Роберт Шекли

                 Обмен разумов

                                Перевод Н. Евдокимовой


Файл с книжной полки Несененко Алексея



   На рекламной полосе в "Стэнхоуп газетт" Марвин Флинн
вычитал объявление:
   "Джентльмен с Марса, 43 лет, тихий, культурный,

начитанный, желает обменяться телами с земным джентльменом
сходного характера с 1 августа по 1 сентября. Справки по
требованию. Услуги маклеров оплачены".
   Этого заурядного сообщения было достаточно, чтобы у
Марвина Флинна залихорадил пульс. Махнуться телами с
марсианином!
   Идея увлекательная и в то же время отталкивающая. В
конце концов любому неприятно, если какой-то пескоядный
марсианин станет из его собственной головы двигать его
собственными руками и ногами, смотреть его глазами и слушать
его ушами. Но в возмещение этих неприятностей он, Марвин
Флинн, увидит Марс. Причем увидит так, как надо видеть:
через восприятие аборигена.
   Одни коллекционируют картины, другие - книги, третьи -
женщин, а Марвин Флинн стремился охватить сущность всех
увлечений, путешествуя. Однако его всепоглощающая страсть к
путешествиям оставалась, увы, неудовлетворенной. Он родился
и вырос в Стэнхоупе, штат Нью-Йорк. Географически родной
городок находился милях в трехстах к северу от Нью-Йорка. В
духовном же и эмоциональном отношении между этими двумя
пунктами пролегало чуть ли не целое столетие.
   Стэнхоуп - милое пасторальное селеньице, расположенное в
предгорье Адирондаков, изобилующее фруктовыми садами и
испещренное стадами пегих коров на зеленых холмистых
пастбищах. Неуязвимый в своем пристрастии к буколике,
Стэнхоуп упорно цеплялся за древние обычаи. Дружелюбно,
хоть и не без задора, городок держался подальше от каменного
сердца страны - суперстолицы. Линия метро ИРТ - Седьмая
авеню прогрызла себе путь под землей до Кингстона, но не
далее. Исполинские шоссе раскинули бетонные щупальца по
всему штату, но не дотянулись До усаженной вязами Мейн-стрит
- главной улицы Стэнхоупа. В других городах были
ракетодромы - Стэнхоуп хранил верность архаичному аэропорту.
По ночам в постели Марвин то и дело прислушивался к
мучительно-волнующему отзвуку вымирающей сельской Америки -
одинокому воплю реактивного лайнера.
   Стэнхоуп довольствовался самим собою. Остальной мир,
по-видимому, вполне довольствовался тем, что предоставлял
Стэнхоупу романтически грезить об ином, не столь
стремительном веке.
   Единственным, кого такое положение вещей не устраивало,
был Марвин Флинн.
   Он совершал поездки, как это было принято, и смотрел то,
что принято смотреть. Как и все, он не раз проводил субботу
и воскресенье в Европе. Он посетил в батискафе затонувший
город Миами, полюбовался Висячими Садами Лондона и
поклонился идолам в храме Бах-ай у залива Хайфа. Во время
отпусков он ходил в пеший поход по Земле Мэри Бэрд
(Антарктида), исследовал Леса Дождевых Деревьев в нижнем
течении Итури (1), пересек Шинкай на верблюде и даже
несколько недель прожил в Лхасе - столице мирового
искусства.
   Словом, обычный туристский ассортимент. Флинну хотелось
путешествовать по- настоящему.
   То есть отправиться в космические круизы.
   Казалось бы, не такое уж невыполнимое желание. Однако
Флинн ни разу не был даже на Луне.
   В конечном итоге все сводилось к экономике. Межзвездное
путешествие во плоти и крови - удовольствие дорогое, для
простого человека оно исключается. Разве что он пожелает
воспользоваться преимуществом Обмена Разумов.
   Марвин старался примириться со своим положением в
обществе и с более чем приемлемыми перспективами, которые
открывало перед ним это положение.
   В конце концов он свободный гражданин, почти совсем
белый, ему всего тридцать один год, у него высокий рост,
широкие плечи, черные усики и мягкие карие глаза. Он
получил традиционное образование - начальная и средняя
школа, двенадцать лет в колледже, четыре года последипломной
практики, - и его считали достаточно хорошим специалистом в
корпорации "Рик-Питерс". Там он подвергал флюороскопии
пластмассовые игрушки, исследуя их на микроусадку,
пористость, усталостный износ и так далее. Возможно, работа
не из самых важных, но ведь не всем же быть королями или
космонавтами. Должность у Флинна была, безусловно,
ответственная, особенно если учесть роль игрушек в нашем
мире и жизненно важную задачу высвобождения нерастраченной
детской энергии.
   Все это Марвин знал и тем не менее был недоволен.
Повидать Марс, посетить нору Песчаного Царя, насладиться
великолепием звуковой гаммы "Мук любви", прислушаться к
цветным пескам Великого Сухого Моря...
   Раньше он только мечтал. Теперь дело иное. В горле
непривычно першило от готовности вот-вот принять решение.
Марвин благоразумно не стал торопить события. Вместо того
он взял себя в руки и отправился в центр, в Стэнхоупскую
Аптеку.

                       II

   Как он и ожидал, его закадычный друг Билли Хейк сидел у
стойки с содовой и потягивал фрапп с ЛСД.
   - Как ты сегодня, старая сводня? - приветствовал друга
Хейк на распространенном в те дни жаргоне.
   - Полон сил, как крокодил, - традиционной формулой
ответил Марвин.
   - Ду коомен (2) мучо-мучо рапидо (3)? - спросил Билли.
(В том году считалось остроумным говорить на ломаном
испано-голландском диалекте).
   - Я, минхеер, - с запинкой ответил Марвин. Ему просто
было не до состязаний в остроумии.
   Билли уловил нотку раздражения. Он насмешливо приподнял
бровь, сложил комикс, посвященный Джеймсу Джойсу, сунул в
рот сигару "Кин-Смоук", надкусил ее, выпустил ароматный
зеленый дым и спросил:
   - Отчего скуксился?
   Вопрос, хоть и заданный кислым тоном, был вполне
доброжелателен.
   Марвин уселся рядом с Билли. У него было тяжело на душ,
но все же не хотелось делиться горестями с легкомысленным
другом, и потому, воздев руки, он повел беседу на индейском
языке знаков. (Многие молодые люди с интеллектуальными
запросами все еще находились под впечатлением прошлогодней
сенсации - проектоскопического фильма "Дакотский диалог"; в
фильме с участием Бьорна Ракрадиша (Безумный Конь) и
Миловары Славовивович (Красная Туча) герои изъяснялись
исключительно жестами.)
   Иронически и в тоже время серьезно Марвин изобразил
разбитое сердце, блуждающего коня, солнце, которое не
светит, и луну, которая не восходит.
   Помешал ему мистер Байджлоу, хозяин Стэнхоупской Аптеки.
Это был человек средних лет (ему уже исполнилось семьдесят
четыре), лысеющий, с небольшим, но заметным брюшком.
Несмотря на все это, замашки у него были как у юнца. Вот и
теперь он сказал Марвину:
   - Э" минхеер, кверен зи томар ля клопье имменса де ла
кабеца вефрувенс им форма де мороженое с фруктами?
   Для мистера Байджлоу и прочих представителей его
поколения было характерно, что они злоупотребляли молодежным
жаргоном.
   - Шнелль (4),- оборвал его Марвин с бездумной жестокостью
молодых.
   - Ну, знаете ли, - только и вымолвил мистер Байджлоу,
оскорбление удаляясь.
   Билли видел, что друг страдает. Это его смущало. Ему
уже стукнуло тридцать четыре года, еще чуть-чуть, и он
станет мужчиной.
   Работа у него была хорошая - десятник на 23-м сборном
конвейере тарной фабрики "Питерсон". Держался он, конечно,
по-прежнему как подросток, но знал, что возраст уже налагает
определенные обязательства. Поэтому он преодолел свою
природную застенчивость и заговорил со старым другом
напрямик:
   - Марвин, в чем дело?
   Марвин пожал плечами, скривил губы и бесцельно
забарабанил пальцами по столу, затем сказал:
   - Ойра, омбре, айн клейннахтмузик эсдемасиадо (5), нихт
вар? Дёр Тодт ты руве коснулся...
   - Попроще, - прервал Билли не по возрасту солидно.
   - Извини, - продолжал Марвин открытым текстом. - У меня
просто... Ах, Билли, мне просто ужасно хочется
путешествовать, право!
   Билли кивнул. Ему было известно, какою страстью одержим
его друг.
   - Ясно, - сказал он. - Мне тоже.
   - Но не так сильно, Билли... я себе места не нахожу.
Принесли мороженое с фруктами, Марвин не обратил на него
внимания и продолжал изливать душу своему другу детства.
   - Мира (6), Билли, поверь, нервы у меня на взводе, как
пружина в пластмассовой игрушке. Я все думаю о Марсе,
Венере и по-настоящему далеких местах вроде Альдебарана и
Антареса, и... черт возьми, понимаешь, даже думать не могу
ни о чем другом. В голове у меня то Говорящий Океан
Пропиона-четыре, то трехстворчатые человекоподобные на
Аллуи-два, да я просто помру, если не повидаю тех мест
воочию.
   - Точно, - согласился друг. - Я бы тоже хотел их
повидать.
   - Нет, ничего ты не понимаешь, - возразил Марвин. - Дело
не в том, чтобы повидать... тут совсем другое... гораздо
хуже... пойми, не могу я прожить здесь, в Стэнхоупе, всю
жизнь. Пусть даже у меня недурная работа и я провожу вечера
с первоклассными девчонками. Но, черт побери, не могу я
просто жениться, наплодить детей и... и... есть же в жизни
что-то еще!
   Тут Марвин снова сбился на мальчишечью неразборчивую
скороговорку. Однако смятение прорывалось сквозь
неудержимый поток слов. Поэтому друг мудро кивал головой.
   - Марвин, - сказал он мягко, - это все ясно как дважды
два, ей-богу же, гадом буду. Но ведь даже межпланетное
путешествие обходится в целое состояние. А межзвездное
просто-напросто невозможно.
   - Все возможно, - ответил Марвин, - если пойти на Обмен
Разумов.
   - Марвин! Ты этого не сделаешь! - вырвалось у
шокированного друга.
   - Нет, сделаю! - настаивал Марвин. - Клянусь Кристо
Мальэридо, сделаю!
   На сей раз шокированы были оба. Марвин почти никогда не
употреблял имени божьего всуе.
   - Как ты можешь?! - не унимался Билли. - Обмен Разумов
- грязное дело!
   - Каждый понимает в меру своей испорченности.
   - Нет, серьезно. Зачем тебе нужно, чтоб у тебя в голове
поселился пескоядный старикашка с Марса? Будет двигать
твоими руками и ногами, смотреть твоими глазами, трогать
твое тело и даже, чего доброго...
   Марвин перебил друга, прежде чем тот ляпнул какую-нибудь
пакость.
   - Мира, - сказал он. - Рекуэрдо ке (7) на Марсе я стану
распоряжаться телом этого марсианина, так что ему тоже будет
неловко.
   - Марсиане не испытывают неловкости, - сказал Билли.
   - Неправда, - не согласился Марвин. Младший по возрасту,
он во многих отношениях был более зрелым, чем друг. В
колледже ему хорошо давалась Сравнительная межзвездная
этика. А жгучее стремление путешествовать сделало его менее
провинциальным, чем друга, и лучше подготовило к тому, чтобы
становиться на чужую точку зрения. С двенадцати лет - с тех
пор, как он научился читать, - Марвин изучал уклады и обычаи
множества различных рас Галактики. Больше того, по
Симпатическому проецированию личности он набрал девяносто
пять очков из ста возможных.
   Он вскочил на ноги.
   - Разрази меня гром! - воскликнул он, хлопнув себя
правым кулаком по левой ладони. - Так и будет!
   Загадочная алхимия решения сделала Марвина другим
человеком. Без колебаний он вернулся домой, уложил легкий
чемодан, оставил родителям записку и сел в реактивный
лайнер, следующий в Нью-Йорк.

                        III

   В Нью-Йорке Марвин сразу пошел в контору Отиса, Бландерса
и Клента - маклеров по прокату тел. Его направили в кабинет
мистера Бландерса - высоченного детины атлетического
сложения, в расцвете лет; в свои шестьдесят три года он был
уже полноправным компаньоном фирмы. Этому человеку Марвин и
изложил цель своего визита.
   - Конечно, конечно, - сказал мистер Бландерс. - Вы
ссылаетесь на наше объявление от прошлой пятницы.
Джентльмена с Марса зовут Зе Краггаш, у него превосходная
рекомендация от ректоров Ист-Скернского университета.
   - На что он похож? - спросил Марвин.
   - Судите сами, - ответил Бландерс.
   Он показал Марвину фото существа с бочкообразной грудью,
тоненькими ногами, руками чуть потолще, крохотной головкой и
необычайно длинным носом. На фото Краггаш стоял по колено в
илистой глине, махал кому-то руками. Внизу была подпись:
   "На память о Грязевом Рае - лучшем курортном месте на
Марсе, где можно отдыхать круглый год".
   - Симпатичный парень, - заметил мистер Бландерс.
   Марвин в сомнении кивнул.
   - Живет он в Уогомстамке, - продолжал Бландерс, - на краю
Исчезающей Пустыни в Нью-Саут-Марсе. Вы, наверное, знаете,
что это чрезвычайно популярный туристский край. Подобно
вам, мистер Краггаш жаждет путешествий и желает найти
подходящее тело-носитель. Выбор он целиком и полностью
предоставил на наше усмотрение, оговорил лишь одно
обязательное условие - здоровое тело и здоровый дух.
   - Что ж, - сказал Марвин, - не хочу зря хвастаться, но
меня всегда считали здоровяком.
   - Это видно с первого взгляда, - ответил мистер Бландерс.
- У меня, конечно, всего лишь предчувствие, а может быть,
интуиция, но за тридцать лет работы с людьми я привык
доверять своим предчувствиям. Трех желающих произвести
данный обмен я уже отверг, основываясь исключительно на
своей интуиции.
   Этим обстоятельством мистер Бландерс гордился так явно,
что Марвин почел своим долгом вставить:
   - Да неужели?
   - Можете не сомневаться. Вы не представляете, как часто
мне по роду моей деятельности приходится выявлять и
отклонять неподходящие кандидатуры. Всякие там невропаты,
ищущие грязных и недозволительных приключений; преступники,
пытающиеся выбраться из зоны действия местных законов;
эмоционально неуравновешенные типы. Я их всех выбраковываю.
   - Надеюсь, я не подхожу ни под одну из упомянутых
категорий? - сказал Марвин со сдавленным смешком.
   - Смело могу заявить, что нет, - заверил его мистер
Бландерс. - Я склонен считать вас в высшей степени
нормальным молодым человеком; даже чрезмерно нормальным,
если такое вообще мыслимо. Вас охватила тяга к
путешествиям, что вполне свойственно вашему возрасту, эта
страсть сродни влюбленности, или участию в справедливой
войне, или мировой скорби и прочим причудам молодежи. Ваше
счастье, что природный умили удача привели вас к нам - самой
старой и надежной фирме, занимающейся Обменом Разумов, а не
к кому-нибудь из менее щепетильных наших конкурентов; или,
упаси боже, вас могло угораздить попасть на Свободный Рынок.
   Марвин почти ничего не знал о Свободном Рынке, но
промолчал, не желая обнаружить свое невежество.
   - А теперь, - сказал мистер Бландерс, - прежде чем мы
удовлетворим вашу просьбу, надо выполнить кое-какие
формальности.
   - Формальности? - переспросил Марвин.
   - Безусловно. Во-первых, вы должны пройти полное
обследование - телесное, духовное и моральное. Затем вдвоем
с марсианским джентльменом вы подпишете акт об ответном
ущербе. В акте обусловлено, что всякий ущерб, как
умышленно, так и неосторожно причиненный телу-носителю, в
том числе и по независящим обстоятельствам, будет: 1)
возмещен по расценкам, установленным межзвездной конвенцией,
и 2) ответно причинен другому телу, согласно lex talions (8).
   - Как, как? - не понял Марвин.
   - Око за око, зуб за Зуб, - пояснил мистер Бландерс. -
Допустим, вы, находясь в теле марсианина, сломали ногу. В
соответствии с межзвездным правом, когда вы вновь перейдете
в свое тело, вам тоже сломают ногу максимально научным и
безболезненным способом.
   - Даже если это произошло случайно?
   - Особенно если это произошло случайно. Мы установили,
что Акт об Ответном Ущербе заметно уменьшил число таких
случайностей.
   - Мне начинает казаться, что это вроде бы опасно, -
сказал Марвин.
   - Всякое направленное действие содержит элемент
опасности, - ответил мистер Бландерс. - Но риск при Обмене
Разумов статистически ничтожно мал, только держитесь
подальше от Искаженного Мира.
   - Я очень мало знаю об Искаженном Мире, - признался
Марвин.
   - Все знают столько же, - ответил Бландерс. - Поэтому
каждый считает, что надо держаться от него подальше.
   Марвин в задумчивости кивнул.
   - А еще что?
   - Да ничего особенного. Просто бумажная волокита, отказы
от особых прав и привилегий, все в таком роде. И конечно, я
должен официально предостеречь вас от метафорической
деформации.
   - Ладно, - сказал Марвин. - Давайте я послушаю.
   - Да я же вас только что предостерег, - удивился
Бландерс. - Но могу предостеречь еще раз. Берегитесь
метафорической деформации.
   - Я бы с радостью, - ответил Марвин, - но мне ведь
неизвестно, что это такое.
   - В сущности, это совсем простая штука, - сказал
Бландерс. - Если хотите можете считать ее одной из форм
ситуационного безумия. Видите ли, наша способность
усваивать необычное не беспредельна, а когда путешествуешь
на другие планеты, пределы оказываются очень узкими.
   Слишком много новых впечатлений; их приток становится
невыносимым, и мозг ищет отдыха в буферном процессе
аналогизирования. Этот процесс как бы создает мост между
воспринятым известным и неприемлемым неизвестным, облекает
невыносимое неизвестное в желанную мантию привычного. Когда
субъект не справляется с притоком новых данных естественным
путем концептивного аналогизирования, он становится жертвой
перцептивного аналогизирования. Этот процесс известен также
под названием "пансаизм". Теперь вам ясно?
   - Нет, - ответил Марвин. - Почему это называется
"пансаизм"? -
   - Объяснение заложено в самом названии, - сказал
Бландерс. - Дон-Кихот считает ветряную мельницу великаном,
а Санчо Панса считает великана ветряной мельницей.
Донкихотство можно определить как восприятие обыденных
явлений в качестве необычайного; противоположное явление -
пансаизм, это когда необычайное воспринимается как
обыденное.
   - Значит, - уточнил Марвин, - я могу подумать, что вижу
корову, когда на самом деле предо мной альтаирец?
   - Именно, - подтвердил Бландерс. - Но все очень просто,
раз уж вы занялись Обменом, значит привыкнете. Распишитесь
вот тут и вот тут, и перейдем к делу.

                        IV

   Марсианин - одно из самых странных созданий в Галактике,
хоть он и двуногий. Право же, нам, с нашими органами
чувств, альдебаранские квизы как-то ближе, несмотря на то,
что у них две головы и множество лишних конечностей особого
назначения. Не по себе становится, когда вселяешься в тело
марсианина.
   Марвин Флинн очутился в уютно обставленной комнате. В
комнате было окно, через которое он глазами марсианина
взирал на марсианский пейзаж.
   Он зажмурился, так как не ощущал ничего, кроме ужасающего
смятения. Несмотря на все прививки, его одолевали
тошнотворные волны культур-шока, пришлось постоять
неподвижно, пока тошнота не унялась. Потом он осторожно
раскрыл глаза и осмотрелся.
   Увидел он невысокие, плоские песчаные дюны,
переливающиеся сотнями оттенков серого цвета. Вдоль
горизонта проносился серебристо-голубой ветер, на него
словно шавка набрасывался охряно-желтый встречный ветерок.
Небо было красное, и в инфракрасном диапазоне различались
бесчисленные непередаваемые тона.
   Повсюду Флиян видел паутинки спектра. Земля и небо
подарили ему десятки отдельных палитр, порой дополнительных
цветов, но большей частью - цветов кричащих. На Марсе
природным краскам недоставало гармонии.
   Марвин обнаружил у себя в руке очки и нацепил их на нос.
Тотчас же рев и буйство красок уменьшились до терпимой
степени. Ошеломление, вызванное шоком, прошло, и Марвин
стал воспринимать окружающее.
   Прежде всего тяжелый гул в ухе и частый грохот - ни дать
ни взять дробь тамтама. Он огляделся по сторонам в поисках
источника этого шума, но, кроме земли да неба, ничего не
увидел. Тогда он прислушался повнимательнее и установил,
что шумы доносятся из его собственной груди. Это работали
легкие и сердце - такие звуки сопровождают жизнь всякого
марсианина.
   Теперь Марвин мог детально ознакомиться с самим собой.
Он взглянул на свои ноги, тонкие и веретенообразные.
Коленный сустав отсутствовал, зато каждая нога сгибалась в
лодыжке, в голени, в средней и верхней части бедра. Руки
были чуть толще ног, а кисти с двумя суставами увенчивали
три обычных пальца и два противостоящих больших. Эти пальцы
сгибались и отгибались в самых неожиданных направлениях.
   На нем были черные шорты и белый свитер. Аккуратно
свернутый нагрудник лежал в разрисованном кожаном футляре.
Марвин даже изумился, до чего естественным все ему казалось.
   А удивляться-то было нечему. Именно умение разумных
существ приспособиться к новой среде и сделало возможным
Обмен Разумов.
   Флинн размышлял на эту тему, как вдруг услышал, что у
него за спиной открывается дверь. Он обернулся и увидел
перед собой марсианина, одетого в полосатую серо- зеленую
правительственную форму. В знак приветствия марсианин
вывернул ноги под углом сто восемьдесят градусов, Марвин
поспешно ответил тем же.
   Одна из замечательных особенностей при Обмене Разумов -
"автоматическое обучение". На профессиональном жаргоне это
формулируется так: "Вселяясь в дом, вы получаете право
пользоваться мебелью". Само собой, под мебелью
подразумеваются элементарные сведения, накопленные мозгом
носителя. Такие сведения, как язык, обычаи, нравы и этика,
общая информация об окружении - общая, безликая, полезная,
как справочник, но далеко не всегда надежная. Личные
воспоминания, склонности, антипатии остаются, за некоторыми
исключениями, недоступными "жильцу" или же становятся
доступны лишь в результате неимоверного усилия мысли. Здесь
также имеет место нечто вроде иммунологической реакции:
между двумя несравнимыми существами возможен лишь самый
поверхностный контакт.
   - Слабого ветра, - произнес марсианин старинное,
классическое марсианское приветствие.
   - И безоблачного неба, - ответил Флинн. Он с досадой
обнаружил, что его носитель слегка шепелявит.
   - Я Миэнгло Орихихих из Туристского Бюро. Добро
пожаловать на Марс, мистер Флинн.
   - Спасибо, - сказал Флинн. - Ужасно рад здесь очутиться.
Это у меня, знаете ли, первый обмен.
   - Знаю, - отозвался Орихихих. Он сплюнул на пол (верный
признак нервозности ) и разогнул большие пальцы. Из
коридора донеслись чьи-то возбужденные голоса. - Так вот,
относительно вашего пребывания на Марсе...
   - Я бы хотел повидать Нору Песчаного Царя, -сказал Флинн.
- И, конечно. Говорящий Океан.
   - Обе идеи превосходны, - одобрил чиновник. - Но прежде
две или три мелкие формальности.
   - Формальности?
   - Ничего особенного, - сказал Орихихих, изогнув нос
налево в марсианской улыбке. - Прошу вас, ознакомьтесь с
этими бумагами и опознайте их.
   Флинн взял в руки и бегло просмотрел бумаги, о которых
шла речь. Они оказались копиями тех бланков, что он
заполнял на Земле. Он прочитал их внимательно и убедился в
полной достоверности всех сведений.
   - Эти бумаги я подписывал на Земле, - заявил он.
   Шум в коридоре усилился. Марвин различил слова:
   - Кипятком ошпаренный, яйцекладущий сын замороженного
пня! Дебил - пожиратель гравия!
   Это были чрезвычайно оскорбительные ругательства. Марвин
вопросительно поднял нос. Чиновник поспешно сказал:
   - Недоразумение, путаница. Подобные нелепые накладки
случаются даже в самых образцовых из государственных
туристских учреждений. Но я совершенно уверен, что мы все
уладим, не успеет жаждущий выпить пять глотков рапи, если не
раньше. Позвольте спросить, вы не...
   Из коридора донесся шум какой-то возни, и в комнату
ворвался другой марсианин, а за ним - третий, чиновник
помельче рангом, он хватал за локоть и тщетно пытался
удержать второго марсианина.
   Ворвавшийся в комнату марсианин был невероятно стар, о
чем свидетельствовало слабое фосфорическое свечение его
кожи. Руки у него дрожали, когда он простер их в сторону
Марвина Флинна.
   - Вот! - вскричал старик. - Вот оно, и клянусь всеми
пнями, оно мне нужно тотчас же!
   - Сэр, - одернул его Марвин, - я не привык, чтобы обо мне
говорили в среднем роде!
   - Я говорю не о вас, - ответил престарелый марсианин. -
Я вас не знаю, и мне дела нет, кто вы и что вы; Я говорю о
теле, которое вы занимаете и которое вам не принадлежит.
   - Что вы хотите сказать?
   - Этот джентльмен, - вмешался первый чиновник, -
утверждает, что вы занимаете принадлежащее ему тело. - Он
дважды сплюнул на пол. - Это, конечно, путаница, мы в два
счета разберемся.
   - Путаница! - взвыл престарелый марсианин. - Это
махровое надувательство.
   - Сэр, - с холодным достоинством возразил Марвин, - вы
сильно заблуждаетесь. Это тело было выдано мне в
пользование по всем правилам и согласно закону.
   - Жаба чешуйчатая! - вскричал старик. - Пустите меня!
   Он стал осторожненько высвобождаться из хватки спутника.
Вдруг в дверях появилась внушительная фигура, с ног до
головы облаченная в белое. Все, кто присутствовал в
комнате, умолкли, едва их взгляд упал на уважаемого и
внушающего страх представителя полиции Южно-Марсианской
Пустыни.
   - Джентльмены, - сказал полисмен, - взаимные упреки
излишни. Пройдемте в полицейский участок. Там с помощью
фулжимэянина-телепата мы доберемся до истины и узнаем
побудительные мотивы.
   Полисмен выдержал эффектную паузу, пристально поглядел
каждому в лицо, проглотил слюну, демонстрируя полнейшее
спокойствие, и прибавил:
   - Уж это я вам обещаю.
   Без дальнейших проволочек полисмен, чиновник, старик и
Марвин Флинн последовали в полицейский участок. Шли они
молча, в одинаково тревожном настроении.
   По всей цивилизованной Галактике считается избитой
истиной, что, когда идешь в полицию, неприятности у тебя
только начинаются.

