Жорж Сименон
Загадка "Мари-Галант" / Пер. с фр. Д. Другова, 2012 г.
По изданию из сборника "Семь минут" (Folio n° 1428)
© Издательство "Галлимар" 1938 г., переиздание 1965 г.
I
Пока мы торопились по делу в Фекам на его старой колымаге, Джи 7 волновался настолько сильно, что всячески пытался это скрыть.
- Очень хочется посмотреть в лицо своему первому клиенту! - в очередной раз шутливо обратился он ко мне. Это был его дебют в качестве частного детектива. Он недавно оставил работу в уголовной полиции и. наняв небольшое бюро на улице Бери, разослал по всей Франции несколько сотен писем.
Накануне мне позвонили:
- Ты свободен для прогулки в Фекам?
Было начало сентября. Погода стояла превосходная. Впервые в жизни я увидел рыболовецкий порт без дождя.
- Ты знаешь город? - спросил он меня, когда мы проезжали мимо городской гостиницы на Бельгийской набережной.
- Справа. Прямо у внутренней гавани.
Среди местных еще виднелось несколько купальщиков в белых панталонах. Виднелось синее, спокойное море, покрытое мелкой рябью.
- "Морино, судовладелец". Это здесь! - сказал он, прочитав надпись на медной табличке, и останавливая свой "5 Си-Ви"[2], который тут же привлек несколько мальчишек.
Он был весел. Я даже нашел его несколько помолодевшим. Мы вошли в небольшой кабинет, где корпели старая дева и пухлый работник, круглый как мяч. Казалось, вся их жизнь прошла в этом "аквариуме".
Для чего, спрашивается, люди вставляют в окна зеленые стекла? Не знаю. От всего этого сочетания зеленых обоев, покрывающих стены и темно-зеленой скатерти на столе буквально кружилась голова.
При взгляде на двух представителей провинциальной фауны, находящихся перед нами, в глазах Джи 7 заиграли веселые огоньки.
- Мы можем видеть мсье Морино?
- По какому вопросу?
- Вы мсье Морино? - холодно спросил он у старой девы, которая задала ему вопрос.
- Я его секретарь. В данный момент мсье Морино очень занят.
- Очень хорошо! Скажите ему, что как раз меня-то он и ждет.
- Вы детектив?
Бр-р-р! Подумать только, должно быть весь был таким же, включая личные апартаменты этого Морино, который, при всем при том, был сказочно богат! Все дома на набережной не стоили больше этого особняка! Обивка темная. Ковер совершенно невыразительной, темной расцветки. Стекла полностью исключали возможность попадания внутрь веселого солнечного света. Стоило иметь столько кораблей на просторе, чтобы запираться в подобной атмосфере.
Из соседней комнаты послышался глухой шум. Дверь отворилась и мсье Морино жестом пригласил нас войти.
Он был лысым. Одет в черную одежду, которая была ему явно велика, с отстегивающимся целлулоидным воротничком.
- Мсье Джи 7? А этот господин, надо полагать, один из ваших сотрудников?
- Так точно! - поспешил ответить я, чтобы придать вес моему другу.
- Хорошо, господа, когда я вам писал, нисколько не сомневался в важности этого дела. Дело исключительной важности! Послушайте меня: "Исключительной"! Прокуратура - это пустое место…
И чтобы подчеркнуть категоричность этого заявления, ударил по столу ножом для разрезания бумаг.
- Полагаю, до вас дошли слухи о тайне "Мари-Галант"?
- Простите… Я еще ничего не знаю…
- Париж этим не занимается? Очень хорошо! Превосходно! Впредь будет заниматься… - ухмыльнулся он, словно угрожая парижанам.
- "Мари-Галант", господа, - один из моих кораблей. Всего их у меня семь. Два ловят треску у Ньюфаундленда. Эти трехмачтовые. Еще один трехмачтовый стоит на рейде разоруженный, никак не удается набрать экипаж. Хороших экипажей больше нет, в Париже об этом не знают! Еще три паровых траулера ловят сельдь в Северном море. И, наконец, "Мари-Галант".
Он повернулся и показал на, висевшую на стене фотографию, на которой был изображен корабль в день спуска его на воду, люди, одетые по моде начала века, и множество флагов.
- Шхуна построена для доставки соли на Ньюфаундленд. Сразу после войны я установил на нее дизельный двигатель, который обошелся мне в сто пятьдесят тысяч франков, чтобы она могла ходить и под парусом и на двигателе. Уже три года она стоит в бассейне из-за кризиса.
Был какой-то комический контраст между округлостью его лица и неестественной легкостью, с которой он, как гальку, бросал слова в лицо собеседнику.
- Итак. Пять дней назад меня разбудили в два часа ночи. Это был смотритель шлюза внутренней гавани. Извините, вы знакомы с портом? Прежде всего, в порту есть то, что мы называем внешней гаванью, где стоят на якоре суда, зашедшие на кратковременную промежуточную стоянку. За внешней гаванью расположен портовый бассейн, который отделен от моря шлюзом для защиты от приливов и отливов. В глубине портового бассейна находится, своего рода, второй бассейн, где пришвартованы разоруженные суда. "Мари-Галант" стояла здесь уже три года. Другими словами, здесь она спокойно дожидалась того момента, когда власти займутся наконец французским судоходством.
- Так вот, смотритель шлюза, который разбудил меня.., Его самого разбудил дежурный таможенник, который с изумлением увидел, как из портового бассейна вышла шхуна, достигла мола и, не зажигая судовых огней, направилась в открытое море.
Подозреваю, в тот вечер смотритель напился, раз он так крепко спал. В последнее время суда в море почти не выходят. К нему не обращались с просьбой открыть шлюз. Те, кто вел "Мари-Галант" сами подняли подъемные затворы и открыли ворота.
Согласитесь, что тайна, это уже любопытно! Кроме того, заметьте, что корабль, стоявший во внутренней гавани, совершенно бесполезен. С одной стороны, на борту не было парусов, а с другой - в баках не было мазута, двигатель неисправен.
Короче, те, кто ушел на моем корабле, должны были привести его в порядок, а это дело нескольких ночей.
Я обратился к морским властям, обзвонил все порты на побережье, включая английские. Смотрители маяков предупреждены. Через T.S.E. всем рыболовным судам, ведущим промысел в Северном море, было передано сообщение о необходимости сообщить, если он встретят "Мари-Галант".
Наутро никаких сведений! Только в полдень капитан "Франсетты", судна занятого ловлей сельди, встретил шхуну, которую отнесло на самую середину Па-де-Кале. На борту никого! Капитан взял шхуну на буксир.
Это первый акт. В этом нет ничего смешного!
Последние слова были обращены ко мне, поскольку, невольно представив себе корабль, который осторожно, словно беглеца, на веревке возвращают на свое место, я улыбнулся.
Несмотря на брюшко и плешь, этот малый был крайне категоричен.
- Нет смысла говорить, что я не доверяю официальной полиции. Предпочитаю иметь дело с человеком, который, чтобы заработать кусок хлеба всерьез отнесется к делу. Именно поэтому я написал вам, поскольку владелец "Франсетты", ясное дело, заявил о своих правах на брошенное судно, которое стоило мне двести тысяч франков.
Однако, дело еще только начинается. После того, как комиссар полиции обыскал судно, его осмотрел один из моих боцманов. Прежде всего, он хотел осмотреть двигатель, который отремонтировал настоящий мастер, лучший мастер. Такого на верфи Фекама днем с огнем не сыщешь.
