Геннадий Максимович
Долг
(Из дневника командира корабля "Орион-3" Барри Уиидзора)
7 июня. Эту запись я делаю в очень тяжелый для всех
момент. В вахтенном журнале я изложил то, что произошло,
кратко и точно так требует инструкция. Здесь же, в своем
личном дневнике, можно дать волю эмоциям. Итак...
Впечатление такое, что наш "Орион" кто-то пытался вскрыть
гигантским консервным ножом. Повреждены многие переборки,
полностью уничтожены наружные солнечные батареи, разворочен
склад продовольствия. Разрушения так велики, что трудно
даже поверить: причина их лишь маленький кусочек камня.
Шальной, случайно встретившийся метеорит.
Теперь уже никогда не узнать, почему отказал правый
радар, "пропустивший" метеорит. Борт искорежен так, что ни
одна комиссия на Земле не установит причину отказа.
Впрочем, до Земли сначала надо добраться, а если смотреть
правде в глаза... Мы только-только вышли из пояса
астероидов.
Сейчас мы закончили экстренное совещание. Участники -
бортинженер Фред Флаэрти, главный исследователь Джо Уильямс
и, кроме того, врач Пол Барнет. Врач, потому что двое
членов экипажа получили серьезные ранения. То, о чем
говорили, постараюсь записать почти дословно.
ФЛАЭРТИ. Ситуация куда хуже, чем можно было подумать
сначала. Дело не только в том, что вышли из строя солнечные
батареи. От удара лопнул корпус главного генератора. По
моей оценке, он будет работать только сутки-двое. Затем
разрушится, и восстановить его мы не сможем. То, что
произойдет дальше, легко представить. Генератор обслуживал
планетарные двигатели. Когда он перестанет работать, у нас
останутся только аварийные аккумуляторы. Их мощности явно
недостаточно, и, значит, скорость корабля неминуемо резко
упадет. Вдобавок придется и сократить расход электроэнергии
на другие нужды, может быть, жить в темноте.
Я. Сможем ли отремонтировать корпус?
ФЛАЭРТИ. Несомненно! Для этого есть и материал, и,
кроме того... кроме того, времени у нас теперь
предостаточно. Должен сказать еще одно: теперь мы не можем
связаться с Землей и попросить о помощи. Передатчик
разрушен полностью, уничтожена наружная антенна.
БАРНЕТ. Ситуация гораздо сложнее, потому что оценивать
ее надо не только с технической стороны. И дело даже не в
том, что двое получили серьезные ранения.
Я. Что с ними сейчас?
БАРНЕТ. Султон в гипсе. Перелом ноги хоть и сложный, но
особого беспокойства у меня не вызывает. С Эбертом гораздо
хуже. Сильное сотрясение мозга, поврежден позвоночник. До
сих пор без сознания... Однако сейчас я говорю не как врач,
а как человек, в чьем ведении находится склад продовольствия
Он сильно пострадал. Даже при жестком рационе продуктов
хватит недели на две-три. И если резко упадет скорость...
После этих слов наступила мертвая тишина. Мы все были
подавлены. Это становилось совершенно очевидно.
Потом Уильямс очень тихо сказал, словно подвел итог.
- Значит, мы умрем с голоду задолго до того, как долетим
до Земли.
- Может быть, за эти две-три недели нас еще обнаружит
патрульный корабль, - пробормотал я в ответ.
10 июня. Час назад перестал работать генератор Флаэрти
ошибся: он проработал не день-два, а целых три. За это
время до предела подзарядили аккумуляторы. Теперь
планетарные двигатели будут обслуживать только они. Значит,
скорость корабля начнет падать, и, по космическим масштабам,
мы пойдем к Земле со "скоростью пешехода". Только что я
отдал распоряжение почти полностью отключить освещение и эту
запись делаю уже в подвальном мраке. Электричество питает
теперь лишь навигационную систему да кухню. Если уж еды
мало, пускай она хоть будет горячей.
Что случилось за эти три дня? Весь экипаж занимался
ремонтом корпуса. Все работали так, словно хотели заглушить
в себе чувство безысходности, забыть об опасности хотя бы на
время. Теперь работа кончилась, корабль залатан, приборы
подтвердили герметичность всех отсеков. Что дальше?
Сейчас, наедине с самим собой, не на людях, я могу
представить, что будет дальше. Потянутся долгие, медленные
дни полета. Изо дня в день будут уменьшаться порции еды. И
изо дня в день люди будут думать о том, что, когда запасы
еды кончатся, до Земли еще будут недели пути. И тогда...
Конечно, к нам, в экипажи, подбирают особых людей. Но
всегда кто-то окажется сильнее, кто-то слабее. Пока
тревожных симптомов нет; каждому я предложил заниматься
своим делом. А его хватит еще на много дней-материалы,
собранные экспедицией на спутниках Юпитера, обширны,
обработка их - немалый труд. Правда, в полутьме...