                        V

   В полицейском участке Марвина Флинна вместе с прочими
сразу отвели в полутемную сырую келью, где обитал
фулжимэянин-телепат. Это трехногое существо, как и все
жители планеты Фулжимэ, наделено шестым телепатическим
чувством - скорее всего в виде компенсации за притупленность
пяти остальных.
   - Пусть будет что будет, - сказал фулжимэянин-телепат,
когда все выстроились перед ним. - Выйди вперед, малый, и
расскажи о своем деле.
   Он указал пальцем на полисмена.
   - Сэр, - от смущения полисмен выпрямился во весь рост, -
я не кто-нибудь, а полисмен.
   - Это очень интересно, - ответил телепат. - Но для меня
остается неясным, какое отношение имеет данное
обстоятельство к вопросу о вашей виновности или
невиновности.
   - Да ведь меня не обвиняют ни в каком преступлении, -
отбивался полисмен.
   На мгновение телепат задумался, потом сказал:
   - Я, кажется, понимаю. Обвиняют вот этих двух. Так?
   - Так, - подтвердил полисмен.
   - Приношу извинения. Исходящая от вас эманация
виновности спровоцировала меня на поспешный вывод.
   - Виновности? - переспросил полисмен. - От меня?
   Голос у него оставался спокойным, но на коже проступили
характерные оранжевые полосы озабоченности.
   - Да, от вас, - повторил телепат. - И нечего удивляться.
Крупные хищения - это такая штука, после которой чувствуют
вину почти все разумные существа.
   - Но постойте! - воскликнул полисмен. - Я не совершал
никакого крупного хищения!
   Телепат закрыл глаза и углубился в собственные мысли.
Наконец он сказал:
   - Это верно. Я имел в виду, что вы еще совершите крупное
хищение.
   - В суде ясновидение не считается доказательством, -
провозгласил полисмен. - Более того, заглянуть в будущее -
значит прямо нарушить закон о свободе воли.
   - И это верно, - признал телепат. - Приношу извинения.
   - Ничего, ничего, - сказал полисмен. - Когда же я
совершу вышеупомянутое крупное хищение?
   - Месяцев через шесть, - ответил телепат.
   - И меня арестуют?
   - Нет. Вы покинете эту планету и укроетесь в таком
месте, где закон о выдаче уголовных преступников не
действует.
   - Гм, занятно, - сказал полисмен. - А скажите,
пожалуйста... Впрочем, это мы обсудим попозже. Сейчас вы
должны заслушать обе стороны и установить, кто виновен и кто
невиновен.
   Телепат осмотрел Марвина, погрозил ему перепончатой лапой
и сказал:
   - Приступайте.
   Марвин поведал ему свою историю, начав с того, как он
впервые прочел объявление, не пропустив ни одной
подробности.
   - Благодарю вас, - сказал телепат, когда Марвин кончил
рассказ. - А теперь, сэр, ваш черед.
   Он повернулся к старику, а тот откашлялся, почесал грудь,
несколько раз плюнул и приступил к своему повествованию.

              ИСТОРИЯ ЭЙЖЕЛЕРА ФРУСА

   - Право, не знаю, с чего начать, так что начну-ка я,
пожалуй, со своего имени - меня зовут Эйжелер Фрус, расовой
принадлежности - немукфянский адвентист, и занятия -
владелец магазина готового платья на планете Ахельс-5.
Лавочка у меня маленькая, не очень прибыльная, находится в
Ламберсе (это Южный Полярный круг), и я день-деньской продаю
одежду рабочим, иммигрантам с Венеры, а это здоровенные,
зеленые, волосатые парни, крайне невежественные,
вспыльчивые, не дураки подраться, хотя я и чужд расовых
предрассудков.
   Такое занятие, как у меня, располагает к философии!
пусть я небогат, зато сохранил здоровье (слава богу}, и жена
моя Очаровара тоже, если не считать хронического фаброза
щупалец, К тому же у меня двое взрослых сыновей, один
работает врачом в Сидипорте, другой - тренер кланнтов. Еще
у меня есть замужняя дочь, а значит, само собой, и зять,
   Зятю своему я никогда не доверял, потому что он франт, у
него двенадцать пар нагрудников, а у моей дочки нет даже
приличного комплекта чесательных палочек. Тут уж ничего не
поделаешь, сама вырыла себе нору, теперь пусть в нее и
лезет, Но все же, когда человек так увлекается нарядами,
ароматическими маслами для суставов и прочими роскошествами,
и все это на скромное жалованье коммивояжера, торгующего
влагой (он-то величает себя инженером-гидросенсором), тут
поневоле призадумаешься,
   И вечно он пытается раздобыть деньжат на стороне,
пускается во всякие дурацкие авантюры, которые я же должен
финансировать из своих потом нажитых сбережений, - не так-то
просто всучить одежду этим здоровенным зеленым парням,
Например, в прошлом году ухватился он за новинку - дворовый
тучедел, а я ему и говорю: "Да кому это надо?". Но жена
настояла, чтобы я поддержал зятя, и, конечно же, он вылетел
в трубу, А в этом году у него появился новый план - на сей
раз дешевые изделия из переливчато-радужной синтетической
шерсти с Веги-2; груз такой шерсти он откопал в Гелигопортеи
хотел, чтобы я этот груз выкупил.
   Я ему говорю: "Слушай, а много ли эти венерианские
крикуны смыслят в щегольстве? Да они рады-радешеньки, если
могут себе позволить тепловые шорты или плащ для
воскресенья". Но мой зять за словом в карман не полезет,
вот он мне и говорите "Слушай, папа, я ли не изучал
венерианские народные нравы и обычаи? Я вот как понимаю:
эти ребята выросли в дремучем лесу, они любят обряды, пляски
и особенно яркие цвета. Выходит, дело верняк, так или нет?"
   В общем, если покороче, уговорил он меня на эту авантюру,
хоть я и был против. Но я, естественно, решил взглянуть на
переливчато-радужную шерсть своими глазами, потому что зятю
я бы не доверил судить даже о клочке марли. А это значило,
что мне нужно пересечь полгалактики и попасть на Марс, в
Гелигопорт. Вот я и стал готовиться к поездке.
   На обмен со мной никто не соглашался. Не то чтобы я
кого-нибудь осуждал, ведь по доброй воле на такую планету,
как Ахельс-5, никто не рвется, разве что иммигранты с
Венеры, но они народ темный. Однако увидел я объявление
марсианина Зе Краггаша, который хотел отдать свое тело
напрокат, потому что разум он отправлял в холодильник, на
длительный отдых. Чертовски дорого, но что оставалось
делать? Часть денег я вернул - сдал свое тело приятелю,
который охотился на кваренгов, пока его не приковал к
постели мышечный дискомиотоз. Потом пошел в Бюро Обмена, и
там меня спроецировали на Марс. Вообразите же мое
негодование, когда оказалось, что никакое тело мне не,
приготовлено! Все сбились с ног, пытаясь выяснить, что
стряслось с телом-носителем, норовили даже отослать меня
обратно на Ахельс-5; но ничего не вышло, так как приятель в
моем теле отправился в экспедицию - охотиться на кваренгов.
Наконец подыскали мне тело в Терезиенштадтской фирме
"Прокат". Они сдают максимум на двенадцать часов, потому
что летом на краткосрочный прокат у них отбоя нет от заявок.
Да и тело-то никудышное, песок из него сыплется, убедитесь
сами, и в придачу содрали за него втридорога. Пошел я
выяснять, где что неладно, и что же оказалось? Этот турист
с Земли нахально разгуливает в теле, за которое я уплатил
сполна и которое в соответствии с контрактом я должен был бы
занимать в эту самую минуту. Это не только несправедливо,
но и в высшей степени вредно для моего здоровья. Вот и вся
моя история.
   Телепат удалился в свою келью - обдумать решение. Не
прошло и часа, как он вернулся и произнес таковы слова:
   - Оба вы взяли напрокат, по обмену или иным законным
образом получили одно и то же тело, а именно телесную
оболочку Зе Краггаша. Тело было предложено его хозяином,
упомянутым Зе Крагташем, каждому из вас, а следовательно,
сделка осуществлена в прямое нарушение всех соответствующих
законов. Действия Зе Краггаша надлежит считать преступными,
как по замыслу, так и по исполнению. Поскольку
обстоятельства сложились именно так, я распорядился
отправить на Землю депешу с требованием безотлагательного
ареста упомянутого Зе Краггаша и содержания его под стражей
до тех пор, пока не будет оформлена выдача его в руки
соответствующих властей.
   Оба вы заключили сделку в добросовестном заблуждении.
Однако первую, или более раннюю, сделку, судя по бланкам
контрактов, заключил мистер Эйжелер Фрус, опередив мистера
Марвина Флинна на тридцать восемь часов. Следовательно,
мистеру Фрусу, как первому покупателю, и присуждается данная
телесная оболочка; мистеру же Флинну предписывается
прекратить и прервать незаконное пользование и принять к
сведению Уведомление о Выселении, которое я ему передаю и
которое вступит в силу через шесть стандартных часов по
Гринвичу.
   Телепат вручил Марвину Уведомление о Выселении. Флинн
взял его с грустью, но покорно.
   - По-моему, - сказал он, - лучше будет, если я вернусь на
Землю в свое тело.
   - Это самое мудрое решение, - одобрил телепат. - К
несчастью, в ближайшее время это не представляется
возможным.
   - Не представляется? Почему?
   - Потому что, - ответил телепат, - по сообщению земных
органов власти, чью телепат ему я только сейчас принял, ваше
тело, одухотворенное разумом Зе Краггаша, не удалось
обнаружить. Результаты предварительного дознания внушают
тревогу, что Зе Краггаш скрылся с планеты, прихватив с собою
ваше тело и деньги мистера Эйжелера.
   Дошло далеко не сразу. Но в конце концов Марвин Флинн
осознал все последствия, вытекающие из услышанного.
   Он застрял на Марсе в чужом теле, которое надо
освободить. Через шесть часов он превратится в разум,
лишенный тела и почти лишенный надежды обрести таковое.
   Разум не может существовать вне тела. Медленно и
неохотно Марвин Флинн принял к сведению, что стоит перед
угрозой неминуемой смерти.

                        VI

   Марвин не предался отчаянию. Зато он предался гневу -
эмоции гораздо более оправданной, хотя столь же
безрезультатной. Вместо того чтобы позорить себя, рыдая в
суде, он позорил себя, бушуя в коридорах Федерал-Билдинг,
требуя либо справедливости, либо, черт побери, какого-нибудь
удачного ее эквивалента.
   Молодой человек был глух ко всему. Тщетно втолковывали
ему юристы, что если бы справедливость действительно
существовала, то отпала бы необходимость в законе и
законниках, а тогда исчезла бы одна из благороднейших
концепций человечества, и целая профессия оказалась бы
ненужной.
   Этот вразумительный довод не умиротворил взбешенного
Марвина, который являл собой существо, не поддающееся
убеждению. В груди его трещало и скрежетало дыхание, когда
он громовым голосом обличал судебную машину Марса. В таком
настроении он подошел к двери с табличкой "Бюро сыска и
задержания. Межзвездный отдел".
   - Ага! - пробормотал Марвин и вошел внутрь.
   Он очутился в маленькой комнатушке, точно сошедшей со
страниц старинного исторического романа. Вдоль стен чинно
выстроились старые, но надежные электронные калькуляторы.
Возле двери стояла одна из первых моделей преобразования
мысли в машинописный текст. Кресла отличались
определенностью формы и пластиковой обивкой пастельных тонов
- тем, что ассоциируется с минувшей эрой праздности.
Комнатушке не хватало только громоздкого "Морэни", чтобы
стать точной копией места действия повестей Шекли и других
ранних поэтов Переходного века.
   В одном из кресел сидел немолодой марсианин и метал
стрелы в мишень, очертаниями напоминающую женский зад.
   При входе Марвина он поспешно обернулся и сказал:
   - Давно пора. Я вас ждал.
   - Серьезно? - не поверил Марвин.
   - Ну, не то чтобы уж совсем, - признался марсианин. - Но
я установил, что такое начало беседы достаточно эффектно и
создает атмосферу доверия.
   - Зачем же вы губите эту атмосферу, открывая ее секрет?
   - Все мы далеки от совершенства, - пожал плечами
марсианин. - Я всего лишь простой труженик - сыщик. Урф
Урдорф. Садитесь. Кажется, мы напали на след вашей меховой
шубки.
   - Какой меховой шубки? - удивился Марвин.
   - Вы разве не мадам Риппер де Лоу - травести, которую
вчера вечером ограбили в отеле "Красные Пески"?
   - Конечно, нет. Я Марвин Флинн. Потерял тело.
   - Да, да, разумеется, - энергично закивал сыщик Урдорф.
- Давайте-ка по порядку. Вы случайно не помните, где
находились, когда впервые заметили пропажу тела? Не спрятал
ли его кто-нибудь из ваших друзей, желая подшутить над вами?
А может, вы его сами куда-нибудь заткнули или отправили
отдохнуть?
   - Вообще-то оно не то чтобы пропало, - сказал Марвин. -
По-настоящему - его украли.
   - Так бы и говорили с самого начала, - обиделся Урдорф.
- Теперь дело предстает в совершенно ином свете. Я всего
лишь сыщик; никогда не выдавал себя за чтеца чужих мыслей.
   - Очень жаль, - сказал Марвин.
   - Мне тоже жаль, - сказал сыщик Урдорф. - Это я о вашем
теле. Должно быть, для вас это был форменный удар.
   - Да, так оно и было.
   - Представляю, каково вам теперь.
   - Спасибо, - поблагодарил Марвин.
   Несколько минут посидели в дружелюбном молчании. Первым
заговорил Марвин.
   - Ну?
   - Прошу прощения? - ответил сыщик.
   - Я говорю "ну"?
   - А-а! Извините, первый раз я вас не расслышал.
   - Это ничего.
   - Спасибо.
   - Ради бога, пожалуйста.
   Вновь наступило молчание. Затем Марвин опять сказал:
"Ну?", а Урдорф ответил: "Прошу прощения?"
   - Я хочу, чтобы мне его вернули, - сказал Марвин.
   - Кого?
   - Мое тело.
   - Что, что? Ах да, ваше тело. Гм, еще бы вы не хотели,
- подхватил сыщик с понимающей улыбкой. - Но это, конечно,
не так-то легко, правда?
   - Откуда мне знать, - ответил Марвин.
   - Да, знать вам, пожалуй, неоткуда, - согласился Урдорф.
- Но смею вас уверить, это не так-то легко.
   - Понимаю, - сказал Марвин.
   - Я вот и надеялся, что вы поймете.
   Произнеся эти слова, Урдорф погрузился в молчание.
Молчание длилось приблизительно секунд двадцать пять
плюс-минус секунда или две: к концу этого периода терпение
у Марвина лопнуло, и он закричал:
   - Черт вас возьми, намерены вы шевельнуть пальцем, чтобы
вернуть мне тело, или же будете просиживать свою толстую
задницу, не говоря ни единого путного слова?
   - Конечно, я намерен вернуть вам тело, - сказал сыщик. -
Или, во всяком случае, попытаться. И незачем меня
оскорблять. Я в конце концов не машина с готовыми ответами
на перфокартах. Я разумное существо, такое же, как и вы. У
меня свои надежды и страхи. И свой метод ведения беседы.
Вам он может казаться не очень действенным, но я нахожу его
в высшей степени целесообразным.
   - Это действительно так? - смягчился Марвин.
   - Право же, так. - В кротком голосе сыщика не было и
следа затаенной обиды.
   Казалось, вот-вот наступит очередное молчание, поэтому
Марвин спросил:
   - Как по-вашему, есть ли надежда, что я... что мы вернем
мое тело?
   - Есть, и большая, - ответил сыщик Урдорф. - Я,
откровенно говоря, рискну зайти довольно далеко и заявить,
что уверен в успехе. Моя уверенность базируется не на
изучении вашего конкретного случая, о котором мне известно
очень немногое, а на простейших статистических выкладках.
   - А выкладки свидетельствуют в нашу пользу? -
осведомился Марвин.
   - Вне всякого сомнения! Судите сами: я
квалифицированный сыщик, владею всеми новейшими методами,
мне присвоен высший индекс оперативности - АА-А. И все же,
несмотря на это, за пять лет полицейской службы я еще ни
разу не раскрыл преступления.
   - Ни единого?
   - Ни единого, - решительно подтвердил Урдорф. -
Любопытно, не правда ли?
   - Да, наверное, - сказал Марвин. - Но ведь это значит...
   - Это значит, - перебил его сыщик, - что полоса неудач,
самая редкостная из всех мне известных, по статистическому
ожиданию должна вот-вот кончиться.
   Марвин смешался, а это ощущение непривычно для
марсианского тела. Он спросил:
   - А что, если полоса все же не кончится?
   - Не будьте суеверным, - ответил сыщик. - Теория
вероятности на нашей стороне; в этом убедитесь даже при
самом поверхностном анализе создавшегося положения. Я
завалил сто пятьдесят семь дел подряд. Ваше сто пятьдесят
восьмое. На что бы вы поставили, если бы были заядлым
спорщиком?
   - На то, что и дальше будет так продолжаться, - сказал
Марвин.
   - Я тоже, - признался сыщик с виноватой улыбкой. - Но
тогда, заключая пари, мы исходили бы из эмоций, а не из
разумного расчета. - Урдорф мечтательно поднял глаза к
потолку. - Сто пятьдесят восемь неудач! Фантастическая
цифра! Такая полоса неминуемо должна кончиться! Скорее
всего я теперь могу сидеть у себя в кабинете сложа руки, а
преступник сам найдет ко мне дорогу.
   - Да, сэр, - вежливо согласился Марвин. - Но вы,
надеюсь, не станете пробовать именно такой метод.
   - Да нет, - сказал Урдорф. - Его я испробовал в деле
номер сто пятьдесят шесть. Нет, ваше дело я буду
расследовать активно. Тем более что здесь налицо
преступление сексуальное, а такие вещи меня особенно
интересуют.
   - Извините? - пролепетал Марвин.
   - Вам совершенно не в чем извиняться, - заверил его
сыщик. - Не следует испытывать чувство неловкости или вины
только оттого, что вы стали жертвой сексуального
преступления, пусть даже народная мудрость многих
цивилизаций считает, будто в таких случаях на жертву ложится
позорное пятно, исходя из презумпции ее сознательного или
подсознательного соучастия.
   - Нет, нет, я не извинялся, - сказал Марвин. - Я
просто...
   - Вполне понимаю, - прервал его сыщик. - Но не
стыдитесь, расскажите мне самые чудовищные, омерзительные
подробности. Считайте меня безликой официальной инстанцией,
а не разумным существом с половыми признаками, страхами,
желаниями, вывихами, поползновениями...
   - Я все пытаюсь вам втолковать, - сказал Марвин, - что
сексуальное преступление здесь ни при чем.
   - Все так говорят, - задумчиво произнес сыщик. -
Поразительно, до чего неохотно приемлет неприемлемое
человеческий разум.
   - Вот что, - сказал Марвин, - если бы вы дали себе труд
ознакомиться с фактами, то заметили бы, что речь идет о
наглом мошенничестве. Мотивы преступления - деньги и
самоувековечение.
   - Это-то я знаю, - ответил сыщик. - И если бы не
процессы сублимации, так бы мы и считали.
   - Какими же еще мотивами мог руководствоваться
преступник?
   - Самыми очевидными, - сказал Урдорф. - Классический
синдром. Видите ли, этот малый действовал под влиянием
особого импульса, который принято обозначать особым
термином. Преступление совершено в тяжелом состоянии
давнего проективного нарциссова комплекса.
   - Не понимаю, - пробормотал Марвин.
   - С таким явлением малоосведомленные люди, как правило,
не сталкиваются, - утешил его сыщик.
   - А что это значит?
   - Я не могу углубляться в дебри этиологии. А если
вкратце, то синдром вызывает смещение себялюбия. Попросту
говоря, больной влюбляется в другого, как в самого себя.
   - Ладно, - смирился Марвин. - Поможет это нам найти
того, кто украл у меня тело?
   - Вообще-то нет, - сказал сыщик. - Но это нам поможет
его понять.
   - Когда вы приступите? - спросил Марвин.
   - А я уже приступил, - ответил сыщик. - Пошлю, конечно,
за судебными протоколами и прочими документами, относящимися
к делу, запрошу дополнительную информацию у соответствующих
органов других планет. Я не пожалею сил, а если будет нужно
или полезно - отправлюсь на край вселенной. Это
преступление я раскрою!
   - Рад, что вы так настроены, -заметил Марвин.
   - Сто пятьдесят восемь дел подряд, - размышлял Урдорф
вслух. - Слыханная ли штука - такая полоса неудач? Но
теперь она кончится. Я хочу сказать, не может же она
тянуться до бесконечности, правда?
   - Наверное, не может, - согласился Марвин.
   - Хорошо бы мое начальство тоже встало на эту точку
зрения, - хмуро сказал сыщик. - Хорошо бы оно перестало
называть меня недотепой. Такие словечки, да насмешки, да
поднятые брови - все это кого угодно лишит уверенности в
себе. На мое счастье, я отличаюсь несгибаемой волей и
полнейшей уверенностью в самом себе. По крайней мере так
было еще после первых девяноста неудач.
   На несколько секунд сыщик тяжело задумался, потом сказал
Марвину:
   - Надеюсь, вы окажете мне всяческую помощь и поддержку.
   - Рад стараться, - ответил Марвин. - Беда только в том,
что не более чем через шесть часов меня лишат тела.
   - Чертовски досадно, - рассеянно произнес Урдорф. Он
явно погрузился уже в мысли о следствии и лишь с трудом
заставил себя вновь уделить внимание Марвину. - Лишат, вот
как? Надо полагать, вы приняли меры? Нет? Ну, тогда, надо
полагать, вы еще примете меры.
   - Не знаю, какие меры тут можно принять, - угрюмо ответил
Марвин.
   - Ну, об этом не стоит пререкаться, - сказал сыщик
подчеркнуто бодрым голосом. - Найдите где-нибудь другое
тело, а главное - оставайтесь в живых! Обещайте мне сделать
все от вас зависящее, чтобы остаться в живых.
   - Обещаю, - сказал Марвин.
   - А я буду продолжать расследование и свяжусь с вами, как
только смогу что- нибудь сообщить.
   - Но как вы меня отыщете? - спросил Марвин. - Я ведь не
знаю, в каком буду теле и даже на какой планете.
   - Вы забываете, что я сыщик, - с бледной улыбкой ответил
Урдорф. - Пусть мне нелегко отыскивать преступников, зато
уж жертвы я всегда отыскиваю без малейшего затруднения. Так
что выше голову, не допускайте, чтоб у вас душа уходила в
пятки, а главное, помните: останьтесь в живых!
   Марвин согласился остаться в живых, тем более что на этом
строились все его планы. И вышел на улицу, сознавая, что
драгоценное время истекает, а своего тела у него по-прежнему
нет.

                          VII

   Заметка в "Марс-Солнце-Ньюз" (печатный орган трех
планет):