Ничего мне не сказав, вчера вечером боцман вернулся. Это очень щепетильный человек, который разберет машину только из-за того, что ему не нравится ее шум.
Именно шум его и заинтересовал. На борту оказался мазут, которого хватило бы для десятидневного перехода. Кроме того, он тут же заметил, что в цистернах нет пресной воды.
Вы понимаете? Представьте себе, топлива сколько угодно, а пить нечего.
Тогда, постучав по цистерне, он заметил, что звук какой-то странный. Он снял задвижку, засунул внутрь железный штырь и штырь наткнулся на препятствие. Он позвонил мне, чтобы попросить разрешения снять цистерну.
Это сварная цистерна, как и все цистерны такого типа. Спустя час ее положили на бок. И знаете, что там нашли?
- Труп? - сказал Джи 7.
Компенсацией за ответ, уничтоживший весь эффект, стал свирепый взгляд судовладельца.
- Да, мертвая женщина! Тут же на борту появились эти господа из прокуратуры. Мертвая женщина в сварной цистерне. Только в Париже газеты пишут о делах о нарушении нравственности, стрельбе из револьвера между любовниками… А здесь, мертвая женщина в цистерне "Мари-Галант"! Это все, господа. Не знаю, сможете ли вы найти что-нибудь. Это просто! Если вам удастся прояснить всю эту историю, я заплачу вам двадцать пять тысяч франков. Иными словами, я полностью оплачу ваши труды. Согласны?
Несмотря на весь трагизм этой истории, я чуть было не прыснул со смеха.
- Вы хотите, чтобы я нашел убийцу той молодой женщины…
- Простите! Прежде всего, я хочу, чтобы вы поймали тех, кто увел мой корабль. Потому что именно из-за них хозяин "Франсетты" предъявил свое требование.
Мы встали. Наш собеседник был несколько обескуражен тем, с какой быстротой были приняты его условия. Казалось, он в это не поверил. Возможно, хотя и без всяких оснований, он подумал, что мы саботируем работу.
Тем не менее, искоса поглядывая на нас, он достал из кармана бумажник:
- У вас есть деньги? Я могу в порядке возмещения...
- Спасибо. До скорого свидания, господин Морино.
Мы снова прошли мимо старой девы и работника аквариума.
Когда мы вышли на улицу, здесь на просторе светило солнце и дул легкий бриз, который действовал опьяняюще, попадая в легкие.
– Нет смысла ставить ее в гараж! – заметил Джи 7, показывая на свою машину, которую можно было вполне удачно припарковать у тротуара в любом другом месте. У меня сложилось впечатление, что он чем-то озадачен, даже смущен. Он как-то отрешенно шел мимо магазинов, расположившихся вдоль набережной, в которых по большей части продавали отделочные воска, зюйдвестки, шерстяные трико и матросские сапоги.
– Мы что, не пойдем осматривать "Мари-Галант"? Я думаю, она – ключ к этой тайне.
– Там прокурорские, а у меня больше нет никаких официальных полномочий.
Я улыбался. Он делал заметки. Однако отставка произошла совсем недавно и неприятные воспоминания еще не развеялись.
– Сначала осмотрим шлюз, корабль подождет.
В сотне метров от нас находился обычный шлюз. С одной стороны внешняя гавань и мол. Во внешней гавани в ожидании прилива, чтобы выйти в море, стояли, главным образом, рыбацкие лодки: зеленые, синие, желтые.
В портовом бассейне наоборот стояли более крупные суда. С десяток людей занимались разгрузкой судна для ловли трески, вернувшегося с Ньюфаундленда, загружали полные вагоны соленой рыбы, которые затем небольшой локомотив перемещал вдоль той же набережной к вокзалу.
На борту самого маленького траулера для ловли сельди около дюжины моряков в красных блузах ждали, пока приливная волна поднимется достаточно высоко, чтобы взять курс в Северное море.
– Сдвинуть четыре подъемных запора и двое ворот… – пробормотал Джи 7. – Достаточно одного человека.
Смотритель шлюза стоял здесь же, попыхивая трубкой: тип с густыми, ниспадающими усами и совсем новым серебряным рантом на фуражке.
– Сколько людей открывают шлюз?
Человек в недоумении посмотрел на моего спутника.
– Само собой, я один! Если вы думаете, что правительство…
Оставшаяся часть фразы затерялась в его усах, поскольку он, отвечая на вопрос, не переставал жевать, так что проглотил половину слов.
Впрочем, Джи 7 был в курсе дела, поскольку сказал мне, когда мы отошли подальше:
– Он уже навеселе… Короче, парень, который принял несколько стаканов грога…
Только это ничего не проясняло. Прохождение шлюза было самой легкой частью авантюры.
– Что ты думаешь о владельце судна?
Вопрос был обращен ко мне.
– Я представлял себе судовладельцев иначе. Раз у них есть корабли, их представляют какими-то искателями приключений или злобными, мелкими буржуа, напичканными предрассудками.
Джи 7, уже остановился около какого-то рыбака и спрашивал его:
– Извини, старик! Один вопрос. Господин Морино женат?
– Судовладелец? Конечно! У него дочь и сын…
– Уже взрослые?
Рыбак не понимал, почему о подобных вещах спрашивают у него.
– Должно быть, им около двадцати…По крайней мере, молодому человеку…
– Большое спасибо.
И, обращаясь ко мне, добавил:
– Просто добываю сведения, по ходу дела…Мало ли что.
– Хотелось бы повидать мадам Морино, – сказал я: – Держу пари, именно эта дама наводит ужас в доме.
Мы остановились в сотне метров от внушительной группы людей, стоявших на
набережной около трех автомобилей, одним из которых был похоронный автобус.
II
Около часа, смешавшись с толпой, мы разглядывали "Мари-Галант". Увидев судно, я просто оцепенел от изумления. Когда господин Морино рассказывал о шхуне и даже когда обратил наше внимание на фотографию судна, я не мог представить себе его истинных размеров.
Корабль был огромным. Не менее двадцати восьми метров в длину, не считая бушприта, который еще больше увеличивал размеры корабля. Кроме того, широкий корпус, высокие борта и тридцатиметровые мачты. Казалось, что этот корабль с убранным такелажем, стоящий в этом тесном бассейне, попал сюда как будто из шляпы фокусника.
Однако, меня преследовало и другое ощущение, совершенно отличное от первого. Возможно, в связи с тем, что всегда видел Фекам дождливым и ветреным. Тогда он выглядел уныло. Воздух насыщен терпким запахом трески. Куда ни ступишь, везде рыбьи останки и внутренности.
Но на этот раз, когда я приехал расследовать преступление, сияло солнце. Легкий бриз едва колыхал спокойный воздух. Все сверкало. Даже вода в портовом бассейне казалась не такой застоявшейся и грязной.
По палубе шхуны, переговариваясь в полголоса, то собираясь вместе, то разбредаясь в стороны, расхаживали несколько человек.
Прокуратура! Джи 7 стоял на пирсе, смешавшись с толпой. Он указал мне на высокого молодца, который был в плечах вдвое шире него.
– Комиссар Люка! – сказал он мне. – Это он ведет расследование.
– Ас?
– Ас!
Нам было не видно, что происходит внутри. Вдруг, кто-то спустился с палубы и потребовал мощные клещи. Чуть позже на палубе появился врач и у него состоялся долгий разговор с прокурором и следственным судьей.
– Сколько нужно людей для управления судном? – спросил, тем временем, мой спутник, обращаясь к одному из рыбаков.
