчас же.
    Мастер шел да шел себе и неожиданно юркнул в чей-то двор, ни с 
того ни с сего взял да канул. Он проверялся - в этом не было 
сомнений. Семен прилип к стене. Место было очень неудобное. Он 
стоял здесь на виду, словно голый. Глянь Мастер в эту сторону, и 
дело будет дрянь. Попробуй тогда разуверь.
    Но Мастер не выходил, пропал, да и только. Семен подошел и 
заглянул осторожненько в открытые ворота. Вернее, от них остались 
ржавые скобы, а перед Семеном зиял пустырь, типичный сквозной 
проход - "сквозняк", по терминологии, которую Учитель запретил.
    Семен присвистнул, сунул руки в карманы, прошел по кривой 
дорожке мимо битого кирпича, смятых обручей и очутился на улице, 
на которой только что был. Вот и угол, из-за него он следил за 
Мастером. Тут он присвистнул опять. Мастер исчез, выходит, за его 
спиной, ищи-свищи его в незнакомом-то городе.
    Он побрел наугад и долго колесил по ближним улицам, поглядывая 
по дворам. То, что Мастер где-то уже далеко, он понимал и делал 
это все только потому, что надо было что-то делать В голове 
нарастало решение бежать подальше от этого города У кожи его 
появилось ощущение чьего-то прилипшего взгляда.
    Семен стал внимателен к тому, что происходило за его спиной. 
Но пока в поле зрения не попадало ничего такого, что подтвердило 
бы его опасения.
    Постепенно он вышел ближе к центру города. Здесь уже стояли 
крупноблочные дома в пять этажей, стали попадаться магазины и 
киоски, и это облегчало положение человека, шедшего по пятам. 
Семен был почти уверен, что слышит его дыхание. И было такое 
чувство, словно тебя опутали невидимой веревкой.
    Семен выбирал людные места, стараясь замешаться в толпе. Но 
ощущение чужого пристального ока его не оставляло по-прежнему. 
Кто-то неотвязчивый тянулся за ним как хвост. Так он набрел на 
рыночную площадь, где еще вдобавок разместилась автобусная станция 
и народ кишел по-муравьиному. Здесь Семен начал крутиться, 
стараясь застигнуть врасплох того, кто шел следом. В его глазах 
замелькали лица, и одно вдруг оказалось похожим на Сергея 
Сергеича. Помешкав, Семен поспешил к нему, прокладывая дорогу в 
толчее, но похожее лицо исчезло. Зато Семен увидел Мастера.
    Тот нерасчетливо открылся, обходя группу школьников, и Семен 
заметил его. Их глаза встретились. Мастер придержал шаг, выигрывая 
время, и, видно что-то придумав, быстро пошел на сближение. Его 
неподвижное лицо точно всколыхнулось. По лицу заходили живые тени.
    - Интересно, думаю, куда он отправится, голуба, - сказал он, 
подходя. И необычайно словоохотливо.
    Выходит, он следил с первого шага. Выходит, тоже проверял, 
ходил как тень. Получается так, что они ходили друг за другом, 
точно на карусели.
    - А он-то ходит-бродит пока. Ты понимаешь, о чем это я, 
парень? - сказал Мастер и хлопнул Семена по плечу с каким-то 
неестественным оживлением.
    - Но мы договорились. Вечером в купе, - ответил Семен.
    - Что было, то было, - согласился Мастер, - но потом я 
подумал: нечего ему болтаться. Посидим у меня до отъезда. Чаю 
попьем, потолкуем. Я говорю вразумительно, а?
    Такое уж никак не устраивало Семена. Его единственным желанием 
было сохранить свои ноги свободными, пока продлится эта канитель. 
Поэтому он сказал:
    - Да я погуляю. В музей схожу.
    - Вот этого бы я не хотел. Чтобы ты, парень, прогуливался. Уж 
ты меня прости, но я бы не хотел. Оставить тебя одного, ну нет. 
Это уже будет не по-хозяйски. Верно я говорю? По-моему, я тут 
ничего не придумал такого, лишнего, а? - словом, Мастер был очень 
настойчив.
    Дальнейшее упорство только бы усложнило и без того его 
непонятное положение. Учителю было легко рассуждать - совсем иначе 
это выглядело на деле, все то, что они старались предусмотреть. 
Семен подчинился, на всякий случай готовя себя к борьбе.
    По дороге они прихватили бутылку водки, завернув в 
"Гастроном". В самый момент, когда следовало платить, Мастер стал 
задумчиво смотреть куда-то в сторону, и Семену пришлось 
отправиться в кассу.
    Он жил недурно. В его личной собственности была добрая 
половина дома. В придачу небольшой виноградник.
    - Ушел на заслуженный отдых, - сказал Мастер, когда они шли по 
опавшим листьям винограда через двор.
    - Ничего себе, - только и откликнулся Семен, тут было чему 
позавидовать!
    Плети виноградной лозы опутали забор, словно в агонии, да так, 
казалось, и засохли. Мастер отвел коричневые щупальца лозы с 
дорожки и возразил:
    - Но теперь поиздержался. Поэтому я согласен с вами.
    Дома Мастер замкнулся опять. И попытки наладить с ним душевный 
контакт не привели ни к чему путному. Мастер молча ходил, гремел 
посудой, ставил стаканы. Семен потопал было за его спиной, заводя 
разговоры о том и о сем, но, не встретив поддержки, мысленно 
послал хозяина к черту, плюхнулся на стул и тоже умолк.
    Затем они пили водку. И молчали. Время тянулось для Семена 
долго и нудно. Водка не шла. Он сидел трезвый. У него было такое 
ощущение, точно в комнате вился невидимый комар и зудел, зудел. 
Так ему все это действовало на нервы. А Мастер и ухом не вел. Пил 
себе, смотрел на стены, вытянув длинные ноги, и барабанил пальцами 
по столу. Временами он переводил взгляд на Семена, и тому стоило 
усилий выдерживать этот неподвижный взгляд.
    Так они и просидели до вечера, будто в ожидании боя. Только 
днем сходили в рабочую столовую. Но у Семена пропал аппетит, он 
помешал в тарелке ложкой, ковырнул вилкой гуляш, на том и закончил 
трапезу. А Мастер, он обстоятельно, будто занимался делом, 
накладывал продовольствие в желудок. Он был спокоен.
    Ему было под шестьдесят, но в нем еще чувствовалась сила. И 
Семен, глядя на то, как Мастер ест, припомнил одну из баек. 
Подробности стерлись, но, словом, Мастер уволок однажды целый 
сейф. Инструмента, что ли, не было под рукой, в общем он взял его 
в охапку и за ночь отбухал десять верст. А утром этот сейф 
собирали по клочьям. Таково содержание байки, и это воспоминание 
не облегчило Семенову задачу.
    - Выпить бы еще, - сказал Семен. - Может, сыграем в очко на 
пальцах? Продувший берет бутылку. Идет?
    Это был ход. На правах хозяина Мастер должен оскорбиться и 
сказать дрожащим голосом:
    - Зачем обижаешь? Какое может быть очко? Бутылка с меня, и о 
чем тут разговоры.
    Но Мастер оказался прижимистым. Он кивнул - идет, мол. Только 
сказал:
    - Начинаем с тебя.
    - Ну, с меня, - неохотно уступил Семен.
    И Мастер принялся считать На счете три они выбросили пальцы. 
Семен повел игру осторожно и показал всего два очка. У Мастера 
было десять. Это было равносильно проигрышу для Семена. В 
следующий раз он опять покажет десять, и тогда перебор.
    - Будя? - спросил Мастер.
    - Чего уж там. Моя монета, я гоню, - согласился Семен 
безнадежно.
    - Возьмешь потом. В Москве, - сказал Мастер.
    Когда стемнело, Мастер начал собираться. Он принес откуда-то 
из недр дома фибровый чемоданчик. Вытер старой газетой его 
обшарпанные бока и поставил под стол. При этом до чуткого Семенова 
уха из чемоданчика долетел тихий перестук. Это и был знаменитый 
инструмент Мастера. Тот самый, немецкой работы, и небось обернутый 
тряпочками.
    Мастер поставил чемоданчик и уселся в прежней позе - ноги 
вперед и пальцы на стол. Это возвестило о том, что его сборы 
закончены. Мастер готов в дорогу.


        Глава XIV. ПРИЕХАЛИ

    Семен проснулся от толчка.
    - Приехали, гражданин. Скоро Голутвин, - сказала проводница.
    До Москвы еще было ходу полтора часа. Полтора часа - это все-
таки сон. Но Семен накануне просил разбудить под Голутвином.
    Весь предыдущий день Семен подспудно боролся с Мастером, 
стараясь осилить его тяжелый характер. Но пока все сводилось к 
защите собственного самолюбия. Мастер бесцеремонно занял нижнюю 
полку, причитавшуюся Семену, и то и дело гонял его за пивом в 
вагон-ресторан. Словом, не ставил ни во что.
    Семен перевидал всякое в исправительных колониях, но до сих 
пор не встречал человека с таким жестким характером. У Мастера 
характер не пружинил, уж как к нему ни подступай.
    - Э-э! Алло, - сказал негромко Семен, наклонившись, и потряс 
Мастера за плечо.
    Мастер открыл глаза, будто и не спал вовсе.
    - Сходим в Голутвине, - сказал Семен, готовясь покончить со 
всем этим разом: или - или. И черт с ней, с этой затеей.
    Но все обошлось гладко. Мастер не проронил ни слова и начал 
послушно собираться в полумраке, сопя и сморкаясь.
    Потом они вылезли на перрон и сошли по ступенькам на узкую 
привокзальную площадь. Было еще очень рано, и все смотрелось будто 
через папиросную бумагу. Ветер мел под ноги сухие грязные обертки.
    Семен огляделся. У киоска "Пиво - воды" одиноко стояла "Волга" 
с шашечками на бортах. Водитель спал себе на сиденье, прикрыв 
фуражкой лицо.
    Судя по номеру, машина пришла из Москвы, однако была из 
другого парка. Это успокоило Семена. А Мастер ждал безучастно и 
зевал во весь рот, скаля крупные желтые зубы.
    Семен забарабанил по крыше, и водитель поднял помятое лицо, на 
котором отпечатались все швы и складки рукава, словно древние 
растения на сланце. Семен запомнил одну такую картинку из 
школьного учебника.
    - Чего хулиганишь? - спросил спросонья водитель.
    - Поехали, - сказал Семен и подергал дверцу.
    - Сейчас, - сказал водитель и начал устраиваться за рулем.
    Семен забрался вглубь, на заднее сиденье. Мастер полез следом, 
грузно, точно напролом. Машина заходила ходуном на рессорах, а 
водитель и Семен закачались точно в люльке.
    Они выехали за город на шоссе и там припустили Семен глядел на 
пустынную дорогу. Впереди еще было серо. В приоткрытое окно 
водителя задувал резкий ветер. Цифры счетчика ползли одна за 
другой, копейка за копейкой, так и наматывая кругленькую сумму. 
Поездка обходилась сторицей, и денег столько ушло, что было жаль. 
На гулянку другое дело, на то они и деньги, чтобы на них гулять. И 
иные траты Семен не признавал. Не в его это натуре - раскатывать 
на деньги. Лучше пройти пешком, но зато потом покутить где-нибудь 
с дружками в "поплавке". И будь его воля, трястись бы Мастеру на 
попутной машине На пыльных и твердых мешках. Но Учитель сам 
разработал этот план, и Семен был вынужден с ним согласиться.
    А потом он подумал, что сейчас, по сути, ему и не с кем пить, 
и совсем успокоился. По требованию Учителя он давно порвал со 
старыми друзьями, а в таксопарке держался особняком от остальных, 
чтобы легче было скрыть свои расходы.
    Такси вкатило в Кратово. Семен погонял его по кривым переулкам 
и остановил подальше от Опушкина проезда. Потом метров семьсот они 
молча шли пешком и свернули к даче. Мастер, видно, отсидел ногу и 
слегка прихрамывал. Семен пошарил под крыльцом и, не найдя ключей, 
стукнул в дверь. Но за дверью было тихо. Тогда он подергал ее, и 
она с тихим скрипом отворилась Мастер невозмутимо стоял внизу у 
крыльца, держал свой чемоданчик. Он ждал, когда Семен пройдет 
вперед.
    Они миновали прихожую и в первой же комнате наткнулись на 
чудеса. Там блистал накрытый стол, точно в ресторане. Бутылок 
"московской" прямо залейся и целый склад бычков в томате, не 
говоря уже о соленых огурцах. Семен дважды обошел вокруг стола, 
удивляясь.
    Но в это время скрипнула лестница, ведущая сверху, и появился 
Сергей Сергеич.
    Он был в темном костюме с узкими брюками, подтянутыми вверх, 
чтобы было видно всем, какие у него яркие носки. Туфли Учителя 
сверкали, а белую рубашку на груди украшал галстук бабочкой. Что и 
говорить, Учитель умел производить эффект.
    - А я тут заработался немного и думаю, кто же это к нам 
пожаловал, - сказал Сергей Сергеич.