               СКАНДАЛ ВОКРУГ ОБМЕНА

   Сегодня полиции Марса и Земли стало известно о скандале,
разыгравшемся в связи с Обменом Разумов. Разыскивается
некий Зе Краггаш (неизвестно, с какой планеты), который, как
утверждают, продал, обменял или по иным обязательствам
ссудил свое тело двенадцати лицам одновременно. На арест
Краггаша выданы ордера, и полиция трех планет не
сомневается, что вскоре преступник будет задержан. Дело
напоминает знаменитый скандал с "Двухголовым Эдди" в начале
90-х годов, когда...
   Марвин Флинн уронил газету в канаву. Он смотрел, как
жидкий песок уносил ее прочь; горькая эфемерность печатного
слова казалась символом весьма условного существования
самого Марвина. Он стал пристально разглядывать свои руки;
голова у него поникла.
   - Полно, полно, что у тебя стряслось, а, приятель?
   Флинн увидел перед собой добродушное, иссиня-зеленое лицо
эрланина.
   - Беда у меня, - сказал Флинн.
   - Что ж, послушаем, какая именно, - сказал эрланин и
свернулся клубком на тротуаре рядом с Флинном.
   Как и у всех его компатриотов, у эрланина активное
сочувствие сочеталось с бесцеремонностью. Известно, что
эрлане - народ грубый, остроумный, склонный к веселому,
беззлобному подтруниванию и безыскусным прибауткам.
Непревзойденные путешественники и торговцы, эрлане с
Эрлана-2 по заветам своей религии имели право путешествовать
только in corpore (9).
   Марвин поведал свою историю вплоть до того злополучного
мимолетного мгновения, которое именуется "сейчас"; того
жестокого и неумолимого "сейчас", того ненасытного "сейчас",
что пожирало его скудный запас минут и секунд, приближая
время, когда истекут контрольные шесть часов и Марвина,
лишенного тела, бросят в неведомую галактику, прозванную
людьми "смерть".
   - Ух ты! - сказал эрланин. - Ты случайно не жалеешь
себя?
   - Конечно, черт побери, я-то себя жалею, - вспылил Флинн.
- Я пожалел бы любого, если он должен умереть через шесть
часов. Почему же мне не жалеть самого себя?
   - Ставь кастрюлю, как тебе удобней, повар, - ответил
эрланин. - Кое-кто обозвал бы это дурным тоном и прочей
дребеденью, но я-то стою за учение Гуажуа, а он сказал:
"Вблизи тебя гнусавит смерть? Раскровени ей нос!"
   Марвин уважал всякую религию и, уж конечно, не питал
предрассудков относительно широко распространенной секты
антимелодистов. Однако для него оставалось неясным, чем ему
помогут слова Гуажуа; так он и заявил.
   - Бодрись, - посоветовал эрланин. - При тебе еще
остались твои мозги и твои шесть часов, так ведь?
   - Пять.
   - Вот видишь! Встань-ка на задние лапы и докажи, что ты
не размазня, ладно, горячка? Оттого, что ты здесь бродишь,
точно беглый каторжник, толку ведь не будет, верно?
   - Да, навряд ли, - сказал Марвин. - А с другой стороны,
что делать? Своего тела у меня нет, а чужие дороги.
   - Увы, твоя правда. Не приходила ли тебе в голову мысль
о Свободном Рынке? А?
   - Это же, наверное, опасно, - возразил Марвин и вспыхнул
при мысли о том, как нелепы его слова.
   Эрланин широко ухмыльнулся.
   - Дошло, парень? Но, послушай, все не так скверно, как
кажется, только возьми тоном выше. Не так уж страшен
Свободный Рынок; плетут о нем всякие небылицы, в основном
это делают крупные агентства по обмену, они желают сохранить
свои взвинченные капиталистические цены. Но знаю я одного
малого, он там двадцать лет крутится на краткосрочных
сделках, так он говорит, почти все ребята исключительно
честные. Так что голову выше, нагрудник не теряй, выбери
себе хорошего посредника. Счастливо, малый!
   - Постойте! - вскричал Флинн, видя, что эрланин поднялся
на ноги. - Как зовут вашего приятеля?
   - Джеймс Праведник Мак-Хоннери, - ответил эрланин. - Это
тертый, стреляный, тупой, мелкий прохвост, чересчур любит
спелый виноград и слишком буен во хмелю. Но играет он
некраплеными картами, обслуживает без подвоха, а большего ты
ведь не станешь требовать даже от самого святого Кзала.
Скажи только, что тебя рекомендует Пенгл-Порох, и желаю тебе
удачи.
   Флинн горячо поблагодарил Пороха, к смущению этого
неотесанного, но мягкосердечного джентльмена. Затем встал и
зашагал сперва медленно, потом все быстрее по направлению к
Куэйну, в северо-западной части которого размещались киоски
и открытые ларьки Свободного Рынка. В венах ожидания,
только что близких к максимальной энтропии, скромно, но
твердо забился пульс надежды.
   А рядом в канаве песчаный поток уносил обрывки газеты в
вечную и таинственную пустыню.
   - Э-гей! Э-гей! Новые тела за старые! Приходите,
обслужим - новые тела за старые!
   Марвин весь задрожал, услышав старинный уличный крик, сам
по себе невинный, но вызывающий реминисценции из мрачных
готических рассказов. Он нерешительно углубился в
запутанный лабиринт дворов и тупиков, из которых и состоял
район Свободного Рынка. Пока он шел, ему прожужжали уши не
менее чем двенадцатью громкими предложениями.
   - Нужны сборщики урожая на полях Дрогхеды! Предоставляем
вполне исправное тело с телепатическими способностями! На
всем готовом, пятьдесят кредитов в месяц, и, главное,
удовольствия по классу В-3! Сегодня мы заключаем особо
льготные двухгодичные контракты! Приезжайте собирать урожай
на прекрасную Дрогхеду!
   - Вербуйтесь в армию на Нейгуин! В наличии двадцать
сержантских тел и несколько штук сортом повыше, в чине
младших офицеров. Все тела прошли курс военной подготовки!
   - А платить-то сколько будут? - спросил какой-то человек
у продавца.
   - Полное обеспечение и один кредит в месяц.
   Человек фыркнул и отвернулся.
   - И, - повысил голос зазывала, - неограниченное право
грабежа и мародерства.
   - Ну, это хоть на что-то похоже, - проворчал человек. -
Но вот уже десять лет как Нейгуин терпит в этой войне
поражение. Потери большие, а телесная часть войска не
пополняется.
   - Мы все это коренным образом изменяем, - сказал
продавец. - Вы, видно, опытный покупатель?
   - Верно, - ответил человек. - Я Шон фон Ардин, побывал
почти во всех крупных войнах Галактики, не считая мелких
передряг.
   - Последнее воинское звание?
   - Джевальдер армии графа Ганимедского, - отчеканил фон
Ардин. - А перед тем был в чине Полного Кфузиса.
   - Ишь ты, - продавец был явно ошеломлен. - Полный
Кфузис, вот как? И документы сохранили? Ладно, тогда мы
вот что сделаем. Предлагаю вам на Нейгуине должность
второго класса.
   Фон Ардин, хмуря брови, принялся подсчитывать на пальцах.
   - Дайте сообразить. Манатей второго класса соответствует
циклопскому полудолу, а это чуть выше, чем король знамени на
Анакзорее и почти на ползвания ниже дорианского Старика.
Значит... Э, да если я завербуюсь, то это для меня сильное
понижение в чине!
   - Да, но вы не выслушали до конца, - продолжал продавец.
- В этом чине вы пробудете в течение двадцатипятидневного
испытательного срока, чтобы доказать Чистоту Намерений, - о
ней очень заботятся политические лидеры Нейгуина. А потом
мы вас сразу повысим на три звания, сделаем
меланрамом-супериором, а это даст вам реальную надежду стать
временным мечом-джумбайя, и, может быть, даже (я ничего не
обещаю, но думаю, что неофициально мы это состряпаем), может
быть, я вам устрою должность грабежмейстера, когда будут
делить добычу под Эридсвургом.
   - Что ж, - фон Ардин был под впечатлением обещаний, как
ни пытался устоять, - сделка довольно выгодная... если вы
беретесь ее протолкнуть.
   - Пройдемте в помещение, - сказал продавец. - Я позвоню
по телефону.
   А Марвин все шагал и слушал, как представители доброй
дюжины рас препираются с продавцами - представителями другой
дюжины рас. Марвину все уши прожужжали сотнями призывов.
От оживленности рынка у Марвина поднялось настроение. А
услышанные им варианты, хоть порой и отпугивающие, в массе
своей были завлекательны:
   - Нужен афидмен на пасеку Сенфиса! Хорошая плата,
отзывчивая дружба.
   - Требуется переписчик для работы над Грязной Книгой
Ковенджин! Должен телепатически воспринимать сексуальные
побуждения медридарианской расы!
   - Ищем садовников-планировщиков на Аркрут! Приезжайте на
отдых к единственной в Галактике расе разумных овощей!
   - Нужен опытный кандальщик на Вегу-4! Пригодятся также
полуквалифицированные удержатели! Неограниченные
привилегии!
   Как много перспектив открывает Галактика! Марвину
показалось, что его несчастье на самом деле не несчастье, а
замаскированная удача. Он всегда стремился
путешествовать.., но раньше из скромности позволял себе лишь
жалкую роль туриста. Насколько же лучше, насколько
плодотворнее путешествовать с ясной целью! Служить в армиях
Нейгуина, изведать жизнь афидмена, узнать, каково быть
кандальщиком... И даже переписывать Грязную Книгу
Ковенджин.
   Прямо перед собой он заметил табличку "Джеймс Праведник
Мак-Хоннери, маклер по краткосрочным сделкам, с разрешения
властей. Успех гарантируется".
   За прилавком, скрытый по пояс, стоял и курил сигару
ладный, видавший виды, надутый коротышка с пронзительными
кобальтово-синими глазами. Это и был, судя по всему,
Мак-Хоннери собственной персоной. Молчаливый и
высокомерный, не унижающийся до трепотни, коротышка стоял
сложа руки, пока Флинн подходил к его ларьку.

                           VIII

   Они очутились лицом к лицу - Марвин с разинутым ртом,
Мак-Хоннери со стиснутыми зубами. Несколько секунд прошли в
молчании. Затем Мак-Хоннери сказал:
   - Слушай, малыш, тут тебе не какая-нибудь занюханная
ярмарка, и я тебе не какой- нибудь занюханный урод. Если
хочешь что-то сказать, выкладывай. Не хочешь - ступай своей
дорогой, пока я тебе хребет не переломал.
   Марвин сразу понял, что этот человек не из породы
угодливых, медоточивых торговцев телами. В скрипучем голосе
не было и тени подобострастия, в очертаниях искривленных губ
- ни признака заискивания. Этот человек говорил то, что
думал, и не заботился о последствиях.
   - Я... я клиент, - выдавил из себя Флинн.
   - Повезло же мне, - съязвил Мак-Хоннери. - Прикажешь
теперь кувыркаться от радости, что ли?
   Его ядовитая реплика и хамоватые манеры знающего себе
цену человека вселили во Флинна доверие. Он, конечно, знал,
что внешность обманчива, но ему никто никогда не сообщал,
как еще можно судить о людях, если не по внешности. Он
склонен был отдать себя на милость этого гордого и
озлобленного человека.
   - Через час-другой меня лишат вот этого тела, - объяснил
Марвин. - Поскольку мое собственное украдено, мне позарез
нужно какое-нибудь взамен. Денег у меня очень мало, но я...
я на все согласен и готов работать.
   Мак-Хоннери вытаращил глаза, и его сжатые губы
искривились в язвительной усмешке.
   - Готов работать, вот оно что? Как мило! И кем же ты
готов работать?
   - Да кем угодно.
   - Вот как? А ты умеешь работать на монткальмском
металлорежущем станке со светочувствительным пультом и
ручным отбором брака? Нет? Думаешь, справишься с
экспресс-сепаратором частиц, работая на заводах компании
"Новые Редкоземельные Элементы"? Не по твоей части, а?
Есть у меня заказчик, он хирург на Веге, ему нужен
подручный, чтоб управлять стимулятором нервных импульсов -
старая модель с двумя педалями. Не совсем то, что ты имел в
виду? Далее, есть заказ с Потемкина- два, там нужен
исполнитель на коленной чашке, а ресторан в районе Бутса
просит прислать повара, чтоб готовил дежурные блюда и знал
кухню Кфензиса. Ни уму, ни сердцу? Может, тебе подойдет
собирать цветы на Мориглии; правда, там надо предвидеть
антезис с разбросом не более пяти секунд. Или ты мог бы
заняться точечной сваркой плоти, если у тебя нервы крепкие,
или контролировать восстановление филопозов, или... Но,
по-моему, ничто из перечисленного тебя не трогает, а?
   Флинн покачал головой и буркнул:
   - Ни в одной из этих работ я ничего не смыслю.
   - Почему-то меня это вовсе не так удивляет, как ты
думаешь, - сказал Мак- Хоннери. - А хоть что-нибудь умеешь?
   - Да вот я в колледже изучал...
   - К чертовой матери автобиографию! Меня интересует твое
ремесло, талант, профессия, способность, искусство, называй
как хочешь. Конкретно, что ты умеешь делать?
   - Собственно, - сказал Марвин, - если уж вопрос стоит
таким образом, то я, наверное, ничего особенного не умею.
   - Знаю, - вздохнул Мак-Хоннери. - Ты
неквалифицированный. У тебя это прямо на лбу написано.
Малыш, может быть, тебе будет интересно узнать, что
неквалифицированных разумов везде как собак нерезаных...
Рынок ими затоварен, вселенная забита - по швам трещит.
Все, что ты сделаешь, машина сделает лучше, быстрее и куда
охотнее.
   - Очень жаль, сэр, - с достоинством, хоть и грустно,
ответил Марвин и собрался уходить.
   - Минутку, - сказал Мак-Хоннери. - Если не ошибаюсь, ты
искал работу.
   - Но вы же сами говорили...
   - Я говорил, что ты неквалифицирован, да так оно и есть.
И я говорил, что машина все делает лучше, быстрее и гораздо
охотнее, но никоим образом не дешевле.
   - Ага! - сказал Марвин.
   - Да-с, что касается дешевизны, то ты еще дашь автоматике
очко вперед. А в наш век, в наши дни это огромное
достижение.
   - Ну что ж, это все-таки утешительно, - с сомнением
произнес Флинн. - И конечно, очень интересно. Но когда
Пенгл-Порох посоветовал мне обратиться к вам, я думал...
   - Стой, что такое? - встрепенулся Мак-Хоннери. - Ты
друг Пороха?
   - Считайте, что так, - ответил Флинн, избегая грубой лжи.
   - Так бы и говорил с самого начала, - сказал Мак-Хоннери.
- Не то чтоб от этого многое изменилось - ведь факты именно
таковы, как я их излагаю. Но я бы тебе объяснил, что быть
неквалифицированным не зазорно. Проклятье, ведь все мы так
начинаем, разве нет?
   Если тебе повезет с контрактом на краткосрочную сделку,
ты и глазом моргнуть не успеешь, как обучишься всяким
ремеслам.
   - Надеюсь, что так, сэр. - Теперь, когда Мак-Хоннери
стал приветлив, Флинн насторожился. - У вас есть на примете
какая-нибудь работенка?
   - Вообще-то да, - сказал Мак-Хоннери. - Это всего
недельная перекидка, а уж неделю можно вытерпеть на любой
работе, даже если выполняешь ее, стоя на голове. Тебе-то
это не грозит, работа приятная и сходная, на чистом воздухе,
мозги напрягать особенно не требуется, хорошие рабочие
условия, просвещенное руководство и конгениальная рабочая
сила.
   - Звучит заманчиво, - сказал Флинн. - А в чем здесь
подвох?
   - В том, что не такая это должность, где можно
разбогатеть, - ответил Мак- Хоннери. - Откровенно говоря,
платят хреново. Но какого черта, нельзя же все сразу.
   - А что за должность? - спросил Марвин.
   - Официально она называется "индигатор уфики, второго
класса".
   - Звучит внушительно.
   - Рад, что тебе нравится. Это значит, что ты должен
охотиться за яйцами.
   - За яйцами?
   - За яйцами. Или, если подробнее, ты должен искать, а
когда найдешь, то подбирать яйца грача-ганзера. Думаешь,
справишься?
   - Я, собственно, хотел бы побольше разузнать о технике
собирания, а заодно об условиях работы и...
   Он остановился на полуслове, ибо Мак-Хоннери медленно,
печально помотал головой.
   - Тебе нужна работа?
   - Есть у вас что-нибудь другое?
   - Нет.
   - Беру.
   - Умное решение, - сказал Мак-Хоннери. Он вынул из
кармана какую-то бумагу. - Вот стандартный, одобренный
правительством контракт на кроумельдском языке, который
считается официальным языком планеты Мельд-два, куда
приписана нанимающая тебя фирма. Умеешь читать
по-кроумельдски?
   - К сожалению, нет.
   - Ну, текст стандартный... Фирма не несет
ответственности за пожар, землетрясение, атомную войну,
превращение солнца в сверхновую звезду, стихийные
бедствия... Фирма согласна тебя нанять... снабдить
мельдским телом... за исключением случаев, когда окажется
не в состоянии, в каковых случаях не обязана... и да
помилует бог твою душу.
   - Как, как? Повторите, - попросил Флинн.
   - Последняя фраза - просто стандартный оборот речи. Дай
сообразить, по-моему, это все. Ты, конечно, обязуешься не
совершать актов вредительства, шпионажа, непочтительности,
неповиновения и так далее, а также всячески избегать и
сторониться половых извращений, перечисленных у Гофмейера в
"Стандартном справочнике мельдских извращений". Кроме того,
ты обязуешься умываться раз в двое суток, не влезать в
долги, не превращаться в алкоголика, не сходить с ума. Ну,
тут еще всякие обязательства, против которых не станет
возражать ни один здравомыслящий человек. Вот, пожалуй, и
все. Если у тебя есть деловые вопросы, я постараюсь на них
ответить.
   - Да, вот, - сказал Флинн, - насчет всех этих
обязательств...
   - Это неважно, - отмахнулся Мак-Хоннери. - Нужна тебе
работа или нет?
   У Марвина были кое-какие сомнения.
   Но не успел он опомниться, как оказался в мельдском теле,
на Мельде.

                        IX

   Дождевой лес ганзеров на Мельде был дремуч и обширен.
Среди исполинских деревьев проносился легчайший шепот
ветерка, вернее, тень его; он протискивался сквозь
переплетения лиан и, словно сломав хребет, проползал по
крючковатой траве. Капли воды с мучительным трудом
соскальзывали вниз по спутанной листве, как заблудившиеся в
лабиринте, в изнеможении присевшие отдохнуть на губчатой и
равнодушной почве. Тени смешивались и плясали, бледнели и
вновь появлялись, приведенные в мнимое движение двумя
усталыми солнцами в небе цвета зеленоватой плесени. Над
головой безутешный ференгол свистом подзывал подругу, но в
ответ слышал только частый зловещий кашель хищного
царь-прыгуна.
   И по этой-то скорбной местности, так томительно похожей
на Землю и так от нее отличной, бродил Марвин Флинн в
непривычном мельдском теле, упорно глядя себе под ноги, - он
искал яйца ганзеров, не зная толком, на что они похожи.
   Все произошло стремительно. С того мига, как он прибыл
на Мельд, у него не было времени оглядеться. Едва его
воплотили, как кто-то уже повелительно орал у него над ухом.
   Флинн только-только успел торопливо осмотреть свое
четверорукое, четвероногое тело, для пробы вильнул
единственным хвостом и перекинул уши за спину, как его
тотчас же, словно скотину, загнали в рабочую бригаду,
сообщили ему номер барака и местонахождение столовой,
вручили джемпер (на два размера больше, чем нужно) и башмаки
(которые пришлись почти впору, если не считать того, что
левый чуть-чуть жал). Флинн расписался в получении и принял
набор инструментов, необходимых для новой профессии:
большой синтетический мешок, темные очки, компас, сеть,
щипцы, тяжелый металлический треножник и бластер.
   Его и других рабочих выстроили рядами, их в спешке
проинструктировал менеджер - усталый и надменный атреянин.
   Флинн узнал, что его новая родина занимает ничтожную
часть пространства вблизи Альдебарана. Мельд - планета,
прямо скажем, второсортная. По шкале климатических допусков
Хэрлихэна-Чанза ее климат классифицируется как
"невыносимый", потенциальные природные ресурсы считаются
"ниже минимальной нормы", а коэффициент эстетического
резонанса (не измеренный) объявлен "невдохновляющим".
   - Не такое место, - сказал менеджер, - которое стоило бы
выбрать для отпуска, да и вообще для чего бы то ни было.
   Слушатели нервно захихикали.
   - Тем не менее, - продолжал менеджер, - этот
неприветливый и непривечаемый мир, это галактическое
недоразумение, эту космическую посредственность обитатели
считают своей родиной и прекраснейшей планетой во вселенной.
   Мельдяне, неистово гордясь единственной своей реальной
ценностью, делают хорошую мину при плохой жизни. С
мужественной решимостью вечных неудачников они возделывают
опушки дождевого леса, а в необъятных пылающих пустынях
добывают бедные руды с жалким содержанием металла. Их
упорную настойчивость можно было ставить в пример, если бы
она не приводила к неизменному краху.
   И сказал менеджер:
   - Вот чем был бы Мельд, если бы не еще один факт. Яйца
ганзеров! Ни на одной планете их нет, и ни одна планета не
нуждается в них так сильно.
   Яйца ганзеров - единственный предмет экспорта с планеты
Мельд. К счастью для мельдян, эти яйца повсюду пользуются
бешеным спросом. На Оришаде яйца ганзеров служат любовными
амулетами; на Офиухе-2 их мелют и едят как непревзойденный
стимулятор любовного желания; на Моришаде после освящения
они становятся предметом культа у безрассудных К'тенги.
   Итак, яйца ганзеров - жизненно важный природный ресурс, к
тому же единственный на Мельде. Благодаря им мельдяне
удерживаются на определенной ступени цивилизации. Без них
раса неминуемо пришла бы в упадок.
   Чтобы заполучить яйцо ганзера, надо всего-навсего
нагнуться и поднять его. Но тут-то и кроются некоторые
трудности, ибо ганзеры категорически сопротивляются такой
практике.
   Ганзеры, обитатели лесов, ведут происхождение от древних
ящеров. Они свирепы, искусно прячутся, коварны, жестоки и
совершенно не поддаются приручению. Все эти качества делают
сбор яиц ганзеров занятием крайне опасным.
   - Создалось любопытное положение, - отметил менеджер, -
не лишенное парадоксальности. Основной источник жизни на
Мельде есть в то же время и основная причина смертности.
Это послужит вам пищей для размышлений, когда начнете свой
рабочий день. Запомните же мои слова: берегите себя,
будьте все время начеку, семь раз отмерьте - один отрежьте,
сделайте все возможное, чтобы сохранить свои связанные
договором жизни, не говоря уже о дорогостоящих телах,
выданных вам в пользование. Но, кроме того, не забывайте о
норме - если вы недовыполните дневную норму хотя бы на
одно-единственное яйцо, то за этот день вам будет начислена
целая штрафная неделя. Желаю успеха, ребята!
   Тут Марвина и остальных рабочих опять выстроили рядами и
без проволочек отвели в лес.
   Через час достигли поисковой зоны. Марвин Флинн
воспользовался случаем попросить у десятника инструкций.
   - Инструкций? - переспросил десятник. - Какой вид,
какой род?
   Он был переселенцем с Оринафы и не мог похвастаться
лингенетическими способностями.
   - В смысле, что я должен делать? - уточнил Флинн.
   Десятник долго обдумывал вопрос и, наконец, отреагировал:
   - Ты должен собирать яйца ганзер.
   У него получилось "ганьсер".
   - Это-то понятно, - сказал Флинн. - Я о другом
спрашиваю: я ведь даже не знаю, на что похоже яйцо ганзера.
   - Не волновайтесь, - ответил десятник. - Ты знай, когда
увидеть без ошибка, да.
   - Есть, сэр, - выпалил Марвин. - А если я найду яйцо
ганзера, то существуют ли особые правила насчет того, как с
ним обращаться? Например, чтобы нечаянно не разбить...
   - Обращаться, - сказал десятник, - ты поднимай яйцо, клай
в мешок. Ты понимай такая вещи, да или нет?
   - Конечно, понимаю, - заверил Марвин. - Но я еще хотел
бы выяснить, велика ли дневная норма. Как подсчитывается
выработка, по часам? Перерыв на обед не в счет?
   - А! - сказал десятник, и с его широкого добродушного
лица исчезло недоуменное выражение. - Наконец это так. Ты
поднимай яйцо ганзер, клай в мешок, ясно?
   - Ясно, - без запинки ответил Марвин.
   - Ты делай так каждый раз, пока мешок не наполняться.
Уловил?
   - По-моему, да, - ответил Марвин. - Полный мешок
соответствует действительной или идеальной норме. Дайте-ка,
я повторю еще раз все этапы, чтобы действовать наверняка.
Сначала я устанавливаю местопребывание яиц ганзера,
пользуясь земными эквивалентами этого понятия и, надо
полагать, не испытывая трудностей при опознании. Затем,
обнаружив и опознав объект поисков, я приступаю к процессу,
именуемому "класть яйцо в мешок", под чем подразумевается...
   - Один минута, - десятник постучал себя хвостом по зубам
и спросил: - Ты меня разыгрывай, малыш?..
   - Помилуйте, сэр, я хотел только удостовериться...
   - Ты шутки шутить на деревенщина со старый планета
Оринафа. Ты думать, ты такой ловкий. Ты не такой ловкий.
Никто не любить чересчур большой умник.
   - Прошу прощения, - сказал Флинн, почтительно виляя
хвостом.
   - Так или иначе, я мне казайся, ты усвоить элементарные
начатки работа очень хорошо, так что иди теперь выполняй
работа-труд как следует. Держать греха подальше. Иначе я
перебить тебе шесть и более конечности, усекаешь?
   - Усекаю.
   Флинн повернулся через правое плечо и галопом припустил в
лес, где начал поиски.