– Ну, это, смотря как… Если перевозить соль, то шесть плюс капитан. Если на двигателе, можно и втроем справиться. Если вдвоем…
Мы находились на самом краю города, за спиной у нас оказалась железная дорога, а за ней на пустыре громоздились кучи щебня. По ропоту, раздавшемуся в толпе, мы догадались, что-то произошло. И действительно, двое мужчин вытащили на палубу какой-то продолговатый предмет. Поскольку никто не удосужился принести простыню, труп завернули в кусок парусины.
– Эй, вы, дайте пройти!
И те же мужчины пробрались со своим грузом к похоронному автобусу.
Повторяюсь, страшно не было. Происходящее нельзя было даже назвать драмой! Люди продолжали громко разговаривать. Один парень даже приподнял край парусины, чтобы взглянуть на труп.
Хлопнули дверцы автобуса. Господа из прокуратуры направились к машинам. На борту остался только комиссар Люка.
– Пошли.
Я последовал за Джи 7. Вытянув вперед руки, к нему навстречу шел Люка.
– Что вы здесь делаете? Отдыхаете неподалеку? Вероятно в Этрете?
Мой друг покраснел и смотрел куда-то в сторону.
– Я… меня нанял Морино.
– Командировка?
– Извините! Я ушел из полиции. Работаю на себя…
– А! Понятно…– подмигнул комиссар: – Более выгодное дело. Без дураков, вы молодые…
Джи 7 не счел необходимым разубеждать комиссара, который был уверен, что мой друг добровольно покинул уголовную полицию, и не сказал, что все произошло из-за женщины. Он еще не привык к роли частного детектива и робко спросил:
– Можно взглянуть?
– Все, что пожелаете. Хотя, смотреть особенно не на что. Надо было приходить, когда женщина еще была здесь.
– Известно, кто она?
– Абсолютно ничего! Никаких документов! Никаких меток на белье! В общем, одежда еще здесь, доктор начал с того, что раздел ее.
Люка проводил нас в каюту, в которой пахло плесенью и рассолом.
– Здесь не помешали бы сапоги. На переборках растут шампиньоны. Корабль забросили три года назад.
В тесной каюте, которая оказалась каютой капитана, находился подвесной фонарь, из которого сочились остатки бензина.
– Вот одежда.
Увиденное произвело на меня впечатление. Одежда была кучей свалена на столе так, как будто женщина только что разделась. Не хочу сказать, что в этом было нечто эротическое, но, я, тем не менее, стеснялся смотреть на комиссара, который вертел нижнее белье в своих толстых пальцах.
Розовое шелковое белье, очень тонкое и очень дорогое. Одного взгляда на совершенно черное платье было достаточно, чтобы определить социальное положение жертвы.
Никакой пошлости. Но и никакой дешевой роскоши. Одежда была действительно приобретена в роскошном магазине, одном из тех, где далеко не каждая женщина может позволить себе одеваться.
– Не было ни пальто, ни шляпы? – спросил Джи 7.
– Ничего не нашли. Даже туфель, хотя обыскали все от трюмов до верхушек мачт. К тому же, ни малейших следов провианта. Всего-навсего плоская бутылка на четверть литра, в которой был виски. Выпито все до капли. Бутылка стояла вот там, у бруса.
Комиссар жадно курил, чтобы заглушить мерзкий запах, которым был пропитан весь корабль.
– Но, тем не менее, мазутом судно заправили! – неспешно заметил Джи 7.
– Вы уже в курсе? Да! Это точно. Топлива достаточно для серьезного перехода. С таким запасом можно дойти, например, до Гренландии или до северной Норвегии. А ведь, наверное, было очень трудно доставить мазут на борт так, чтобы этого никто не видел, учитывая, что он весит сто восемьдесят килограммов. И в то же время, ни капли керосина в фонарях судовых огней.
– Как будто, корабль вышел раньше назначенной даты, до того, как все было готово. Все шлюпки на месте?
– Здесь была только одна под чехлом. Это старая, дырявая шлюпка. Она и сейчас на своем месте.
– А судно нашли далеко от суши.
– Как раз посреди Ла-Манша.
– Что говорит врач?
– Жертва была задушена. Похоже, смерть наступила когда судно было в море. Точно можно будет сказать только после вскрытия.
– Отпечатки пальцев?
– Пытались снять с бутылки виски. В других местах их снять просто невозможно.
Мы принялись осматривать обстановку. Судно построено для перевозки соли и работали на нем, очевидно, довольно грубые парни. Здесь не было ни одного чистого угла, кроме жилых отсеков.
– Возраст?
– Между двадцатью пятью и тридцатью.
– Красивая?
Комиссар ответил с некоторым смущением:
– Знаете… После четырех дней, проведенных в цистерне… Да, должно быть, она красивая.
Вероятно, зрелище было не из приятных, поскольку вспоминая увиденное, комиссар скривил губы.
– Осмотрим цистерну.
Для этого надо было пройти через соляные трюмы, в которых было почти по колено воды, и где по указанию прокурорских работников на бочки были положены доски. Цистерна емкостью почти в тысячу литров находилась почти у самого бака и прилегала к импровизированному мосту. Одну стенку почти полностью вырвал боцман, обнаруживший труп.
– Случайность! Был всего один шанс на миллион найти женщину. Наверное, этот боцман очень щепетильный человек, и в то же время своего рода маньяк. В противном случае, судно простояло бы еще несколько лет прежде… Маловероятно, чтобы на этом корабле снова стали перевозить соль, теперь есть более быстроходные пароходы. Шхуна могла даже затонуть в бассейне.
Вся моя веселость улетучилась даже, несмотря на солнце, которое светило на нас сквозь открытые люки.
– Что касается двигателя, он не работал. Те, кто привел его в порядок, настоящие специалисты.
И комиссар заключил:
– Нет смысла ждать следующего удачного случая… Даже надеяться, что тело кто-нибудь опознает. Сегодня ее фотография будет во всех вечерних газетах. Ее передадут в полицию всех европейских стран. Раз вы уже были в доме, вы в курсе дела. Выпьем по кружке пива?
Джи 7 не смог отказать. Мы зашли в портовое кафе, где сидели только рыбаки, говорящие на нормандском диалекте.
– Странно, что мсье Морино пришла в голову мысль обратиться в агентство.
Завязалась непринужденная беседа.
– Я уже без малого две недели живу в этой дыре, – вздохнул комиссар. Если бы я знал, что будет такая погода, то взял бы с собой жену и детишек. Еще не женаты, Джи 7?
– В следующем месяце.
– А! Можно узнать, на ком?
– На русской девушке.
Расстались без особых церемоний. Я чувствовал, что Джи 7 не хватало задора. Прежде всего, у него не было точного плана, поскольку он не нашел ничего лучше, чем больше часа прогуливаться по порту.
– Быстро разберемся! – заметил он. – В этом городе домов, как в одном квартале Парижа.
Вдалеке виднелся пляж из галечника, где суетились несколько человек в разноцветных майках, а около прибрежного утеса, белая громада казино, превосходившего по размерам павильон Франции на всемирной выставке.
– Пошли обедать! – сказал Джи 7, даже не подумав о том, что надо куда-то поставить машину.
Выбрали гостиницу "У железной дороги" с табльдотом и коммивояжерами.
В восемь часов, когда опустилась ночь, мы опять курили на набережной и я снова нашел свой мрачный Фекам.
Крутые улочки, плохо вымощенные и плохо освещенные, со сточными канавами посередине. Несколько фонарей горело на кораблях, пришвартовавшихся в порту. Виднелись красные и зеленые огни пирсов. Движущийся луч прожектора с маяка каждые десять секунд выхватывал из темноты мертвенно бледный утес.