А я... должен искать выход из положения. Ведь командир
отвечает за все и за всех. Безвыходных положений не бывает,
вот только какой выход найдешь в нашей ситуации?
...Перечитал эту запись и понял, что ошибся. Вспомнил,
как вел себя за ужином Ричард Григе, биолог. Состояние у
него явно подавленное, он не разговаривал ни с кем. Когда
кто-нибудь о чем-то его спрашивал, отвечал невпопад. Говоря
по правде, не ожидал, что именно он первым поддастся унынию.
Тревожные симптомы все-таки есть...
12 июня. Как говорит врач, составляющий наш теперешний
рацион питания, мы получаем достаточно калорий, чтобы
двигаться и работать, и все-таки должен признаться: мне
постоянно кажется, что я голоден. Думаю, то же самое
испытывают и все остальные. Сегодня я слышал, как несколько
человек спрашивали штурмана, насколько мы приблизились к
Земле. Каждый раз он отвечал одинаково: если бы не авария,
были бы на Земле через несколько дней.
Поймал себя на мысли: насколько велика вероятность, что
мы встретим какой-то корабль? Значит, тоже поддаюсь
слабости - ведь я отлично знаю, что вероятность почти равна
нулю.
15 июня. Тревожные симптомы есть! Нервы сдают не только
у Григса, но и других, например у бортинженера. Последние
дни он сбивается с ног, пытаясь все-таки восстановить
генератор, хотя и прекрасно понимает, что занимается
безнадежным делом. Скорее всего он принялся за генератор,
чтобы отвлечься от не очень веселых мыслей.
И сегодня я видел, как произошел первый взрыв: Григс
сцепился с Флаэрти. Оказалось, что биолог потребовал, чтобы
бортинженер хотя бы на три дня подключил его лабораторию к
освещению. Конечно, бортинженер тут же взорвался и
наговорил Григсу резкостей. Биолог ответил тем же; и, чтобы
разрядить обстановку, я разрешил подключить лабораторию к
освещению, но только на один день. Не поблагодарив, Григе
ушел, а Флаэрти посмотрел на меня так, как будто я приказал
ему разобрать наш корабль на части. Видно было, с каким
трудом он сдерживает себя, чтобы не вступить в резкий спор.
Потом, взяв себя в руки, сказал, что отправляется выполнять
приказание.
Конфликт погашен, однако никак не могу понять: зачем
Григсу нужен в лаборатории яркий свет?
17 июня. Порции еды снова уменьшили. Теперь, что бы ни
говорил врач, неизменно сохраняющий бодрость и
жизнерадостность, калорий нам недостает. Лица всех
осунулись и побледнели. А прошло только десять дней с
момента катастрофы.
Я все чаще думаю о Григсе. В своей лаборатории он
занимается какой-то непонятной работой, причем, как видно,
не щадит себя: похудел, осунулся больше всех, глаза
ввалились. Да и в столовой появляется все реже. О
раздражительности я не говорю, мне только что пришлось
испытать ее на себе.
Хотел поговорить с Григсом по душам, думал поддержать,
вселить бодрость. Дверь лаборатории была заперта, я
постучал. Донесся раздраженный голос биолога, затем дверь
отворилась, и в глаза мне ударил яркий свет. Я так привык к
полумраку, что пришлось даже закрыть лицо рукой. Надо
признаться: в этот момент я тоже вышел из себя.
- Я же категорически запретил использовать электричество
в личных целях! - рявкнул я. - Да еще в таких количествах!
Конечно, в любой ситуации командир не имел права так себя
вести, и неудивительно, что биолог, видимо дошедший до
крайности, тоже вышел из себя.
- Катитесь к черту! Вашу электроэнергию никто не тратит!
- резко ответил он. - И в лаборатории посторонним делать
нечего. Вам, как командиру корабля, я обязан подчиняться
только дисциплинарно, научная работа к вам никакого
отношения не имеет!
Прежде чем дверь захлопнулась, я успел увидеть, что
лаборатория была уставлена стеклянными сосудами с мутной
жидкостью разного цвета, глубокими ваннами с какой-то
кашицей, которых там прежде не было...
19 июня. Как медленно движемся к Земле! Пройдет еще
четыре месяца и двадцать шесть дней, прежде чем "Орион"
подойдет к земной орбите. К этому моменту, если все будет
идти так, как идет сейчас, на корабле не будет живых.
25 июня. Раскрыл дневник, чтобы сделать запись об
удивительном событии, случившемся сегодня, но тут же понял,
что прежде всего мне хочется написать о еде. Ее порции
стали совсем крошечными. Стыдно признаться, по ночам снятся
бифштексы, борщи, блинчики с мясом...