                

    - Здравствуй, дорогой гость, - сказал вторым номером Сергей 
Сергеич и, сделав улыбку, пошел торжественно вниз с протянутой 
рукой.
    Когда Учитель спустился, Семен заметил на его носу пенсне, 
обычно он носил очки в металлической оправе.
    А Мастер стоял спокойно у стены, расставив ноги, и его это 
нисколько не трогало. Он был неуязвим для подобных штучек и даже 
не подал руки. Учитель остался с протянутой рукой, но его не 
смутил такой оборот, он потер пальцами, счел нужным пояснить всем 
в назидание:
    - Через порог нельзя. Не та примета, ясно? Ну-с, прошу за стол 
с пути-дороги, - сказал Сергей Сергеич.
    - Вот что, - открыл Мастер рот. - Вначале договор, а уж потом 
здоровкаться и пить. Если поладим.
    Он прошел в комнату, не раздеваясь, сел верхом на стул, 
приставив к ноге чемоданчик, и полез под плащ за сигаретой.
    - Правильно! Совершенно верно, - непонятно почему обрадовался 
Сергей Сергеич и, посерьезнев, сказал: - Сема, погуляй на воздухе.
    Это означало приказ нести сторожевую службу. Семен прихватил 
огурец и ломоть хлеба на голодный желудок и оставил их вдвоем.
    "Помытаришься ты с ним. Нажуешься перца, а с меня довольно", - 
подумал Семен, закрывая дверь.
    Под крыльцом он увидел свалку пустых бутылок. Дня три назад их 
еще не было. Значит, Весло гулял вовсю со своей компанией. Плюнул 
на запрет Сергея Сергеича.
    Семен покуковал на крыльце, съел огурец и, поерзав, подкрался 
к окну. Там, за столом, сидели лоб в лоб два "великих" человека и 
ловчили друг перед другом. Каждый старался по-своему. Мастер пер 
напролом, стараясь сбить с позиций. А осторожный Сергей Сергеич 
ловил его исподтишка.
    Глядя на них, Семен припомнил, как однажды в Чите на вокзале 
два незнакомых, случайно сошедшихся шулера дулись в буру. И то, 
что происходило теперь за окном, было на это очень похоже.
    Постепенно слух у Семена освоился с толщей стекол и кое-что он 
уловил.
    - Вот что, позови своего умника. Под окном он отморозит уши, - 
донесся голос Мастера из комнаты.
    Семен сорвался вниз и прилип спиной к влажной холодной стене.