Рядом с "Мари-Галант" никого не было. Сходни убрали, а это означало, что корабль не охраняется.
– Они не могли включить свет даже внутри, – заметил мой спутник, – чтобы избежать риска быть увиденными.
По странному совпадению, единственным домом, который был виден с этого места, единственным ближайшим жильем был дом терпимости под красным фонарем. Когда открывалась его решетчатая дверь, мы слышали бренчание механического пианино.
– В ту ночь женщина прошла здесь.
Я припомнил тонкое белье и роскошное платье. Туфли и пальто исчезли. Она прошла по пустырю.
Кто-то ее сопровождал. Элегантно одетый мужчина, под стать ей, который предложил ей руку, чтобы помочь перейти сходни? Зверь, который заманил ее сюда под каким-то предлогом?
Все случилось совсем недавно! Всего пять дней назад! И вот "Мари-Галант" снова на своем месте в стоячей воде, цистерна разворочена, а в морге на бетонной плите лежит труп.
– Свежеет! – сказал я.
До нас донеслись голоса рыбаков, которые мощными гребками направляли свою лодку к молу, намереваясь там дождаться пока ветер наполнит их парус. Вдали, волны с шумом накатывали на гальку. Казино ярко освещено.
– О чем задумался?
Джи 7 посмотрел на меня. Его глаза лихорадочно блестели. Он ничего не ответил. Однако немного погодя пробормотал, словно признаваясь в чем-то:
– Хотелось бы посмотреть на женщину.
В его голосе чувствовалась какая-то нежность. У нас за спиной раздался свист проходящего поезда. На обратном пути к городу, мы подражали этому звуку.
Когда мы пришли на Бельгийскую набережную, я взял своего друга за руку.
– Посмотри… Вон там. На втором…
Это был дом из серого камня, принадлежавший мсье Морино. Окна второго этажа были освещены. Сквозь них была видна керосиновая люстра, переделанная в электрическую. Можно было разглядеть фальшивые свечи и рожки подсвечников. Стены обиты мрачными бумажными обоями гранатового цвета. На одной из стен висела фотография в рамке, на которой был изображен старик в сюртуке с высоким воротом по моде 1860 года.
– Основатель династии Морино, – ухмыльнулся я.
Окно справа было приоткрыто. А у окна слева стоял сам судовладелец, прислонившись лбом к стеклу.
Когда мы подошли ближе, я расслышал музыкальные аккорды, а затем голос женщины, которая аккомпанировала себе на пианино и пела какой-то романс.
– Наверное, его дочь, – сказал я, поскольку в моем представлении мадам Морино продолжала оставаться сварливой, несносной старухой.
Было всего одиннадцать часов, когда мы вернулись в гостиницу и выпили по рюмке коньяка в общей комнате, где, к моему разочарованию, не было ни души.
Кассирша была молодой и приветливой. По привычке Джи 7 задал ей несколько вопросов. А когда он заговорил о мадам Морино, она удивилась:
– Как? Разве вы не знаете? Десять лет назад она сбежала с совсем молодым человеком из Парижа. Говорили, что она была самой красивой женщиной Нормандии. Мне даже рассказывали, что она объехала с мьюзик-холлом весь мир. Ее дочь не такая.
– Она что, некрасивая?
– То есть, похожа на отца.
И дав мне легкий пинок под мраморным столом, Джи 7 посмотрел на меня с иронической улыбкой.
III
Два последующих дня были одними из самых обескураживающих, самых мрачных и отвратительных дней из тех, что я провел с Джи 7. Поскольку я верил в то, что окружающая обстановка влияет на нервы и, следовательно, на состояние здоровья, утром я надеялся проснуться в комнате, залитой солнцем. Однако, открыв окно, я увидел быстро плывущие по небу облака, а пока брился, порывы ветра дважды чуть было не выбили стекла.
Погода была ясная. Свет резал глаза. Тем не менее, бриз все крепчал, вынуждая прохожих на улицах придерживать шляпы.
Было начало девятого, когда я постучал в дверь моему другу и он слабым голосом пригласил меня войти. Я остолбенел, увидев что он сидит на постели и неотрывно смотрит на панораму, открывающуюся из распахнутого окна.
– Еще не готов?
– Я уже встал… А потом снова лег.
Все это было настолько на него не похоже, что я принял его слова за шутку. Но он добавил:
– Думаю, вчера вечером я простудился.
– И оставил окно открытым.
Ветер колыхал шторы и шевелил простыни. До этого момента я не придавал значения расположению гостиницы "У железной дороги". Окна моего номера выходили на какую-то улочку, в отличие от номера Джи 7, который занимал действительно стратегическое положение. Из номера, чуть левее, был виден портовый бассейн, с "Мари-Галант" на переднем плане, а немного далее рыболовные суда, стоявшие под разгрузкой. А высунувшись из окна, можно было разглядеть серые камни дома господина Морино. На заднем плане море, все такое же синее, но украшенное белыми барашками.
– Ты не встаешь?
Однако он встал. На нем была полосатая пижама, в которой он казался выше и худощавее. Он достал из чемодана платок и обмотал его вокруг шеи.
– Наверное, это из-за того, что я спал с открытым окном.
В таком виде, с всклокоченными волосами и уставшим лицом он менее всего производил впечатление энергичного парня. Скорее у него был вид человека, страдавшего жестоким похмельем. Поэтому я подозрительно спросил:
– А вчера вечером ты больше не выходил?
Он знаком показал, что "нет". При этом, он был выбрит.
– А сегодня утром?
– Не знаю… не думаю.
– Может, закрыть окно?
– Да… Нет, пожалуй, не надо.
Он не одевался. Прошел еще час. Я сидел у кровати, покуривая трубку, а он ходил по номеру взад и вперед: почистил зубы, привел в порядок вещи в чемодане и разложил на столе бумаги, которые ветром тут же сдуло на пол. В самый разгар этой деятельности состоялся разговор.
– Странное дело…
– Да. Любопытное.
Он закончил что-то выводить карандашом на листе бумаги, и я подошел полюбопытствовать, что он там написал. Только тогда я понял, что в то время, как я думал, что он плохо выспался или отупел, его ум не прекращал работать.
Карандашом была отмечена точка, обозначавшая корабль в порту, две черточки за ней изображали шлюз. Далее, смутные очертания Ла-Манша и еще одна точка в самой середине пролива. Джи 7 был настолько поглощен своими мыслями, что, забыв обо мне, начал потешно разговаривать сам с собой:
– Прежде всего, она должна была приехать в Фекам… Хорошо! Она в Фекаме… Поднимается на борт… Судно уходит…Оно прошло здесь…
Я засмеялся, а затем, подражая ему, добавил:
– Она делала это, а потом вот это…
Он серьезно посмотрел на меня и тихо сказал:
– Самое ужасное, что я не вправе провалить это дело, первое дело, которое мне доверили.
С головой из папье-маше, в этом платке и поношенной пижаме он был жалок.
– Послушай! Сегодня я меня не хватит духа выйти. Зайди к горничной и попроси ее принести мне горячий грог. Затем, иди в порт и найди капитана корабля, неважно какого, любого, знающего Ла-Манш. Приведешь его ко мне и принеси морскую карту.
Никогда не видел, чтобы он брался за дело подобным образом. От безнадежности меня всю дорогу терзали мрачные предчувствия.
*
Случай привел меня на борт "Франсетты", того самого траулера, который взял на буксир "Мари-Галант". Я не узнал капитана среди матросов, поскольку на нем была точно такая же красная блуза и такие же сапоги, при этом также как и матросы он жевал табак, который спрятал за левую щеку.