                         Х

   Марвин Флинн бесшумно несся по лесу; ноздри его
трепетали, глаза вращались и выпячивались, увеличивая поле
зрения. Золотистая шкура, слегка надушенная апписфиамом,
нервно подрагивала - так играли под нею мышцы, с виду
расслабленные, на самом деле безукоризненно слаженные.
   Лес развертывал перед зрителем симфонию зеленых и серых
тонов, где время от времени возникала алая тема ползучих
растений, или пурпурные фанфары кустарника лилибабы, или,
еще реже, выведенный гобоем лейтмотив второй темы -
оранжевый хлысткинжал. Общий же эффект был мрачен и наводил
на печальные раздумья, как просторный городской парк в тихий
час перед рассветом.
   Но что это? Вон там! Чуть левее! Да, да, как раз под
деревом бокку! Это не... Не может быть!..
   Правыми руками Флинн разгреб листья и низко наклонился.
Там, в гнезде, свитом из травы и веточек, он увидел нечто
такое, что сверкало наподобие страусиного яйца,
изукрашенного драгоценными камнями.
   Десятник не солгал. Яйцо ганзера ни с чем невозможно
спутать.
   На выпуклой радужной поверхности ярко горели мириады
волшебных костров. Исчезая и возвращаясь наподобие
полузабытых снов, пробегали тени. В душе Марвина
всколыхнулось ощущение сумерек, вечернего звона,
медлительного стада, пасущегося у прозрачного ручья, под
сенью пыльных безутешных кипарисов.
   Как ни противилось этому все его естество, Марвин совсем
низко нагнулся и протянул руку. Ладонь его любовно
сомкнулась на пылающем сфероиде.
   Он быстро отдернул руку. Пылающий сфероид обжигал адским
огнем.
   Марвин посмотрел на него с еще большим уважением. Теперь
он понял назначение выданных ему щипцов. Этими щипцами он
осторожно обхватил сказочный сфероид.
   Сказочный сфероид отскочил, как резиновый мяч. Марвин
ринулся за ним, на бегу бестолково размахивая сетью. Яйцо
ганзера увернулось, рикошетировало и молнией метнулось в
густые заросли.
   Марвин отчаянно взмахнул сетью, и руку его направила сама
фортуна. Яйцо ганзера попалось в сеть.
   Оно лежало неподвижно, пульсируя, словно переводя дух.
Марвин с осторожностью приблизился - он ожидал любой
каверзы.
   И тут яйцо ганзера заговорило.
   - Слушай-ка, мистер, - сказало оно сдавленным голосом, -
что это на тебя нашло?
   - Как, как? - переспросил Марвин.
   - Слушай, - сказало яйцо ганзера. - Я себе сижу в
общественном парке, никого не трогаю, и вдруг здрасьте - ты
набрасываешься на меня, как ненормальный, всего исцарапал и
вообще ведешь себя как псих. Ну, я, естественно,
разгорячился. А кто бы не разгорячился? Вот я и решил
отойти подальше, ведь у меня сегодня выходной и мне скандалы
ни к чему. И здрасьте - ты накидываешь на меня сеть, будто
я тебе какая-то паршивая бабочка. Вот я и спрашиваю: что
на тебя нашло?
   - Видишь ли, - ответил Марвин, - ты ведь яйцо ганзера.
   - Это мне известно, - сказало яйцо ганзера. - Я яйцо
ганзера, факт. А что, теперь так, ни с того ни с сего это
запрещается законом?
   - Конечно, нет, - ответил Марвин. - Но дело в том, что я
как раз охочусь за яйцами ганзеров.
   Последовала недолгая пауза. Затем яйцо ганзера
попросило:
   - Не откажите в любезности, повторите, пожалуйста.
   Марвин повторил. Яйцо ганзера сказало:
   - М-да, мне так и послышалось. - И рассмеялось почти
беззвучно. - Вы шутите, не правда ли?
   - К сожалению, нет.
   - Конечно, шутите, - с ноткой отчаяния в голосе
настаивало яйцо ганзера. - Ну ладно, повеселились и хватит.
Теперь выпустите меня отсюда.
   - Извините...
   - Выпустите меня!
   - Не могу.
   - Почему?
   - Потому что я охочусь за яйцами ганзеров.
   - О господи, - сказало яйцо ганзера, - большего идиотизма
я за всю свою жизнь не слыхало! Мы ведь, по-моему, впервые
сталкиваемся, не так ли? Почему же ты за мной охотишься?
   - Меня наняли охотиться за яйцами ганзеров, - пояснил
Марвин.
   - Слушай, парень, ты просто ходишь себе и охотишься за
любыми яйцами ганзеров? Тебе безразлично за какими именно?
   - Точно.
   - И действительно, не ищешь какое-то определенное яйцо
ганзера, которое, чего доброго, сделало тебе гадость?
   - Нет, нет, - заверил Марвин. - Я в жизни не встречал ни
одного яйца ганзера.
   - Ты даже не... И все-таки охотишься... Я, должно быть,
схожу с ума: И наверняка ослышалось. Собственно, так
просто-напросто не бывает. Это какой-то чудовищный
кошмар... Подходит к тебе помешанный, спокойно, как будто
так и надо, хватает тебя в лапы и, глазом не моргнув,
заявляет: "Я вообще-то охочусь за яйцами ганзеров".
Собственно... слушай, парень, ты меня разыгрываешь, верно?
   Марвин скокфузился, раскипятился и возмечтал, чтобы яйцо
ганзера заткнулось. Он грубовато сказал:
   - Я вовсе не валяю дурака. Моя работа - собирать яйца
ганзеров.
   - Собирать... яйца ганзеров! - простонало яйцо ганзера.
- Ах, нет, нет, нет! Боже, не верится, что все это на самом
деле, и все же это происходит, на самом деле проис...
   - Не распускайся! - прикрикнул Марвин: яйцо ганзера
явно готово было впасть в истерику.
   - Спасибо, - проговорило яйцо ганзера, помолчав. -
Теперь я в норме. Слушай, можно задать тебе
один-единственный вопрос?
   - Только поживей, - ответил Марвин.
   - Я вот что хочу спросить, -сказало яйцо ганзера, -тебе
такие дела доставляют удовольствие? Я хочу сказать, ты не
склонен ли к извращениям? Только не обижайся.
   - Ничего, - ответил Марвин. - Нет, я не склонен к
извращениям и, поверь, никакого удовольствия не испытываю.
Клянусь, мне самому все это очень неприятно.
   - Тебе неприятно! - взвизгнуло яйцо ганзера. - А
мне-то, по-твоему, каково? По- твоему, для меня это в
порядке вещей, если кто-то подходит, как в кошмарном сне, и
"собирает" меня?
   - Спокойней, - попросил Марвин.
   - Бешеный, - пробормотало яйцо ганзера в сторону. -
Абсолютно, совершенно невменяемый. Можно... можно, я
оставлю жене записку?
   - Некогда, - твердо ответил Марвин.
   - Тоща разреши мне хотя бы помолиться.
   - Валяй молись, - сказал Марвин. - Только побыстрее
закругляйся.
   - О господь бог, - нараспев затянуло яйцо ганзера, - не
понимаю, что со мной происходит и почему. Я всегда старался
быть хорошим, и хоть церковь посещаю нерегулярно, но ты ведь
знаешь, что истинная вера - в сердце верующего. Возможно,
порой я поступаю дурно, не стану отрицать. Но, господь,
отчего караешь ты так жестоко? И отчего именно меня?
Отчего не другого, настоящего грешника, например
закоренелого преступника? Отчего именно меня? И отчего
именно так? Какая-то тварь "собирает" меня, будто я
неодушевленная вещь... не понимаю. Но знаю, что ты
всеведущ и всемогущ, я еще знаю, что ты добр, и значит, есть
к тому причина... хоть я и слишком глуп, чтобы ее
разгадать. Слушай, боже, если ты так рассудил, тогда ладно,
пусть так и будет. Но ты уж, пожалуйста, позаботься о моей
жене и детях. А особенно о младшеньком. - Голос у яйца
ганзера прервался, но оно тотчас же овладело собой. -
Особенно молю тебя о младшем, боже, ведь он хроменький, и
другие детишки его обижают, и ему нужно большое... большое
участие. Аминь.
   Яйцо ганзера подавило рыдание. Голос его мгновенно
окреп.
   - Теперь я готов, - сказало оно Марвину. - Делай свое
грязное дело, паршивец, сукин ты сын.
   Но молитва яйца ганзера совершенно выбила Марвина из
колеи. На глаза навернулись слезы, щеточка на ногах
задрожали, он распутал сеть и выпустил пленника. Яйцо
ганзера откатилось совсем недалеко и замерло, явно опасаясь
подвоха.
   - Ты... ты всерьез? - спросило оно.
   - Всерьез, - ответил Марвин. - Я не гожусь для такой
работы.
   Не знаю уж, что со мной сделают там, в лагере, но больше
в жизни я не трону ни одного яйца ганзера!
   - Благословенно будь имя божие, - тихо проговорило яйцо
ганзера. - На своем веку я насмотрелось странных вещей, но,
мне кажется, рука провидения...
   Изложить свою философскую позицию, известную под
названием "софистика вмешательства", яйцу ганзера помешал
внезапный зловещий треск в кустах. Марвин стремительно
обернулся и вспомнил о том, какими опасностями чревата
планета Мельд.
   Его предупреждали, а он забыл. Теперь он стал отчаянно
нащупывать бластер, а тот, как назло, запутался в сети.
Марвин яростно рванул бластер, выдернул его, услышал
пронзительный крик яйца ганзера...
   Тут его с силой швырнуло оземь. Бластер полетел в
кустарник. А Марвин увидел перед собой черные глаза-щели
под низким бронированным лбом.
   Представлять ему нового знакомца не было никакой нужды.
Флинн понял, что наскочил на взрослого, совершеннолетнего
мародера-ганзера, и наскочил, пожалуй, в самых скверных
обстоятельствах. Слишком явны были улики: вопиющая сеть,
недвусмысленные темные очки, обличители-щипцы. И все
приближались, норовя сомкнуться у него на шее, острозубые
челюсти гигантского ящера, они были уже совсем рядом.
Марвин даже различил три золотые коронки и временную
фарфоровую пломбу.
   Флинн извивался, пытаясь высвободиться. Ганзер прижал
его к земле лапой размером с седло для яка; его беспощадные
когти, каждый величиной с два ледоруба, безжалостно впились
в золотистую шкуру Марвина. Чудовищно зияла слюнявая пасть,
надвигалась, готовая заглотнуть голову Марвина целиком...

                       XI

   И вдруг время остановилось! Марвин видел застывшую
полуразинутую пасть ганзера, налитый кровью левый глаз, все
огромное тело, скованное какой-то странной, непреодолимой
инерцией.
   Рядом лежало яйцо ганзера, неподвижное, как резная копия
самого себя.
   Ветерок замер на полпути. Деревья оцепенели в
напряженных позах, а мерифейский коршун повис в разгаре
полета, точно воздушный змей на веревочке.
   Даже солнце остановило свой неутомимый бег!
   И в этой необычной живой -картине Марвин с замиранием
сердца воззрился на единственный движущийся феномен, который
возник в воздухе, в трех футах от головы Марвина и чуть
левее.
   Началось это как пылевой вихрь, набухло, расширилось,
утолщилось в основании и сошло на конус в вершине. Вращение
стало еще более бешеным, и фигура приобрела четкие контуры.
   - Сыщик Урдорф! - вскричал Марвин.
   Действительно, это был марсианский сыщик, тот самый, кого
преследовали бесчисленные неудачи, кто обещал Марвину
раскрыть преступление и вернуть законное тело.
   - Тысяча извинений за то, что врываюсь, не предупредив, -
сказал Урдорф, когда материализовался полностью и тяжело
плюхнулся наземь.
   - Слава богу, что вы здесь! - ответил Марвин. - Вы
спасли меня от чрезвычайно неприятной смерти, и если бы вы
еще помогли мне скинуть с себя вот эту гадину...
   Ведь Марвина все еще пригвождала к земле лапа ганзера,
теперь словно налитая высокоуглеродистой сталью. И он никак
не мог высвободиться.
   - Вы уж извините, - сказал сыщик, вставая с земли и
отряхиваясь, - но этого я, к сожалению, сделать не могу.
   - Почему?
   - Против правил, - объяснил сыщик Урдорф. - Всякое
перемещение тел в течение искусственно вызванной остановки
времени (а налицо именно она) может повлечь за собой
парадокс, а парадоксы запрещены, так как могут привести к
сжатию времени, а сжатие времени запросто может вызвать
искривление структурных линий в нашем континууме и разрушить
вселенную. Поэтому всякое перемещение карается тюремным
заключением сроком на один год и штрафом в размере тысячи
долларов.
   - А-а, я этого не знал.
   - Да, к сожалению, это так, - сказал сыщик.
   - Понимаю, - сказал Марвин.
   - Я вот и надеялся, что вы поймете, - сказал сыщик.
   Последовало долгое и томительное молчание. Затем Марвин
сказал:
   - Ну?
   - Что вы сказали?
   - Я сказал... вернее, хотел сказать, зачем вы сюда
явились?
   - А-а, - протянул сыщик. - Я решил задать вам несколько
вопросов, которые раньше не пришли мне в голову и которые
помогут мне оперативно расследовать и раскрыть дело.
   - Валяйте, задавайте, - сказал Марвин.
   - Благодарю вас. Прежде всего, какой ваш любимый цвет?
   - Голубой.
   - Но какой именно оттенок? Прошу вас, поточнее.
   - Цвета воробьиного яйца.
   - Угу. - Сыщик занес это в свой блокнот. - А теперь
быстро, не задумываясь, назовите первое попавшееся число.
   - 87792,3, - без колебаний ответил Марвин.
   - Ум-гум. А теперь, без паузы, укажите название любой
эстрадной песенки.
   - "Рапсодия орангутанга", - ответил Марвин.
   - Угу. Отлично, - сказал Урдорф, захлопнув блокнот. -
Кажется, у меня все.
   - А какова цель ваших вопросов?
   - Располагая данной информацией, я у всех подозреваемых
могу выявить остаточные рефлексы. Это часть теста Дуулмена
на проверку самоличности.
   - Вот как, - сказал Марвин. - А вообще как идут дела,
удачно?
   - Об удаче пока и речи нет, - ответил Урдорф. - Но, смею
вас уверить, дело продвигается удовлетворительно. Мы
выследили вора на Иораме-2, где он зайцем прятался в грузе
быстрозамороженного мяса, отправляемого на Большую Геру. На
Гере он выдал себя за беженца с Гаги-2, и это снискало ему
немалую популярность. Он умудрился наскрести на проезд до
Квантиса - там у него были спрятаны деньги. На Квантисе он,
не проведя и дня, взял билет в местный космолет до
Автономной Области Пятидесяти Звезд.
   - А потом? - спросил Марвин.
   - А потом мы временно потеряли его след. Область
Пятидесяти Звезд - это четыреста тридцать две планетные
системы с общим населением триста миллиардов. Так что, как
видите, работка будет славная.
   - Безнадежная, судя по вашим словам, - сказал Марвин.
   - Как раз наоборот, все складывается на редкость
благоприятно. Непосвященные вечно принимают осложнения за
сложности. Но интересующего нас преступника не спасет
простейшее множество, которое всегда поддается
статистическому анализу.
   - Что же теперь будет? - спросил Марвин.
   - Продолжим наш анализ, затем на основе теории
вероятностей сделаем проекцию, пошлем эту проекцию через всю
Галактику и посмотрим, не превратится ли она в сверхновую
звезду... я, разумеется, выражаюсь метафорически.
   - Разумеется, - сказал Марвин. - Вы действительно
надеетесь задержать преступника?
   - Я нисколько не сомневаюсь в результатах, - ответил
сыщик Урдорф. - Но следует запастись терпением. Вы должны
помнить, что межгалактические преступления - область
сравнительно новая, и потому межгалактическое следствие еще
новее. Есть много преступлений, где невозможно даже
доказать существование преступника, не говоря уж о том,
чтобы его разыскать. Так что в некоторых отношениях нам
везет.
   - Придется, видно, верить вам на слово, - сказал Марвин.
- А насчет моего нынешнего положения...
   - Именно от такого положения я вас и предостерегал, -
строго ответил сыщик. - Прошу вас учесть это на будущее...
если умудритесь выбраться живым из нынешней переделки.
Желаю успеха, дружище.
   Сыщик Урдорф завертелся перед глазами Марвина все
быстрее, быстрее, слился в мелькающий вихрь, померк и исчез.
   Время разморозилось.
   И Марвин вновь уставился в черные глаза-щели под узким
бронированным лбом, увидел, как смыкается чудовищно
разинутая пасть, готовая заглотнуть всю его голову
целиком...

                          XII

   - Погоди! - заорал Марвин.
   - Зачем? - спросил ганзер.
   Мотивировки Марвин еще не придумал. Он услышал, как яйцо
ганзера пробормотало:
   - Пусть испытает на своей шкуре, так ему и надо. А все
же он был добр ко мне. С другой стороны, мне-то какое дело?
Только высунься, сразу тебе скорлупу надобьют. А все же...
   - Я не хочу умирать, - сказал Марвин.
   - Я и не думаю, что ты хочешь, - ответил ганзер отнюдь не
враждебным тоном. - И ты, конечно, заведешь словопрения.
Затронешь этику... мораль, всякие там проблемы. Боюсь, не
выйдет. Нас, видишь ли, специально предупредили, чтоб мы не
позволяли мельдянину разговаривать. Велели просто выполнять
работу, и вся недолга; не вносить ничего личного. Просто
сделай дело и переходи к следующему. Умственная гигиена,
право же. Поэтому, пожалуйста, закрой глаза...
   Челюсти стали смыкаться. Но Марвин, осененный нелепой,
отчаянной догадкой, воскликнул:
   - Ты говоришь - работа?
   - Конечно, работа, - сказал ганзер. - В ней нет ничего
оскорбительного, я ничего не имею против тебя лично...
   Он нахмурился - видимо, рассердился на себя за то, что
заговорил.
   - Работа! Твоя работа - охотиться за мельдянами, так
ведь?
   - Само собой. С этой планеты Ганзер, видишь ли, взять
нечего, разве что вот охотиться за мельдянами.
   - Но зачем за ними охотиться? - спросил Марвин.
   - Ну, во-первых, яйцо ганзера достигает зрелости только в
плоти взрослого мельдянина.
   - Полно, - сказало яйцо ганзера, перекатываясь в
смущении, - стоит ли вдаваться в гнусную биологию? Я ведь
не распространяюсь о твоих естественных отправлениях, верно?
   - А во-вторых, - продолжал ганзер, - у нас единственный
предмет экспорта - шкуры мельдян, из которых на Триане-2
делают императорские облачения, на Немо - амулеты, а на
Крейслере-30 - чехлы для стульев. Спрос на неуловимых и
опасных мельдян - единственный способ кое-как поддерживать
цивилизацию и...
   - Мне говорили в точности то же самое! - воскликнул
Марвин и быстро повторил слова менеджера.
   - Вот те на! - сказал ганзер.
   Теперь оба поняли истинное положение вещей: мельдяне
целиком зависят от ганзеров, а те, в свою очередь, целиком
зависят от мельдян. Обе расы охотятся одна на другую, живут
и гибнут одна ради другой и по невежественной злобе не
желают признавать между собою ничего общего. Они связаны
ярко выраженными отношениями симбиоза, но обе расы полностью
игнорируют этот симбиоз. Больше того, каждая утверждает,
будто она единственный носитель цивилизации и разума, а
другая - скотская, презренная и не в счет.
   А теперь обоим пришло в голову, что они в равной степени
входят в общую категорию разумных существ.
   Озарение внушило обоим благоговейный ужас, но Марвин все
еще был пригвожден к земле тяжелой лапой ганзера.
   - Это ставит меня в несколько затруднительное положение,
- сказал ганзер чуть погодя. - Естественный мой порыв -
отпустить тебя на все четыре стороны. Но я здесь работаю по
контракту, а в нем обусловлено...
   - Значит, ты не настоящий ганзер?
   - Нет. Я обменщик, как и ты, а родом с Земли.
   - Моя планета! - вскричал Марвин.
   - Я уж и сам догадался, - ответил ганзер. - Ты
американец. Скорее всего с восточного побережья, может, из
Коннектикута или Вермонта...
   - Штат Нью-Йорк! - вскричал Марвин. - Я из Стэихоупа!
   - А я из Саранак-Лейка, - сказал ганзер. - Звать меня
Отис Дагобер, мне тридцать семь лет.
   С этими словами ганзер убрал лапу с груди Марвина.
   - Мы соседи, - тихо произнес он. - Поэтому я не могу
тебя убить, точно так же как ты, я почти уверен, не мог бы
убить меня, даже будь у тебя возможность. А теперь, когда
мы узнали правду, навряд ли сможем продолжать наш страшный
труд. Но это печально, потому что, значит, мы нарушили
договорную дисциплину, а за ослушание фирма-наниматель
произведет с нами окончательный расчет. А уж что это такое,
ты и сам знаешь.
   Марвин подавленно кивнул. Он знал слишком хорошо. С
поникшей головой сидел он в безутешном молчании рядом с
новым другом.
   - Не вижу выхода, - сказал Марвин, после того как
некоторое время обдумывал ситуацию. - Может, спрячемся в
лесу на дёнек-другой? Но нас ведь наверняка разыщут.
   Неожиданно вмешалось яйцо ганзера.
   - Полно, будет вам, может, все не так безнадежно, как
кажется!
   - Что ты имеешь в виду? - спросил Марвин.
   - Да вот, - сказало яйцо ганзера, покрываясь ямочками от
удовольствия, - я считаю, за добро надо платить добром.
Правда, я могу влипнуть в неприятнейшую историю... Но
какого черта! Я думаю, что помогу вам покинуть планету.
   Марвин и Отис рассыпались в благодарностях, но яйцо
ганзера сразу предупредило их.
   - Не исключено, что вы перестанете благодарить, когда
увидите, что вас ждет, - сказало оно зловеще.
   - Ничего не может быть хуже, - отозвался Отис.
   - Вы еще удивитесь, - напрямик сказало яйцо ганзера. -
Вы еще очень и очень удивитесь... Сюда, джентльмены.
   - Но куда мы идем? - спросил Марвин.
   - Я отведу вас к Отшельнику, - ответило яйцо ганзера и...
упорно не произнесло больше ни слова. Оно решительно
покатилось вперед, а Марвин с Отисом двинулись следом.

                      XIII

   Шагали они и катились по дикому и буйному дождевому лесу,
на каждом шагу ожидая опасности. Но ни одна тварь на них не
набросилась, и в конце концов они вышли на лесную поляну.
   Там они увидели посреди поляны грубо сколоченную хижину и
сидящего перед ней на корточках человека.
   - Вот Отшельник, - сказало яйцо ганзера. - Он совсем
чокнутый.
   У землян не было времени переварить эту информацию.
Отшельник встал и воскликнул:
   - А ну стоп, постой, остановитесь! Откройтесь моему
разумению!
   - Я - Марвин Флинн, - сказал Марвин, - а это мой друг
Отис Дагобер. Мы хотим покинуть планету.
   Казалось, Отшельник не расслышал; он гладил длинную
бороду и задумчиво созерцал кроны деревьев. Низким унылым
голосом он произнес:

   - Пришел тот час, когда навеет скорбь
     Крик стаи журавлей, летящей вдаль.
     Сова-беглянка минет стороной
     Печальный мой приют, лишенный благ, -
     Что дарит небо, отнимают люди!
     Мерцают звезды, молча глядя в окна.
     О бегстве королей вещает шумом лес.

   - Он говорит, - перевело яйцо ганзера, - что
предчувствовал, что вы придете именно этой дорогой.
   - Он что, с приветом? - спросил Отис. - Он так
разговаривает...
   Отшельник сказал:

   - Теперь прочти мне вслух! Не потерплю,
     Чтоб ложь змеей вползла
     В мой разум, мне измену предвещая!

   - Он не желает, чтоб вы шептались, - перевело яйцо
ганзера. - Шепот наводит его на подозрения.
   - Это-то я и без тебя мог сообразить, - сказал Флинн.
   - Ну и сиди голодный, - оскорбилось яйцо ганзера. - Я
просто старался быть полезным.
   Отшельник сделал несколько шагов вперед, остановился и
сказал:

   - Что чего тебе здесь, аруун?

   Марвин покосился на яйцо ганзера, но оно упорно молчало.
Тогда, угадав смысл слов, Марвин ответил:
   - Сэр, мы хотим покинуть планету и пришли к вам за
помощью.
   Отшельник покачал головой и молвил:

   - Речь варвара! Паршивая овца
     И та пристойней блеет!

   - На что он намекает? - спросил Марвин.
   - Ты такой умный, догадайся сам, - ответило яйцо ганзера.
   - Извини, если я тебя чем обидел, - сказал Марвин.
   - Ничего, ничего.
   - Право же, я раскаиваюсь. Буду очень обязан, если ты
нам переведешь.
   - Ладно, - сказало яйцо ганзера по-прежнему хмуро. - Он
говорит, что не понимает тебя.
   - Не понимает? Но я ведь достаточно ясно выражаюсь.
   - Не для него, - сказало яйцо ганзера. - Чтобы до него
дошло, надо изложить все стихами.
   - Я? Никогда в жизни! - воскликнул Марвин с
инстинктивной дрожью отвращения, которое испытывают все
разумные земляне мужского пола при мысли о стихах. - Я
просто не умею! Отис, может быть, ты...
   - Нет уж! - в панике отозвался Отис.

   - Молчание сгущается. Теперь
     Пусть муж честной уста свои разверзнет.
     Мне оборот событий не по нраву.

   - Он начинает злиться, - прокомментировало яйцо ганзера.
- Попробуй, попытка не пытка.
   - Может, ты ответишь вместо нас, - предложил Отис.
   - Я вам не шестерка, - возмутилось яйцо ганзера. -
Хотите говорить - говорите сами за себя.
   - Единственное, что я помню еще со школьной скамьи, - это
"Рубай" Омара Хайяма, - признался Марвин.
   - Ну и валяй, - подбодрило его яйцо ганзера.
   Марвин подумал-подумал, нервно дернулся и произнес:

   - Откуда мы грядем? Куда свой путь вершим?
     На расу раса ополчилась без причин...
     Пришли мы получить совет, поддержку, помощь -
     Не обращай надежды нашей в дым.

   - Размер ломается, - шепнуло яйцо ганзера. - Но для
первой попытки недурно.
   Отис захихикал, и Марвин стукнул его хвостом. Отшельник
отвечал:

   - Изложено отменно, чужестранец!
     Сверх ожидания, найдешь ты помощь:
     Мужчины, невзирая на обличье,
     Всегда в беде друг друга выручают.

   Уже с меньшей запинкой Марвин произнес:

   - Везде зеленый рай, куда ни кинешь взгляд.
     Заря роскошна, сумрачен закат.
     Найдет ли бедный пилигрим спасенье
     Там, где у сильного бессильный виноват?

   Отшельник сказал:

   - Зело способен; в тощие года
     Худому языку навлечь недолю
     Беду на голову злосчастного владельца.

   Марвин сказал:

   - Коль ты мне друг, оставь словесную игру.
     И прочь отправь тотчас, иначе я умру.
     Мне дела нет, что скажут пустомели, -
     Бери меня и мной хоть затыкай дыру.

   Отшельник сказал:

   - За мною, господа! Расправьте плечи!
     Мужайтесь!
     И пусть надежны будут стремена!

   И так, мирно беседуя речитативом, они прошествовали к
хижине Отшельника, где увидели прикрытый куском коры
запрещенный разумопередатчик древней и диковинной
конструкции. Тут Марвин понял, что даже в самом крайнем
безумии есть система. Ибо Отшельник не пробыл на этой
планете и года, а уже сколотил изрядное состояние, занимаясь
контрабандной переброской беглецов на самые захудалые из
рынков Галактики.
   Неэтично, но как выразился Отшельник:

   - Пусть вам приспособленье не по нраву -
     Зачем хулой уста вы осквернили?
     Свет истины не меркнет, если даже
     Лучи его на вас не пролились.
     Мозгами пораскиньте: сколь разумно
     Пренебрегать дурным вином в пустыне,
     Где губы запекаются от жажды?
     Зачем же избавителей своих
     Вы судите сурово? Трех великий -
     Неблагодарность: кто укусит руку,
     Которая разжала смерти хватку?

   Прошло не так уж много времени. Найти работу для Отиса
Дагобера оказалось совсем нетрудно. Несмотря на все его
уверения в противном, в молодом человеке обнаружилась
слабая, но многообещающая садистская струнка. Поэтому
Отшельник переселил его разум в тело ассистента зубного
врача на Проденде-IX.
   Яйцо ганзера пожелало Марвину всяческих благ и укатилось
домой, в лес.
   - А теперь, - сказал Отшельник, - займемся тобой. Мне
кажется, что если твою психологию проанализировать с
предельной объективностью, то в тебе явственно
прослеживается тенденция к жертвенности.
   - Во мне? - поразился Марвин.
   - Да, в тебе, - ответил Отшельник.
   - К жертвенности?
   - Именно к жертвенности.
   - Не уверен, - заявил Марвин. На этой формулировке он
остановился из вежливости; в действительности же он был
вполне уверен, что Отшельник заблуждается.
   - Зато я уверен, - сказал Отшельник. - И без ложной
скромности могу сообщить, что опыт подыскания работ у меня
побольше твоего.
   - Да, наверное. Вы, я вижу, перестали говорить стихами.
   - Конечно, - сказал Отшельник. - С какой стати мне
продолжать?
   - Потому что раньше вы говорили только стихами, - ответил
Марвин.
   - Но это же совсем другое дело, - сказал Отшельник. -
Тогда я был на открытом воздухе. Приходилось защищаться.
Теперь я у себя дома и, следовательно, в полной
безопасности.
   - Неужели на открытом воздухе стихи действительно
защищают?
   - А как по-твоему? Я на этой планете второй год живу, и
второй год на меня охотятся две кровожадные расы, которые
убили бы меня на месте, если б только поймали. А я, как
видишь, цел и невредим.
   - Что ж, это очень хорошо. Но я не совсем понимаю, какое
отношение имеет ваша речь к вашей личной безопасности.
   - Черт меня побери, если я сам это понимаю, - сказал
Отшельник. - Вообще-то я считаю себя рационалистом, но
вынужден признать, хоть и с неохотой, что стихи действуют
безотказно. Они помогают; что еще можно добавить?
   - А вам не приходило в голову провести опыт? - спросил
Марвин. - Я имею в виду, не пробовали вы разговаривать на
открытом воздухе прозой? Возможно, что стихи вовсе не
обязательны.
   - Возможно, - ответил Отшельник. - А если бы ты
попробовал прогуляться по океанскому дну, то, возможно,
оказалось бы, что и воздух вовсе не обязателен.
   - Это не совсем одно и тоже, - возразил Марвин.
   - Это абсолютно одно и то же, - сказал Отшельник. - Но
мы говорили о тебе и твоей склонности приносить себя в
жертву. Повторяю, эта склонность открывает перед тобой путь
к чрезвычайно увлекательной работе.
   - Не интересуюсь, - уперся Марвин. - А еще что у вас
есть?
   - Больше ничего! - отрезал Отшельник.
   По странному стечению обстоятельств в этот миг снаружи,
из кустов, донесся невероятный треск и грохот, и Марвин
заключил, что за ним гонятся либо мельдяне, либо ганзеры,
либо те и другие.
   - Работу я принимаю, - сказал Марвин. - Однако вы
ошибаетесь.
   За Марвином осталось последнее слово, но зато за
Отшельником осталось последнее дело. Ибо, наладив свое
оборудование и отрегулировав приборы, он замкнул выключатель
и отправил Марвина навстречу новой карьере, на планету
Цельсий-5.