        Глава XV. НАКАНУНЕ ГЛАВНОГО ДНЯ

    Сергей Сергеич стоял в полумраке в стороне от входа на перрон 
и следил за потоком пассажиров. Он видел, как через светлый 
коридор под фонарем прошли Семен и Мастер и направились к шестому 
вагону. Семен был налегке. Разве что нес плащ, перекинув через 
руку. Мастер держал потертый чемоданчик.
    В Краснодаре было тепло почти по-летнему, и Сергей Сергеич 
парился в шерстяном нательном белье. За окном, в купе, среди 
пассажиров мелькала фигура Семена. Мастер чинно сидел, покашливая 
себе в кулак, в этой толчее перед отъездом. Потом Семен выскочил 
на перрон, потрепался с молодой проводницей, построил куры 
проходившей пассажирке и опять исчез в недрах вагона.
    Диктор возвестил отправление, и поезд тронулся, увозя Семена с 
Мастером в Москву. Сергей Сергеич еще постоял и, когда хвостовой 
фонарь состава потерялся среди далеких огней, пошел к трамваю.
    В центре он пересел на последний рейсовый автобус и прикатил в 
аэропорт. Приземистое кресло в зале ожидания стало его ночным 
приютом. Он уселся поудобней. Положил на колени пузатый портфель.
    Время потянулось медленно. Сергей Сергеич изнемог, ворочаясь в 
кресле Шея его заболела. Он попробовал читать газеты, купленные 
еще вчера в Москве перед вылетом. Но глаза слипались. Это была его 
вторая ночь в Краснодаре. Первую он провел на пристани таким же 
образом, на деревянной скамейке, длинной, едва не с версту.
    Отсюда в окно виднелась зеленая реклама над гостиницей. Она 
заманчиво мигала, суля покойный сон на матраце из мягкого и 
упругого пенопласта. Под теплым одеялом из верблюда. Но у стойки 
администратора поджидало одно неудобство - листок анкеты. А он 
считал, что это будет просто ни к чему, если в местных бумагах 
останутся его следы.
    Он поставил портфель в ноги и попытался устроить голову на 
широком подлокотнике кресла. Едва ему удалось прикорнуть, пришла 
тетка с мокрой тряпкой на палке и начала старательно драить 
кафельный пол именно у него под ногами.
    Но сегодня он прощал судьбе такие пустяки и, если бы стало 
нужно, протерпел бы без сна еще пару суток. В этот вечер 
начиналось то, к чему он, по сути, готовился всю жизнь. И Мастер 
поехал в Москву. Это еще не все. С ним придется повозиться и в 
Москве. Но там уже будет проще. И главное заключалось в том, чтобы 
Мастер клюнул на их предложение. А в конечный успех он верил 
прочно. Иначе и быть не могло. Это его последний шанс, о котором 
он мечтал еще в старые нэпмановские времена. Последний потому, что 
если уж попадешься теперь, после убийства актера, света белого уже 
никогда не увидать, и второго случая, надо понимать, не будет.
    Он и в молодости пробовал одним разом добиться всего. Но тогда 
не хватило опыта. И пришлось отступить. И готовиться долго. 
Старательно. Исподтишка. К этому самому наступающему дню. А до тех 
пор терпеть и терпеть.
    Тогда он зачеркнет все прошлое и прежние фамилии и станет 
новым Робинзоном. Он создаст свой маленький изолированный остров и 
заживет где нибудь на окраине небольшого курортного города, свои 
лучшие часы проводя за удочкой. Колючие страшненькие ерши сами 
полезут из моря в его ведерко. И пусть все кишит вокруг, он 
наконец-то будет полностью свободен от людей.
    И он прекрасно знал, что не рожден для таких свершений Ему 
недоставало той прямолинейной воли и сокрушительных мышц, какими 
славился хотя бы тот же Мастер. Поэтому приходилось брать умом и 
опытом. И он чувствовал себя сейчас человеком, наконец-таки 
закончившим многолетний и трудный курс учебы. Теперь было готово 
все, только оставалось заполучить Мастера.
    Семен был против участия Мастера, и с ним приходилось 
беседовать круто. Питомцу не хотелось делить добычу с третьим 
лицом. Питомец бил себя в грудь и кричал, будто, если понадобится, 
один вскроет сейф. Поначалу он и сам был такого мнения. Но опыт 
взял свое. Возня над сейфом была тонкой работой, и тут уж не 
стоило рисковать. После мокрого дела надо было действовать 
наверняка, а участие Мастера сулило полный успех. А что касается 
третьей доли, то еще неизвестно, получит ли Мастер ее.
    Женщина с тряпкой оставила его в покое, перешла в дальний 
конец зала и возилась возле справочного бюро. Временами в 
полутемном зале объявляли рейс, и тогда местами поднималась 
негромкая возня. Полуночные фигуры с красными припухшими лицами 
семенили к месту посадки.
    Утро он встретил точно благодать. Дежурная девица в темно-
синей униформе провела его и цепочку заспанных пассажиров к 
самолету. Громоздкий АН-10 выглядел ненадежно. Его отяжелевшая 
бочкообразная туша едва не лежала брюхом на бетоне. Сверху 
легкомысленно торчали тонкие до прозрачности крылышки. Минут через 
пятнадцать самолет раскатился и начал толчками подниматься вверх, 
проваливаясь в воздушные ямы. Ровно в девять, минута в минуту, 
помятый и позеленевший от усталости Сергей Сергеич приехал в свое 
учреждение. Такси он оставил за углом и последние метры пробежал 
запыхавшись.
    Его аккуратность считалась эталоном. Первым он был и сегодня, 
еще раз подтвердив свою высокую репутацию. Во всяком случае, когда 
в финансовый отдел ввалилась первая партия припоздавших коллег во 
главе с главным бухгалтером, Сергей Сергеич примерно восседал за 
своим рабочим столом в сатиновых нарукавниках, будто надел их 
давным-давно. Он поднял голову, а глаза его смотрели невидяще. Они 
были затуманены служебными заботами. Одинокая фигура Сергея 
Сергеича в этой пустой комнате служила немым укором всем тем, кто 
был недостаточно добросовестен. И припоздавшим стало неловко.
    - Доброе утро, Сергей Сергеич, - сказал главбух смущенно. - 
Когда освободитесь, загляните на минутку.
    Сергей Сергеич сложил бумаги в стопочку, подправил эту 
стопочку поровней, подождал немного и не торопясь пошел к 
начальству.
    Официально он эти два дня проводил ревизию в одной из 
подопечных организаций. Но тем не менее ему было не по себе. Ему 
всегда было не по себе, когда приходилось лгать, уходя во время 
работы. Он не любил фальшивых положений и всегда старался 
добиваться ситуаций, о которых говорят, что комар носа не 
подточит. И даже в тот раз, когда он разволновался и пропустил 
наверх актера, он нашел в себе жалкие крохи мужества, подбежал к 
аптечному киоску и, сдерживая дрожь в руках, поднес часы к окошку 
продавщицы и спросил:
    - Скажите, сколько времени? На моих десять сорок семь, - и 
вертелся перед ней и в фас и в профиль, так, чтобы она получше 
запомнила его.
    И так он, рискуя возбудить подозрение, заручился алиби своего 
рода. На всякий случай. И только после этого заспешил на автобус.
    - Ну-с? - спросил главбух, протягивая руку за отчетом - Как-с 
там наши газовики-монтажники?
    - Дисциплина слабовата с финансами. Все молодежь, молодежь. В 
общем здесь все как есть, - сказал Сергей Сергеич, указывая на 
документы.
    - Все бы им романтика. Оптимизм и беспечность, - вздохнул 
главбух, не то осуждая, не то завидуя. Главбух уставился на Сергея 
Сергеича и покачал головой.
    - На вас, дорогой, нет лица. На вас точно воду возили, - 
закончил он внимательный осмотр.
    - Пустяки.
    - Вот что я вам скажу, дорогуша, ступайте домой. Поваляйтесь.
    - А квартальный? Премии? И все такое? И вообще вам показалось, 
- уперся Сергей Сергеич. Ему не нравились такие штучки, когда тебя 
выделяют и начинают нянчиться. Сегодня это тем более ему пришлось 
не по душе. Он прогулял двое суток, и внимание начальства тут 
совершенно ни к чему. Но главбух настаивал, и Сергей Сергеич 
отступил перед его ураганным напором. В конце концов, может, так 
оно было и лучше. Ему предстояла уйма хлопот.
    С работы он отправился в злополучное строительное управление. 
Хоть и провел он ревизию загодя, но не мешало показаться еще 
разок. Не дай бог, дойдет до нескромных ушей, потом не расхлебать.
    Начальник управления был бородат, но молод. Он сидел возле 
сейфа, и его торс в модном пиджаке был так же массивен, как сейф. 
Начальник управления смотрел на Сергея Сергеича, вертел красный 
карандаш и старался хранить независимость.
    - Нарушаете все-таки, - сказал Сергей Сергеич. - За день 
берете зарплату до выдачи. И целую ночь деньги вот в этом сейфе. 
Крупная сумма! Что там ночь. От и до. От закрытия до открытия. Вот 
как!
    - Во-первых, сейф не картонный, - начальник управления 
похлопал по сейфу широкой ладонью, и стальной куб глухо загудел. - 
Во-вторых, - сказал начальник управления, удовлетворенно 
вслушиваясь в этот мощный гул. - Во-вторых: у входа сторож. А в-
третьих... Чепуха все это, товарищ! Не в такое время мы живем. 
Сегодня...
    - Согласен. Сталь и сторож, и не такое время, - перебил его 
Сергей Сергеич. - Может, и так. Но все равно это нарушение 
финансовой дисциплины.
    - Да поймите, - начал горячиться бородач. - Войдите в наше 
положение. Надо думать о деле. Иначе отрывай людей. Кто на 
участках за городом, кто, понимаешь, где. Завтра к вечеру получим, 
утречком раздадим. Стоит ли кипятиться? Это вам монтажные работы, 
а не театр.
    Сергей Сергеич знал этого человека. Он в самом деле так и 
поступит.
    - Утром люди в сборе. И людям хорошо, - вставила слово 
бухгалтер.
    Это была дамочка с немыслимой прической. Круглые глаза и 
пуговкой нос.
    - Ну, конечно, - обрадованно поддержал ее бородач.
    - И в личном кармане должна быть дисциплина. А как же, - 
сказал Сергей Сергеич, вставая.
    - Ну, вы же добрый, - произнесла дамочка медовым голосом.
    Сергей Сергеич поднял руку протестующе.
    - Правда, правда, он добрый, - сказала она своему начальнику, 
а тот поддержал ее жестом: о чем, мол, речь.
    - Мое дело предупредить. Но когда узнает руководство, 
расхлебывайте сами, - проворчал Сергей Сергеич.
    Они проводили его до дверей, и начальник долго тряс его кисть.
    - Мой долг доложить, - напомнил Сергей Сергеич в дверях и 
поднял указательный палец.
    - А мы не верим. Ну, вы не сделаете этого.
    Но Сергей Сергеич сердито хлопнул дверью. Он-де вовсе не 
собирается покрывать это вопиющее безобразие и уже написал в 
отчете обо всем.
    Сергей Сергеич поймал свободное такси.
    - В ближайший "Гастроном".
    - Понятно, - пробурчал шофер флегматично. Ближайший 
"Гастроном" оказался черт знает где, но и мимо него шофер проехал, 
не сбавляя скорости. Сергей Сергеич подергал его за плечо.
    - Притормозите!
    - Тут нельзя, - промямлил шофер и остановился за сотню метров.
    Сергей Сергеич извлек из кармана пару тряпичных авосек и 
поспешил в магазин. Здесь, как назло, возле каждого отдела стояла 
очередь.
    Наконец он набил авоську водкой и консервными банками. Между 
ними втиснул три круга колбасы и вернулся к машине.
    - Казанский вокзал! - сказал Сергей Сергеич. Таксист издал 
невразумительное междометие и долго запускал мотор.
    Сергей Сергеич демонстративно поглядывал на часы, надеясь этим 
подхлестнуть водителя, но тот спокойно выстаивал перед светофором. 
Только лениво перегонял сигарету из одного в другой угол рта.
    Его электричка ушла перед самым носом, и Сергей Сергеич минут 
двадцать, изнывая, бродил по залам. Толкотня и гам постепенно 
начали подтачивать его выдержку, которая давалась ему с таким 
трудом. Сохранить ее могла лишь непрерывная цепь действий. И 
последующие пятьдесят минут в электричке едва не развалили 
окончательно его небоскреб спокойствия, так тщательно собранный им 
по кирпичу.
    Сошел он в Кратове.
    Этот чертов Опушкин проезд ему каждый раз приходилось искать 
будто заново. Казалось, он шел и строго держался маршрута, но 
обязательно выходил совсем в стороне от проезда. Тогда он 
расспрашивал встречных, хотя это не очень-то входило в его планы.
    Так и сейчас не обошлось без чужой помощи. Благо подвернулись 
мальчишки. Два пацана топтались по кругу, исполняли боевой танец, 
норовя напугать один другого. А третий, совсем крошка 
детсадовского возраста, в ботиках и капюшончике, стоял поодаль и 
кричал из-под капюшона:
    - Ну, ну, дайте друг другу! Э-э, еще в четвертом классе!
    Но мальчишки топтались нехотя. Судя по всему, в этот поединок 
их втянул уличный обычай, и они просто не знали, как избавиться от 
такой неприятной обязанности.
    Вопрос Сергея Сергеича пришелся кстати. Они мигом заключили 
мир и, к отчаянию крошки в ботиках, открыли совещание.
    - Это там-то и там-то? Вначале налево, еще налево, потом опять 
налево и, наконец, направо, - сообщили бывшие враги, выработав 
общее мнение.
    Удаляясь, Сергеи Сергеич услышал за спиной глуховатый стук 
подзатыльника и защитный вопль подстрекателя:
    - Ма-а-ма!
    Потом опять не повезло. На подступах к даче его втянули в 
бестолковый и совершенно лишний разговор. Это сделала женщина в 
ватнике и резиновых сапогах. Она копалась на своем участке. То ли 
собирала старые сучья, то ли что еще. Словом, Сергей Сергеич видел 
большой ворох теплой одежды, передвигавшийся между яблонями. Но 
стоило ему поравняться, как она подняла голову.
    - Уезжаете? - спросила она.
    Сергей Сергеич, не ожидав такого, остановился. Принял как бы 
тем самым ее предложение поболтать.
    - Да вот, уезжаю, - сказал он на всякий случай.
    - Накупили домой, - она кивнула на его набитые авоськи. - Все 
накупают. Все родственники, кто приезжает в Москву, - уточнила 
женщина.
    Она подошла поближе к штакетнику и смотрела из своего платка, 
словно из-за забрала. Сергей Сергеич тоже взглянул на свои 
авоськи, будто увидел их впервые, и сказал:
    - Да вот... Накупил.
    - У нас гостил мой двоюродный брат. Уехал тому неделю, тоже 
накупил всякой всячины. Еле утащил на вокзал, - сообщила она с 