– Кто это хочет со мной поговорить. Кто-то из полиции? Как вы говорите? Из полиции, но не полицейский?
Капитан смачно плюнул на палубу и оглядел своих матросов.
– Почему бы и нет? Это далеко? Полагаю, речь идет о "Мари-Галант"…
Как это лучше выразить? У меня сложилось впечатление, что они смеялись над моим лицом. Точнее, эти слова вызывали у стоявших передо мной людей особенно веселые воспоминания. По пути назад, пытаясь его разговорить, я все время пытался копировать походку моего спутника, .
– Мистическая история, вы не находите?
Он посмотрел на меня тем же взглядом, что и прежде.
– Вы что, что-то знаете?
Этот косой, насмешливый взгляд меня просто раздражал.
– В-общем, вы нашли эту шхуну. Может быть, у вас есть какие-то мысли...
Еще один плевок, прямо под ноги.
– Мысли… у всех есть мысли, правда? Даже у идиотов…
И он глупо рассмеялся, что окончательно вывело меня из себя. Я уклонился от ответа, когда он спросил:
– Так, стало быть, вы работаете на господина, к которому мы идем?
Когда мы вошли в номер Джи 7, капитан снял фуражку и стал казаться гораздо любезнее. Он даже вынул комок жевательного табака изо рта и подошел к окну, чтобы его выбросить.
– Вот карта! – сказал я. – Этот господин – капитан "Франсетты".
И я сделал вид, что очень занят разглядыванием пейзажа за окном. Я заметил, как они расположились перед морской картой: Джи 7 просил разъяснить сокращения, которые были ему непонятны. Густым голосом моряк бормотал:
– Петух, означает плантацию моллюсков. Циферка рядом – глубина. "С" означает песок. Вот здесь мы наткнулись на "Мари-Галант", которая оказалась упрямой как ослица, когда мы взяли ее на буксир.
– Извините. Было чуть за полдень. Сколько времени потребовалось "Мари-Галант", чтобы дойти из Фекама до этого места?
– На двигателе? Чуть больше трех часов.
– Если так, то до этого она вполне могла достичь английского берега.
– Или бельгийского. Конечно, в любом случае, если она где-то приставала к берегу, то вывели ее в открытое море не для того, чтобы бросить прямо... А на борту никого. И шлюпка все еще на месте.
– Может быть, шхуна вышла на встречу с другим судном?
Капитан пожал плечами.
– Да вы что! Если вы думаете, что в открытом море назначают свидания… В особенности посреди Ла-Манша, где бешеное движение.
– Еще один вопрос. Через это место проходит пароход Кале-Фолкстоун?
– Дважды в день.
– В котором часу?
– Ночью около пяти. Затем в четыре пополудни.
Я увидел, как помедлив, Джи 7 стал рыться в бумажнике и в конце концов сунул в руку моряка пятидесятифранковую банкноту.
– Благодарю вас. Очевидно, вы ничего не знаете.
– А что я должен знать?
Однако его глаза светились улыбкой и я, пожав плечами, отвернулся. Когда я снова повернулся к столу, Джи 7 был уже один. Он склонился над морской картой и рисовал женский силуэт поперек Па-де-Кале.
– Она не могла идти другим курсом? – спросил я с усмешкой.
– Может, спустишься вниз, позвонишь и узнаешь, удалось ли опознать женщину. Кстати, спроси, не приходил ли в морг или на корабль мсье Морино на ее опознание.
Я вернулся несколько минут спустя и доложил речитативом в телеграфном стиле:
– Женщина не идентифицирована. Морино из дома не выходил. Трупа не видел.
Я шутил лишь для того, чтобы скрыть свое нетерпение. Я чувствовал, что мой друг запутался. Более того, я все больше и больше склонялся к тому, что это дело неразрешимо. Кроме того, Джи 7 подхватил дурацкий насморк, из-за которого не мог выйти из номера!
Я просидел у окна почти полтора часа и все что я услышал - шуршание карандаша, которым мой друг, как нерадивый ученик, выводил какие-то черточки на карте.
– Скажи…– раздался наконец голос моего друга.
– Что?
– У Морино должна быть прислуга. Попробуй с ней встретиться и узнать, был ли Морино дома в ту ночь, когда ушла шхуна.
Конечно, я тоже подумал об этом и даже сочинил целый роман. Морино разыскал свою жену, захотел ей отомстить, вывез в открытое время и запер в цистерне.
Это не выдерживало никакой критики. Прежде всего, "Мари-Галант" вернулась назад без единой живой души на борту. И потом, зачем судовладельцу все так усложнять? А самое главное, кому перед выходом в море понадобилось тратить несколько ночей, чтобы исправить двигатель?
При всем при том, подобный ремонт требовал, как минимум двух помощников.
Опять ветер! Солнце отражалось в зеркальном шкафу. Джи 7 в своей полосатой пижаме, в платке, с красным носом имел вид наказанного ученика!
Я прошел сто шагов по набережной и приступил к наблюдению за домом Морино с зеленоватыми стеклами в окнах первого этажа, вывеска на котором гласила: "Морино сын, судовладелец".
Я представил себе тех, кто находится внутри: старую деву, сидящего за ней несуразного работника и в глубине за столом лысого судовладельца, одетого во все черного. Спустя четверть часа я увидел, как из дома вышла девушка. Она косила, а в руках у нее была сетка для продуктов.
Очевидно, это она! Девушка направилась на торговую улицу города, где располагалось множество магазинов. Я шел в нескольких метрах сзади. Наконец, собрав волю в кулак, осмелился обратиться к ней:
- Извините, мадемуазель… Разрешите мне узнать у вас кое-что?
Она посмотрела на меня так, что я осекся. Не знаю, что меня остановила, но я чуть было не сунул ей в руку двадцать франков.
- Вы не могли бы сказать, выходил мсье Морино из дому в среду вечером?
- Отец никогда не выходит по вечерам…
У меня перехватило дыхание. Я не знал, куда спрятать глаза.
- Извините… я… я думал, вы...
- Почему бы вам не спросить у него самого? Вы же работаете у детектива?
До сих пор не знаю, как я не бросился бежать. Думаю, что еще немного и я бы начал разговаривать на ходу сам с собою. Даже не смею признаться, какие мысли пронеслись у меня в голове. Это был скорее страшный сон, а не реальность.
Но, в таком случае, не скрывается за такой реальностью настоящий кошмар? Все эти зеленоватые столы, за которыми сидят старая дева и толстяк. Музыка, которую слышали накануне, девушка, играющая на пианино… Просто романтический вечер.
А это была вот эта косая страхолюдина!
Напротив стоит "Мари-Галант" с трупом в цистерне… Тонкое белье… мне вспомнилась плиссированная рубашка…
А в это время, подхвативший простуду Джи 7, сидит в комнате, обмотав платок вокруг шеи.
Я шел ничего не видя перед собой и почти воткнулся в широкую грудь человека, который быстро привел меня в чувство своей ручищей. Им оказался капитан "Франсетты". Он меня узнал и мне пришлось еще раз испытать на себе его насмешливый взгляд.
Когда я вернулся в гостиницу, там меня ждала еще одна история. Вдруг прямо передо мной возникла горничная.
- Извините, мсье… Ваш друг просил его не беспокоить. У него посетитель. Вам накрыть в столовой или вы будете обедать наверху у своего друга?
- Не знаю… принесите коньяк с водой.