                      XIV

   На Цельсии-5 высшее проявление культуры - дарить и
принимать подарки. Отказаться от подарка немыслимо; такой
поступок вызывает в любом цельсианине эмоцию, сравнимую
разве что с земной боязнью кровосмешения. Как правило,
дарение не беда. Большей частью дары "белые" и выражают
всевозможные оттенки любви, благодарности, нежности и так
далее. Но бывают еще "серые" дары предупреждения и "черные"
дары смерти.
   И вот некий выборный чиновник получил от своих
избирателей красивое кольцо в нос. В нем обязательно надо
красоваться две недели. Великолепная была вещица, только с
одним недостатком - она тикала.
   Существо другой расы скорее всего закинуло бы это кольцо
в ближайшую канаву. Но ни один цельсианин, находясь в
здравом уме, этого не сделает. Он даже не отдаст кольцо на
проверку. Цельсиане руководствуются правилом: дареному
коню в зубы не смотрят. К тому же, просочись хоть слово
подозрения, разгорится непоправимый публичный скандал.
   Проклятое кольцо надо было таскать в носу целых две
недели.
   А оно тикало.
   Чиновник, которого звали Мардук Крас, обдумывал эту
проблему. Он размышлял о своих избирателях, о том, как он
им помогал, и о том, как он их давил. Кольцо
символизировало предупреждение, это-то было ясно. В лучшем
случае - предупреждение, серый дар. В худшем - черный;
миниатюрная бомба простейшей конструкции по истечении
нескольких томительно-тревожных дней разнесет ему голову.
   По природе своей Мардук не был самоубийцей; он знал, что
не хочет носить проклятое кольцо. Но он также знал, что
обязан носить проклятое кольцо. Итак, он оказался перед
классической цельсианской дилеммой.
   "Неужели они проделают со мной такое? - спрашивал себя
Мардук. - Только из-за того, что я перепланировал старый,
грязный жилой округ под предприятия тяжелой промышленности и
вступил в соглашение с гильдией домовладельцев, обязавшихся
повысить квартирную плату на 320 процентов взамен их
обещания в пятидесятилетний срок установить новые
водопроводные трубы? Так ведь, боже правый, я никогда и не
выдавал себя за совершенство".
   Кольцо весело тикало, отсчитывая секунды, щекоча нос и
будоража душу. Мардуку вспомнились другие чиновники,
которые головами поплатились, получив дары от слабоумных
озорников. Да, вполне возможно, что это черный дар.
   - Голодранцы тупые! - прорычал Мардук, облегчив душу
ругательством, которого никогда бы не осмелился произнести
на публике. Он горько переживал обиду. Работаешь не
покладая рук на всяких дряблокожих крючконосых кретинов - и
что же получаешь в награду? Бомбу в нос.
   Какое-то мгновение его так и подмывало закинуть кольцо в
ближайший бак с хлором. Тут бы он их проучил! И ведь был
прецедент. Разве святой Вориэг не отверг тотальное
подношение трех призраков?
   Да... Но по каноническому толкованию подношение
призраков было задумано как коварный подкоп под самую
сущность Даров и, следовательно, под самые устои общества;
ведь, сделав свое тотальное подношение, они исключили
возможность каких бы то ни было подарков в будущем.
   А кроме того, то, что достойно восхищения в святом
Второго Царства, отвратительно во второразрядном чиновнике
Десятой Демократии. Святые вольны поступать как им
заблагорассудится; простые люди должны поступать так, как
положено.
   Плечи Мардука поникли. Он облепил ступни горячей
целебной грязью, но и это не принесло ему облегчения.
Выхода не было. Не может один цельсианин противостоять
целому обществу. Придется носить кольцо и ждать того
леденящего душу мига, когда тиканье прекратится...
   Но постойте! Есть же выход!
   Да, да, выход найден! Надо только все организовать как
следует; но если получится, то Мардук сохранит и
безопасность и доверие общества. Пусть только проклятое
кольцо даст ему срок...
   Мардук Красс срочно созвонился с несколькими инстанциями
и устроил себе срочную командировку на Таами-2 (эдакое Таити
в Зоне Десяти Звезд). Разумеется, не телесную. Высокое
начальство не станет разбазаривать средства на то, чтобы
отправлять чье-то тело за сотни световых лет, когда
достаточно одного лишь разума. Бережливый, положительный
Мардук отправится по обмену. Он соблюдет если не дух, то
букву цельсианского обычая - оставит дома тело с дареным
кольцом, весело тикающим в носу.
   Надо только найти разум, который поселится в теле Мардука
на время его отсутствия. Но это несложно. В Галактике
чересчур много разумов и чересчур мало тел. Почему так -
никто не знает доподлинно. Ведь в конце концов каждый
начинает жизнь, обладая и тем и другим. Но в финале у одних
всегда оказывается чего-то больше, чем им нужно, будь то
богатство, власть или тела, а у других - меньше.
   Мардук связался с фирмой "Отшельник" (тела для любых
надобностей). У Отшельника нашлось как раз то, что нужно:
ярко выраженный землянин, молодой, мужского пола,
находящийся под угрозой скорой смерти и согласный на риск,
который связан с ношением тикающего кольца в носу. Вот так
Марвин Флинн попал на Цельсий-5. В виде исключения спешить
было некуда. По прибытии Марвин Флинн имел возможность
проделать все процедуры, предписываемые обменом. Он полежал
в полной неподвижности, медленно привыкая к новому телу. Он
пошевелил каждой конечностью, проверил все органы чувств и
быстро перебрал в уме первичную культурно- конфигурационную
нагрузку, излучаемую лобными долями, на предмет аналогичных
и тождественных факторов. Затем оценил эмоциональные и
структурные факторы мозжечка на предмет зенита, надира и
седловины. Почти все это он выполнил машинально.
Оказалось, что цельсианское тело сидит на нем как нельзя
лучше.
   Конечно, не обошлось без затруднений: дельта- кривая
была до нелепости эллиптичной, а УИТ (универсальные
игрек-точки) - не трапецевидными, а серповидными. Но чего и
ждать на планете типа 3В; если все пойдет нормально, ему не
грозят никакие неприятности.
   В общем, с таким комплексом "тело - среда - культура -
роль" он вполне мог сжиться и отождествить себя.
   Очень мило, мысленно подытожил Марвин. Только бы
проклятое кольцо в носу не взорвалось.
   Он встал и пригляделся к обстановке. Первым ему
бросилось в глаза письмо от Мардука Краса - оно было
привязано к запястью, чтобы Марвин сразу заметил.

               ДОРОГОЙ ОБМЕНЩИК!
   Добро пожаловать на Цельсий! Я понимаю, что при данных
обстоятельствах вы не замечаете особого гостеприимства, и
сожалею об этом поменьше вашего. Но я бы вам от всей души
советовал выкинуть из головы всякую мысль о внезапной
кончине и сосредоточиться на приятном времяпрепровождении.
Пусть вас утешает, что статистика смерти от черного дара не
выше, чем от несчастных случаев на плутониевом руднике, если
вы добываете плутониевую руду. Так что не нервничайте и
наслаждайтесь жизнью.
   Моя квартира вместе со всем, что в ней находится, - к
вашим услугам. Тело - также, только не переутомляйте его,
укладывайте спать не слишком поздно и не вливайте в него
чересчур много спиртного. Левое запястье повреждено, будьте
осторожны, если придется поднимать что-нибудь тяжелое.
Счастливо оставаться и не волнуйтесь, ведь тревога никому
еще не помогала разрешить ни одной проблемы.
   Не сомневаюсь, что вы джентльмен и не станете пытаться
вынуть кольцо из носа. Но на всякий случай сообщаю, что у
вас все равно ничего не выйдет: кольцо заперто на
молекулярный замок Джейверга, Еще раз до свидания,
постарайтесь выкинуть из головы все заботы и хорошо провести
время на нашей славной планете.
   Ваш преданный друг 
         МАРДУК КРАС.

   Сперва письмо обозлило Марвина, но после он расхохотался
и смял его в комок. Мардук, бесспорно, негодяй, но негодяй
симпатичный и широкая душа. Марвин решил извлечь максимум
возможного из сомнительной сделки, позабыть о предполагаемой
бомбе, прикорнувшей у него над губой, и наслаждаться
времяпрепровождением на Цельсии.
   Он пошел осматривать свой новый дом и остался очень
доволен. Квартира оказалась холостяцкой норой,
спланированной так, чтобы жить в свое удовольствие, а не
просто плодить детей. Основная особенность планировки -
пентабрахия - отражала служебное положение Краса. Сошки
помельче обходились системой трех-четырех галерей, а в
трущобах "Северные Болотники" целые семьи ютились в одно- и
двухгалерейных квартирах. Однако в ближайшем времени
намечалась жилищная реформа.
   Кухня, чистенькая и современная, изобиловала
гастрономическими чудесами. Были там и банки засахаренных
кольчатых червей, и миски с экзотическим салатом из морских
звезд, и восхитительно вкусные ломтики манилы, ваниллы,
горгонии и рениксы. Была консервированная "казарка
белощекая под ротифероорхидейным соусом" и пакет
быстрозамороженных сладких и кислых юсов. Но (как это
похоже на холостяков!) не было главного - ни головки
гастробула, ни бутылки газированного имбирного меда.
   Блуждая по длинным изогнутым галереям, Марвин обнаружил
музыкальную комнату. Здесь Мардук не пожалеет затрат...
Большую часть комнаты занимал огромный усилитель "Империал"
с двумя динамиками "Тиран" по бокам. Мардук применял
микрофон "Вихрь" с сорокаканальным подавлением,
селектор-дискриминатор ощущении "расширяющегося" типа был
оборудован поплавковым щелегорловым "пассивным" регулятором.
Сигнал снимался путем регенерирования изображений, но можно
было переключиться на модуляцию спада. Пусть не
профессионально сделанный, но все же отличный любительский
комбайн.
   Сердцем комплекса был, само собой, инсектарий - генератор
модели "Супер Макс", с ручным и автоматическим контролем
отбора и смешения, с регулируемой подачей и выброской, с
различными максимизирующими и минимизирующими устройствами.
   Марвин выбрал "Гавот кузнечика" (Корестал, 431 Б) и стал
вслушиваться в волнующее трахейное облигато и нежный
аккомпанемент духовых инструментов - спаренных мальфиговых
трубеол. Познания Марвина в музыке были весьма
поверхностными, но он оценил всю виртуозность исполнения: в
отдельной ячейке сидел кузнечик, зеленый в голубую полоску,
и у него слегка вибрировал второй сегмент брюшка.
   Марвин склонился над инсектарием и одобрительно кивнул.
Кузнечик в голубую полоску щелкнул жвалами, затем вновь
принялся за свою музыку. Это был специально выведенный
дискант для техничного исполнения; блистательный артист,
хотя трактовка у него не столь правильна, сколь эффектна.
Правда, этого Марвин не мог постигнуть.
   Марвин выключил тумблер, вернул переключатель из позиции
"Активность" в позицию "Спячка"; кузнечик вновь погрузился в
сон. Хорошо был укомплектован инсектарий, особенно
выделялись симфонии майских мух и новейшие причудливые песни
гусениц, но Марвину предстояло еще многое увидеть, и он пока
не стал забивать себе голову музыкой.
   В гостиной Марвин сел на массивную старинную глиняную
скамью (настоящий Уормстеттер!), прислонился к щербатому
гранитному подголовнику и решил отдохнуть. Но кольцо в носу
тикало и тикало, беспрерывно посягая на его чувство
благополучия. Он потянулся к низенькому столику и наудачу
вытянул из целой груды первую попавшуюся
палочку-почиталочку. Пробежался щупальцами по желобкам, но
без толку. Трудно было сосредоточиться даже на
развлекательном чтении. Нетерпеливо отшвырнув
палочку-почиталочку, он принялся строить планы.
   Но он был зажат в тисках неумолимого времени.
Приходилось исходить из того, что мгновения жизни строго
ограничены и их становится все меньше. Хотелось как-то
отметить последние часы. Но как?
   Он соскользнул с Уормстеттера и заметался по главной
галерее, ожесточенно пощелкивая когтями. Затем внезапно
принял решение и отправился в гардеробную. Там он выбрал
новую оболочку из золотисто-бронзового хитина и тщательно
задрапировал ею плечи. Лицевые щетинки он покрыл
ароматическим клеем и уложил en grosse (10) по щекам.
Щупальца обрызгал лаком, придающим жесткость, расправил под
изысканным углом шестьдесят градусов и придал им изящный
естественный изгиб. В заключение припудрил лавандовым
песком средний сегмент, а плечевые суставы окаймил черной
полосой.
   Он оглядел себя в зеркале и остался доволен своей
внешностью: одет хорошо, но без пижонства. Судя о себе с
предельной беспристрастностью, он нашел, что молод,
представителен и смахивает на ученого-гуманитария. Звезды с
неба навряд ли хватает, но и в грязь лицом не ударит.
   Он вышел из норы через главный вход и закрыл его входной
пробкой.
   Сгущались сумерки. Звезды мерцали над головой, но их
там, казалось, не больше, чем мириад огней у входов в
бесчисленные норы, публичные и частные, и все огни сливаются
в пульсирующее сердце большого города. Зрелище это глубоко
взволновало Марвина. Наверняка, наверняка где-нибудь в
переплетении столичных лабиринтов найдется нечто такое, что
доставит ему радость. Или хотя бы мирное забытье под
занавес.
   Итак, Марвин скорбно, хотя и не без трепетной надежды,
направил стопы к манящей, лихорадочной Центральной Канаве -
выяснить, что уготовано ему фортуной или ведено роком.

                         XV

   Стремительной размашистой походкой, скрипя кожаными
сапогами, шел Марвин Флинн по деревянному тротуару. Едва
уловимо повеяло смешанным ароматом шалфея и туи. Справа и
слева кирпичные стены жилищ отливали в лунном свете тусклым
мексиканским серебром. Из соседнего салуна донеслись
отрывистые аккорды банджо.
   Марвин затормозил на всем ходу и нахмурился. Откуда
здесь шалфей? И салун? Что тут происходит?
   - Что-нибудь неладное, чужестранец? - нараспев спросил
хриплый голос.
   Флинн круто обернулся. Из тени, падающей от
универсального магазина, выступила какая-то фигура. Это
оказался ковбой - дурно пахнущий сутулый бродяга в пыльной
черной шляпе, смешно заломленной на немытом лбу.
   - Да, что-то очень и очень неладно, - ответил Марвин. -
Все кажется каким-то чудным.
   - Не стоит волноваться, - заверил его ковбой- бродяга. -
У тебя просто изменилась система метафорических критериев, а
за это, видит бог, в тюрьму не сажают. Собственно говоря,
ты радоваться должен, что избавился от кошмарных ассоциаций
со зверями и насекомыми.
   - А что плохого было в моих ассоциациях? - возразил
Марвин.
   - В конце концов я ведь нахожусь на Цельсии-5 и живу в
норе.
   - Ну и что? - сказал ковбой-бродяга. - Разве у тебя нет
воображения?
   - Воображения у меня хоть отбавляй, - вознегодовал
Марвин.
   - Но не в том дело. Дело в том, что нелогично
воображать, будто ты на Земле и ковбой, когда по-настоящему
ты кротоподобное существо на Цельсии-5.
   - Ничего не попишешь, - сказал ковбой-бродяга. - Ты,
видно, перенапряг способность аналогизирования, и у тебя
вроде как предохранитель сгорел, вот что... Соответственно
твое восприятие взяло на себя задачу эмпирической
нормализации. Такое состояние называется "метафорическая
деформация".
   Тут Марвин вспомнил, как мистер Бландерс предостерегал
его от этого феномена. Метафорическая деформация, болезнь
всякого межзвездного путешественника, настигла его
мгновенно, без всякого предупреждения.
   Он знал, что должен встревожиться, но чувствовал лишь
короткое удивление. Эмоции его соответствовали восприятию,
ибо незамеченная перемена есть перемена неощутимая.
   - Когда же я начну видеть вещи такими, как они есть на
самом деле? - спросил Марвин.
   - Вот вопрос, достойный философа, - ответил
ковбой-бродяга. - Но применительно к твоему случаю синдром
пройдет, если только ты вернешься на Землю. А будешь и
дальше путешествовать - процесс перцептивного
аналогизирования обострится; правда, можно ожидать
кратковременных самопроизвольных светлых промежутков -
ремиссий нормального состояния. Все это показалось Марвину
занятным, но не опасным. Он поддернул джинсы и протянул с
ковбойским выговором:
   - Что-о-о ж, я так понимаю, играть надо теми картами, что
сданы, и нечего тут всю ночь препираться. А ты-то сам кто
будешь, чужестранец?
   Ковбой-бродяга отвечал не без самодовольства:
   - Я тот, без кого была бы невозможна наша беседа. Я
воплощение Необходимости; без меня тебе пришлось бы самому
припомнить всю теорию метафорической деформации, а ты вряд
ли на это способен. Позолоти ручку.
   - Так цыганки говорят, - презрительно сказал Марвин.
   - Извини, - ответил ковбой-бродяга без тени смущения. -
Сигаретки не найдется?
   - Табачок найдется, - сказал Марвин и протянул ему кисет
с "Булл-Дэргем". С секунду он задумчиво разглядывал нового
приятеля, затем объявил: - Что-о-о ж, вид у тебя
препоганый, к тому же ты, по-моему, наполовину осел и
наполовину шакал. Но я, пожалуй, буду тебя держаться, какой
ты ни есть.
   - Браво, - серьезно проговорил ковбой-бродяга. - С
изменением контекста ты справляешься лихо, как мартышка с
бананами.
   - Я так понимаю, ты это капельку загнул, - хладнокровно
сказал Марвин. - Куда мы теперь двинем, прохвессор?
   - В путь-дорогу, - ответил ковбой. - В ближайший салун
сомнительной репутации.
   - Гип-гип ура! - гаркнул Марвин и развязной походкой
устремился в распахнутые двери салуна.
   В салуне на руке у Марвина тотчас повисла некая особа.
Она впилась в него взглядом с улыбкой, напоминавшей
ярко-красный барельеф. Бегающие подчерненные глаза
имитировали прищур веселья; вялое лицо было размалевано
лживыми иероглифами оживления.
   - Пошли со мной наверх, детуля, - вскричала омерзительная
красотка. - Гулять будем, веселиться будем!
   - Самое забавное, - сказал бродяга, - что маску этой девы
предписывает обычай, требуя, чтобы те, кто продает
наслаждение, изображали радость. Требование, мой друг,
нелегкое, и не на всякую профессию оно налагается. Заметь:
торговке рыбой дозволено не любить селедку, торговец овощами
может в рот не брать репы, даже мальчишке-газетчику
прощается неграмотность. Никто не требует, чтобы сами
святые угодники получали удовольствие от священного
мученичества. Лишь смиренные продавцы наслаждений обязаны,
подобно Танталу, вечно ждать недосягаемого пиршества.
   - Твой друг - большой шутник, точно? - сказала
накрашенная ведьма. - Но ты мне больше по нраву, крошка, от
тебя у меня внутри все обмирает.
   На шее у бесстыдницы болтался кулон с миниатюрными
брелоками - черепом, пианино, стрелой, пинеткой и
пожелтевшим зубом.
   - Что это такое? - полюбопытствовал Марвин.
   - Символы.
   - Символы чего?
   - Пойдем наверх, я тебе все объясню, миленок.
   - Итак, - нараспев произнес ковбой-бродяга, - перед нами
истинное непосредственное самовыражение пробудившейся
женской натуры, рядом с которым наши мужские причуды кажутся
всего лишь детскими игрушками.
   - Пшли! -воскликнула гарпия и завертела мощным торсом,
имитируя страсть, которая казалась еще более отталкивающей
из-за того, что была неподдельна.
   - Большое вам, э... э спасибо, - промямлил Марвин, - но
сейчас я, пожалуй, не...
   - Ты не жаждешь любви? - недоверчиво переспросила
женщина.
   - Вообще-то не очень.
   Женщина уперла суковатые кулаки в крутые бедра и сказала:
   - Кто бы мог подумать, что я доживу до такого дня?
   Ладонью, по размерам и форме не уступающей чилийскому
плащу-пончо, она вцепилась ему в горло.
   - Пойдешь тотчас же, гнусный, трусливый, эгоистичный
ублюдок с нарциссовым комплексом, иначе, клянусь Аресом, я
сверну тебе шею как цыпленку!
   Казалось, драмы не миновать, ибо страсть лишала женщину
способности умерять свои желания.
   К счастью, ковбой-бродяга, повинуясь если не природным
склонностям, то по крайней мере велению рассудка, выхватил
из кобуры веер, жеманно склонился к разъяренной женщине и
похлопал ее по носорожьей руке.
   - Не смей делать ему больно! - приказал он скрипучим
контральто.
   Марвин быстро, хоть и не в тон, подхватил:
   - Да, скажи ей, чтоб перестала меня лапать! По-моему,
это уж слишком, нельзя даже спокойно выйти вечером из дому,
сразу нарвешься на скандал...
   - Не плачь, бога ради, не плачь! - прервал его
ковбой-бродяга. - Знаешь ведь, я не выношу, когда ты
плачешь!
   - Я не плачу! - насморочно всхлипнул Марвин. - Просто
она разорвала на мне рубашку. Твой подарок!
   - Подарю другую! - утешил ковбой. - Только не надо
больше сцен!
   Женщина глазела на них, разинув рот, и Марвин
воспользовался ее секундным замешательством, вынул из сумки
с инструментами ломик, подсунул его под распухшие багровые
пальцы женщины и высвободился из ее хватки. Пользуясь
благоприятным моментом, Марвин и ковбой-бродяга опрометью
метнулись в дверь, в два прыжка свернули за угол,
перескочили через мостовую и стремительно понеслись
навстречу свободе.
   Когда непосредственная опасность миновала, Марвин сразу
же пришел в себя. С глаз спала пелена метафорической
деформации, наступила перцептивно-эмпирическая ремиссия.
Теперь стало до боли ясно, что "ковбой-бродяга" на самом
деле не ковбой, а крупный жук-паразит вида "кфулу". Ошибки
быть не могло: жуки кфулу отличаются вторичным слюнным
потоком, расположенным чуть пониже и левее подпищеводного
ганглия.
   Жуки эти питаются чужими эмоциями - их собственные
давным-давно атрофировались. Как правило, они прячутся в
темных закоулках, поджидая, чтобы беззаботный цельсианин
прошел в поле досягания их рецепторов. Именно такое и
случилось с Марвином.
   Осознав это, Марвин направил на жука столь сильное
чувство гнева, что кфулу - жертва сверхостроты своих
эмоциональных рецепторов - свалился без сознания. Затем
Марвин оправил на себе золотисто-бронзовую оболочку,
напружинил щупальца и двинулся по дороге дальше.

                       XVI

   Он подошел к мосту, переброшенному через широкую и
быструю песчаную реку. И, дойдя до середины моста,
уставился вниз, на черные глубины, что непреклонно текли к
таинственному песчаному морю. Он смотрел, как
загипнотизированный, а кольцо в носу отбивало мелкую дробь
втрое чаще, чем сердце. И думалось Марвину:
   "Всякий мост - единство противоположностей.
Горизонтальная его протяженность свидетельствует о том, что
все на свете проходит, а вертикали неумолимо напоминают о
грозящих неудачах, о неизбежности смерти. Мы все
пробиваемся вперед, невзирая на препятствия, но под ногами у
нас разверзается бездна расплаты за первородный грех. Мы
строим, воздвигаем, сооружаем, но верховный архитектор -
смерть, она создает вершины лишь затем, чтобы существовали
пропасти.
   Перебрасывайте же ваши великолепные мосты хоть через
тысячу рек, о цельсиане, соединяйте разобщенные части своей
планеты. Ваше мастерство напрасно, ибо могила все еще у вас
под ногами, она все еще ждет, все еще терпелива. Перед вами
открыт путь, цельсиане, но он неминуемо ведет к смерти.
Несмотря на всю вашу хитрость, цельсиане, вы никак не можете
понять простую вещь. У сердца такая форма специально для
того, чтобы его пронзила стрела. Остальные эффекты -
побочные".
   Вот о чем думал Марвин, стоя на мосту. И его одолела
великая тоска, желание перечеркнуть все желания, отказаться
от боли и удовольствий, забыть мелкие радости и горести
успехов и неудач, покончить с развлечениями и продолжить
дело жизни, которое сводится к смерти.
   Медленно взобрался он на парапет и встал, балансируя над
вихрящимися струями песка. И тут он заметил краешком глаза,
как от столба отделяется тень, нерешительно подходит к
парапету, склоняется над бездной и с опасностью для жизни
перевешивается...
   - Стой! Погоди! - вскричал Марвин. Его разрушительные
стремления мгновенно угасли. Видел он лишь одно: живое
существо на краю гибели.
   Тень ахнула и рванулась к зияющей бездне. В тот же миг
Марвин кинулся к тени и ухватил ее за ногу.
   Нога так отчаянно отбрыкивалась, что Марвин чуть не
перелетел через парапет. Однако он быстро оценил
обстановку, впился присоском в пористый камень пешеходной
дорожки, для упора расставил пошире нижние конечности, двумя
верхними обвил фонарный столб, а двумя свободными руками
удерживал спасенного.
   Настал миг напряженного равновесия; затем сила Марвина
сломила сопротивление незадачливого самоубийцы. Медленно,
осторожно Марвин начал стаскивать спасенного вниз - отпустил
предплюсну, перехватил его ногу в области большой берцовой
кости и тянул вниз до тех пор, пока неизвестный не оказался
в безопасности на проезжей части моста.
   От собственных мрачных помыслов и следа не осталось.
Марвин сгреб самоубийцу за плечи и свирепо встряхнул.
   - Дурак несчастный! - закричал он. - Что это за
трусость? Только идиот или безумец сводит так счеты с
жизнью. Неужто у тебя вовсе нет силы воли, чертов ты...
   Он вовремя прикусил язык. Перед ним, отведя взгляд,
дрожал незадачливый самоубийца. И Марвин только теперь
заметил, что спас женщину.