готовностью.
    Сергей Сергеич нейтрально промолчал.
    - У вас там уже мороз, - произнесла она тоном, каким открывают 
продолжительную и неторопливую беседу. Очевидно, предыдущее было 
только присказкой. Затем из нее полилось.
    Его она приняла за родственника Веселовых. Она так и спросила 
Сергея Сергеича:
    - Вы ему, наверное, дядей?
    - Да вот выходит, дядей, - сказал Сергей Сергеич, томясь.
    Что ей тут наплел Веселов, об этом он не имел понятия. Тот 
такое сочинит порой, потом не расхлебаешь.
    Он еле отвязался от говоруньи. Его все здесь начинало 
возмущать. Этот участок, который вытянут кишкой и поэтому до 
соседних дач подать рукой. Стоят по бокам, подпирают плечами.
    Он поставил портфель и авоськи в прихожей, прислонив в углу, 
вошел в комнату, и его первый взгляд сразу уловил перемены. Внешне 
они не бросались в глаза. Разве что не там стояли стулья. Не там, 
где он их расставил накануне отъезда. И в сторону сдвинут стул.
    Он заглянул за дверь и увидел остатки мусора. Здесь же торчало 
подобие веника - пучок голых прутьев.
    Кто то старался скрыть следы, но впопыхах забыл на подоконнике 
окурки сигарет. Сергей Сергеич протянул палец и ковырнул один. На 
мятом мундштуке малиновые следы губ.
    Сергей Сергеич взялся за дверную ручку и с силой хлопнул 
дверью. В ответ дробно звякнуло где-то в районе старого шкафа, 
который стоял в углу, из-под него врассыпную раскатились пустые 
бутылки.
    - Так. Ясно, - сказал Сергей Сергеич и нахмурился.
    Он собрал бутылки и вынес под крыльцо. Потом он обошел 
остальные комнаты, всюду натыкаясь на следы недавнего разгула. В 
воздухе плотно висел запах скисшего вина и жженого табака. В доме 
было холодно, и этот неприятный дух остро резал ноздри. Сергей 
Сергеич покашлял и распахнул окна.
    Гадать тут было нечего - это Веселов устраивал очередную 
свистопляску со своей оравой лоботрясов, невзирая на запрет.
    Его возмущало само существование этого нахального парня, от 
которого духами и водкой несло за версту И неуважением к старшим.
    Он подобрал Веселова в кафе на улице Горького. Тот уже 
заявился пьяным и, добавив коньяка, начал приставать к женщинам. 
Его пытались утихомирить, но Веселов согнул левую руку и грозил 
смести всех с земли. Тогда за него взялись всерьез, и дело пошло к 
тому, чтобы вызвать милицию. Тут Сергей Сергеич и взял его под 
свою опеку. Думал, из парня еще будет толк. Но парень оказался 
безнадежен. Он стал опасен для нестойкого Семена. Попойки питомца 
с Веселовым, с его распутными девицами угрожали свести на нет все 
педагогические усилия Сергея Сергеича.
    Он-то подобрал Семена и сделал своим помощником. Доверил 
исполнение своих сокровенных планов. До этого питомец был 
конченым, казалось, человеком, и годы заключения ему не пошли 
впрок. Так вот, когда Семен встретил его в темном переулке и 
потребовал кошелек, он отдал, конечно, кошелек Семену, но потом, 
вместо того чтобы бежать в милицию, выследил его сам и предложил 
отеческую заботу. Еще там, при слабом свете уличного фонаря, он 
прочел на лице Семена своим наметанным глазом его нераскрытые 
"достоинства". Ну, нет. Он пестовал питомца не для чужих пирушек. 
Готовил его для большой операции. Потом пусть катится ко всем 
чертям. Балласт ему не нужен.
    Сергей Сергеич чертыхнулся.
    Это гнездо пьяниц и распутников ему не понравилось, еще когда 
он приехал сюда впервые. Дело он готовил сам - оно было смыслом 
его жизни, а с этой дачей положился на Семена, и легкомысленный 
человек его подвел. Втянул в затею Веселова, которому лично он, 
Сергей Сергеич, не доверял.
    - Благодать, как в доме отдыха Тишь, - сказал его питомец по 
поводу дачи. И расписал, не жалея своей безудержной фантазии.
    А потом просто не хватило времени на новые поиски. 
Единственное, что он мог сделать, - наложить строжайший запрет на 
появление Веселова. На эти три дня.
    И все же тайком Веселов приволок свою разнузданную шайку. 
Кутил лжец и трус тут с дикими криками и топотом, в надежде на то, 
что он, Сергей Сергеич, не узнает. А весь поселок глазел на 
содрогающуюся от вакханалии дачу. Это накануне-то дела.
    И слава богу, послезавтра он избавится от них. Это немного 
утешало.
    Сергей Сергеич перенес из прихожей портфель и авоськи. Достал 
из портфеля пару газет и застелил ими стол. Затем выставил на стол 
водку и банки, а колбасу положил на подоконник. Закрыл окно. Он 
торопился сделать все до сумерек.
    Сумерки упали неожиданно. Воздух начал темнеть, смазывая 
очертания предметов. Натыкаясь на стулья и прощупывая дорогу, 
Сергей Сергеич поднялся на мансарду. Словно под воздействием 
сумерек пол начал скрипеть под каждым шагом. Было такое 
впечатление, точно рядом кто-то крадется еще, осторожно ступая по 
половицам.
    Не зажигая света, он разделся и сложил на спинку кровати свой 
новый костюм, стараясь его не помять.
    После бессонной ночи он должен был уснуть беспробудно. Так ему 
казалось. Он даже боялся проспать. Но не тут-то было. Сон не шел.
    Едва он коснулся головой подушки, сбросив бремя хлопот, к нему 
пришло волнение. Пока оно зарождалось где-то в глубинах души. Но, 
накопившись, могло захлестнуть разум. Этого-то он опасался более 
всего. Уже бывало не раз в его жизни, когда волнение связывало его 
по рукам и ногам и он никуда не годился - делал черт знает что, 
попадал впросак.
    Он хотел себя отвлечь и вертелся с боку на бок. Считал до ста. 
Прикидывался спящим, надеясь себя обмануть. Временно ему удавалось 
нырнуть в небытие. Но это длилось мгновения, и он возвращался к 
бессоннице от какого-то внутреннего толчка. Под конец он отупел и 
сдался. Покорно лежал в темноте, сложив вдоль тела руки. Снаружи 
было тихо. Только вдалеке лаяла собака.
    Еще затемно он встал, оделся и побрился механической бритвой 
"Спутник". Затем сел в темноте возле окна.
    За окном начал проступать тусклый синий свет, и постепенно 
стало видно улицу. Дачи свободно просматривались сквозь голые 
черные деревья. Соседние участки были еще мертвы.
    Кое-где в окнах зажглись желтые огни. На крыльце соседней дачи 
появилась уже знакомая болтунья. Потопала по крыльцу, что-то взяла 
и исчезла из дверью.
    Сергей Сергеич сошел вниз, открыл замок у входной двери и 
вернулся в мансарду к окну.
    Синий свет растворился, воздух стал серым, в комнате 
посветлело. Неожиданно в правой стороне окна над штакетником он 
увидел головы Семена и Мастера. Те, будто мячики, прыгали по 
волнам.
    Семен и Мастер быстро прошли вдоль забора, и Сергей Сергеич 
услышал стук калитки. Он отступил от окна и продолжал наблюдение. 
Теперь он разглядел Мастера как следует. В Краснодаре тот все 
время мелькал в толпе, и Сергей Сергеич хорошенько видел только 
разве его лицо. Теперь высокая фигура Мастера шагала перед ним по 
дорожке. И Сергей Сергеич обнаружил, что он прихрамывает. В 
Краснодаре он этого не заметил.
    Потом скрипнула входная дверь, и снизу донеслись голоса. 
Резкий тенор Семена и глухой баритон Мастера. В голосе Мастера 
проступало напряжение.
    Теперь Сергей Сергеич стоял возле лестницы и наблюдал за 
Мастером в просвет между перилами. Отсюда тот был виден 
великолепно. Его широкое и маловыразительное лицо. Черты идеальные 
для тех, кто всю жизнь скрывается от милиции. Посмотришь, и памяти 
зацепиться не за что. Сергей Сергеич рассматривал Мастера с 
любопытством.
    До этого Сергей Сергеич всего лишь раз видел Мастера. Вернее, 
его спину. И было это давным-давно, лет двадцать назад, в одной из 
пересыльных тюрем. Ему показали на удаляющегося по коридору 
высокого человека в вельветовой толстовке, снятой, очевидно, с 
нерасторопного новичка, и сказали:
    - Видишь? Это Мастер. Тот самый.
    Мастер шел между конвойными, но чувствовалось, что это идет 
один из "князей" уголовного мира. И Сергей Сергеич, в ту пору 
начинающий специалист по квартирным кражам, затрепетал от одного 
этого имени.
    Теперь Мастер был в его руках...
    Мастер выбрал удачную позицию, обезопасив тыл. С этого места у 
стены ему были видны обе двери сразу и ход наверх. В одно из 
мгновений Сергею Сергеичу показалось, будто его глаза встретились 
со взглядом Мастера. И этот взгляд, точно тонкий и острый луч 
лазера, проник в засаду и обшарил его с головы до пят.
    В глубинах души опять начало свой подъем противное волнение. 
Сдерживая дрожь в руках, он извлек из нагрудного кармана 
приготовленное пенсне, надел его на нос и ступил на первую 
ступеньку лестницы. Доски завизжали под ногами. А те стояли внизу 
и смотрели навстречу в четыре зрачка. В четыре темные точки. Семен 
был откровенно поражен. Лицо Мастера оставалось неподвижным.
    Мастер не подал руки. Помимо своей известной грубости, он был 
дьявольски осторожен и не хотел связывать себя даже рукопожатием.
    Демонстрируя пример культурного поведения, Сергей Сергеич 
перевел все в шутку и пригласил приехавших за стол.
    - Вначале договор, а уж потом здоровкаться и пить. Если 
поладим, - произнес Мастер отнюдь не деликатно, продолжая свое, и 
сел верхом на стул, оттащив его предварительно в безопасный угол.
    "С этим человеком хлебнешь хлопот", - тотчас подумал Сергей 
Сергеич. Сюрприз не из тех приятных, что радуют сердце. Вдобавок 
Семен ушел сторожить. И они остались с глазу на глаз:
    - Ну вот что. Для начала. Я тебе не доверяю. И твоему 
желторотому. Со мной не пройдут никакие шутки. Чтобы ты знал 
хорошенько, - сказал Мастер, положив на спинку стула свои цепкие 
лапы.
    Эта бестактность покоробила Сергея Сергеича, но он сдержался 
опять и, продолжая свою линию, мягко возразил.
    - А мой принцип - доверие. В каждом человеке обязательно что-
нибудь да есть хорошее. И ему в конечном счете нужно верить. И вы 
напрасно так.
    Но от Мастера это отскочило, как мяч от стены, он лишь 
ухмыльнулся. Ему стало смешно - этой глыбе бесчувственного камня.
    Он был именно таков - точно каменная глыба. Во всяком случае, 
у Сергея Сергеича временами возникало ощущение, будто приходится 
ворочать с места на место массивный валун.
    Порой казалось, что Сергей Сергеич кое-что сдвинул, но Мастер, 
как ванька-встанька, снова возвращался на прежнюю точку и заводил 
все сначала. Он точно что-то подозревал и старался застать 
врасплох своими неожиданными вопросами. И все это было увенчано 
высокомерным хамством. Мастер словно неувядаемо иллюстрировал те 
россказни, которые раньше ходили о нем. И уже трудно было понять, 
кто кому ставил сеть. Тут можно было сойти с ума. Было и такое 
мгновение, когда Сергей Сергеич пожалел, что без оружия.
    - Ты милицейская шавка, - сказал Мастер, - я тебя раздавлю, 
точно клопа.
    - Так мы не сварим кашу. И вам же в ущерб. Не успеете сделать 
то, зачем приехали, - напомнил Сергей Сергеич.
    - Я приехал посмотреть, что тут за щенки собрались, и сунуть 
им кукиш под нос. Выходит, не провели? И забери своего балбеса с 
улицы. Отморозит уши, - сказал Мастер иронически, и, хотя в этом 
ненадежном доме не стоило пренебрегать осторожностью, Сергей 
Сергеич испытал невольное облегчение - теперь их будет двое против 
Мастера.
    Мастер возжелал их обоих иметь перед собой, и Сергей Сергеич 
выглянул в наружную дверь, кликнул Семена. Семен вошел и подсел за 
стол как ни в чем не бывало. Но по некоторым мелочам было видно, 
что он несколько обескуражен.
    Семен не составил серьезной поддержки, он только переводил 
взгляд с одного на другого и ждал, когда можно будет выпить. А 
поединок продолжался. И когда Сергей Сергеич уже изнемог, Мастер, 
видно, решил, что достаточно, и спокойно произнес.
    - Так сколь там? Говоришь, двадцать пять кусков?
    - Двадцать пять тысяч рублей, - подтвердил Сергей Сергеич.
    - Сберкасса?
    - Некое стройуправление. Зарплата, - сказал Сергей Сергеич, 
оживляясь. - Сегодня она заночует в управлении. Завтра ее 
раздадут. Такая у них специфика - все люди работают за городом. А 
их деньги, как правило, ночуют в сейфе бухгалтерии. Так сказать, 
ждут до утра.
    - Покажешь где.
    - Я знаю это место хорошо и... - заикнулся было Сергей 
Сергеич, а Семен поддакнул.
    - Точка, - оборвал Мастер - Я сам посмотрю. И сегодня. Тогда и 
решу окончательно.
    - Выезжаем через час, - быстро сориентировался Сергей Сергеич.
    И неожиданно обнаружил, что уже ненавидит Мастера. Тяжело и 
люто. И ему стало легче смотреть Мастеру в глаза. Все, что 
предстояло сделать потом, в конце задуманного, теперь упрощалось 
само собой. Ненависть очищала от угрызений.
    - Участвуют сколько? - спросил Мастер.
    - Трое.
    Сергей Сергеич описал жестом круг, заключающий в себе всех 
присутствующих.
    - А знают?
    - Только мы, двое. Вы третий.
    - Смотри. Соврал - худо будет.
    Сергей Сергеич промолчал. Если понадобится, сегодня он стерпит 
все.
    - Условия, - сказал Мастер особенно жестко. - Мне половина. 
Остальное делите сами. Иначе катитесь ко всем чертям.
    Лицо у Семена стало обиженным. Глазами он позвал Сергея 
Сергеича в бой. Сергей Сергеич не придавал значения наглым 
претензиям Мастера. Он знал, чем кончится все это. Но чтобы не 
возбуждать подозрений, сказал:
    - Но...
    - Значит, мы не договорились. - И Мастер поднялся. Этого было 
достаточно. Сергей Сергеич согласился, стараясь на Семена не 
смотреть.
    - А срок когда? - спросил Мастер, опускаясь на стул.
    - Этой ночью.
    - Значит, утром я на самолет, - сказал Мастер, прикидывая 
вслух. "Поживем - увидим", - подумал Сергей Сергеич с иронией.
    - А ты деловой, - произнес Мастер чуть мягче.
    Он снял плащ и снес вместе с чемоданчиком наверх, в отведенные 
покои.
    Это послужило сигналом для Семена. Он ожил и принялся 