Я сидел в кафе в полном одиночестве. Даже кассирши не было за кассой. Я просидел час, целый час, и просто умирал от скуки. Даже начал уже подозревать, что Джи 7 бросил меня ради какой-то женщины.
На лестнице послышались шаги. Я посмотрел на последний марш и увидел как вниз спустился молодой человек. На вид не более двадцати лет, Бледное, вытянутое лицо с тонкими чертами и лихорадочным блеском в глазах. Его губы были настолько яркими, что скорее подошли бы женщине.
Он пересек кафе опустив голову, а когда вышел на улицу надвинул на глаза
черную фетровую шляпу.
IV
- Кто это?
На столе все также лежала карта, исчерченная карандашом до такой степени, что пользоваться ею было уже невозможно. Джи 7, продолжая рисовать на карте, ответил не поднимая головы:
- Сын Морино, кто ж еще.
- Зачем он приходил? Надо думать, за чем-то очень важным, если я так долго...
- Здешние парни такие пугливые, - вздохнул мой друг. - Он не пробыл здесь и четверти часа, как залился слезами.
Я счел за честь не задавать больше вопросов.
- Комок нервов. Наверное, болезнь роста. Он хиляк. Не сказал ни слова, просто замкнулся в себе. Поначалу я даже не понял, зачем он приходил. Дело совершенно темное. Он попросил меня сообщить о личности покойной.
Я ему сказал, что еще не знаю. Казалось, он хитрил, пытаясь застать меня врасплох. Наконец я все понял. Просто он хотел узнать, не был ли это труп его матери. Мне пришлось нажать на него и под давлением он сознался, что отец запретил ему ходить в морг.
- Морино запретил сыну ходить в морг? Ведь и он сам даже не удосужился туда сходить! Однако…
- Все это ерунда! - прервал меня Джи 7. - Еще и суток не прошло с момента нашего прибытия в Фекам, но о нас уже все знают. Мадам Морино не появлялась здесь уже много лет. К тому же, сегодня с утра уже весь город побывал в морге и ее никто не опознал. Я уверил парня, кстати, его зовут Филипп, что это не его мать.
- Вероятно так!
- Нет, это точно! У нее, даже изуродованной, есть признаки, по которым ее можно идентифицировать. Это его успокоило и он захотел уйти. Но я продолжил допрос. Он страшно впечатлительный. Через несколько минут я уже знал все, что хотел.
И тогда он стал меня умолять, когда у меня будет время, попытаться узнать, где находится его мать. Он был очень трогательным и предупредил, что не сможет мне заплатить.
За этим последовала целая исповедь! Его отец, Морино, просто маньяк, он боится всего. Если он не найдет экипажи для своих судов, это подорвет его репутацию.
Скупердяй! Его скупость граничит с безумием, он даже прислугу не держит.
Я высокомерно улыбнулся, однако, Джи 7 не заметил моей улыбки и мой выход провалился.
- До пятнадцати лет парень носил одежду, перешитую из отцовских обносков. А в шестнадцать лет он поступил на обучение в банк под предлогом научиться уму-разуму. Он и сейчас там работает. Ему двадцать лет, а он до сих пор получает ровно два франка по воскресеньям. За всеми его перемещениями следят и однажды, когда его увидели в казино с каким-то местным парнем, его на три дня заперли в его комнате.
Что касается его матери, ему запрещено говорить о ней, называть ее имя и даже намекать на ее существование.
Это еще не все. Отец прекрасно ладит с дочерью. Более того, дочь с отцом против него и именно она настояла на наказании, когда он провинился.
Им удалось найти всего двух работников: старую деву, которая, по его мнению, самая отвратительная из всех, и страдающего провалами в памяти инвалида, которого мы видели. Жалования обоим хватает лишь на то, чтобы не умереть с голоду. Деньги единственное, что ценится в этом доме.
Год назад Филипп хотел сбежать, но не осмелился. Он до ужаса боится своего отца. Мечта всей его жизни узнать, где его мать и уехать к ней.
Для парня мать – само совершенство. Все свои надежды он возлагает только на нее, хоть они и не виделись пятнадцать лет.
Он не знает даже, на каком континенте она живет. Со слезами на глазах он мне признался, что если встретит мать на улице, то не узнает. Более того, когда он встречает на улице незнакомку тридцати пяти – сорока лет, смотрит на нее безумными глазами в надежде, что это она приехала, чтобы разыскать его.
Тишина. Внизу раздался колокольчик, объявляющий, что табльдот готов.
*
Не хочу говорить о том, что произошло после обеда. Представьте себе двух мужчин в обычном номере, в котором зеркальный шкаф оставался единственным светлым прямоугольником. Вернувшись после обеда, Джи 7 в пижаме снова сел и склонился над морской картой.
В моей голове разыгрывались десятки, сотни самых противоречивых, самых кровавых драм! Я дошел до того, что Морино стал жертвой, а его дочь представлялась мне одноглазой героиней достойной античных времен!
Джи 7 сидел молча и глотал аспирин. Время от времени я посматривал на "Мари-Галант", перед которой на минуту останавливались прохожие, и пытался представить себе их разговор.
- Это тот самый корабль, который вышел сам по себе на прошлой неделе.
- Это на нем нашли труп?
- Да, на баке, в цистерне.
После обеда, какой-то мальчишка, не придумав ничего лучше, забрался на бушприт, чтобы порыбачить на удочку.
Порой я пытался отвлечь своего друга какой-нибудь фразой.
- А чем сейчас занимается комиссар Люка?
Но он меня не слышал. Или просто не хотел слышать. В восемь часов я спустился на ужин. Вернувшись в половине десятого, отягощенный тремя рюмками коньяка, выпитыми с мрачным упорством пьяницы, я заснул.
*
- Ну как, лучше?
- Не знаю. Я плохо спал.
Он побрился. Однако, казалось, что мой друг не собирается одеваться на выход. Тем не менее, я заметил, что он выглядел гораздо лучше и совсем не чихал.
- Сходи, позвони Люка и узнай, не опознали ли труп.
Я нашел Люка в самом веселом расположении духа, вероятно, это был протест против реальности.
- Слушаю… А, ты от этого хитреца Джи 7… Это тот случай, когда официальная полиция совершенно облажалась… Все бестолку. В Париже покойную никто не знает. Ее никто не опознал. Короче говоря, сплошные загадки. А сам-то он чем занимается?
- Насморк лечит.
В трубке раздался раскатистый взрыв смеха.
- Вы уверены… - попытался настаивать я.
- Да брось ты! Он нашел какие-то зацепки? Скажи ему, пусть не очень на нас сердится. Мы делаем все возможное, но у него же больше свободы действий, чем у официальных властей.
- Даю слово, что Джи 7 не выходил из номера с позавчерашнего вечера.
Новый взрыв смеха.
- Брось! До скорого… В любом случае у нас ничего нового. Совсем ничего. Ни малейшей зацепки!
Вернувшись в номер, я чуть не лопнул от злости. Джи 7 спокойно сидел за морской картой и, углубившись в себя, продолжал что-то на ней рисовать.
- Что это такое? - спросил я, указывая на бесформенную картинку.
- Дом на Бельгийской набережной.
- А это?
- "Мари-Галант".
- А это?
- Это плачет бедняга Филипп. Чуть дальше – девушка, с которой ты заговорил на улице.
Злость во мне поутихла.
- Кажется, вчера ты сказал, что "надо любой ценой раскрыть это дело.
- Да.
Он сказал это "да" как рассерженный ребенок.
- Я пытаюсь применить новый метод.