                       XVII

   Позже, в отдельном кабинете примостного ресторана, Марвин
извинился за резкие слова, что вырвались у него не от души,
а по вспыльчивости. Но женщина, грациозно помахав лапкой,
отказалась принять извинение.
   - Вы ведь правы, - сказала она. - Мой поступок -
поступок идиотки или безумной, или той и другой. Боюсь,
ваше определение точно. Надо было дать мне прыгнуть.
   Марвин заметил, что она красива. Миниатюрная, ему едва
по грудь, но сложена безукоризненно. Брюшко подобно
точеному цилиндру, гордая головка наклонена к телу под углом
пять градусов (от такого наклона щемило на сердце). Черты
лица совершенны, начиная от милых шишечек на лбу и кончая
квадратной челюстью. Два яйцеклада скромно прикрывает белый
атласный шарф покроя "принцесс", обнажая лишь
соблазнительную полоску зеленой кожи. Ножки в оранжевых
обмотках, подчеркивающих гибкие сегменты сустава.
   Пусть она незадачливая самоубийца - для Марвина она была
самой ослепительной красавицей из всех, кого ему довелось
повидать на Цельсии.
   От ее красоты у Марвина пересохло в горле и зачастил
пульс. Он поймал себя на том, что не сводит глаз с белого
атласа, скрывающего и оттеняющего высокие яйцеклады. Он
потупился и поймал себя на том, что разглядывает
сладострастное чудо - длинную членистую ногу. Густо
краснея, он заставил себя смотреть на сморщенную родимую
шишечку на лбу.
   Женщина, казалось, не замечала его пылкого внимания. Она
простодушно предложила:
   - Может, мы познакомимся, раз уж так получилось?
   Оба неудержимо расхохотались над ее остротой.
   - Марвин Флинн, - представился Марвин.
   - Фристия Хелд, - назвалась молодая женщина.
   - Я буду звать вас Кэти, если вы не возражаете, - сказал
Марвин.
   Они снова рассмеялись. Затем Кэти стала серьезной.
Увидя, как быстро летит время, она сказала:
   - Еще раз большое вам спасибо. А теперь мне пора.
   - Конечно, - ответил Марвин, тоже вставая. - Когда мы
увидимся?
   - Никогда, - проговорила она тихо.
   - Но мне это необходимо! - воскликнул Марвин. - Я хотел
сказать - теперь, когда я вас нашел, я ни за что не
соглашусь вас потерять.
   Она грустно покачала головой.
   - Вы будете вспоминать обо мне хоть изредка? -
прошептала она.
   - Мы не должны расставаться! - сказал Марвин.
   - Ничего, переживете, - ответила она вовсе не в строгом
тоне.
   - Я теперь никогда больше не улыбнусь, - пригрозил
Марвин.
   - Кто-нибудь займет мое место, - предсказала она.
   - Вы просто демон-искуситель! - вскричал он в ярости.
   - Мы разошлись, как в море корабли, - поправила она.
   - Неужели мы не встретимся? - осведомился Марвин.
   - Время покажет.
   - Я бы ходил за вами как тень, - с надеждой сказал
Марвин.
   - К востоку от солнца и к западу от луны, - произнесла
она нараспев.
   - Как вы немилостивы, - надулся Марвин.
   - Я забыла про время, - сказала она. - Но теперь я о нем
вспомнила!
   С этими словами она вихрем метнулась к двери и исчезла.
Марвин проводил ее глазами, потом сел за стойку бара.
   - Один за мою крошку, другой на дорожку, - бросил он
бармену.
   - Все бабы фальшивые, - сочувственно заметил бармен,
наполняя бокалы.
   - При ней иссохну, без нее сохну, хандра у меня, -
пожаловался Марвин.
   - Парню нужна девушка, - изрек бармен.
   Марвин осушил бокал и снова протянул его бармену.
   - Розовый коктейль за мою голубую мечту, - распорядился
он.
   - Может, она устала, - предположил бармен.
   - Не знаю, за что я ее так люблю, - констатировал Марвин.
- Но по крайней мере знаю, отчего в небе померкло солнце.
Среди моего одиночества она преследует меня, как бренчанье
пианино в соседней квартире. Я буду поблизости, как бы она
со мной ни обращалась. Может, все это напрасно, но я
сохраню в памяти весну и ее, и не для меня ласкает кроны
вешний ветерок, и...
   Неизвестно, долго ли продолжал бы Марвин свои причитания,
если бы где-то на уровне его ребер, на два фута влево,
кто-то не прошептал:
   - Эй, миштер!
   Обернувшись на зов, Марвин увидел на соседнем табурете
маленького толстенького цельсианина в лохмотьях.
   - Чего тебе? - грубо спросил Марвин.
   - Вы хотеть видеть тот очень красивый мучача еще раз?
   - Да, хочу. Но что ты можешь...
   - Я частный сыщик разыскивать безвестно пропавших успех
гарантирован иначе ни цента в вознаграждение.
   - Что за странный у тебя говор? - поразился Марвин.
   - Ламбробианский, - ответил сыщик. - Я Хуан Вальдец,
родом из земель фиесты, что у самой границы, а сюда, в
большой город Норт, я приехал сколотить состояние.
   - Чучело гороховое, - ощерился бармен.
   - Какая вещь ты меня называть? - с подозрительной
кротостью переспросил маленький ламбробианин.
   - Я назвал тебя "чучело гороховое", паршивое ты чучело
гороховое, - ощерился бармен.
   - Так я и услышать, - сказал Вальдец. Он потянулся к
поясу, вытащил длинный нож с двусторонним лезвием и, всадив
его бармену в сердце, уложил того на месте.
   - Я человек кроткий, сеньор, - обратился он к Марвину. -
Я не легко обижаться. Право же, в родном селе Монтана Верде
де лос трес Пикос меня считать безобидный. Я ничего не
просить, только разводить пейотовый побеги в высоких горах
Ламбробии под сень того дерева, что называться "шляпа от
солнца", ибо то есть лучшие в мире пейотовые побеги.
   - Вполне сочувствую.
   - И все же, - продолжал Вальдец с нажимом в голосе, -
когда эксплойтатор дельнорте оскорбляет меня, а теме самым
позорит память взрастивших меня родителей, о сеньор, тогда
глаза мои застилает красный туман, нож сам вскакивает ко мне
в руку и оттуда без пересадки вонзается в сердце тому, кто
обидел сына бедняка.
   - С каждым может случиться, - сказал Марвин.
   - А ведь несмотря на острое чувство чести, - заявил
Вальдец, - я в общем-то как дитя - порывист и беспечен.
   - Я, собственно, успел это заметить, - отозвался Марвин.
   - Но хватит об этом. Так вы хотеть нанять меня сыщик
искать девушка? Ну конечно. Эль буэн пано эн эль арва се
венде, вердад? (11)
   - Си, омбре, - со смехом ответил Марвин. - И эль дезео
венсе аль миедо (12)!
   - Луэс, аделанте (13)!
   И рука об руку два приятеля шагнули в ночь под тысячи
сверкающих звезд, подобных остриям пик несметного воинства.

                        XVIII

   Выйдя из ресторана, Вальдец обратил смуглое усатое лицо к
небесам и отыскал созвездие Инвидиус, которое в северных
широтах безошибочно указывает на северо- северо-восток.
Приняв его за базисную линию, Вальдец мысленно начертил
крест с учетом ветра (дующего в щеку с запада со скоростью
пять миль в час) и мха на деревьях (отрастающего с северной
стороны стволов роняписа на миллиметр в день). Он сделал
поправку на восточную погрешность - один фут на милю (снос)
и южную погрешность - пять дюймов на сто ярдов (совокупность
эффектов тропизма). Затем, приняв к сведению все данные,
зашагал в юго-юго-западном направлении.
   Марвин последовал его примеру. Не прошло и часу, как они
вышли из городской черты на покрытые жнивьем поля. Еще
через час исчезли последние признаки цивилизации, потянулось
нагромождение гранита и скользкого полевого шпата.
   Вальдец не выказывал намерения остановиться, и в Марвине
смутно шевельнулось беспокойство.
   - Нельзя ли все же узнать, куда мы идем? - спросил он
наконец.
   Вальдец сверкнул белозубой улыбкой на загорелой
физиономии цвета сиены:
   - Искать вашу Кэти.
   - Неужто она живет так далеко от города?
   - Понятия не имею, где она живет, - пожал плечами
Вальдец.
   - Не имеете?
   - Да, не имею.
   Марвин остолбенел.
   - Но вы же говорили, будто знаете.
   - Никогда я ничего подобного не говорил ни прямо, ни
косвенно, - сказал Вальдец, наморщив темно-коричневый лоб.
- Я говорил, что помогу вам искать ее.
   - Но если вы не знаете, где она живет...
   - Совершенно неважно, - заявил Вальдец, строго подняв
куцый палец. - Наши поиски не имеют ничего общего с тем,
где Кэти живет; наши поиски сводятся к простейшей задаче -
найти саму Кэти. По крайней мере так я вас понял.
   - Да, конечно; - сказал Марвин. - Но если мы идем не
туда, где она живет, то куда мы идем?
   - Туда, куда она будет, - безмятежно ответил Вальдец.
   - Ага, - сказал Марвин.
   Шли они сквозь вздымающиеся чудеса минерального царства
и, наконец, пришли к низкорослым холмам, что как усталые
моржи залегли вокруг искрящегося голубого кита -
величественной горной цепи. Прошел еще час, и Марвин опять
забеспокоился. Однако на сей раз он высказал свои сомнения
обиняками, надеясь выведать тайну хитростью.
   - А вы давно знаете Кэти? - спросил он.
   - Ни разу не имел удовольствия встретиться, - ответил
Вальдец.
   - Значит, впервые увидели ее со мной в ресторане?
   - К сожалению, даже там я ее не видел, ибо, пока вы с ней
беседовали, я в мужском туалете выгонял из почки камень.
Возможно, я заметил ее краешком глаза, когда она
распрощалась с вами и вышла, но скорее всего то был
допплеровский эффект, созданный красным турникетом.
   - Значит, вы вообще ничего не знаете о Кэти?
   - Только то немногое, что слышал от вас; а это, по
совести, практически ничего.
   - Так как же вы собираетесь отвести меня туда, где она
будет? - возмутился Марвин.
   - А очень просто, - ответил Вальдец. - Если бы вы хоть
на секунду задумались, вам бы сразу все стало ясно.
   Марвин задумался на целых несколько секунд, но орешек
оказался ему не по зубам.
   - Будем рассуждать логически, - сказал Вальдец. - Какая
передо мной задача? НАЙТИ КЭТИ. Что мне известно о Кэти?
Ничего.
   - Не очень-то вы меня обнадеживаете.
   - Но это лишь половина задачи. Допустим, мне ничего не
известно о Кэти; но что мне известно об отыскании?
   - Что?.. - спросил Марвин.
   - Представьте, об отыскании мне известно решительно все,
- торжествующе объявил Вальдец, размахивая изящными
терракотовыми руками. - Ибо я специалист по теории поисков!
   - По чему? - переспросил Марвин.
   - По теории поисков, - повторил Вальдец уже не так
торжествующе.
   - Понятно, - сказал Марвин, ничуть не потрясенный. - Что
же, замечательно. Я уверен, что теория великолепна. Но
если вы ничего не знаете о Кэти, не представляю, чем вам
поможет даже самая прекрасная теория.
   Вальдец вздохнул (отнюдь не демонстративно) и провел
красновато-коричневой ладонью по усам.
   - Дружище, если бы вам было известно о Кэти все - ее
привычки, друзья, желания, антипатии, надежды, страхи,
мечты, планы и тому подобное, - как по-вашему, удалось бы
вам ее найти?
   - Наверняка удалось бы, - ответил Марвин.
   - Несмотря на то, что вы ничего не знаете о теории
поисков?
   - Да.
   - Что-ж, - а теперь рассмотрим обратный случай. О теории
поисков я знаю решительно все. Следовательно, мне нет нужды
знать что-либо о Кэти.
   Они безостановочно шагали вверх по склону горы, а склон
становился все круче. Выл и хлестал в лицо колючий ветер,
на тропинке под ногами появились лоскутья инея.
   Вальдец углубился в тонкости теории поисков, привел
следующие характерные случаи: Гектор ищет Лизандра, Адам
поджидает Еву, Галахад отправляется на поиски чаши святого
Грааля, ФредДоббс разведывает сокровища Сьерра-Мадре, Эдвин
Арлингтон Робинсон выявляет диалектальные особенности
типично американской milieu (14), Гордон Слан разыскивает
Наяду Маккарти, энтропия преследует энергию, бог
присматривает за человеком, а янг исследует имм.
   - Из этих примеров, - говорил Вальдец, - мы строим общую
концепцию поисков и ее основные следствия.
   Марвин был слишком подавлен, чтобы ответить. Ему вдруг
пришло в голову, что в этой ледяной безводной пустыне и
погибнуть недолго.
   - Как ни смешно, - продолжал Вальдец, - теория поисков
навязывает нам немедленный вывод: ничто не теряется в
истинном (или идеальном) смысле этого слова. Судите сами.
Для того, чтобы вещь потерялась, должно существовать какое-
то место, в котором она потерялась. Однако найти такое
место невозможно, поскольку простое множество не
подразумевает качественного различия. Или, выражаясь
терминами поисков, одно место похоже на любое другое.
Поэтому мы заменяем понятие "потеря" понятием
"неопределенное местонахождение", которое, само собой,
поддается математическому анализу.
   - Но ведь, если Кэти по-настоящему не потерялась, -
сказал Марвин, - значит, ее нельзя по-настоящему найти.
   - Суждение само по себе справедливое, - ответил Вальдец.
- Но это, конечно, всего-навсего ИДЕАЛЬНОЕ суждение, в
данном случае оно недействительно. Для практических целей
теорию поисков надо модифицировать. Больше того, надо
коренным образом изменить главную посылку и вернуть к
первоначальной концепции Потерянного и Найденного.
   - Звучит страшно путано.
   - Ну, это все довольно просто, лишь бы осилить теорию, -
успокоил Марвина Вальдец. - А теперь, чтобы гарантировать
успех, нам надо выбрать оптимальный принцип поиска.
Самоочевидно, что, если оба будут активно искать,
вероятность того, что вы найдете друг друга, резко
уменьшится. Представьте себе, что двое ловят друг друга по
бесконечным многолюдным анфиладам универсального магазина; и
сравните такой метод с усовершенствованной стратегией, когда
один ищет, а другой стоит на месте и спокойно ждет, пока его
найдут.
   Математически это формулируется чрезвычайно сложно, вам
придется поверить мне на слово. С наибольшей вероятностью
вы разыщете девушку или она разыщет вас, если кто-то один
будет разыскивать, а другой - позволит себя разыскивать.
Народная мудрость так и гласит.
   - Так что же будем делать?
   - Я ведь вам твержу! - вскричал Вальдец. - Один должен
искать, другой - ждать. Поскольку мы не в состоянии держать
поступки Кэти под контролем, придется исходить из того, что
она, следуя своему инстинкту, разыскивает вас. Поэтому вы
должны подавить свои инстинкты и ждать, тем самым позволив
ей вас найти.
   - Ждать? Только и всего? - переспросил Марвин.
   - Вот именно.
   - И вы серьезно думаете, что она меня найдет?
   - Ручаюсь жизнью.
   - Что ж... Ладно. Но куда же мы, в таком случае,
направляемся?
   - В то место, где вы будете ждать. На языке специалистов
- в пункт обнаружения.
   У Марвина был оторопелый вид, поэтому Вальдец объяснил
поподробнее:
   - Математическое ожидание того, что она вас найдет, для
всех мест одинаково. Поэтому пункт обнаружения мы можем
выбирать произвольно.
   - И какой же вы выбрали пункт обнаружения? - спросил
Марвин.
   - Поскольку это роли не играет, - ответил Вальдец, - я
выбрал село Монтана Верде де лос трес Пикос в провинции
Ацеланте страны Ламбробии.
   - Это, кажется, ваша родина? - спросил Марвин.
   - Вообще-то да, - сказал Вальдец, несколько удивленный и
сконфуженный. - Потому- то, верно, мне о нем сразу
подумалось.
   - Но ведь до Ламбробии, по-моему, очень далеко?
   - Порядочно, - признался Вальдец. - Но мы время зря не
потеряем: я обучу вас логике, а также народным песням моей
страны.
   - Это нечестно.
   - Дружище, - сказал ему на это Вальдец, - когда вы
принимаете чью-то помощь, довольствуйтесь тем, что вам дают,
а не тем, что вы хотели бы взять. У меня, как и у всех,
возможности ограниченные, но с вашей стороны попрекать меня
их ограниченностью - черная неблагодарность.
   Пришлось Марвину это снести: он понимал, что вряд ли
найдет обратную дорогу без посторонней помощи. И они
зашагали дальше по горам, распевая народные песни.

                         XIX

   Они все шли да шли вперед по зеркальному склону большой
горы. Свистал и выл ветер, трепал одежду, норовил оторвать
перетруженные пальцы. Крошился под ногами предательский
ноздреватый лед, когда путники судорожно искали опоры,
прижимая исхлестанные тела к обледенелому склону и на манер
пиявок передвигаясь по ослепительной поверхности.
   Вальдец сносил все с равнодушием святого.
   - Это есть трудно, - ухмыльнулся он. - Но все же ради
ваша любовь к той женщина вы не раскаиваться, си?
   - Да, уж конечно, - пробормотал Марвин. По правде
говоря, у него появились сомнения. В конце концов с Кэти он
не провел и часу.
   Рядом прогремел снежный обвал, тонны белой смерти
пронеслись буквально в дюймах от изнемогающих странников.
Вальдец безмятежно улыбнулся.
   - За всеми препятствиями, - нараспев произнес он, - вас
ждет вершина мироздания - лицо и фигура возлюбленной.
   - Да, уж конечно, - откликнулся Марвин.
   Вокруг вихрились и сверкали копья ледяных сосулек,
сорванных с высокой докальмы. Марвин стал было думать о
Кэти и обнаружил, что не помнит, как она выглядит. Ему
пришло в голову, что любовь с первого взгляда сильно
переоценивают.
   Впереди неясно виднелся обрыв. Марвин поглядел на него,
на мерцающие ледяные поля за ним и пришел к выводу, что
игра, собственно, не стоит свеч.
   - По-моему, - сказал Марвин, - нам лучше вернуться.
   Вальдец чуть заметно улыбнулся, помедлил в самом начале
головокружительного спуска в бушующий ветрами ад
фантастических снежных гор.
   - Дружище, - сказал он, - я знаю, почему вы так говорите.
   - Знаете? - переспросил Марвин.
   - Конечно. Вы явно не хотите, чтобы я рисковал своею
жизнью, продолжая безрассудные, хоть и возвышенные, поиски.
И явно намереваетесь пуститься на поиски в одиночку.
   - Вы так считаете? - переспросил Марвин.
   - Безусловно. Даже самый невнимательный наблюдатель
заметит, что вы твердо решили искать свою любовь, невзирая
ни на какие опасности, - такой уж у вас железный характер.
Точно так же ясно, что вашей благородной и великодушной
натуре претит мысль вовлечь преданного друга и надежного
товарища в столь гиблую авантюру.
   - Да вот, - начал Марвин, - я не уверен...
   - Зато я уверен, - спокойно заявил Вальдец. - И на ваш
невысказанный вопрос отвечаю так: "Дружба подобна любви -
она не ведает границ".
   - Что ж, это очень мило с вашей стороны, - сказал Марвин,
не сводя глаз с обрыва. - Но вообще-то я не так уж коротко
знаком с Кэти и не знаю, подходим ли мы с ней друг другу.
Так что в конце концов, может быть, нам лучше уносить отсюда
ноги.
   - Вашим словам недостает убеждения, дружище, - рассмеялся
Вальдец. - Умоляю вас, не тревожьтесь о моей безопасности.
   - Собственно говоря, - возразил Марвин, - я тревожусь о
своей безопасности.
   - Пустое! - весело вскричал Вальдец. - Жар страсти
обличает наигранную холодность ваших слов. Вперед, дружище!
   По-видимому, Вальдец твердо решил силой привести Марвина
к Кэти, хочет того Марвин или нет. Единственный выход -
нанести молниеносный удар в челюсть, после чего можно будет
утащить Вальдеца, да и самому вернуться назад к цивилизации.
Марвин бочком подался вперед.
   Вальдец попятился.
   - О нет, дружище! - вскричал он. - Опять-таки
самонадеянная любовь выдает все ваши побуждения. Оглушить
меня хотите, не так ли? А потом, удостоверясь, что мне
здесь удобно, что я в безопасности и обеспечен едой, вы
ринетесь один-одинешенек в белую пустыню. Но я отказываюсь
подчиняться. Мы продолжим путь вместе, компадре.
   И, взвалив на плечи рюкзак со всей провизией, Вальдец
начал спускаться по обрыву. Марвину оставалось только
последовать за ним.
   Не будем утомлять читателя подробностями великого
перехода через горы Мореску, страданиями обалдевшего от
любви юного Флинна и его непоколебимого спутника. Не будем
описывать ни причудливые галлюцинации, мучившие странников,
ни временное помешательство Вальдеца, когда он вообразил
себя пташкой, способной перемахнуть через тысячефутовую
бездну. Точно так же никого, кроме философов, не
заинтересует психологический процесс, в результате которого
Марвин от размышлений о принесенных им жертвах, через
привязанность к упомянутой даме, пришел к пылкой
привязанности, затем к любви и, наконец, к всепоглощающей
страсти.
   Достаточно сказать, что все это было, что путешествие по
горам длилось много дней и принесло много переживаний. Но,
наконец, оно завершилось.
   С гребня последней горы Марвин глянул вниз и вместо
ледяных полей увидел зеленые луга, холмистые леса под летним
солнцем и деревушку, приютившуюся в речной извилине.
   - Это... это не... - начал Марвин.
   - Да, сын мой, - тихо сказал Вальдец. - Это село Монтана
де лос Пикос, провинция Аделанте, страна Ламбробия, в долине
Последождика.
   Марвин поблагодарил своего гуру - никаким другим словом
не обозначишь роль, сыгранную лукавым, безгрешным Вальдецом,
- и стал спускаться в пункт обнаружения, где должен был
поджидать Кэти.