А теперь, отдав дань слабости, можно и о событии, которое
воистину удивительно: придя в столовую на "обед", я увидел,
что она залита ярким светом. Это "подарок" Григса, объяснил
Флаэрти. Я ничего не понял.
- Он сказал, всему свое время, - буркнул бортинженер. -
И что ему в лаборатории уже не нужно столько энергии, и
предложил перевести избыток в столовую. Поскольку это
электричество не из аккумуляторов, я согласился на такое
облагодетельствование.
- А откуда у него энергия-то? - пробормотал я.
Флаэрти только пожал плечами. Остальные, надо
признаться, были словно бы ко всему равнодушны. Голод
сделал всех апатичными, ничем не интересующимися. Я
испытываю то же самое. Жизнь в корабле продолжается "по
инерции".
30 июня. Сегодня долго беседовал с врачом.
Единственное, чем он меня порадовал, так тем, что наши
больные чувствуют себя удовлетворительно. В остальном...
Если урезать порции еды еще на треть, ее хватит ровно на
пять дней. Дальше... Врач сказал, что еще некоторое время
мы сможем жить на инъекциях глюкозы.
Сегодня навестил больных. Им действительно лучше, но с
первого же взгляда ясно, что их надо как следует кормить.
Странно: их часто навещает Григс и о чем-то советуется.
Речь идет о каких-то научных вопросах, в которых я не
специалист. Султон - химик, Эберт - физик, занимающийся
космическим излучением. И о чем может советоваться с ними
биолог?
Перечитал записи и понял, как беспорядочны мысли. Даже
не знаю, хочется ли мне продолжать дневник. Роберт Скотт,
погибший на обратном пути от Южного полюса, вел дневник до
последней минуты, чтобы люди потом узнали, что происходило с
его экспедицией. Может быть, о последних днях экипажа
"Ориона" точно так же узнают по этому дневнику...
3 июля. Все!!! "Орион" резко набрал скорость, и до
Земли несколько десятков часов полета! Я пишу и сам не верю
в это. Но это так - недавно к планетарным двигателям было
подано электричество. Электричество, которое подарил нам
биолог Ричард Григе.
Как изменились люди на корабле! Голодные, ставшие ко
всему равнодушными, они даже нашли в себе силы на шутку, на
розыгрыш. Шутка была сыграна со мной, с командиром корабля.
Когда я, как всегда, спустился в столовую на "обед", то
сразу же обратил внимание на лица. Исхудавшие,
побледневшие, они поразили меня тем, что на каждом как-то
странно светились глаза - в каждых была какая-то непонятная
радость. Несколько минут обед продолжался в молчании. Но
мои товарищи даже и ели сегодня как-то не так - не так, как
едят вконец изголодавшиеся люди. Наконец Флаэрти не
выдержал.
- Командир, - сказал Флаэрти, - у "Ориона" теперь
достаточно электричества. Прикажите повысить мощность
планетарных двигателей и тем самым увеличить скорость
корабля до нормы.
Помню, что из руки у меня выпала вилка.
- Что? - ничего не понимая, пролепетал я. - Увеличить
скорость?
- Совершенно верно, - ответил бортинженер. - Григе
обеспечил нам надежный источник энергии.
И тут же лица всех стали серьезными, и в столовой
наступила тишина. Потому что - это я узнал чуть позже -
Ричард Григс в это время лежал на больничной койке, рядом с
Султоном и Эбертом, и состояние его было очень плохим.
Все очень просто. О биоэнергетике знают все. Первые
опыты по извлечению электричества из живых клеток начались
еще в прошлом веке - ученые тогда работали с бактериями.
Однако долгое время величина этого живого электричества была
невелика. А биолог "Ориона" Ричард Григе в считанные дни
сконструировал с помощью генной инженерии клетки с
необыкновенно высоким электрическим потенциалом.
Здесь не место описывать, как и что он сделал. На Земле
его открытие оценят по заслугам. А пока - пока мы просто
летим к Земле, пользуясь энергией множества
сконструированных им электрических клеток.
Сейчас стоял над больничной койкой. Я просто стоял и не
мог произнести ни слова, а врач долго и нудно объяснял: он
слишком много работал. Кроме того, ему во время работы
необходимо было несколько раз облучать конструируемые клетки
космической радиацией. Он выходил в шлюз без скафандра, так
как не хотел, чтобы к нему приставали с расспросами.
Правда, доза радиации была не очень большая, но, когда
работа была завершена, наступила реакция, и организм,
истощенный недоеданием, сдал...
Я думал о том, что мы не знаем, просто не можем
представить себе, на что же способен человек в крайней
ситуации, когда чувствует, что просто обязан выполнить свой
долг, и когда до предела обостряются все его возможности!..