После этого, кривляясь как плохой актер, со вздохом произнес:
- У меня болит голова. Больше не могу думать об этой истории, у меня от нее голова болит, - и упрямо повторил, тыкая карандашом в свои каракули. - Они приехала… Поднялась на корабль… Корабль был здесь… Он вернулся на то же место с трупом.
- А потом?
- Ничего!
Мне казалось, что мы оба были на грани. Такая жизнь в четырех стенах не способствовала укреплению нашей дружбы.
- Но ведь есть же люди, которые знают! - отчеканил я.
- Кто?
- В любом случае - убийцы! Их как минимум двое! Моряки говорят, что для вывода судна из порта на борту должно быть как минимум два человека. Где они, эти двое?
- Мне все равно.
- Хм?
- Я сказал "мне все равно".
- А что тебе "не все равно"?
Он медленно прошелся по комнате. Остановился и высунулся из окна, словно заметил что-то интересное.
- Я жду! - сказал я.
Ветер развевал его пижаму, придавая его силуэту жалкий вид. Карта, лежавшая на столе, приподнялась, соскользнула и медленно опустилась на ковер.
- Так что?
- Минуту.
Окно было слишком узким для нас двоих. Я был весь в нетерпении и находил его невыносимым.
Он что не догадывался, что просто использовал меня, когда речь заходила о разных неприятных поручениях, например, когда он поручил мне остановить на улице женщину, которая оказалась родной дочерью Морино?
- Он идет сюда, - удовлетворенно произнес Джи 7.
- Кто?
- Конечно же он, черт побери!
- Ну и что дальше?
- Морино. Он две минуты потоптался на месте, обошел гостиницу, раздумывает войти или нет… Вошел. Сейчас он должен быть на лестнице.
- Может, мне лучше выйти?
- Нет, жди, пока я не скажу.
В дверь постучали. Это был судовладелец собственной персоной в своем черном костюме и рубашке с фальшивым целлулоидным воротником. Лицо его было одновременно и расплывчатым и слишком картинным.
- Мне сказали, вы больны? - сказал Морино, прежде чем поздороваться.
- Кто сказал?
- Все говорят. Фекам – не Париж. Здесь все всё знают.
Казалось, он втягивал носом воздух, пытаясь найти какой-то неизвестный запах.
- Понятно, расследование не движется. Полиции ничего не известно. Вы из номера не выходили.
Было странно и неприятно видеть, как этот человек пытается прикинуться славным малым. Джи 7 подошел ко мне и дал понять, что у меня слишком экспрессивное лицо.
- Я расстроен, - продолжал он. - Всегда неприятно, когда дело проваливается. Я ошибся. Я хотел покончить с этим быстрее, а вместо этого очень волнуюсь за бедняжку Филиппа. Мне сказали. Надеюсь, вы не станете отпираться. Однако есть вещи, которые вы должны знать. Он слабоумен, как и его мать, несчастная, которую я, можно сказать, подобрал на улице. Не хотелось об этом говорить, но врачи уверяют, что мой мальчик поправится. Что он мог вам рассказать?
Я не осмеливался смотреть на судовладельца, боясь допустить какой-нибудь промах, хотя бы даже взглядом и не отрываясь смотрел на Джи 7.
- Он хотел только узнать, не была ли убитая его матерью.
Мсье Морино поднял глаза к небу, как человек, которому не на что надеяться, кроме Всевышнего.
- Бедный мальчик. У него мания преследования, как и у матери.
Я рискнул взглянуть на Морино. Он действительно был подавлен. Даже его фальшивый воротничок казался не таким уж нелепым.
- Когда я думаю о том, что он тоже может сбежать …
- И при этом не вернуться, - ответил Джи 7. - Например, если бы сбежал на поиски своей матери.
На это мсье в изумлении выкатил глаза и заметил, прикрыв лицо рукой:
- Но его мать умерла три года назад. Попала в историю в Бремене. Их нашли в холостяцкой квартире, шестерых задохнувшихся, скорее даже отравившимися некачественными наркотиками. Среди них оказались две малолетки, а один из мужчин был главой магистрата. Дело закрыли за отсутствием состава преступления.
На этот раз, клянусь вам, меня охватил такой ужас, что я чуть было не
закричал. Даже Джи 7 разразился приступом кашля, который никак не хотел
проходить.
V
Джи 7 согнулся пополам и, казалось, ему никак не удается восстановить дыхание. Запинаясь, он смущенно пробормотал:
- Вы позволите? Одну секунду…
Он был уже на площадке, когда дверь захлопнулась. Не знаю почему, но мне показалось, что при этом раздался какой-то странный звук. Вероятно, такое же впечатление создалось и у мсье Морино, поскольку он бросил на меня вопросительный взгляд.
- Он вернется, - ответил я.
Когда нервы на пределе, самые незначительные детали: сказанное слово, интонация голоса, порыв ветра - принимают особенное значение. Не могу сказать почему, но произнеся фразу "он вернется", я почувствовал, что мне надо выпить.
- Вы давно у него служите? - мрачно спросил меня мой спутник.
- Недавно.
- И все же, еще совсем недавно он служил в полиции. По меньшей мере, так говорилось в объявлении.
Какую каверзу он мне готовил? К чему все эти взгляды исподлобья? Он что, хочет застать меня врасплох? Морино постоянно вынимал из кармана часы - большую серебряную луковицу, которой на вид можно было дать не менее тридцати лет.
- Вы знаете, прошло уже десять минут, как он вышел. Может быть у него обморок?
И здесь у меня возникло какое-то предчувствие. Я вспомнил странный звук, с которым закрылась дверь. Я подошел и повернул ручку. Дверь была заперта на ключ!
- Вы уходите? - в тот же момент спросил Морино, который не видел моего движения.
- Я… нет.
- Вы побледнели.
- То есть, я … Нет, клянусь вам…
Наверное, в самом деле, мы походили на двух помешенных или двух заговорщиков. Морино подозрительно смотрел на меня, но и я не спускал с него глаз. Он хотел подойти к двери, а я отчаянно пытался пойти на какую-нибудь хитрость, чтобы помешать ему. Теперь-то я понял, что если Джи 7 вышел, то только для того, чтобы запереть судовладельца.
- О! - воскликнул я, бросая взгляд на окно. Дурацкая уловка! Рыболовный траулер входил в порт, а этого было явно недостаточно, чтобы заинтересовать моего спутника. Увидев корабль, Морино лишь пробурчал:
- "Тоннер-де-Брест". Об этом сообщали. Пятьсот тонн сельди, он сбился с курса, - и он решительно направился к двери. - Меня беспокоит Ваш хозяин, Джи 7.
- Подождите! - воскликнул я. - Я… я думаю.
Он попытался открыть дверь. Убедившись в том, что дверь заперта на ключ, Морино не то что побледнел, он пожелтел.
- Что это значит? - спросил он, не отрывая от меня желчного взгляда.
- Не знаю. Должно быть, Джи 7 машинально повернул ключ. В любом случае он недалеко. Он ведь в одной пижаме.
В моей голове роились различные догадки. Я еще ничего не понимал, но уже приближался к разгадке. Легкий насморк, случившийся у Джи 7, который совсем не был неженкой, стал для него лишь поводом, чтобы безвылазно сидеть в номере!
Дело было только в простуде? Этот искусственный приступ кашля…. Этот уход… Эта закрытая дверь…
- Надо позвать на помощь! - сказал мсье Морино. - Мы же не можем сидеть здесь взаперти.
- Мы на втором этаже. Нас не услышат. А если услышат, то сделают из этого происшествия неправильные выводы. Думаю, нам лучше дождаться Джи 7.