                         XX

   Монтана де лос Пикос! Здесь среди прозрачных озер и
высоких гор простые добродушные крестьяне неторопливо
трудятся под лебедиными шеями пальм. В полдень и в полночь
по амбразурам стен старинного замка прокатывается жалобное
эхо гитарных переборов. Шоколадно-коричневые девы собирают
палые гроздья винограда, а за ними надзирает усатый каюк с
дремлющим кнутом, намотанным на мохнатую кисть. В этот-то
странный, но привлекательный осколок отошедшей эпохи и
привел Флинна верный Вальдец.
   Сразу за околицей села, на живописном пригорке, стояла
гостиница, или посада. Туда-то и устремился Вальдец.
   - А это действительно лучшее место для ожидания? -
спросил Марвин.
   - Нет, не лучшее, - с всеведущей улыбкой ответил Вальдец.
- Но, выбрав его, а не запыленную городскую площадь, мы
избегли ошибки "мнимо-оптимального варианта". К тому же тут
гораздо уютнее.
   Марвин склонился перед высокой мудростью усатого спутника
и устроился в посаде как дома. Он сел за вкопанный в землю
стол, откуда хорошо просматривался двор и дорога за ним. Он
подкрепился фляжкой вина и в соответствии с теорией поиска
приступил к выполнению своей теоретической функции, а именно
- стал Ждать.
   Час спустя Марвин заметил, что по белой глянцевой ленте
дороги медленно движется крохотная темная фигурка. Она
приблизилась, и Марвин увидел перед собой уже немолодого
человека, согнутого под бременем тяжелого цилиндрического
предмета. Но вот человек поднял изможденное лицо и взглянул
Марвину прямо в глаза.
   - Дядя Макс! - закричал Марвин.
   - А-а, Марвин, здравствуй, - отвечал дядя Макс. - Будь
добр, налей мне стаканчик вина. Дорога уж очень пыльная.
   Марвин налил стакан вина, с трудом веря собственным
глазам: ведь дядя Макс таинственно исчез лет десять назад.
Последний раз его видели, когда он играл в гольф при
загородном клубе "Фэйрхэвен".
   - Что с тобой приключилось? - спросил Марвин.
   - На двенадцатой лунке угодил в искривление времени, -
ответил дядя Макс. - Если вернешься на Землю, Марвин,
поговори об этом с директором клуба. Я ведь никогда не был
кляузником; но мне представляется, что финансовую комиссию
надо поставить в известность, пусть обнесет аварийный
участок забором или какой-нибудь изгородью. Я-то ладно, а
вот если исчезнет ребенок, будет большой скандал.
   - Конечно, поговорю, - сказал Марвин. - Но, дядя Макс,
сейчас-то ты куда направляешься?
   - У меня свидание в Самарре (15), - отвечал дядя Макс. -
Спасибо за вино, мальчик, и побереги себя. Кстати, знаешь
ли ты, что у тебя в носу что-то тикает?
   - Знаю, - сказал Марвин. - Это бомба.
   - Надо полагать, ты отдаешь себе отчет в своих поступках,
- сказал дядя Макс. - До свидания, Марвин.
   И дядя Макс устало потащился дальше по дороге; сумка для
гольфа покачивалась у него за спиной, а клюшка N 2 была
вместо посоха. Марвин возобновил прерванное ожидание.
   Полчаса спустя Марвин заметил, что по дороге спешит
какая-то женщина. В нем всколыхнулась было надежда, но он
тотчас же тяжело опустился на стул. Это была отнюдь не
Кэти, а всего-навсего его мать.
   - Далеко ты забралась от дома, мамуля, - сказал он
спокойно.
   - Знаю, Марвин, - откликнулась мать. - Но меня,
понимаешь, схватили торговцы живым товаром.
   - Господи, мамуля! Как это случилось?
   - Видишь ли, Марвин, - рассказала мать, - я пошла отнести
рождественские гостинцы одной бедной семье в переулке
Вырвиглаз, а там, как на грех, полицейская облава, и вообще
много чего приключилось, и меня опоили наркотиками, и
очнулась я в Буэнос-Айресе, в роскошной комнате, а возле
меня стоял чело- век, делал мне глазки и на ломаном
английском языке спрашивал, не хочу ли я побаловаться. А
когда я сказала "нет", он сгреб меня с явно гнусными
намерениями.
   - Ух ты! А что потом?
   - Да что ж, - сказала мать, - на мое счастье, я вспомнила
прием, которому меня научила миссис Джесперон. Ты знаешь,
что человека можно убить, если сильно ударить пониже носа?
Не хотелось мне так делать, Марвин, но это оказалось
наилучшим выходом. И вот я очутилась на улицах
Буэнос-Айреса, а потом потянулось то, другое, одно за одним,
и вот я здесь.
   - Вина выпьешь? - предложил Марвин.
   - Спасибо за внимание, - сказала мать, - но мне, право
же, пора.
   - Куда ты?
   - В Гавану, - ответила мать. - У меня поручение к
Гарсии. Марвин, ты не простужен?
   - Нет, это я гнусавлю оттого, что у меня в носу бомба.
   - Побереги себя, Марвин, - сказала мать и заторопилась
дальше.
   Шло время. Марвин пообедал на веранде, запил обед
графином Сангре ди Омбре урожая ...36-го года и расположился
в густой тени беленого палладиума. Золотое солнце
потянулось к горным вершинам. По дороге мимо гостиницы
поспешно шел какой-то человек...
   - Отец! - закричал Марвин.
   - Добрый день, Марвин, - поздоровался отец, умело
скрывая, как он ошарашен. - Должен тебе заметить, что ты
мне попадаешься в самых неожиданных местах.
   - Могу сказать о тебе то же самое, - ответил Марвин.
   Отец нахмурился, поправил галстук и переложил чемоданчик
в другую руку.
   - В том, что я здесь, нет ничего удивительного, - сказал
он сыну. - Обычно твоя мать отвозит меня со станции домой
на машине. Но сегодня она опоздала, и я пошел пешком. Раз
уж я шел пешком, мне взбрело в голову срезать угол и пройти
по площадке для гольфа.
   - Понятно, - произнес Марвин.
   - Признаться, - продолжал отец, - кратчайший путь
оказался самым длинным, так как, по моим подсчетам, я гуляю
по этой местности почти час, я то и больше.
   - Папа, - сказал Марвин, - только не волнуйся, но дело в
том, что ты уже не на Земле.
   - Не вижу в твоей шутке ничего смешного, - заметил отец.
- Я, бесспорно, дал кругаля, да и архитектура здесь не
такая, какую рассчитываешь увидеть в штате Нью-Йорк. Но не
сомневаюсь, что, если я пройду по этой дороге еще ярдов сто;
то попаду на Эннендейл-авеню, а она выведет меня на
перекресток Кленового и Елового переулков. А уж оттуда и до
дома рукой подать.
   - Наверное, ты прав, - сказал Марвин. Ему еще ни разу в
жизни не удавалось переспорить отца.
   - Мне пора, - сказал отец. - Между прочим, Марвин, тебе
известно, что у тебя в носу какой-то чужеродный предмет?
   - Да, сэр, - отвечал Марвин. - Это бомба.
   Отец сурово нахмурился, испепелив сына взглядом, горько
покачал головой и зашагал дальше.
   - Не понимаю, - делился позднее Марвин с Вальдецом. -
Почему они все меня находят? Это даже как-то
противоестественно!
   - Противоестественно, - заверил его Вальдец. - Но зато
неизбежно, что гораздо важнее.
   - Может, и неизбежно, - сказал Марвин. - Но и в высшей
степени невероятно.
   - Факт, - согласился Вальдец. - Хотя мы предпочитаем
называть это форсированной вероятностью; другими словами,
это одно из неопределенных обстоятельств, сопутствующих
теории поиска.
   - Боюсь, я не совсем понимаю, - сказал Марвин.
   - Все довольно просто. Теория поиска - чистая теория;
это значит, что на бумаге она подтверждается всегда. Но
стоит только применить ее на практике, как мы сталкиваемся с
трудностями, главная из которых - явление неопределенности.
В самых простых словах происходит вот что: наличие теории
препятствует подтверждению теории. Видите ли, теория не
может учитывать свое влияние на самое себя. Идеальный
вариант - когда теория поиска действует во вселенной, где
вообще нет никакой теории поиска. Практически же (а нас
волнует именно практика) теория поиска действует в мире, где
есть теория поисков, которой свойствен так называемый
"зеркальный эффект", или "эффект удвоения самой себя".
   - Гмм... - промычал Марвин.
   - Конечно, - прибавил Вальдец, - надо принимать в расчет
лямбду-ши - выражение, обозначающее обратно пропорциональную
зависимость всех возможных поисков и всех возможных находок.
Так, когда в связи с неопределенностью прочих факторов
лямбда-ши возрастает, вероятность неудачного поиска
стремительно падает почти до нуля, а вероятность поиска
успешного быстро увеличивается до единицы.
   - Означает ли это, - спросил Марвин, - что из- за такого
эффекта теории все поиски будут успешны?
   - Именно, - ответил Вальдец. - Вы сформулировали
превосходно, хотя и недостаточно строго. Все возможные
поиски будут успешны в течение, или на протяжении периода,
соответствующего коэффициенту раскрытия системы.
   - Теперь понятно, - сказал Марвин. - Если верить теории,
я обязательно найду Кэти.
   - Да, - подхватил Вальдец. - Вы обязательно найдете
Кэти: больше того, вы обязательно найдете всех и каждого.
Единственное ограничение - коэффициент раскрытия системы,
или РС.
   - Вот оно что, - протянул Марвин.
   - Естественно, поиски бывают успешными лишь в течение
срока, или периода РС. Но длительность РС есть величина
переменная, она колеблется от 6,3 микросекунды, до
1005,34543 года.
   - А в моем случае сколько будет длиться РС? - спросил
Марвин.
   - Многие мечтали бы услышать ответ на этот вопрос, -
искренне развеселился Вальдец.
   - Этого-то я и боялся, - поскучнел Марвин.
   - Наука - жестокий хозяин, - согласился Вальдец. Но тут
же игриво подмигнул и сказал: - Правда, и самого жестокого
из хозяев можно обвести вокруг пальца.
   - Вы хотите сказать, что решение есть? - вскричал
Марвин.
   - К несчастью, не академическое, - ответил Вальдец.
   - И все же, - сказал Марвин, - если оно правильное, то
давайте попробуем.
   - По-моему, не стоит, - ответил Вальдец.
   - Я настаиваю, - сказал Марвин. - В конце концов в
поиске заинтересован именно я.
   - С точки зрения математики это к делу не относится, -
заметил Вальдец. - Но вы, наверное, все равно не дадите мне
покоя до тех пор, пока я вас не ублажу.
   Вальдец удрученно вздохнул, извлек из пояса клочок бумаги
и огрызок карандаша и спросил:
   - Сколько монет у вас в кармане?
   Порывшись в кармане, Марвин сказал:
   - Восемь.
   Вальдец записал эту цифру, потом выяснил год и день
рождения Марвина, номер его удостоверения личности, размер
обуви и рост в сантиметрах. Над этими данными он произвел
какие-то математические выкладки. Затем попросил Марвина
назвать наудачу любое число от 1 до 14. К названному числу
он прибавил несколько своих, после чего несколько минут
выводил какие-то каракули и что-то подсчитывал.
   - Ну? - поторопил его Марвин.
   - Помните, результат представляет собой всего-навсего
статистическую вероятность, - сказал Вальдец, - и
заслуживает доверия лишь как таковой.
   Марвин кивнул. Вальдец продолжал:
   - В нашем конкретном случае период раскрытия системы
истекает ровно через одну минуту сорок восемь секунд
плюс-минус пять минимикросекунд.
   Он сверился с часами и удовлетворенно кивнул.
   Марвин собрался было категорически запротестовать против
такой несправедливости и спросить, почему Вальдец не
произвел столь существенных подсчетов раньше. Но взгляд его
упал на дорогу, неповторимой белизной светящуюся на фоне
густой синевы вечера.
   Он увидел, что по направлению к посаде медленно движется
какая-то фигура.
   - Кэти! - закричал Марвин. Ибо это действительно была
она.
   - Поиск завершен за сорок три минимикросекунды до
истечения периода РС, - констатировал Вальдец. - Еще одно
экспериментальное подтверждение теории поиска.
   Но Марвин его не слышал: он устремился по дороге
навстречу долгожданной своей любви и сжал ее в объятиях. А
Вальдец, лукавый друг и молчаливый попутчик, скупо улыбнулся
про себя и заказал еще бутылку вина.

                          XXI

   Наконец-то они соединились: прекрасная Кэти,
прогневавшая звезды и затравленная планетами, притянутая
таинственной магией пункта обнаружения; и Марвин, молодой и
сильный, с белозубой улыбкой, вспыхивающей на загорелом
добродушном лице. Марвин, с задором и бездумной
самоуверенностью юных собравшийся принять вызов древней
непознаваемой вселенной; и рядом с ним Кэти, моложе годами,
но много старше унаследованной интуитивной женской
мудростью, прелестная Кэти, в красивых темных глазах которой
словно притаилась задумчивая грусть, неуловимая тень
предвидимой скорби, о которой Марвин и не подозревал, лишь
чувствовал горячее, непреодолимое желание защищать и лелеять
эту девушку, с виду такую хрупкую, окутанную тайной, которую
она не может открыть, девушку, что, наконец, пришла к нему -
человеку, лишенному тайны, которую мог бы открыть.
   Счастье их было омрачено и возвышенно. В носу у Марвина
тикала бомба, отсчитывала неумолимые мгновения его судьбы,
создавала четкий метрономический ритм для танца любви. Ко
чувство обреченности лишь теснее сплело две несхожие судьбы,
вдохнуло в их отношения нежность и значимость.
   Из утренней росы он создал для нее водопад, из
разноцветных камешков на лугу у ручья сделал ожерелье
красивее изумрудного, печальнее жемчужного. Она оплела его
сетью шелковистых волос, увлекла его далеко вниз, в глубокие
и бездонные воды, за пределы забвения. Он показал ей
замерзшие звезды и расплавленное солнце; она подарила ему
длинные перевитые тени и шуршанье черного бархата. Он
протянул к ней руку и коснулся мха, травы, вековых деревьев,
радужных скал; кончики ее пальцев задели старые планеты и
серебряный свет луны, вспышки комет и вскрик испаряющихся
солнц.
   Они играли в такие игры, где он умирал, а она старилась;
они делали так, чтобы испытать радость повторного рождения.
Любовью они рассекали время на части и вновь складывали,
лучшим, более емким, более медлительным. Их игрушками были
горы, степи, равнины, озера. Души их искрились, словно
дорогой мех.
   Они стали любовниками. И не постигали ничего, кроме
любви.
   Но их любило далеко не все живое и неживое. Сухие пни,
бесплодные орлы, зацветшие пруды таили злобу на их счастье.
Клятвы и заверения любовников проходили мимо
безотлагательности перемен, безразличных к тому, что
предполагает человек, и с удовольствием продолжающих свою
деятельность по разрушению вселенной. Выводы, не
поддающиеся подтасовкам, угодливо подчинялись древним
предначертаниям, записанным на костях, вкрапленным в кровь,
вытатуированным на коже тела.
   Бомбе предстояло взорваться. Тайна требовала раскрытия.
А из страха рождались знание и печаль.
   И однажды утром Кэти не стало, словно вовсе не бывало.

                     XXII

   Ушла! Кэти ушла! Возможно ли? Неужто жизнь, этот
мрачный шутник, вновь принялась за свои губительные шутки?
   Марвин отказывался верить. Он обшарил все закоулки
посады, терпеливо облазил всю деревушку. Нигде. Он
продолжил поиски в ближайшем городе Сан Рамон де лас
Тристецас, опросил официанток, домовладельцев, лавочников,
проституток, полисменов, сводников, нищих и всех прочих. Он
спрашивал, не видал ли кто девушки, прекрасной, как утренняя
заря, с волосами красоты неописуемой, руками и ногами
несравненной гибкости, с чертами лица, прелесть которых
равняется лишь их правильности, и так далее. Но те, кого он
спрашивал, грустно отвечали: "Увы, сеньор, мы не видали та
женьчина, ни нынче, ни ранее, никогда в жизни".
   Он успокоился ровно настолько, чтобы дать связное
описание ее примет, и нашел на шоссе романтика, который
видел девушку, похожую на Кэти, - она катила на запад в
большом автомобиле вместе с плотным мужчиной, курившим
сигарету. А какой-то трубочист подглядел, как она покидала
город с золотисто-голубой сумочкой в руках. Шла она твердым
шагом.
   Затем подручный на бензозаправочной станции передал ему
от Кэти в спешке нацарапанную записку, которая начиналась
словами: "Марвин, милый, умоляю, постарайся понять меня и
остальное было неразборчиво. простить. Я ведь много раз
пыталась тебе сказать, мне позарез..."
   остальное было неразборчиво
   С помощью криптоанализатора Марвин разобрал
заключительные слова: "Но я всегда буду тебя любить и
надеюсь, что у тебя хватит великодушия изредка поминать меня
добрым словом. Любящая тебя Кэти".
   Остальные строки, превращенные горем в загадку, не
поддавались никакой расшифровке.
   Выразить смятение Марвина - все равно что пытаться
передать предрассветный полет цапли: то и другое ни в
сказке сказать, ни пером описать. Достаточно упомянуть, что
Марвин подумывал о самоубийстве, но отделался от этой мысли.
   Ничто не помогало. Опьянение лишь вызывало слезливость.
Отречение от мира казалось детским капризом. Все это никуда
не годилось, и Марвин ни на что не решился. С сухими
глазами, точно живой труп, проводил он дни и ночи. Он
ходил, разговаривал, даже улыбался. Был неизменно вежлив.
Но его закадычному другу Вальдецу казалось, что настоящий
Марвин погиб при мгновенном взрыве горя, а его место заняло
плохо сделанное подобие человека. Марвина не стало; у
куклы, занявшей его место, вид был такой, будто, исправно
подделываясь под человека, она с минуты на минуту свалится
от напряжения сил.
   Вальдец был в растерянности и ужасе. Никогда старый
лукавый специалист по поискам не сталкивался со столь
трудным случаем. С отчаянной энергией пытался он вывести
друга из состояния живой смерти.
   Начал он с сочувствия:
   - Я хорошо представляю, каково вам, мой несчастный друг,
ибо однажды, когда я был еще совсем молод, мне довелось
пережить то же самое, и я нахожу...
   Это ни к чему не привело, и Вальдец испробовал грубость:
   - Черт меня побери, да что вы разнюнились из-за дешевки,
которая натянула вам нос? Клянусь адским огнем, вот что я
скажу: в нашем мире женщин не перечесть, и тот не мужчина,
кто забивается скулить в уголок, когда можно любую
приласкать без...
   Бесполезно. Вальдец попробовал отвлечь внимание друга:
   - Смотрите-ка, смотрите, вон там три птички на ветке, у
одной в горле нож и в лапке скипетр, а поет она веселее
остальных. Чем вы это объясняете, а?
   Марвин ничем не объяснял. Невозмутимый Вальдец пытался
пробудить в друге жалость к ближнему.
   - Знаете, Марвин, малыш, лекари поглядели на эту мою
экзему и сказали, что она смахивает на пандемическое
импульжение. Жить мне осталось от силы двенадцать часов, а
потом я плачу по счету и освобождаю место за столом для
других желающих. Но в свои последние двенадцать часов я вот
что хотел бы сделать...
   Впустую. Вальдец попытался расшевелить друга философией:
   - Простым крестьянам виднее, Марвин. Знаете, что они
говорят? Сломанным ножом не выстругаешь хорошего посоха.
По-моему, вам стоило бы подумать об этом, Марвин...
   Но Марвин в прострации не желал об этом думать. Вальдец
качнулся к гиперстрацианской этике:
   - Значит, считаете себя раненым? Но рассудите: личность
невыразима, уникальна и нечувствительна к внешним
воздействиям. Поэтому ранена только рана; а она, будучи
внешней по отношению к субъекту и чуждой интуиции, не
создает повода для боли.
   Марвин остался непоколебим. Вальдец обратился к
психологии.
   - Утрата возлюбленной, по Штейнметцеру, есть ритуально
воспроизведенная утрата фекальной личности. Как ни забавно,
мы-то полагаем, что скорбим о дорогих ушедших, а на самом
деле убиваемся по невозвратимо утраченным экскрементам.
   Но и эти слова не пробили броню пассивности Марвина. Его
меланхоличная отвлеченность от всех человеческих ценностей
казалась необратимой; такое впечатление усилилось, когда в
один прекрасный день перестало тикать кольцо в носу.
Никакая это была не бомба, а всего лишь серое предупреждение
Мардуку Красу от избирателей. Над Марвином больше не висела
непосредственная угроза, что ему разнесет голову.
   Но и внезапная удача не вывела его из роботоподобного
состояния. Его это ничуть не тронуло, он лишь мимоходом
отметил про себя свое спасение, как отмечают проблеск
солнышка из-за тучи.
   Казалось, ничто не может на него повлиять. Даже
терпеливый Вальдец в конце концов воскликнул:
   - Марвин, вы паршивый зануда!
   Но Марвин, нисколько не задетый, упорствовал в своем
горе. И Вальдецу, да и всем добрым людям Сан-Рамона
думалось, что этого человека не исцелить никакими силами.
   И все же, как мало известно нам об изгибах и поворотах
человеческого разума! Ибо на другой же день вопреки всем
ожиданиям произошло новое событие; оно наконец-то сломило
отрешенность Марвина и нечаянно настежь распахнуло шлюзы
впечатлительности, за которыми он укрывался.
   Одно-единственное событие! (Правда, само по себе оно
было началом новой цепи случайностей - неприметным первым
шагом в еще одной из бесчисленных драм вселенной.)
   Началось, как ни нелепо, с того, что Марвин заметил в
толпе лицо. Лицо странное, до тревоги знакомое. Где он
успел изучить эту линию скул и лба, эти карие, чуть раскосые
глаза, этот решительный подбородок?
   Потом вспомнил: все это он давным-давно видел в зеркале.
   Вот оно, настоящее, неподдельное лицо Марвина Флинна:
его собственное лицо и тело, те самые, которые он давно
искал и которых давно был лишен. Вот он, подлинный,
неповторимый облик единственного и неподражаемого Марвина
Флинна - ныне одухотворенного преступным разумом Зе
Краггаша, похитителя тел!
   Над Марвином насмешливо глумилось его собственное лицо!
И настоящий Марвин Флинн, с которого мигом слетела вся
пассивность, в гневе шагнул вперед и замахнулся кулаком.
   Увидев его, Краггаш на мгновение остановился: его
(марвиновы) глаза являли собой этюд в шоковых тонах, пальцы
отбивали мелкую дрожь, уныло опущенные губы кривились в
нервном тике. Затем Краггаш стремительно повернулся и
опрометью бросился в узкую, темную и зловонную аллею.
   Марвин Флинн не совсем еще потерял рассудок. У входа в
зловещий тупик он замешкался; благоразумие подсказывало, что
надо обзавестись помощником, прежде чем пускаться по
неизученным виткам аллеи. Но он успел заметить, что под
руку с Краггашем в аллее вот-вот скроется тоненькая фигурка.
   Не может быть... И все же это действительно она - Кэти!
Один раз она оглянулась, но серые глаза не узнали его.
Потом она тоже исчезла в змеиных кольцах аллеи.
   У здравого смысла, как великолепно знают лемминги, есть
свои пределы. В этот миг эмоции Марвина преодолели его
потенциальный самоконтроль. Он рванулся вперед - лицо
пылало бессмысленной яростью, невидящие глаза налились
кровью, щеки посерели, челюсть отвисла, как у припадочного,
рот свела risus sardonicus (16), точно у малайца в амоке.
   Пять шагов он сделал вслепую по тесной, тошнотворной
аллее. На шестом под ногами у него осела плита - часть
мостовой повернулась на скрытой оси. Марвина
катапультировало вниз головой по спиральному каменному
желобу, а над ним предательская плита аккуратно вернулась в
исходное положение.

                         XXIII

   Сознание возвращалось с мучительной смутностью. Марвин
открыл глаза и обнаружил, что угодил в подземную темницу.
   Темницу освещали только фырчащие факелы, вставленные в
двойные железные подставки на стенах. Потолок, казалось,
прижимал Марвина к полу - такой он был каменнобрюхий и
угнетающий. С холодного гранита свисали непристойно
растопыренные наросты, гирлянды плесени. Все было
оборудовано в расчете на подавление человеческой души -
промозглый гранит леденил как могила, эхо смаковало
пронзительные крики боли, окраска с омерзительной точностью
воспроизводила трупный цвет.
   Откуда-то из тени выступил Краггаш.
   - Похоже на то, - неторопливо произнес он, - что фарс
слишком затянулся. Но развязка уже близка.
   - Вы, значит, срепетировали последний акт? -
хладнокровно спросил Марвин.
   - Актеры знают роли наизусть, - ответил Краггаш и
небрежно щелкнул пальцами.
   В круг света от факелов вступила Кэти.
   - Это выше моего разумения, - сказал Марвин просто.
   - Ох, Марвин, как объясню я свою мнимую измену? -
вскричала Кэти, и из ее серых с поволокой глаз хлынули
слезы. - Что сделать, чтобы ты понял, какое множество
веских причин толкнуло меня на брак с Крагташем?
   - Брак! - воскликнул Марвин.
   - Я не смела признаться раньше - боялась, что ты
рассердишься, - жалобно сказала Кэти. - Но, поверь, Марвин,
он завлекал меня угрозами и равнодушием, а покорил темной
силой - не стану притворяться, будто поняла ее природу.
Больше того, наркотиками, двусмысленностями и коварными
искусными ласками ему удалось одурманить меня и внушить мне
поддельную страсть, так что в конце концов я стала
трепетать, стоило мне коснуться его ненавистного тела или
ощутить влажность постылых губ. И все это время мне не было
дано утешаться религией и не было дано отличать истинное от
ложного, и потому я уступила. Нет и не будет мне прощения
ни в этой жизни, ни в следующей. Да я его и не прошу.
   -Ах, Кэти, бедняжка моя Кэти! - твердил Марвин плачущей
девушке.
   - Ха, ха, ха! - засмеялся Краггаш. - Трогательная
сценка, но скверно сыграна и к делу не относится. Впрочем,
хватит. Входит новое и последнее действующее лицо!
   Краггаш опять щелкнул пальцами. Из тени выступил человек
в маске, с головы до ног закутанный в черное, с большой
обоюдоострой секирой через плечо.
   - Здрав будь, палач, - протянул Краггаш. - Вперед же, и
исполни свой долг.
   Палач вышел вперед и провел пальцами по лезвию секиры.
Он занес оружие над головой, постоял в неподвижности и - о
ужас! - захихикал.
   - Руби! - взвыл Краггаш. - Ты что, ума решился? Руби,
тебе говорят!
   Но палач, не переставая хихикать, опустил секиру. Затем
ловкими пальцами сорвал с себя маску.
   - Сыщик Урдорф! - закричал Марвин.
   - Да, это я, - сказал марсианский сыщик. - Мне очень
жаль, Марвин, что мы причинили вам столько треволнений, но
только так можно было успешно раскрыть дело. Мы с коллегой
решили...
   - С коллегой? - переспросил Марвин.
   - Я имею в виду, - криво усмехнулся Урдорф, -
чрезвычайного агента Кэтрин Мулвейви.
   - Я... я, кажется, понимаю, - промямлил Марвин.
   - Вообще-то все довольно просто, - сказал сыщик Урдорф.
- Работая над вашим делом, я, как водится, прибег к услугам
и к помощи других сыскных агентств. Трижды мы чуть не
схватили преступника; но каждый раз ему удавалось
ускользнуть. Так бы тянулось до бесконечности, не замани мы
его в ловушку. Мы исходили из здравой теории: если Краггаш
вас убьет, то станет законным хозяином вашего тела и не
будет бояться, что с него потребуют возврата. И наоборот,
пока вы живы, он не будет знать ни минуты покоя.
   Итак, мы вовлекли вас в наш смертоубийственный план
действий, надеясь, что Краггаш не устоит перед соблазном вас
уничтожить. Остальное - детали.
   Обернувшись к преступнику, сыщик Урдорф спросил:
   - Краггаш, не желаете ли что-нибудь прибавить?
   Вор с лицом Марвина элегантно прислонился к стене,
скрестив руки, преисполненный достоинства.
   - Осмелюсь сделать одно-два замечания, - сказал Краггаш.
- Прежде всего позвольте доложить: ваш план был неуклюж и
очевиден. Я с самого начала знал, что дело нечисто, и пошел
на него в слабой надежде, что оно вдруг окажется верным.
Поэтому такой финал меня не удивляет.
   - Забавное рассуждение, - вставил Урдорф.
   Краггаш пожал плечами.
   - Во-вторых, хочу сообщить вам, что не испытываю ни
малейших угрызений совести по поводу своего так называемого
преступления. Если человек не умеет сохранить собственное
тело, значит он заслуживает потери его. Я прожил долгую и
бурную жизнь и заметил, что люди по первому требованию
отдают свое тело любому проходимцу, а свой разум - в рабство
каждому, кто потребует. Поэтому большинство людей
неспособны отстоять даже природные свои права на тело и
разум, предпочитая избавляться от этих хлопотных эмблем
свободы.
   - Вот классическая апология преступника, - заметил сыщик
Урдорф.
   - То, что совершает один человек, вы называете
преступлением, - возразил Краггаш, - а то, что совершают
многие, вы называете правительством. Лично я разницы не
улавливаю, а потому отказываюсь ею руководствоваться.
   - Мы можем тут играть словами целый год, - сказал сыщик
Урдорф. - Но у меня нет времени на такие разминки.
Испытайте свою логику на тюремном капеллане, Краггаш. Вы
арестованы за незаконный Обмен Разумов, покушение на
убийство и крупное хищение. Итак, я раскрыл дело номер сто
пятьдесят восемь и переломил полосу неудач.
   - В самом деле? - холодно вымолвил Краггаш. -
По-вашему, все и впрямь так просто? Вы не учли, что в норе
бывает второй вход.
   Он явно издевался.
   - Держи его! - заорал сыщик Урдорф.
   Он, Марвин и Кэти устремились к Краггашу. Но прежде чем
они подошли вплотную, преступник поднятой рукой быстро
очертил магический круг в воздухе.
   Круг пылал ослепительным пламенем!
   Краггаш просунул в круг одну ногу. Нога исчезла.
   - Если я вам нужен, - поддразнил он преследователей, - то
вы знаете, где меня найти.
   Они кинулись к нему, но Краггаш уже вступил в круг и
исчез целиком, виднелась одна голова. Он подмигнул Марвину,
и вот не стало и головы - только огненный круг.
   - Скорей! - орал Марвин. - Хватай его!
   Он повернулся к Урдорфу и с изумлением увидел, что плечи
сыщика поникли, а унылое лицо посерело от отчаянья.
   - Скорее! - крикнул Марвин.
   - Бесполезно, - сказал Урдорф. - Я-то думал, что
предусмотрел любые неожиданности... Но не эту. Молодчик
явно невменяем.
   - Что теперь делать? - взревел Марвин.
   - Ничего, - сказал Урдорф. - Он ушел в Искаженный Мир, а
я провалил дело номер сто пятьдесят восемь.
   - Но ведь можно последовать за ним! - объявил Марвин,
придвигаясь к пылающему кругу.
   - Нет! Нельзя! - объявил Урдорф. - Вы не понимаете...
Искаженный Мир означает смерть или безумие... или и то и
другое! Шансы на возвращение у вас до того малы...
   - Не меньше, чем у Краггаша, - прокричал Марвин и вступил
в круг.
   - Погодите, вы все еще не понимаете! - прокричал Урдорф.
- У Краггаша нет ни единого шанса!
   Но заключительных слов Марвин не расслышал, ибо уже исчез
в пламенеющем круге, и его неудержимо повлекло в странные и
неизведанные просторы Искаженного Мира.