хозяйничать за столом. Открыл банку с бычками в томате и нарезал 
колбасу перочинным ножом.
    Сергей Сергеич отдыхал и машинально следил, как ловко летает 
нож над столом. Он сам выбирал в магазине этот нож для Семена.
    Мастер спустился и сказал.
    - И еще одна формальность. Никто меня не должен видеть. Кроме 
вас, ни одна душа. Иначе какая сука...
    Он не закончил и взялся за стакан, но все было понятно, он мог 
не продолжать. Интонация была красноречивей всяких слов.
    "По дороге прихвачу пистолет. На всякий случай. Как-нибудь на 
обратном пути", - решил Сергей Сергеич,
    Этот пистолет ему подсунул один знакомый, для которого он 
вовсе не обязан был хранить такие опасные вещицы. Но тот подбросил 
и исчез. И теперь пистолет лежал за диваном, вызывая чувство 
тревоги. Попадется на глаза, и припишут черт знает что. Но сегодня 
наступил тот единственный случай, когда без пистолета, кажется, не 
обойтись.
    Ели и пили молча. Семен пытался перевести этот деловой завтрак 
на рельсы заурядной пирушки, но Сергей Сергеич, давно не бравший 
ни капли в рот, покачал головой осуждающе. Мастер, тот был совсем 
непроницаем. Как будто сидел в скафандре. Закрыл все клапаны, 
оставил только один для пищи, и внешние звуки его не касались.
    Когда Мастер, насытившись, встал из-за стола, это можно было 
истолковать как приказ к действию. Семен вопросительно взглянул на 
Сергея Сергеича, его рука с бутылкой замерла. Сергей Сергеич 
кивнул, и Семен с сожалением заткнул новую початую бутылку. Его 
глаза уже поблескивали весело. До того как его извлекли из грязи, 
он был выпить горазд, этот легкомысленный парень. За ним 
приходилось присматривать.
    Ему и сейчас что-то взбрело в голову. Он подмигнул в сторону 
Мастера и неожиданно затянул блатную песню из своего старого 
репертуара, запрещенного Сергеем Сергеичем. Что-то про окурочек с 
отпечатком помады. Вероятно, про такой же, что лежал на 
подоконнике.
    - Сема, - одернул Сергей Сергеич.
    Мастер, который уже поставил ногу на ступеньку, обернулся и 
сказал:
    - Не те нынче песни. Пустые. Всю классику сочинили еще тогда. 
При нэпе. Теперь одна смехота.
    В его бесстрастном голосе прибавился еще один оттенок - 
сожаление. Тоска по своей легендарной молодости.
    Мастер отрезал эту порцию слов и поднялся наверх. Его шаги 
затопали над головой.
    - Ничего себе. Старый бульдог, - сказал Семен.
    - Сема, так нельзя о старших, - упрекнул Сергей Сергеич своего 
питомца чисто в воспитательных целях.
    На самом деле его обрадовало отношение Семена к Мастеру. 
Втайне он побаивался, что матерый волк как-то повлияет на парня и 
ему придется иметь дело с двумя.
    - Останешься на даче, - сказал Сергей Сергеич. - И Веселова - 
на пушечный выстрел. Тем более нам с ним уже не по пути. 
Понимаешь?
    - Догадываюсь. Можешь быть уверен, - ответил Семен. Сергей 
Сергеич поморщился и добавил:
    - И никого. Ни в коем случае.
    Он вовремя закончил. Шаги Мастера простучали к лестнице, и тот 
сошел к ним, одетый в плащ. Со своим неизменным чемоданом.
    - Ничего. Побудет при мне. На всякий случай, - сказал Мастер в 
ответ на вопросительные взгляды Сергея Сергеича и Семена.
    Он старался все учесть, этот тертый калач. Этот старый тигр 
неизменно держал нос по ветру, и его обоняние не утратило остроты.
    Они оставили Семена на даче и отправились в город. В 
электричке Мастер вдруг наклонился и в упор спросил:
    - Чья дача?
    - Семена, - сказал Сергей Сергеич как можно проще. - Он тут 
живет. Женился брат, и в квартире тесно.
    - Не нравится мне, этот малый, твой Семен.
    - Да нет, он...
    - Не понравился сразу, - перебил Мастер твердо.
    Он старался вбить клин между ним и Семеном - было яснее 
ясного. У него не хватало времени, и он орудовал напрямик. Удайся 
ему эта затея, потом и второго уберет. Его, Сергея Сергеича.
    "Без пистолета не обойтись", - еще раз подумал Сергей Сергеич.
    - А мокрого дела, часом, за вами нет? - спросил Мастер в самое 
ухо, точно дунул.
    Он так и норовил сбить с толку. Сергей Сергеич отрицательно 
повел головой.
    - Мы не из тех, - ответил он.
    - Если бы мокрое делишко за плечами, наши пути только до 
вокзала. Там в разные стороны. Соображаешь?
    Сергей Сергеич пожал плечами, и Мастер вроде бы успокоился 
опять. Но через пять минут он ни с того ни с сего произнес 
приглушенно:
    - Ну, так как же? Мокрое дело?
    Сергей Сергеич каждой клеткой тела постарался изобразить укор.
    - В общем мне ничего не известно, - сказал Мастер, как бы 
воздвигая стенку между собой и Сергеем Сергеичем.
    С вокзала Сергей Сергеич привез его на улицу, где размещались 
строители. Он остановил такси за два квартала, и дальше они пошли 
пешком.
    А когда показалось здание, Сергей Сергеич начал пояснять, где 
что находится. Но Мастер остался неудовлетворенным Они 
остановились за табачным киоском и разглядывали подъезд, делая 
вид, будто заняты приятельской болтовней.
    - Все это прекрасно. Но я не привык к чужой указке и полагаюсь 
на собственные глаза, - сказал Мастер и добавил: - Зайду-ка 
внутрь. Будто наняться.
    Этого Сергей Сергеич не ожидал. Такой оплошности от опытного 
Мастера. Он уперся и впервые показал характер.
    - Ни в коем случае! Разве вы не понимаете? - сказал Сергей 
Сергеич настолько твердо, что Мастер был немало удивлен.
    Он как-то по-новому взглянул на Сергея Сергеича, и тут до 
Мастера дошла его едва не совершенная ошибка. Но колебание Мастера 
длилось мгновение, он быстро оправился и повел себя просто нагло.
    - Конечно, ни в коем случае. Я проверял тебя, говоря 
откровенно. Что стоишь, паря, почем тебе цена. А ты, выходит, не 
глуп, - сказал он и еще бесцеремонно похлопал Сергея Сергеича по 
спине.
    В душе у Сергея Сергеича зародилась пока еще необъяснимая 
тревога. Было только понятно одно, что Мастер сейчас повернулся к 
нему новой и более опасной стороной. Он и раньше понимал, на что 
идет, извлекая на белый свет этого хоть и старого, но все еще 
страшного зверя из его последней берлоги. Однако даже не 
предполагал, что это будет стоить такого риска. И уже в который 
раз вспомнил про пистолет.
    Они обошли ближние улицы, изучая проходные дворы. Сергей 
Сергеич провел Мастера на магистраль, где легче было поймать 
такси.
    - А в общем это выглядит так: подъезжаем около часа ночи, 
отпускаем такси в пяти кварталах. А после всего выходим сюда. 
Ловим машину - и в центр. Короткое прощание, и кто куда, - доложил 
Сергей Сергеич.
    Мастер корчил кислые гримасы, но по его глазам было видно, что 
он остался доволен осмотром. В программе Сергея Сергеича он тоже 
не нашел, к чему придраться. Они завернули в первое подвернувшееся 
кафе и, пообедав, поехали на вокзал.
    Людей в вагоне было невпроворот. Мастер продвигался впереди, 
точно ледокол расталкивая льдины. Сергей Сергеич шел в фарватере, 
быстро скользя в возникающем за спиной Мастера вакууме. В конце 
концов они уперлись в абсолютно плотную стенку и застыли, зажатые 
со всех сторон.
    Сергей Сергеич следил за Мастером. Мастер был затерт в 
компании молодых людей. Те неумолчно тараторили через его голову, 
и Мастер сердито кривлялся.
    У Сергея Сергеича затекли ноги. Он переступил, вызвав 
возмущенные восклицания со стороны соседей.
    - Извините, - сказал Сергей Сергеич.
    В Кратове они еле вырвались наружу.
    Изнывающий от скуки Семен встретил их на пороге. Одиночество 
было не в его натуре. И сейчас питомца радовало даже появление 
мрачного и нелюдимого Мастера. А в ожидании он, конечно, установил 
тесный контакт с бутылкой и поддерживал его время от времени. 
Сергей Сергеич строго посмотрел на него и сказал, проходя в дом 
вслед за Мастером:
    - Закрой двери и следи за улицей. Только не торчи у окна. Как-
нибудь поаккуратнее.
    Мастер тяжело поднимался к себе. Хромота его стала заметнее.
    Сергей Сергеич опустился на стул. Бессонные ночи давали себя 
знать. Слегка покалывало в сердце. Он достал из кармана баночку с 
валидолом и положил под язык отдающую прохладой и мятой таблетку. 
Подумал: скорей бы уже это кончилось.
    Семен сидел напротив у стены, положив ноги на табуретку. Руки 
скрестил на груди, что-то мурлыкал под нос и нет-нет да и бросал 
взгляды за окно.
    В тишине было слышно, как чем-то шуршит и покряхтывает Мастер 
наверху.
    - Несет кого-то, - сказал Семен вполголоса и вскочил, 
опрокинув с грохотом стул.
    Сергей Сергеич поднялся и посмотрел в окно. По дорожке к 
крыльцу брел не спеша незнакомый парень в коротком плаще. Его 
походка говорила о мире и спокойствии. Он рассеянно поглядывал 
перед собой, и руки его были свободны.
    - Кто это? - спросил Сергей Сергеич шепотом.
    Семен только пожал плечами.
    Сергей Сергеич вопросительно показал Семену на дверь, - 
заперта ли на ключ? Семен кивнул утвердительно - все в порядке.
    Через несколько секунд гость постучал во входные двери. 
Выждав, он постучал погромче. Потом с крыльца донесся его голос:
    - Эй, Веселов!
    Они слышали, как он потоптался снаружи, и Сергей Сергеич зашел 
на цыпочках под лестницу и поманил Семена за собой.
    И точно, под окном появилась макушка с торчащим рыжеватым 
вихром. Макушка подскочила вверх, и на мгновение лицо человека 
прилипло к стеклу. Потом он сорвался вниз и крикнул со смехом:
    - Не прячься! Я знаю: ты здесь, старина.
    Макушка нырнула вправо, и в соседней комнате со стуком 
распахнулось окно. Сергей Сергеич бросил на питомца взор, полный 
ярости, но Семен опять по-дурацки пожал плечами. На этот раз хотел 
сказать, что тут он ни при чем. Не он открывал окно.
    Они слышали, как парень легко махнул в окно и мягко соскочил с 
подоконника на пол. Потом он бил ладонью о ладонь - очищался. 
Отряхнувшись, незваный гость сделал несколько шагов по комнате. И 
тут Сергей Сергеич вспомнил о Мастере, и ему вдвойне стало не по 
себе. За потолком было тихо. Мастер притаился в своей норе.
    Шаги гостя прозвучали у дверей. Дверь медленно, со скрипом 
открылась, человек вошел в комнату и сразу направился к столу. Он 
стоял к ним спиной. Сергей Сергеич видел только его крепкий 
затылок и хрящеватые, слегка оттопыренные уши. Они двигались, 
когда парень водил головой, разглядывая стол. А вид недопитой 
водки, судя по всему, разбудил некоторые его эмоции. Во всяком 
случае, он присвистнул.
    По логике его движений в следующую секунду гость должен был 
обернуться. Поэтому торчать в укрытии уже не было смысла. И Семен 
первым шагнул навстречу.
    - Приятного аппетита. Я, кажется, еще успел, - произнес 
парень, не торопясь оборачиваться.
    Наконец он повернул голову. И вот тут-то его брови полезли 
вверх. Он смотрел на Семена во все глаза. На Семена эта встреча 
тоже произвела заметное впечатление. Можно было без особого труда 
догадаться, что они знакомы. И как-то по-особому. Питомец что-то 
скрывал.
    - А где он? - спросил пришедший. Было ясно, что он имеет в 
виду Веселова.
    Семен, конечно, пожал плечами, и пришлось исправлять его 
ошибку. Сергей Сергеич вышел на середину комнаты и сердито сказал:
    - Испугался твой Мишка. И сбежал со своей компанией. Вот, 
полюбуйтесь, нашкодил. Вы, видать, из этих... Из его 
собутыльников? Я запер дверь и запретил отвечать.
    "О господи, как неуклюже! Не так надо было, не так", - подумал 
сам затем.
    - Да нет, - ответил парень. - С Мишкой мы наоборот. С ним мы 
не пьем, а режимим. Тренируемся вместе. Ну, а насчет окна 
извините. Думал, может, что случилось. Внутри вроде бы кто-то 
есть, дверь на крючке, да и окно не заперто. Будто бы что-то 
стряслось. А сам я по такому делу. У нас инвентаризация, и тренер 
просил боксерки. У Мишки, кажется, лишние.
    "Так тебе и поверили. Кто же из-за тапочек лезет в чужое окно. 
Если даже инвентаризация", - подумал Сергей Сергеич.
    Визит этого человека был вовсе некстати, да и вообще ему не 
нравились люди, нахально лезущие в окно, когда их не пускают в 
двери. Выгнать его надо было, выгнать через окно. Вот что 
следовало сделать. И сделать это сразу было бы вполне естественно. 
Но теперь уже поздно.
    Единственно он рассчитывал на то, что тот не задержится здесь 
долго. Но он забыл, что у парня здесь был еще один его знакомый - 
Семен. И если он принадлежал к числу старых приятелей питомца, 
дело могло осложниться.
    Так оно и получилось: гость взглянул на Семена, расстегнул 
плащ и прочно сел на стул, и между ними завязался непонятный 
разговор.
    Сергей Сергеич неожиданно поймал себя на том, что лицо 
веселовского коллеги ему знакомо. Он припомнил подробности своего 
единственного визита к Веселову. Когда он заглянул в спортивный 
зал. Ну да, он вызвал Веселова, тот вышел в коридор, и потом 
появился этот молодой человек. Им даже пришлось прервать разговор, 
пока он не ушел.
    Сергей Сергеич было успокоился. Но незнакомый молодой человек, 
выясняя с Семеном какие-то их запутанные отношения, протянул руку 
и осторожно, двумя пальцами поднял окурок. Так обращаются с 
предметами при обыске, стараясь сберечь чужие отпечатки пальцев. 
Веселовский коллега будто спохватился и вроде бы брезгливо 
отшвырнул окурок. Бросил его на стол, в обрезки колбасы. И дальше 
повел себя так, точно ничего не случилось.
    "Неужто из милиции?" - подумал Сергей Сергеич. Хулиган Веселов 
мог выкинуть черт знает что, и как это до сих пор такой притон не 
заинтересовал участкового, было просто удивительно. И вот теперь 
того и не хватало, чтобы этот запоздалый интерес к веселовской 
даче проснулся именно в сегодняшний день. Сергей Сергеич 
прислушался к мансарде. Та хранила молчание.


        Глава XVI. КОШКИ-МЫШКИ

    Непрошеный гость первым делом сказал Семену:
    - Что же ты? А я-то...
    - Ну, извини, Леон... Да ты только вспомни, в каком я был 
состоянии, - сказал Семен.
    Питомец за словом в карман не лазил, но, видно, появление 
этого малого его потрясло основательно. Гость предъявлял свой 
счет, и речь, конечно, шла не о безобидной пьянке. И незавидное 
положение Семена еще усугублялось тем, что все это происходило в 
присутствии Сергея Сергеича. На глазах Учителя всплывали его 
потаенные секреты.
    - Мой корешок Леон, - промямлил Семен, стараясь дать какое-то 
объяснение насчет своих отношений с этим непонятным парнем и 
одновременно заигрывая перед тем.
    Разговор у них не ладился. Человек, которого Семен назвал 
Леоном, давно пришел в себя и нес всякую околесицу. Но его уже 
волновало что-то другое, помимо Семена. Ноздри его так и 
подрагивали, как у охотничьей собаки. Но гостеприимство обязывало, 
и Сергей Сергеич сказал:
    - Значит, и вы боксером?
    - Был. Не вышел носом. Теперь только так. Для здоровья, - 
охотно ответил Леон.
    - Я и не знал, что ты знаком с Веселовым, - сказал Семен. 
Питомец старался откреститься на тот случай, если между Веселовым 
и Леоном что-то было. Это он давал понять Сергею Сергеичу, что 
Леон заявился сюда не по его вине.
    - Собственно говоря, наше знакомство с Михаилом шапочное, - 
сообщил Леон. - "Здрасте" и то не всегда. Просто тренер не в силах 
всех объехать. И попросил: разыщи, мол, пожалуйста. Вот с Семеном 
мы поближе знакомы.
    Здесь Сергей Сергеич заметил, как Семен сделал знак головой, 
стараясь остановить Леона. А тот, видно, не понял или решил 
поиграть у Семена на нервах. Он был стреляный, этот знакомый 
питомца.
    - Недавно мы с Семеном... - начал Леон.
    На лице Семена появилось отсутствующее выражение, но Леон в 
это время, вероятно, сообразил, что к чему, или сжалился. Словом, 
он сказал:
    - Впрочем, это не интересно. Как-нибудь потом.
    Настаивать Сергей Сергеич не решился. А главное, ему было не 
до этого. Он ждал, когда Леон встанет и в конце-то концов уберется 
вон. А того будто прорвало, он говорил без удержу.
    В комнате стало темно. Семен поднялся и включил освещение. А 
Мастер у себя сидел впотьмах. И можно было представить, как его 
трясет от ярости.
    - Вряд ли он сегодня вернется сюда. Скорее он дома. На зимней 
квартире, - сказал Сергей Сергеич осторожно, он опасался выдать 
свое нетерпеливое желание.
    Но Леон развалился на стуле. Судя по всему, ему здесь 
нравилось. И казалось, теперь его ничем не выкурить отсюда. Может, 
его здесь держала оставшаяся водка? И он надеялся все же дождаться 
Веселова и выпить?
    - Ладно, молодежь, так и быть: разрешаю по рюмке, - сказал 
Сергей Сергеич. Но Леон наотрез отказался.
    - Завязал, - сказал он. - Семен подтвердит. Семен что-то 
буркнул, поддерживая.
    - Ну и молодчина, - произнес Сергей Сергеич, не зная, что 
делать дальше.
    Леон поднялся, но радость Сергея Сергеича по этому поводу 
длилась недолго - гость начал деловито расхаживать по комнате.
    - Воздух здесь благодать. Даже в комнате пахнет сосной. Раз уж 
в кои веки выбрался за город, надо подышать, - говорил Леон, 
разгуливая.
    Его то и дело сносило к лестнице. Он так и описывал возле нее 
круги, словно та была намазана медом.
    Иногда Сергей Сергеич перехватывал хитрые взгляды, которые 
Леон исподтишка бросал на Семена. Очевидно, имел над Семеном 
какую-то власть. А питомец держался скованно. Точно не знал, как 
себя вести. Все было бы просто, появись возможность вытрясти из 
Семена истину, оставшись с ним с глазу на глаз. Тогда, может, 
будет легко избавиться от нахального гостя. Но бросать Леона 
одного в комнате было рискованно. Чуть что, и он полезет по 
лестнице. В этом-то и была вся штука. Неведение порождало 
неопределенное ожидание. И не было ничего хуже неопределенного 
ожидания в этот момент, когда с минуты на минуту предстояло 
действовать.
    А пока ситуация становилась нелепой. Неожиданно свалившийся на 
голову незнакомец шарил глазами по комнате, и, вероятно, в его 
голове волей-неволей вертелся вопрос: "Что здесь делают эти люди, 
на даче, у которой вид отнюдь не жилой?"
    Вообще-то Леон был внешне беспечен, как человек, который 
торчал в гостях только потому, что один из присутствующих был его 
знакомым. Словом, отдавал дань условности. Но при таком стечении 
обстоятельств следовало быть готовым к худшему.
    Даже к тому, что это работник милиции. Так считал Сергей 
Сергеич.
    - До чего запустили дачу! Не слушает отца Михаил. Не желает, - 
сказал Сергей Сергеич. - У отца просто руки опускаются. Хоть бы 
ты, говорит, повлиял. И вот застиг на месте. Но посудите сами. Что 
же мне, каждый день туда и обратно? И это после рабочего дня.
    Порция лжи на этот раз была велика, и Сергей Сергеич 
почувствовал глухое раздражение оттого, что этот человек 
заставляет его изворачиваться.
    "Конечно, не поверил", - подумал он, глядя Леону в глаза.
    - Говорят, Веселов слыл способным когда-то. Но попойки и 
женщины - для спортсмена смерть, - разглагольствовал между тем 
Леон, заложив руки за спину. - Год еще можно продержаться кое-как. 
Туда-сюда. А потом крышка.
    - Не только для спортсмена. Для всех, - сказал Сергей Сергеич 
веско. - Пить очень вредно.
    - Ну да. Если не в меру, - согласился Леон. - Но спортсмену 
тем более.
    Семен хихикнул. Он уже освоился с присутствием этого типа, 
немного ожил и, как видно, находил в ситуации что-то смешное.
    Леон тоже взглянул на Семена, подошел и поправил замок-
"молнию" на кожаной куртке питомца. Спросил при этом Сергея 
Сергеича:
    - Вы Михаилу родственник?
    - Просто знакомый. Он меня уважает, и отец попросил повлиять. 
Но, вероятно, бесполезно. Едва увидел нас в окно, как ноги в руки, 
только и видели его, - сказал Сергей Сергеич и добавил: - Может, 
ваши повлияют на него? Тот же тренер?
    - Я передам, - пообещал Леон. - Конечно, надо что-то делать, 
если уж так далеко зашло.
    Этой канители не было конца, и Леон пока еще не собирался 
восвояси. Сносить такое фальшивое положение дальше не хватало сил. 
И Сергей Сергеич решился.
    Он вышел в переднюю, погремел для видимости какой-то жестяной 
утварью на кухонном столе и крикнул потом:
    - Сема, подойди-ка на минутку!
    Семен нехотя вывалился на зов из комнаты. Зацепил плечом за 
дверную раму. Из-за его головы в прихожую хлынул электрический 
свет.
    - Притвори! Сквозняк.
    Семен не спеша закрыл дверь за собой. Буркнул:
    - Ну?
    Эта уловка была слишком откровенной. И тот, оставшийся в 
комнате, конечно, сообразил, что к чему. Но Сергей Сергеич не 
видел другого выхода.
    - Что за птица? - шепнул он, следя за полосами света, 
опоясавшими дверь, и одним ухом прислушиваясь. Там скрипнула 
половица где-то в глубине комнаты.
    - Да фарцовщик один, - ответил Семен.
    Большего из него не удавалось вытащить.
    - Я говорю: один фарцовщик, - заладил Семен. - И если хочешь, 
я его...
    - Ладно, - оборвал Сергей Сергеич, - тогда ты его... Сверху 
долетел характерный звук, в котором невозможно было ошибиться, 
кто-то налетел на стул. Там наверху. В мансарде.
    Не закончив начатую мысль, Сергей Сергеич оттолкнул Семена, 
дернул дверь на себя. Влетев в комнату, Сергей Сергеич бросил 
первый взгляд на лестницу и увидел ноги Леона. Они стояли на 
верхних ступеньках, пятками к Сергею Сергеичу, а голова их хозяина 
торчала в мансарде
    - Нет лампочки, - сказал Сергей Сергеич.
    Леон обернулся, сделал шаг вниз, за ним второй и начал 
спускаться.
    - Мне показалось, что там кто-то есть, - произнес он без тени 
смущения.
    - Мыши, - категорично сказал Сергей Сергеич. - Обычные мыши.
    - Подсыпать бы мышьяк. Или битое стекло. Иначе изгрызут все, 
что можно, - сразу зарассуждал Леон, сходя с последней ступеньки.
    - Здесь им приволье. Каждый раз объедки, - сказал Сергей 
Сергеич.
    Не сводя глаз с Леона, он услышал, как подошел Семен и твердо 
стал на шаг позади. Дыхание питомца заработало, точно перед 
броском.
    - А вообще ничего отгрохали дачку. Летом благодать, - сказал 
Леон и положил ладони на спинку стула, не то собираясь взвесить 
его, прикинув на руку, не то всего лишь переставить.
    "Если сейчас не уйдет, придется что-то предпринимать. 
Экстренно! - подумал Сергей Сергеич. - Даже будь у него еще кто-
нибудь на улице".
    Леон будто прочитал его мысли, снял руки со стула и сказал:
    - Спасибо за компанию. Мне пора. Вы правы: ждать его 
бесполезно.
    Сергей Сергеич был даже огорошен таким неожиданным подарком.
    - Салют! - сказал Леон на прощание и шагнул за дверь и тем 
самым точно одним движением снял с Сергея Сергеича каменную плиту.
    Питомец тоже задышал с облегчением.
    Когда за Леоном закрылась дверь и его шаги простучали по 
крыльцу, Сергей Сергеич сказал Семену:
    - Ступай присмотри за ним. И жди на платформе.
    Семен кивнул и, набросив плащ, ушел немедля. А Сергей Сергеич 
повернулся к лестнице, готовясь к объяснению.
    Мастер не заставил себя ждать. Он показался на лестнице уже со 
своим чемоданчиком. Еще ступая по верхним ступенькам, злобно 
прохрипел:
    - Расскажешь после. Но покуда не накрыли, надо сматывать 
удочки.
    Сергей Сергеич быстренько собрался, и они вышли на улицу. 
Постояли у калитки. Проезд был пуст. Потом торопливо зашагали на 
платформу, спотыкаясь на рытвинах, и за всю дорогу не проронили ни 
слова. Лишь временами Мастер сердито отфыркивался.
    Семен дежурил на платформе, привалившись к газетному киоску.
    - Уехал, - сказал он - Только что уехал! Минут пять прошло, 
как сел себе в вагон и покатил.
    - Билет взял? - спросил Мастер отрывисто.
    - Да нет. Ждал вас, - сказал Семен удивленно.
    - Я спрашиваю: он взял билет или сел без билета! - повторил 
Мастер раздраженно.
    - Взял, взял, - сказал Семен торопливо. - Подошел в кассу и 
взял.
    - Хитер, значит, - буркнул Мастер.
    Только теперь Сергей Сергеич сообразил, что к чему. Работники 
милиции ездили без билетов. И если Леон из таких, значит он умен и 
маскируется умело. Это Мастер и имел в виду.
    Но Семен только пожал плечами. Ему подобные тонкости были не 
по плечу.
    - Ничего себе словчили. Прихватили милицию за хвост еще за 
пять часов до дела, - не выдержав, съязвил Мастер, когда они взяли 
билеты и прошли в колец платформы.
    - Вы считаете, он из милиции? - спросил Сергей Сергеич. Семен 
было хмыкнул и хотел что-то вставить свое, но они так глянули на 
него разом, что он заткнулся на полуслове.
    - Это видно за версту. На лбу так и было написано. Да вы что, 
оба ослепли? - сказал Мастер грубо.
    Мастер, видно, не терял времени даром, изучая Леона из своего 
укрытия.
    - У меня тоже мелькало такое подозрение, - кротко сообщил 
Сергей Сергеич.
    - Мелькало, мелькало, - проворчал Мастер.
    А в глазах у питомца так и было написано: "Трусят старички". 
Но в это-то Сергей Сергеич всегда твердо верил: осторожность еще 
никогда не была излишней.
    С лязгом и ревом прилетела черная масса электрички. Ее 
прожектор пылал, точно глаз во лбу циклопа. Двери с шипением 
разошлись, пропуская немногих пассажиров. Сергей Сергеич 
задержался, обождал, пока опустеет перрон. Только одинокие фигуры 
приехавших уходили прочь с платформы. Он стоял в хвосте 
электрички, и ему отсюда был виден весь состав. А едва он зашел в 
вагон, двери захлопнулись с шумом, и поезд прокатил вдоль 
безлюдной платформы.
    За их спиной сидела кучка девушек, и Мастеру пришлось 
помалкивать. Зато Сергей Сергеич ловил его ледяные взгляды, 
которые не сулили ничего хорошего. Мастер так и буравил острыми 
зрачками, словно собирался просверлить насквозь. И он понял, что 
теперь-то Мастер тоже не ограничится одним только делом. Потом 
постарается убрать его и Семена. А о том, чтобы захватить Мастера 
врасплох, не могло быть и речи. И бороться с ним придется в 
одиночку. Кто знает, что на уме у питомца. Сегодняшний день 
показал, что Семен так и не стал его послушным орудием и вел свою 
скрытую игру.
    Но, может, это и к лучшему. Ну, то, что появились основания 
отделаться от Семена. Он был бы ему в тягость. После того как 
закончится все и надо будет уходить на дно, в глубокий 
спасительный ил.
    В том, что придется исчезнуть, не было сомнений. Он был 
согласен с Мастером: в этом Леоне в самом деле было что-то 
милицейское, и он наверняка заподозрил что-то.
    В Быкове он поднялся, кивнул спутникам и пошел к выходу. Они 
разгадали его маневр и вышли следом. На сердитой физиономии 
Мастера мелькнуло подобие одобрения.
    Здесь они пересели на другую электричку, и Сергей Сергеич 
вновь не заметил ничего такого, что бы заставило насторожиться. 
Словом, жаловаться было грех, пока ситуация складывалась не так уж 
плохо. А что касается дачи, может, это к лучшему - то, что они 
убрались с такой малонадежной базы.
    Когда они прикатили в город и у них впереди еще была масса 
времени, Сергей Сергеич подумал, что это тоже к лучшему. Он еще 
успеет сделать кое-что необходимое.
    Он предложил заехать к себе, и они потянулись за ним, как 
нитка за иголкой. Вернее, они остались за углом, а к себе он попал 
один. Теперь в дом Мастера не заманишь и медом.
    Сергей Сергеич открыл входную дверь и, стараясь не шуметь, 
прошел по коридору. У соседей были гости, и за их дверью стоял гул 
голосов.
    В комнате он первым делом засунул руку за диван и достал 
пистолет, завернутый в старую трикотажную майку. Рукоятка старого 
ТТ еще тускло лоснилась от смазки. Сергей Сергеич протер рукоятку 
насухо и засунул пистолет во внутренний карман пиджака. Потом он 
извлек из глубины платяного шкафа черно-бурую лису и, выпустив из 
брюк рубаху, обмотал вокруг пояса. Мех приятно щекотал кожу.