        НЕКОТОРЫЕ СВЕДЕНИЯ ОБ ИСКАЖЕННОМ МИРЕ

   "...итак, благодаря уравнениям Римана-Хаке была, наконец,
математически доказана теоретическая необходимость
твистерманновой пространственной зоны логической деформации.
Эта зона получила название Искаженного Мира, хотя на самом
деле не искажена и миром не является. И наконец, по
странной иронии судьбы, важнейшее третье определение
Твистерманна (относительно того, что Зону можно
рассматривать как участок вселенной, работающий в качестве
хаотического противовеса логической устойчивости первичной
структуры) оказалось излишним""
   Статья "Искаженный Мир", "Галактическая Энциклопедия
Универсальных Знаний", издание 483-е
   "...поэтому содержание (если не сущность) нашей мысли
лучше всего передается термином "зеркальная деформация". В
самом деле, как мы убедились, Искаженный Мир выполняет
нужную, но отвратительную роль - привносит неопределенность
во все явления и процессы, тем самым делая вселенную
теоретически и практически самодовлеющей".
   Из "Размышлений математика", Эдгар Хоуп Гриф,
   "Эвклид-Сити Фри Пресс"
   "Но, несмотря на все это, для потенциального самоубийцы,
странствующего по Искаженному Миру, можно привести несколько
чисто эмпирических правил.
   Помни, что в Искаженном Мире все правила ложны, в том
числе и правило, перечисляющее исключения, в том числе и
наше определение, подтверждающее правило.
   Но помни также, что не всякое правило обязательно ложно,
что любое правило может быть истинным, в том числе данное
правило и исключение из него.
   В Искаженном Мире время не соответствует твоим
представлениям о нем. События могут сменять друг друга
быстро (это удобно), медленно (это приятно) или вообще не
меняться (это противно).
   Вполне возможно, что в Искаженном Мире с тобой совершенно
ничего не случится. Рассчитывать на это неразумно, но столь
же неразумно не быть готовым к этому.
   Среди вероятностных миров, порождаемых Искаженным Миром,
один в точности похож на наш мир; другой похож на наш мир во
всем, кроме одной-единственной частности; третий похож на
наш мир во всем, кроме двух частностей, и так далее.
Подобным же образом один мир совершенно не похож на наш во
всем, кроме одной-единственной частности, и так далее.
   Труднее всего прогнозирование; как угадать, в каком ты
мире, прежде чем Искаженный Мир не откроет тебе этого
каким-нибудь бедствием?
   В Искаженном Мире, как и во всяком другом, ты можешь
найти самого себя. Но лишь в Искаженном Мире такая находка
обычно оказывается роковой.
   Привычное оборачивается потрясением... в Искаженном
Мире.
   Искаженный Мир удобно (но неверно) представлять себе
перевернутым миром Майи или миром иллюзии. Ты обнаружишь,
что призраки вокруг тебя реальны, тогда как ты -
воспринимающее их сознание - и есть иллюзия. Открытие
поучительное, хоть и убийственное.
   Некий мудрец однажды спросил: "Что будет, если я войду в
Искаженный Мир, не имея предвзятых идей?". Дать точный
ответ на такой вопрос невозможно, однако мы полагаем, что к
тому времени, как мудрец оттуда выйдет, предвзятые идеи у
него появятся. Отсутствие убеждений не самая надежная
защита.
   Некоторые считают высшим достижением интеллекта открытие,
что решительно все можно вывернуть наизнанку и превратить в
собственную противоположность. Исходя из такого допущения,
можно поиграть во многие занятные игры; но мы не призываем
вводить его в Искаженном Мире. Там все догмы одинаково
произвольны, включая догму о произвольности догм.
   Не надейтесь перехитрить Искаженный Мир. Он больше,
меньше, длиннее и короче, чем ты. Он недоказуем. Он просто
есть.
   То, что уже есть, не требует доказательств. Все
доказательства суть попытки чем- то стать. Доказательство
истинно только для самого себя; оно не свидетельствует ни о
чем, кроме наличия доказательств, а это ничего не
доказывает.
   То, что есть, невероятно, ибо все отчуждено, ненужно и
грозит рассудку.
   Возможно, эти замечания об Искаженном Мире не имеют
ничего общего с Искаженным Миром. Но путешественник
предупрежден".
   Из "О неумолимости правдоподобного" Зе Краггаша
(библиотека имени Марвина Флинна)

                        XXV

   Переход совершился внезапно и вовсе не так, как ожидал
Марвин. Он наслушался историй об Искаженном Мире и смутно
представлял себе страну тающих теней и изменчивых красок,
страну гротесков и чудес. Но тотчас же убедился, что его
представления были романтичны и узколобы.
   Марвин ожидал в тесной приемной. Воздух был спертый от
пота и жаркого отопления, а Марвин сидел на длинной
деревянной скамье вместе с несколькими десятками людей.
Взад и вперед разгуливали скучающие клерки, они сверялись с
бумагами да изредка подзывали кого-нибудь из ожидающих.
Затем шепотом велись какие-то переговоры. Время от времени
кто-нибудь терял терпение и уходил. Время от времени
появлялся новый проситель.
   Марвин ждал и наблюдал.
   Минуты текли медленно, в комнате стало темно, кто-то
включил верхний свет. А его фамилию все не называли.
Марвин покосился на соседей справа и слева, скорее от тоски,
чем из любопытства.
   Сосед справа был очень длинный и похожий на мертвеца, с
гноящимся фурункулом на шее, там, где тер воротничок. Сосед
слева был низенький, толстый, краснолицый и дышал с
присвистом.
   - Как вы думаете, долго еще придется ждать? - спросил
Марвин у толстяка, не для того, чтобы действительно узнать,
а просто желая убить время.
   - Долго? Долго ли? - ответил толстяк. - Чертовски
долго, вот что я вам скажу. Здесь, в Автотранспортном бюро,
этих проклятых графьев нельзя поторопить, даже если у вас и
дела-то всего - продлить обыкновенные водительские права, а
я здесь именно для этого.
   Человек, похожий на мертвеца, рассмеялся - словно палкой
забарабанил по пустой канистре из-под бензина.
   - Долго же тебе придется ждать, малыш, - сказал он, -
ведь ты попал в Департамент благосостояния. Отдел мелких
сумм.
   Марвин задумчиво сплюнул на пыльный пол и заявил:
   - К сожалению, джентльмены, оба вы не правы. Я все
пытался вам сказать, что мы сидим в Департаменте, или,
точнее, в приемной Департамента рыбной ловли. И, по- моему,
просто безобразие, когда гражданин и налогоплательщик не
может даже поудить рыбу в налогооплаченном водоеме, не
потеряв полсуток на то, чтобы выправить лицензию.
   Все трое метали друг в друга злобные взгляды. (В
Искаженном Мире героев вообще не бывает, обещаний чертовски
мало, точек зрения кот наплакал, а свершений - иголка на
стог сена.)
   Они метали друг в друга молнии глазами, в которых
забрезжило не слишком чудовищное подозрение. У человека,
похожего на мертвеца, закапала кровь с кончиков пальцев.
Марвин и толстяк в смущении нахмурились и притворились,
будто ничего не заметили. Человек, похожий на мертвеца,
беспечно сунул нашкодившую руку в карман с непромокаемой
подкладкой. Тут подошел клерк.
   - Кто из вас будет Джеймс Гриннел Стармахер? - спросил
он.
   - Это я, - отвечал Марвин. - И позвольте вам заметить, я
жду здесь не первый час и считаю, что стиль работы в вашем
Департаменте порочный.
   - Да ладно, - сказал клерк, - это потому, что еще не
получены машины. - Он заглянул в бумаги. - Вы подавали
прошение о трупе?
   - Совершенно верно, - подтвердил Марвин.
   - И вы обязуетесь не использовать упомянутый труп в
аморальных целях?
   - Обязуюсь.
   - Потрудитесь изложить мотивы, побуждающие вас приобрести
труп.
   - Я намерен использовать его как украшение.
   - По какому праву?
   - Я специально изучал оформление интерьеров.
   - Укажите фамилию, или опознавательный кодовый номер, или
и то и другое последнего из приобретенных вами трупов.
   - Таракан, - выпалил Марвин. - Номер 3(32) А5345.
   - Кто умертвил?
   - Я сам. У меня лицензия на умерщвление всех тварей, не
относящихся к моему племени, кроме самых редких, как,
например, золотые орлы и ламантины.
   - Цель последнего умерщвления?
   - Ритуальное очищение.
   - Прошение удовлетворено, - сказал клерк. - Выбирайте
труп.
   Толстяк и человек, похожий на мертвеца, с надеждой
смотрели на Марвина влажными глазами. Искушение было
велико, но Марвин его поборол. Обернувшись к клерку, он
произнес:
   - Я выбираю вас.
   - Так и запишем, - сказал клерк и черкнул что-то в своих
бумагах. Лицо его превратилось в лицо псевдо-Флинна.
   Марвин одолжил у человека, похожего на мертвеца,
поперечную пилу и не без труда отпилил клерку правую руку.
Клерк тихо скончался, лицо его снова стало прежним.
   Толстяк посмеялся над замешательством Марвина.
   - Перевод из одной субстанции в другую кое-что дает, -
поддразнил он. - Но не достаточно, верно? Желание придает
плоти нужную форму, но хозяином положения остается скульптор
- смерть.
   Марвин плакал. Человек, похожий на мертвеца, ласково
притронулся к его плечу.
   - Не переживай всерьез, малыш. Лучше отомстить
символически, чем вообще не отомстить. План у тебя был
хороший, а его единственный минус от тебя не зависел. Дело
в том, что Джеймс Гриннел Стармахер - это я.
   - А я труп, - сказал труп клерка. - Когда мстишь, лучше
ошибиться адресом, чем вообще не отомстить.
   - Я пришел сюда продлить водительские права, - сказал
толстяк. - Ну вас ко всем чертям вместе с вашим
глубокомыслием! Будут меня тут обслуживать или нет?
   - Безусловно, сэр, - заверил его труп клерка. - Но в
моем нынешнем состоянии я могу выдать вам лицензию лишь на
отлов дохлой рыбы.
   - Живая, дохлая, какая мне разница? - сказал толстяк. -
Главное - рыбалка, а кого поймал - это не так уж важно.
   Он повернулся к Марвину - может быть, собирая развить
свою мысль. Но Марвин уже исчез.
   И без всякого перехода очутился в большой квадратной
безлюдной комнате.
   Вместо стен здесь были стальные плиты, от пола до потолка
добрая сотня футов высоты. Там, наверху, находились
прожекторы и стеклянная кабина управления. Из- за стекла на
Марвина глядел Краггаш.
   - Опыт 342, - решительно заговорил Краггаш нараспев. -
Тема: смерть. Постановка проблемы: можно ли умертвить
человека? Примечания: вопрос о том, смертны ли люди, давно
озадачивает величайших мыслителей. Вокруг смерти сложился
обширный фольклор, веками скапливались неподтвержденные
сведения об умерщвлениях. Более того, время от времени
предъявлялись трупы, явно без всяких признаков жизни, и
объявлялись останками людей. Невзирая на повсеместность
таких трупов, нет ни малейших, даже косвенных доказательств
того, что они когда-либо жили, не говоря уж о том, что они
были людьми. Ввиду изложенного, с целью раз и навсегда
прояснить вопрос, мы ставим следующий опыт. Этап первый...
   Стальная плита в стене сдвинулась на шарнире. Марвин
стремительно обернулся, и вовремя: на него было нацелено
копье. Он отскочил (неуклюже - мешала больная нога), и
копье просвистело мимо.
   Открылись другие плиты. Под всевозможными углами на него
посыпались ножи, стрелы, дубинки...
   Сквозь одно из отверстий протиснулась портативная газовая
камера. В комнату сбросили клубок кобр. На Марвина
решительно надвигались лев и танк. Зашипело духовое ружье.
Затрещали энергопистолеты. Захрипели огнеметы. Откашлялась
мортира.
   Комнату залило водой - вода быстро прибывала. С потолка
полетели напалмовые бомбы.
   Но огонь сжег львов, которые съели змей, которые забились
в гаубицы, которые уничтожили копья, которые привели в
негодность газовую камеру, которая испарила воду, которая
погасила огонь.
   Каким-то чудом Марвин остался цел и невредим. Он
погрозил Краггашу кулаком, поскользнулся на стальной плите,
упал и свернул себе шею. Его удостоили воинского погребения
со всеми почестями. Вместе с ним на погребальном костре
сгорела его вдова. Краггаш пытался последовать ее примеру,
но ему на долю не выпало счастья самосожжения.
   Три дня и три ночи пролежал Марвин в гробнице, и все это
время у него беспрерывно текло из носа. Вся его жизнь, как
при замедленной съемке, прошла у него перед глазами. На
исходе третьих суток он воскрес и двинулся дальше.
   В каком-то ничем не примечательном краю находились
пятеро, и была им дана ограниченная, но несомненная
способность ощущать. Одним из пятерых был, допустим,
Марвин. Остальные четверо были манекены, стереотипы, наспех
слепленные с единственным назначением - обогатить немудрящую
исходную ситуацию. Перед пятерыми стояла проблема: кто из
них Марвин, а кто - второстепенные фигуры, статисты.
   Прежде всего встал вопрос о наименовании. Трое из пяти
тотчас же захотели зваться Марвином, четвертый пожелал
зваться Эдгаром Флойдом Моррисоном, а пятый потребовал,
чтобы его называли Келли.
   - Ладно, хватит, - сказал Первый начальственным тоном. -
Джентльмены, может быть, хватит языки чесать, давайте в
порядке очередности.
   - Еврейский акцент здесь не поможет, - туманно изрек
Третий.
   - Слушай-ка, - сказал Первый, - а много ли смыслит поляк
в еврейском акценте? Кстати, я еврей только наполовину, по
отцу, и как я ни уважаю...
   - Где я? - проговорил Второй. - Что со мной стряслось,
о господи? С тех пор как я уехал из Стэнхоупа...
   - Заткнись, макаронник, - цыкнул Четвертый.
   - Я не Макаронник, меня зовут Луиджи, - мрачно ответил
Второй. - Я жить на твоя великой родина с тех пор, как я
маленький мальчик приехать из село Сан Минестроне делла
Зуппа, нихт вар?
   - Умойся, - хмуро сказал Третий. - Никакой ты не
итальяшка на стреме, а просто- напросто второстепенная
фигура, статист, да еще с ограниченной гибкостью; так что
давай-ка заткни хлебало, прежде чем я проделаю с тобой одну
штуку, нихт вар?
   - Слушайте, - сказал Первый, - я человек простой,
простодушный, и, если вам от этого станет легче, я отрекусь
от своих прав на Марвинство.
   - Память, память, - пробормотал Второй. - Что со мной
приключилось? Кто эти видения, эти болтливые тени?
   - Ну, знаешь! - возмутился Келли. -Это дурной тон,
старина!
   - Это есть чертовски нечестно, - пробормотал Луиджи.
   - Призыв не есть созыв, - изрек Третий.
   - Но я действительно не помню, - упорствовал Второй.
   - Я тоже не больно-то хорошо помню, - сказал Первый. -
Но разве я поднимаю из-за этого шум? Я даже не притязаю на
звание человека. Если я наизусть цитирую Левитика, это еще
ничего не доказывает.
   - Святая правда! - взревел Луиджи. - И опровержение
тоже ни шиша не доказывает.
   - А я-то думал, ты итальянец, - упрекнул его Келли.
   - Я и есть итальянец, но вырос в Австралии. История
довольно странная...
   - Не страннее моей, - сказал Келли. - Вот вы кличете
меня Черным Ирландцем. Но мало кто знает, что детство и
отрочество я провел в меблирашках Ханжоу и вступил
добровольцем в канадскую армию, чтобы скрыться от расправы
французов за помощь деголлевцам в Мавритании. Потому-то
и...
   - Пфуй, алор! - вскричал Четвертый. - Не могу молчать!
Одно дело - подвергать сомнению мою личность, другое -
чернить мое отечество!
   - Твое негодование ничего не доказывает! - вскричал
Третий.
   - Впрочем, мне все равно, я больше не желаю быть
Марвином.
   - Пассивное сопротивление есть форма нападения, -
откликнулся Четвертый.
   - Недопустимое доказательство есть все же доказательство,
- парировал Третий.
   - Не пойму, о чем это вы толкуете, - объявил Второй.
   - Недалеко ты уйдешь со своим невежеством, - окрысился
Четвертый. - Я категорически отказываюсь быть Маранном.
   - Никто не может отказаться от того, чего не имеет, -
ехидно вставил Келли.
   - Я могу отказаться, от чего захочу, черт возьми! -
пылко воскликнул Четвертый. - Мало того, что я отказываюсь
от Марвинства; я еще отрекаюсь от испанского престола,
поступаюсь диктатурой во Внутренней Галактике и жертвую
вечным блаженством в Бах-ае.
   - Отвел душу, детка? Упрощение мило моей сложной натуре,
- сказал Третий. - Кто из вас будет Келли?
   - Я, - сказал Келли.
   - Ты хоть понимаешь, - спросил Луиджи, - что имена есть
только у нас с тобой?
   - Это верно, - сказал Келли. - Мы с тобой не такие, как
все!
   - Эй, минуточку! - сказал Первый.
   - Регламент, джентльмены, соблюдайте регламент!
   - Держи язык за зубами!
   - Держи голову в холоде!
   - Держи карман шире!
   - Так вот, я и говорю, - продолжал Луиджи. - Мы! Нам!
Поименованные согласно доказательствам, основанным на
догадке! Келли... будь Марвином, если я буду Краггашем!
   - Заметано! - гаркнул Келли, перекрывая ропот манекенов.
   Марвин и Краггаш ухмыльнулись друг другу в мимолетной
эйфории пьянящего взаимоузнавания. Затем вцепились друг
другу в горло. Стали друг друга душить. Трое нумерованных,
лишенных природных прав, которых никогда не имели, встали в
традиционные позы - позы стилизованной двусмысленности.
Двое именованных, получивших индивидуальность, которую все
равно присвоили бы себе самовольно, царапались и кусались,
исполняли грозные арии и ежились, когда их обличали. Первый
наблюдал, пока ему не надоело, после чего стал забавляться
кинематографическими наплывами.
   Это послужило последней каплей. Все декорации плавно,
как жир поросенок на роликовых коньках, укатились под
стеклянную гору, только чуть быстрее.
   Вслед за дождем пошел снег, а за ним - два дурака.
   Платон писал: "Неважно, что там вытворяешь, важно, как
ты это вытворяешь". Но потом решил, что мир еще не дорос до
такой премудрости, и все стер.
   Хаммураби писал: "Непродуманная жизнь не стоит того,
чтобы ее прожить". Но он не был уверен, так ли это, и
потому все зачеркнул.
   Будда писал: "Все брамины - дерьмо". Но впоследствии
пересмотрел свою точку зрения.
   Они...
   Схватились...
   ...не на жизнь, а на смерть, в титанической битве,
которая, единожды разогревшись, стала неизбежной. Марвин
нанес Краггашу удар под ложечку, затем снова нанес удар - в
нос. Краггаш проворно обернулся Ирландией, куда Марвин
вторгся с полулегионом неустрашимых скандинавских конунгов,
вынудив Краггаша предпринять на королевском фланге пешечную
атаку, которая не могла устоять против покерного флеша.
Марвин простер к противнику руки, промахнулся и уничтожил
Атлантиду. Краггаш провел драйв слева и прихлопнул комара.
   И бушевал кровавый бой на дымящихся болотцах миоцена;
какой-то муравейник оплакивал свою матку, а Краггаш кометой
непроизвольно врезался в солнце Марвина и рассыпался
мириадами воинственных спор. Но Марвин безошибочно отыскал
бриллиант среди сверкающих стекляшек, и Краггаш свалился
вниз, на Гибралтар.
   Бастион его пал в ту ночь, когда Марвин похитил
берберийских обезьян, а Краггаш пересек северную Фракию,
упрятав чужое тело в чемодан. Его схватили на границе с
Фтистией - страной, которую Марвин наспех выдумал.
   Чем больше Краггаш слабел, тем он становился злее, а
разозлившись, он все больше слабел. Тщетно изобрел он
дьяввлопоклонство. Последователи марвинизма падали ниц не
перед идолом, а перед символом. Разозленный Краггаш
запаршивел: под ногтями появилась грязь, душа обросла
волосами.
   Вконец обессиленный лежал Краггаш - олицетворение зла, -
сжимая в когтях тело Марвина. Кончину его ускорили ритуалы
изгнания бесов. И четвертовали его пилой, замаскированной
под молитвенное колесо, и размозжили ему голову молотком,
замаскированным под кадило. Добрый старый патер Флинн дал
ему последнее напутствие: "И не вкусишь хлеба насущного с
котлетою". И схоронили Краггаша в гробу, срубленном из
живого Краггаша. На могильном камне высекли подобающую
эпитафию, а вокруг могилы насадили цветущие краггаши.
   Уголок этот - тихий. Справа роща краггаш-деревьев, слева
нефтеперегонный завод. Тут пустая жестянка из-под пива, там
бочка. А совсем рядышком то самое место, где Марвин открыл
чемодан и вынул свое давно утраченное тело. Он стряхнул с
него пыль, расчесал ему волосы, вытер нос и поправил
галстук. Потом с приличествующим случаю почтением надел.

                       XXVI

   И вот Марвин Флинн вернулся на Землю и в собственное
тело.
   Он приехал в родной Стэнхоуп и увидел, что там все
по-прежнему. Городок, как раньше, географически находился
милях в трехстах от Нью-Йорка, а в духовном и эмоциональном
отношениях отстоял от него на целое столетие. Точь-в-точь
как всегда, он изобиловал садами и пегими коровами на фоне
зеленых холмистых пастбищ. Вековечны были усаженная вязами
Мэйн-стрит и одинокий ночной вопль реактивного лайнера.
   Никто не спросил Марвина, где он пропадал. Даже лучший
друг Билли Хейк решил, что Марвин вернулся из увеселительной
поездки в какой-нибудь туристский рай - Шинкай или дождевой
лес в нижнем течении Итури.
   Поначалу несокрушимое постоянство городка угнетало
Марвина не меньше, чем сюрпризы Обмена Разумов или
чудовищные головоломки Искаженного Мира. Постоянство
казалось Марвину экзотикой; он все ждал, что оно постепенно
исчезнет.
   Но такие места, как Стэнхоуп, не исчезают, а такие
ребята, как Марвин, постепенно растрачивают увлеченность и
высокие идеалы.
   По ночам в одиночестве мансарды Марвину часто снилась
Кэти. Ему все еще трудно было представить, что она
чрезвычайный агент Межпланетной Службы Бдительности. А ведь
был в ее повадках намек на властность, был в глазах блеск
прокурорского фанатизма.
   Он любил ее и знал, что всегда будет по ней тосковать, но
тоска устраивала его больше, чем обладание.
   И по правде сказать, ему уже приглянулась (точнее, заново
приглянулась) Марша Бэкер, хорошенькая и скромная дочка
Эдвина Марша Бэкера - крупнейшего в Стэнхоупе торговца
недвижимостью.
   Пусть Стэнхоуп не лучший мир из всех возможных, но это
лучший мир из тех, что видел Марвин. Тут вещи не
подкладывают тебе свинью, а ты подкладываешь свинью вещам.
В Стэнхоупе метафорическая деформация немыслима; корова уж
точно корова, и называть ее как-нибудь иначе - недопустимая
поэтическая вольность.
   Итак, бесспорно: в гостях хорошо, а дома лучше; и Марвин
поставил перед собой задачу наслаждаться привычным, что, как
утверждают сентиментальные мудрецы, есть вершина
человеческой мудрости.
   Жизнь его омрачали лишь два сомнения. Первым и главным
был вопрос: каким образом Марвин вернулся на Землю из
Искаженного Мира?
   Он всесторонне продумал этот вопрос, куда более страшный,
чем может показаться с первого, взгляда. Марвин понял, что
в Искаженном Мире нет ничего невозможного и даже ничего
невероятного. Есть в Искаженном Мире причинная связь, но
есть и отсутствие причинной связи. Ничто там не
обязательно, ничто не необходимо.
   Поэтому вполне допустимо, что Искаженный Мир отбросил
Марвина назад, на Землю, продемонстрировав свою власть над
ним тем, что отказался от этой власти.
   По-видимому, именно так все и произошло. Но был ведь и
другой, менее приятный вариант.
   Теорема Дургэма формулирует его следующим образом:
   "Среди вероятностных миров, порождаемых Искаженным Миром,
один в точности похож на наш мир; другой похож на наш мир во
всем, кроме одной-единственной частности, третий похож на
наш мир во всем, кроме двух частностей, и так далее".
   Это означало, что Марвин, возможно, все еще пребывает в
Искаженном Мире, и Земля, воспринимаемая его сознанием, -
всего лишь эфемерная эманация, мимолетное мгновение порядка
в стихийном хаосе, - обречена с минуты на минуту вновь
раствориться в стихийной бессмыслице Искаженного Мира.
   Отчасти это было неважно, ибо ничто не вечно под луной,
кроме наших иллюзий. Но никто не хочет, чтобы его иллюзии
оказались под угрозой, и потому Маркин старался выяснить, на
каком он свете.
   На Земле он или на ее дубле?
   Нет ли здесь приметной детали, не соответствующей той
Земле, где он родился? А может быть, таких деталей
несколько? Марвин искал их во имя своего душевного покоя.
Он обошел Стэнхоуп и его окрестности, осмотрел, исследовал и
проверил флору и фауну.
   Все оказалось на своих местах. Жизнь шла заведенным
чередом; отец пас крысиные стада, мать, как всегда,
безмятежно несла яйца.
   Он отправился на север, в Бостон и Нью-Йорк, потом на юг,
в необозримый край Филадельфия - Лос-Анджелес. Казалось,
все в порядке.
   Он подумывал о том, чтобы пересечь страну с запада на
восток под парусами по великой реке Делавэр и продолжить
свои изыскания в больших городах Калифорнии - Скенектеди,
Милуоки и Шанхае.
   Однако передумал, сообразив, что бессмысленно провести
жизнь в попытках выяснить, есть ли у него жизнь, которую
можно как-то провести.
   Кроме того, можно было предположить, что даже если Земля
изменилась, то изменились также его органы чувств и память,
так что все равно ничего не выяснишь.
   Он лежал под привычным зеленым небом Стэнхоупа и
обдумывал это предположение. Оно казалось маловероятным.
Разве дубы-гиганты не перекочевывали по-прежнему каждый год
на юг? Разве исполинское красное солнце не плыло по небу в
сопровождении темного спутника? Разве у тройных лун не
появлялись каждый месяц новые кометы в новолуние?
   Марвина успокоили эти привычные зрелища. Все казалось
таким же, как всегда. И потому охотно и благосклонно Марвин
принял свой мир за чистую монету, женился на Марше Бэкер и
жил с нею долго и счастливо.

-----------------------------------------------------------

   1) - Итури - правый приток реки Конго
   2) - Ты пришел (голл.)
   3) - Очень-очень быстро (испан.)
   4) - Живо (нем.)
   5) - Слушай, это уж слишком (испан.)
   6) - Здесь: "знаешь" (испан.)
   7) - Здесь: "Не забывай, что... " (испан.)
   8) - Закон талиона (латин.)
   9) - Здесь - "в собственном теле", то есть собственной
        персоной (латин.)
   10) - На манер малярной кисти (франц.)
   11) - Хороший урожай продается на корню, не так ли?
        (испан.)
   12) - И желание побеждает страх! (испан.)
   13) - Итак,вперед!(испан.)
   14) Среда (франц.)
   15) - Намек на восточную легенду, известную в пересказе
        Сомерсета Моэма. Некоему вельможе бросился в ноги раб.
        Он рассказал, что встретил на базаре Смерть, которая
        грозила ему пальцем, и стал умолять господина, чтобы тот
        дал ему коня. Раб решил спастись от Смерти, бежав в
        город Самарру. Вельможа подарил рабу коня, и тот
        умчался, а сам на другой день пошел на базар и, встретив
        Смерть, спросил: "Зачем ты пугала моего раба? Зачем
        грозила ему пальцем?" "Я его не пугала, - ответила
        Смерть. - Просто я очень удивилась, встретив его в этом
        городе, потому что в тот же вечер мне предстояло с ним
        свидание в Самарре".
   16) - Саркастическая усмешка (латин.)