                

    Еще оставались тугие пачки новеньких двадцатипятирублевок. Он 
разложил их по карманам брюк и пиджака.
    Он застегнулся на все пуговицы и окинул стены последним 
прощальным взглядом.
    При его появлении Мастер и Семен умолкли. Оборвали разговор на 
полуслове. Вероятно, Мастер вербовал Семена напоследок. И кажется, 
не без результата - питомец прятал глаза, будто нашкодил. Зато сам 
Мастер встретил его открытым, наглым взглядом. Беззастенчиво 
провел глазами по карманам Сергея Сергеича и понимающе усмехнулся. 
Жаль, но до поры до времени приходилось терпеть этого негодяя.
    - Закусим на дорожку, - сказал Мастер, - когда еще придется.
    - Я знаю одно местечко. А, Сергей Сергеич? - засуетился Семен 
заискивающе.
    Сергей Сергеич кивнул, соглашаясь.
    Они зашли в соседний ресторан и просидели до его закрытия. 
Шутили, будто лучшие друзья. Даже Мастер и тот подобрел. Сергей 
Сергеич чувствовал, как их объединило общее волнение. Сам он и 
Семен почти не ели. Мастер уплел бифштекс и грубовато подшучивал 
над ними.
    Говорил в основном Семен. Предстартовая лихорадка щекотала его 
кончиками холодных пальцев. Он был неестественно оживлен и строил 
из себя опытного завсегдатая ресторанов.
    - Ну, - уговаривал он, - ну, выпьем хотя бы портвейна номер 
одиннадцать? Между прочим, классный портвейн. - И тыкал пальцем в 
меню.
    Одновременно облюбовал сорокалетнюю блондинку и начал долго 
смотреть на нее, пуская облака табачного дыма. Блондинка приняла 
вызов и стала поглядывать из-под ресниц.
    Потом Семен встал, лихо швырнул окурок в тарелку и пошел к 
блондинке. Блондинка поднялась с торжествующей усмешкой, и они 
присоединились к толпе танцующих.
    - Зачем тебе этот сопляк? Ты с ним как пить засыпешься, - 
промолвил Мастер, отложив вилку.
    - Да нет, он не так уж и прост. Он пойдет далеко, - возразил 
Сергей Сергеич.
    Но тут же подумал, что Мастер намеренно их ссорит, и добавил, 
подыгрывая:
    - Но в самом деле. С ним всегда приходится в оба.
    Постепенно зал опустел. Ушли музыканты, и администратор в 
черном лоснящемся костюме выключил самую большую люстру.
    - Пора, - сказал Мастер и внимательно посмотрел на Сергея 
Сергеича, славно проверял напоследок.
    На улице стояла безмятежная тишина. Мерзкий влажный ветер, 
задувавший весь день напролет, исчез, и в небе сквозь грязные 
рваные облака проглянули слабые редкие звезды. На воздухе Сергеем 
Сергеичем овладела мелкая предательская дрожь. Он спрятал руки в 
карманы. Покосился на спутников. Но тем было не до него. Они были 
сосредоточенны, заняты каждый собой.
    С полчаса шли пешком. Не сговариваясь, покурили в чахлом 
скверике. Скверик был затерт среди громадных зданий, и листья его 
возле фонарей казались коричневыми от пыли.
    - Пора, - сказал опять Мастер и щелчком запустил свой окурок в 
темноту; красная точка прочертила половину траектории и погасла на 
лету.
    Семен выбежал на середину улицы и начал ловить такси. Наконец 
один частник на "Победе" внял его жестам, притормозил, и после 
недолгих переговоров Семен помахал рукой.
    В машине терпко шибало в нос бензином. "Победа" дребезжала, 
точно ящик с гайками. А частник неумолчно поносил инспекцию ОРУДа 
и администрацию бензоколонок. Сидя рядом с ним, Сергей Сергеич 
успокоился. Не то чтобы с ним стало все в порядке. Сегодня 
решалось то, к чему он готовился всю жизнь. Просто исчез этот 
захлестнувший разум страх, и теперь он был в себе уверен.
    За спиной сидели притихшие союзники и враги. По их темным 
лицам проносились волны серого люминесцентного света.
    Он остановил машину за три квартала до улицы Веснина и полез в 
карман.
    - Бросьте, когда-нибудь сочтемся, - сказал владелец машины не 
совсем уверенно. Сергей Сергеич молча протянул два рубля.
    - Ладно, пойдет на штраф, - сказал водитель и взял деньги.
    Они подождали, пока частник завернет за угол, и быстро 
пошагали вперед. Возбуждение их организовало, заставило идти в 
ногу, и шаги четко зазвучали по вымершей улице.
    Потом впереди вспыхнул луч машины. Она не спеша вывернула не 
то из ворот, не то из-за угла и поехала навстречу, толкая перед 
собой полосу желтого света.
    Вся тройка, словно по команде, подалась поближе к стенке. 
Машина тихо катила, будто у нее отказывал мотор. Она проехала под 
фонарем, и Сергей Сергеич увидел, что это небольшой автобус с 
красной продольной полосой. Автобус двинулся и встал. Из дверцы 
один за другим сыпанули четыре человека, точно парашютисты в 
групповом прыжке, и загородили путь.

                

    Тотчас неподалеку за спиной затарахтел еще один мотор, и вдоль 
тротуара лег луч света. Сергей Сергеич обернулся и обнаружил новую 
машину. Светлая "Волга" медленно тронулась с места, описывая дугу.
    - Прошу спокойненько в машину, - произнес один из четверых.
    - А что мы сделали такого? - задиристо сказал Семен.
    Но Сергей Сергеич уже понял все: тот из четверых, который 
переминался с ноги на ногу рядом с говорившим, был Леон. И вместо 
отчаяния Сергей Сергеич, к своему удивлению, почувствовал 
усталость, мгновенно опустошившую его.
    Он только посмотрел на Мастера. А тот, не вымолвив ни слова, 
направился к машине. Тогда Сергей Сергеич полез за ним в автобус.
    - Минуточку, - сказал Леон, - одна формальность. Он пробежал 
пальцами по карманам Сергея Сергеича, будто пробовал клавиатуру, и 
вытащил пистолет.
    - Прошу, - сказал Леон, кивнув головой на автобус.
    Сергей Сергеич занес ногу на ступеньку и промахнулся. Позади 
запоздало заметался Семен. У питомца было слишком много силы, и 
ему казалось нелогичным сдаваться так же добровольно, не оказав 
сопротивления, соответственного случаю.
    Наконец, тяжело дыша, Семен бухнулся прямо на скамью. Скамья 
задрожала, как натянутая струна. Затем в автобус влез Леон и еще 
двое. И сели напротив. В машине стало тихо, будто никто не дышал 
Только снаружи проникал приглушенный говор. Потом хлопнула дверца 
"Волги", и та прошумела мимо. Затем тронулся автобус. На этот раз 
его мотор работал ритмично.
    Машина шла на большой скорости, но у Сергея Сергеича было 
такое ощущение, будто он плывет. Он почти не заметил, когда 
автобус встал.
    Потом их повели через двор управления. Мастер все так же шагал 
впереди. Двор сменился коридором. Коридору не было конца, вероятно 
можно было припомнить целую жизнь, пока пройдешь его. Но Сергею 
Сергеичу не хотелось думать. Так было легче - не думать, идти 
себе, переставляя ноги, и ни на что не обращать внимания. Пусть 
себе мимо течет.
    И только один раз его невольно выбило из этого защитного 
футляра, когда стоявший у стены милицейский офицер в чине майора 
вдруг козырнул Мастеру. А Мастер как-то привычно кивнул и сказал:
    - Здравствуйте, здравствуйте!
    Сергей Сергеич немного подивился этому, и это удивление 
погасло, как искра.
    Затем он увидел Маркова. Марков стоял в глубине кабинета. Он 
почти не изменился с тех далеких пор. Только теперь он был в 
погонах подполковника.
    Редкие брови Маркова полезли вверх, и он сказал Сергею 
Сергеичу:
    - Мать честная! Шлепа, сколько лет, сколько зим! Михеев, это 
же Шлепа. Тот самый!
    С последним он адресовался к Мастеру. А Мастер, в свою 
очередь, сказал.
    - Вот как? Обыщите. У него кое-что при себе. Из того, что 
взято на Удальцова. И у Крыловых. Улики он решил носить при себе.


        Глава XVII, и последняя

    Очная ставка закончилась, и Сергея Сергеича увели. Судя по 
всему, Учитель объехал своего подопечного и здесь успел: обзавелся 
алиби, все кивал на какую-то продавщицу. Срок он получит немалый, 
но это по-прежнему жизнь - не "вышка", не высшая мера, не 
расстрел, который ждет его, Семена.
    Семен сидел перед столом Михеева и жадно смотрел в окно. Серое 
небо казалось ему неимоверно прекрасным. Оно еще никогда не было 
таким, чтобы на него хотелось смотреть, не отрывая глаз. Он с 
трудом отвел глаза и не пожалел, потому что вокруг все было теперь 
удивительно. Его зрение, обостренное последними неделями жизни, 
цеплялось за простейшие мелочи, и каждая из них сейчас приобретала 
баснословную ценность, когда он живет, ест и дышит. Он будто 
никогда не видел таких чудесных карандашей, такой дивной бутылки с 
канцелярским клеем.
    Семен взглянул на худощавую стенографистку и подумал, что это 
сказочная женщина. Он готов был встать на колени и молиться на 
нее, потому что это была последняя женщина, которую видели его 
глаза.
    - Вот посмотрите, Володин. Может, вам будет интересно, - 
сказал Михеев.
    - А-а? - сказал Семен, встрепенувшись.
    - Может, вам будет интересно, - повторил Михеев и протянул 
пачку фотографий.
    - Да, да, - алчно произнес Семен и схватил фотографии, будто 
Михеев мог передумать и взять их назад.
    С фотографий смотрело знакомое лицо. Где-то он видел этого 
человека. Но это было неважно, главное, он держал бесподобные 
фотографии, потому что они были частицами жизни.
    - Узнаете?
    - Да! То есть нет!
    - Это ваша жертва. Вчера принесли из театра. Здесь его лучшие 
роли, говорят. Большой был актер. И человек тоже. Жил, думал, 
работал, и вы все это разом оборвали. Как это несправедливо, как 
несправедливо, - повторил Михеев и покачал головой.
    Семен неистово попробовал бумагу на ощупь - ах, какая это была 
бумага. Господи, горестно подумал, неужели надо лишаться жизни для 
того, чтобы понять, как бесценна она?


        Эпилог

    - А как же Маргасов? Какое он имел отношение к кражам? К 
убийству актера? - спросил один из авторов Михеева.
    - Он здесь ни при чем, - сказал Михеев, копаясь в ворохе 
папок.
    - Но орудия взлома? Орудия взлома были найдены именно у 
Маргасова? Те самые орудия, которыми... Это были другие? - 
настороженно произнес второй из авторов.
    - Те самые, - буркнул Михеев из-за кучи бумаг.
    Ему прямо-таки не нравилось то, что перед ним сидят два автора 
и вынуждают его расходовать драгоценное время таким несерьезным 
образом, на этот лишенный интереса и практической пользы разговор. 
И напрасно авторы пытались придать беседе оттенок непринужденности 
и интеллектуализма, - кислое выражение не сходило с широкого лица 
Михеева. Его невыразительное лицо отнюдь не соответствовало облику 
героя их романа, обладающего тонким умом аналитика.
    Лейтенант Зубов, устроивший эту встречу, послал авторам из 
своего угла подбадривающий жест: ничего, мол, жмите.
    - Если Маргасов непричастен к этим преступлениям, чем можно 
объяснить, ну, то, что инструменты очутились у него за батареей? - 
спросил первый из авторов.
    - Подсунули.
    Михеев даже поднял лицо и рассердился: как это авторы не 
додумались до такой простой вещи? Тогда второй из авторов, человек 
более осторожный, вкрадчиво сказал:
    - Но почему он убежал?
    - Он не убежал. Мы сами отпустили. Обязаны были отпустить.
    На лице Михеева было написано: ну что еще? Но, видно, на лицах 
авторов было написано состояние умственной беспомощности, и Михеев 
вздохнул.
    - Маргасов и Володин - старые знакомые, - начал он, словно на 
уроке, едва не по складам, - стараясь увести в сторону следствие, 
второй подсунул инструменты первому - словом, избитый прием. Затем 
его наставник звякнул Маркову по телефону. И Маргасов был взят. Но 
следствие показало, что тот не причастен. Инструменты отдельно - 
Маргасов отдельно. Нет причинной связи, как говорят юристы. Но 
отпустить его так - значит дать понять истинным преступникам, что 
ничего не вышло. Словом, возбудить их бдительность. Тогда 
пригласили Маргасова, говорим: так, мол, и так, если хотите помочь 
нам выявить тех, кто только что подсунул вам мокрое дело, пока не 
появляйтесь дома. Сделаем вид, будто вы убежали. И он согласился. 
Вот так!
    Михеев был удовлетворен. Он считал свой долг перед 
навязавшимися гостями исполненным честно. Сложил руки на столе, 
приготовившись смотреть на их удаляющиеся спины. Если бы он знал, 
что это короткое оживление только подзадорит их.
    - Значит, квартирные кражи и смерть актера - дело рук этого 
неразлучного дуэта? - спросил автор первый, как бы еще сомневаясь 
и тем самым стараясь хитро спровоцировать этого не очень-то 
щедрого на беседу Михеева.
    - Их было трое. Веселов наводил. Кроме случая с Крыловым, - 
сдержанно поправил Михеев и опять ушел в свою броню.
    - Веселов привлечен как соучастник. Его делом был поиск дичи. 
Охотились эти двое, - добавил Зубов.
    - Но почему, как у них там говорится, на дело шел один? И 
дважды его заставали хозяева? - вмешался автор второй
    Михеев не очень-то спешил с ответом. Тогда опять раздался 
голос из угла.
    - Серафим Петрович, разрешите? - спросил Зубов.
    - Ну, ну, - буркнул Михеев.
    - Вот это-то обстоятельство в конце концов и нас заставило 
считать, будто орудовал один. Послужило доводом против Маргасова. 
Ведь, судя по всему, Маргасов был одиноким, нелюдимым человеком, - 
сказал лейтенант. - Но как же все произошло? Так вот: помните 
притчу о паспорте Шлепы? Я рассказывал в самом начале? - Авторы 
кивнули. - Выходит, благородная рассеянность здесь ни при чем. 
Шлепа в прошлом, он же Сергей Сергеич в настоящем, караулил в 
подъездах, когда его напарник Семен хладнокровно обчищал квартиры. 
И с ним дважды повторилось то, что было и в случае с паспортом. 
Сергей Сергеич от страха терял над собой контроль, - сказал Зубов 
и откинулся на спинку стула.
    - Но позвольте, - безжалостно произнес автор первый. - Он 
готовил масштабную операцию. Зачем ему понадобились предшествующие 
кражи? Этот размен на относительные мелочи?
    Зубов оттолкнулся лопатками от спинки стула.
    - Всеядность, несомненно, - сказал лейтенант, - жадность. Он 
собирался уйти на дно окончательно и нахапать перед этим сколько 
руки загребут. Он всю жизнь выжидал после того комического ареста. 
Прикидывался черт знает кем. И в порядке компенсации хотел унести 
побольше. Мне кажется, что рассуждал он именно подобным образом. И 
кстати, об этих кражах. И тут преступники оставили следы, по 
которым разрабатывались свои самостоятельные версии. Так что дело 
не только в одной тонкой ниточке: "Нина - водитель такси". Здесь 
речь идет о более широкой картине поисков.
    Как видно, лейтенант Зубов был легкой добычей. Поэтому 
основной интерес двух авторов был сосредоточен в основном на 
Михееве. И они прилагали все усилия, стараясь его расшевелить.
    - Мы знаем, - произнес автор второй быстро, - как вы оказались 
в роли Мастера. Мастер умер от инфаркта, и в комиссии по 
наследству было приложено единственное письмо, полученное им за 
последние годы. Есть ли у него кто из близких, этого никто не 
знал.
    Михеев кивал головой, словно отбивал такт, а в глазах его за 
эти короткие секунды успела смениться гамма самых различных 
чувств. Вначале это было разочарование, потом он грозно посмотрел 
на Зубова.
    - Но знаете, - подхватил автор первый эстафету, - не лучше ли, 
если в нашем романе это сделает кто-нибудь в несколько младшем 
чине. Все-таки начальник отдела... Это, конечно, случайность...
    - Ну и что же, - вмешался Зубов, на этот раз пересаживаясь 
поближе, - ничего здесь случайного нет. Серафим Петрович знал 
повадки Мастера, как никто другой. Из письма было ясно, что 
адресат лично не встречал Мастера. Но уж слишком много баек ходило 
о его личности, и поэтому такую работу должен был взять на себя 
тот, кто изучил Мастера как свои пять пальцев. Кроме всего, 
Серафим Петрович недавно в Москве и местному преступному миру еще 
не очень известен.
    Зубов закинул ногу на ногу, продолжая рассуждать. Авторы, 
затаившись, подстерегали Михеева, а тот молча переводил свой 
взгляд с Зубова на гостей, и взгляд его выражал крайнее 
неодобрение.
    - Учтите, - продолжал Зубов, - поездка Серафима Петровича в 
Краснодар не была связана с делом о последних грабежах. Мы... то 
есть Серафим Петрович, разумеется, не знал, что разыскиваемая 
шайка и авторы письма одни и те же лица. Словом, это выглядело 
так. Мастер в последние годы отошел от своей профессии. Что уж там 
было, разочарование или другое влияние...
    Здесь авторы понимающе переглянулись и разом посмотрели на 
Михеева.
    -... Во всяком случае, связи Мастера с преступным миром 
прервались, - говорил лейтенант. - Но вот после его довольно 
мирной смерти на свет белый появилось письмо. Из письма можно было 
понять, что затевается некое преступление. И вдобавок очень 
серьезное, если приглашается к участию такой опытный и искусный 
грабитель, как Мастер. И важно было его предупредить, это 
преступление, и выявить шайку.
    Михеев возмущенно зашуршал бумагой, застучал карандашом, 
задвигал стулом. И только достаточная мера деликатности еще 
удерживала его от более активных действий. Но эти трое были 
увлечены ходом рассуждений, и его протесты пропали даром.
    - Значит, и вы были с самого начала участником этой операции? 
- в один голос удивились авторы и обменялись многозначительными 
взглядами.
    - В том-то и дело, нет, - сказал Зубов. - Видите ли, 
преступники были очень осторожны, и на станции Голутвин Серафиму 
Петровичу пришлось отослать краснодарского сотрудника, сидевшего в 
том же вагоне. Поэтому связь была потеряна. Я, в свою очередь, 
отправился на дачу, не поставив, к сожалению, в известность 
начальство, - при этих словах Михеев странно хмыкнул, - но в общем 
все кончилось благополучно. Хотя я, поднявшись тайком на мансарду, 
был прямо-таки ошарашен, когда услышал голос своего начальника, и 
почувствовал в ладони записку. Потом еще успел выскочить на 
лестницу. До того все было неожиданно.
    Зубов был очень доволен тем, что стал героем романа.
    - Значит, именно об этом собираетесь писать? - спросил Михеев.
    Почти готовая рукопись романа лежала на коленях у одного из 
авторов, но у них еще не хватало решимости представить ее Михееву 
на суд.
    - У вас, Серафим Петрович, пропадает талант. Вы создали образ 
злого угрюмого Мастера. Это актерская работа, - сказал автор 
первый, стараясь смягчить твердое сердце Михеева.
    - Впрочем, Серафим Петрович и есть мастер своего дела, - 
сказал автор второй, уже откровенно срываясь на лесть.
    Его соавтор потупил глаза. Зубов весело взглянул на Михеева. 
Подполковник произнес:
    - М-да, - и забарабанил пальцами по столу, стараясь сохранить 
на своем лице бесстрастное выражение.
    Но автор второй готов был поклясться, что в зрачках у Михеева 
мелькнула тень. Нечто похожее на чувство удовлетворения.
    - Какой уж там актер, какой там мастер! И при чем все это? 
Каким еще можно общаться с убийцами! Конечно, угрюмым, - возразил 
Михеев. - Вот сойти за веселого я бы не сумел. Нет во мне этого 
самого таланта.
    Обрадованный тем, что Михеев немного сдвинулся с места, второй 
автор пошел ва-банк. Он прищурился и, набиваясь на интимность, 
сказал:
    - И потом во всем этом, вероятно, есть другая сторона. Так 
сказать, подсознательная. Вы и Мастер - два человека, которых 
тесно сплела дружба.
    Автор первый и Зубов с тревогой ждали, как он выпутается из 
клубка, который сам заплел.
    - И вроде бы именно вы и только вы должны были поставить за 
него последнюю точку. Вернее, за него и за вас в этой совместной 
истории, у вас не было такого ощущения? - закончил автор второй 
тоном человека, перед которым забелел выход из катакомб.
    И все трое сразу же уставились на Михеева. Подполковник поднял 
брови, его застигли врасплох.
    - Понимаете, это как бы наша литературная версия, - пояснил 
автор первый.
    - Литературная? - переспросил Михеев, стараясь выиграть время.
    - Ну, да. Житейская версия. Михеев пожал плечами.
    - Может быть... Впрочем, не знаю, - сказал он. - В литературе 
я не силен. Это уж вам там скажут. Редактор и прочие.
    Михеев встал, давая понять, что его терпение иссякло. Следом 
поднялись авторы и Зубов. Застыли торжественно.
    - Весьма вам благодарен, - произнес автор второй.
    - Пожалуйста. Не стоит, - ответил Михеев официально Его взгляд 
неожиданно что-то нашел любопытное, и глаза блеснули. Авторы 
посмотрели туда же и увидели часы "Омега" на руке у Зубова. Рукав 
модного пиджака был короток, и часы открыто сияли золотым 
корпусом. Зубов слегка поежился, безуспешно пробуя втянуть кисть с 
часами в рукав.
    - Зубов, вы, стало быть, над ними взяли шефство? И как я 
понимаю, все эти сведения они получили от вас? - спросил Михеев 
повеселевшим голосом.
    - Почему же все? - невнятно пробормотал Зубов, начиная 
медленно краснеть, будто постепенно пропитываясь малиновой 
краской.
    - Разве не все? Тогда жаль. Это очень интересная история, - 
сказал Михеев. Среди авторов началось неописуемое волнение.
    - Что за история? - осведомился один из них, и они оба 
навострили уши.
    Михеев приглашающим жестом указал на Зубова.
    - Попросите хорошенько, и он расскажет. Это его биографическая 
тайна.
    Зубов как-то задумчиво посмотрел на Михеева, малиновый цвет 
начал таять на его лице, и оно вернуло себе обычный оттенок.
    - Биографическая? - сказал Зубов. - Ничего себе 
биографическая: едва не вылетел с работы.
    Михеев развел руками. И потом взялся за телефон. Когда он 
поднял телефонную трубку, знаменитый "наган" загудел, как 
трансформаторная будка.
    - Прошу ко мне, - сказал Зубов и первым вышел из кабинета.
    В коридоре Зубов сказал:
    - Старик не переносит вашу братию. Мол, не знают ни черта, а 
сочиняют с три короба и носятся с этим. Тут появлялся один 
журналист, три дня ходил как на работу. Потом в своей газете 
нагородил такое, что старик схватился за голову. Говорит: "Люди 
подумают, что это я наплел ему".
    - Леонид Михайлович, а что имел в виду Михеев? - напомнил 
автор второй, даже забегая перед идущим впереди Зубовым.
    - Комичная, но страшно глупая история с моими часами. За нее, 
за самовольный поход на дачу, наложили строгий выговор, а могло 
быть и похуже. Как-никак почти служебное преступление. Впрочем, об 
этом потом.
    - Простите за неквалифицированный вопрос. Почему их не взяли 
там же? На даче? - спросил автор второй, румяный от азарта.
    - А улики? - сказал лейтенант, придерживая шаг. - Приходилось 
следить за этой шайкой, контролируя каждый шаг. А потом нам помог 
сам Сергей Сергеич. Он догадался, кто я, а Михеев подогрел его 
опасения. Поэтому тот решил после дела домой не возвращаться и 
забрал все с собой. Ну, об этом уже не трудно было догадаться, 
зачем он забежал к себе перед самой операцией.
    - Но как вы сразу догадались, что это именно они? Те самые? - 
сказал автор первый, хватая Зубова за локоть.
    - Не забывайте, - сказал лейтенант, - не забывайте: Володин 
все время оставался на подозрении. Вдобавок на даче он был в 
кожаной куртке, взятой на улице Удальцова. Конечно, в куртке я не 
был уверен. Мало ли совпадений! Но вот Сергея Сергеича я сразу 
узнал. По описанию старшины. Эта поднятая бровь и нервное 
подергивание века. Он подбросил снятые Семеном с одного человека 
часы, но об этом после. Словом, если он вернул часы, значит, у 
него были веские основания не привлекать к себе излишнее внимание 
милиции. Тут уже было подумать над чем.
    По коридору шел навстречу мужчина в форме офицера милиции. Так 
как все остальные вокруг были тут в штатском, авторы его узнали. 
Это был, конечно, заместитель Марков.
    - Леонид Михайлович, - произнес он энергично, - зайдите с 
делом Маргасова.
    И четко пошагал дальше, подтянутый и бодрый. Зубов привел 
гостей в кабинет.
    - Я скоро вернусь. Сплавлю Маркичу бумаги - и свободен... В 
дверях он задержался и спросил.
    - Случайно вам не известно, скоро ли "Дом Семеновых" выйдет на 
экран?
    Авторы переглянулись: в "Доме Семеновых" снималась знакомая им 
актриса.
    - Придется еще поработать, - сказал автор первый и похлопал по 
рукописи, когда они остались вдвоем.
    - М-да, - согласился автор второй.
    За дверью послышались грузные шаги. Дверь приоткрылась, и 
появился Михеев. Он взглянул на них с каким-то подозрением и 
сказал:
    - У вас, как видно, нелегкая работа. Дело в том, что я когда-
то учился на инженера-полиграфиста. На инженера, - подчеркнул он, 
остановился в дверях и добавил: - Толковый парень этот Зубов. 
Вообще-то он подоспел вовремя. Крепко я засел тогда на даче. Связи 
нет. Хоть кричи в окно прохожим.
    Он кашлянул неловко, не зная, что еще сказать.
    - Что ж, заходите еще. Буду рад, - произнес он несколько 
неуверенно и было закрыл дверь за собой.
    - Минуточку, Серафим Петрович! - крикнул автор первый. Голова 
Михеева появилась вновь. Михеев смотрел обеспокоенно.
    - Послушайте, уж как-то принято описывать счастливый конец, - 
сказал автор первый. - Что можно написать о Нине в этаком разрезе?
    Автор второй закивал энергично, оказывая поддержку.
    - Ну напишите, мол, деньги вернули родителю. Все почти, - 
сказал Михеев растерянно и добавил: - Придумайте что-нибудь. Сдала 
экзамены. И может, кто знает, вышла замуж.
    Он посмотрел вопросительно на одного автора, потом на второго 
и очень осторожно затворил дверь. Потом за дверью было тихо: 
очевидно, Михеев отошел на цыпочках.


Н.Леонов, Г.Садовников. Мастер: повесть / Рисунки Ю.Макарова // 
"Искатель". - 1967. - #  1. - с. 2-47. - # 2. - с.74-137.