Морино попытался высунуться в окно. Он старался разглядеть свой дом. Я начал ликовать. Мне в голову пришла мысль, которая сразу отмела все мои страхи: Джи 7 снова стал настоящим Джи 7, он снова взялся за дело, вместо того, чтобы обернув шею платком, слоняться по номеру. И здесь я подумал: "Куда же он без одежды? Правда, мы почти одного роста, а ему известно, что в моем номере есть запасной костюм".
Вдруг, я заволновался: "А это в самом деле Джи 7 закрыл дверь? Возможно, ему подстроили ловушку, чтобы помешать нам встретиться?".
- Мне решительно не нравятся манеры вашего патрона! - процедил сквозь зубы мой спутник. Желтизна на его лице сохранилась, а тени под глазами углубились, выдавая наличие какой-то болезни печени.
В конце концов, мне за это платят. Участие в этом расследовании - это в некотором роде моя работа. Надо было звать на помощь: мы не могли больше оставаться в этом номере.
Внизу зазвонил телефон. Мы прислушались. Я прижал ухо к двери и услышал приглушенный голос:
- Да, мсье. Сию минуту, мсье. Да, у мсье Морино!
На лестнице послышались шаги. Стук в дверь.
- Поверните ключ! - сказал я, узнав шаги горничной.
- Как! Разве вы заперты?
- Неважно! Открывайте.
Горничная посмотрела на нас с некоторым волнением. Ей потребовалось определенное усилие, чтобы успокоиться:
- Прошу прощения. Я слишком быстро поднималась по лестнице. Только что позвонил мсье Джи 7. Он просил присоединиться к нему в доме мсье Морино.
- Что? В моем доме?
Я торжествовал. Я еще ничего не знал, но я торжествовал! Джи 7 был болен не более чем я! Он разыграл комедию. Это он запер дверь и теперь ждал нас в доме судовладельца.
Я увидел, как буквально на глазах изменился Морино. Он был уродлив от природы. Взаперти он еще держался, но теперь совсем расслабился: желтая кожа его головы размякла и он действительно стал похож на жабу.
- Что это значит?
Я был настроен решительно, если бы у него появился соблазн сбежать, я был готов привести Морино в его дом любой ценой. Я решительно посмотрел на судовладельца:
- Вот сейчас и узнаем. Надо пройти всего двести метров.
Он даже забыл о своей шляпе, которую мне пришлось сунуть ему в руку.
- Не мог же ваш патрон выйти на улицу в пижаме.
- Вы знаете, - иронизировал я, - он не слишком щепетилен.
Я ликовал! После двух дней смутных волнений и мнимой болезни это было истинным облегчением.
Итак, мы с мсье Морино стояли перед дверью его дома. Входить он не торопился. Войдя в дом, он первым делом направился в контору.
- Где полицейский? - обратился он к старой деве.
- Там… наверху… в квартире. Вы же прислали его за документами, которые забыли
Глаза Морино вылезли из орбит.
- И он в пижаме? - воскликнул он.
Даже не знаю, как я удержался от того, чтобы не разразиться гомерическим хохотом. Старая дева и пухлый работник, не веря своим ушам, с нескрываемым изумлением смотрели на судовладельца.
- Да нет же. Он одет как все.
- Этого не может быть! Пойду, посмотрю. Мадемуазель наверху?
- Нет. Вы же просили передать ей, что встретитесь с ней на вокзале.
- Я? Я просил передать?
- Через мсье Джи 7. Она сразу же и ушла.
- Значит, он там совсем один?
Морино опрометью бросился к лестнице, я последовал за ним. Он не стал открывать двери ни в столовую, ни в кухню, ни даже в гостиную, а сразу же распахнул дверь в свою спальню.
Мне редко доводилось видеть человека в подобном перевозбуждении. Он застыл у кровати, огляделся вокруг и в прыжке распахнул небольшую дверь, ведущую в, своего рода, туалетную комнату.
Вслед за этим я услышал как спокойный голос, принадлежащий моему другу, говорил о чем-то мне неизвестном:
- Полагаю, что они здесь.
Затем, не меняя тона, он добавил:
- Сделайте милость, войдите, мсье Морино. Вы не слишком… Вижу, как раз наоборот.
Секунду спустя я увидел Джи 7 в моем синем саржевом костюме, который был ему великоват, стоящим прислонившись к стене. В уголках его губ играло то, что я называл "возвращенной улыбкой". Взглядом он указал на узкую походную кровать, на краю которой сидела какая-то женщина.
- К сожалению, не могу предложить вам стул.
Я ликовал. Я наслаждался зрелищем, которое мы устроили для судовладельца с
головой земноводного. Казалось, этот славный малый был готов сдуться как
проколотый булавкой воздушный шар.
VI
Не буду приводить все подробности сцены, с которыми я здесь столкнулся. Полагаю, разумно сообщить их кратко, чтобы дать общее представление об обстановке.
Туалетная комната была одним из тайников, которые еще встречаются в старых домах: коморка полтора на два метра без окна. Скудный дневной свет проникал сюда только через форточку в спальне Морино. Однако в спальне, слуховое окно было закрыто такой темной тканью, что при закрытой двери здесь царила почти полная темнота. Даже при открытой двери, как в данном случае, сюда пробивался лишь тусклый свет, производящий самое удручающее действие. К чему это я? Контора-аквариум на первом этаже с зелеными стеклами - само веселье, по сравнению с этой конурой.
Ременная кровать. Даже в армии на такие кровати кладут матрацы. Здесь же на кровати не было ничего. Вместо постельных принадлежностей только сероватое, дырявое хлопчатобумажное покрывало, красная цена которому пятнадцать франков.
Я нисколько не преувеличил и не представил ситуацию в черном свете из-за болезненной манеры сгущать краски. Я редко сталкивался с более удручающей обстановкой.
В глубине коморки эмалированный кувшин, очевидно, с водой. На плетеном стуле тарелка с куском хлеба и остатками копченой селедки. И, наконец, в полном противоречии со всем этим здесь была женщина! Ей было лет тридцать пять – сорок, однако, возраст еще не сказывался на ней. Какие-либо признаки старения полностью отсутствовали. Ни малейшего намека на увядание! Наоборот! Крепкая, живая плоть, ничего лишнего. Кожу покрывал легкий загар. Ярко-рыжие волосы сохранили следы краски. В глазах, казалось, переливались огоньки цвета самородного золота.
И такая женщина сидела здесь на краю кровати, замкнувшись в себе. На ней было только шелковое платье, великолепный блеск которого резко диссонировал с обстановкой.
Джи 7 представил нас друг другу отточенным тоном светского человека.
- Мадам Морино.
Больше всего меня привлекали обводы ее век, темные, придающие ей ореол таинственности и скорби.
- Господин Морино, может быть нам лучше пройти в гостиную?
Судовладелец не ответил, даже не пошевелился.
- Прекрасно. Тогда останемся здесь. Впрочем, у мадам было достаточно времени, чтобы привыкнуть к неудобствам этой комнаты, - и, повернувшись одновременно и ко мне и к судовладельцу, продолжил. - Больше всего в этом деле меня поразило то, что меня просили им заняться. Мы же не в Англии и не в США, где для граждан в порядке вещей прибегать к услугам частного детектива. Там это такая же обычная профессия, как счетовод-эксперт или архитектор. Мадам, вы позволите закурить?
Он зажег сигарету. Заметив с какой страстью она смотрит на портсигар, Джи 7 предложил ей сигарету.
Пока она жадно втягивала дым, он продолжал:
- А вот во Франции, когда обращаются в сыскное агентство, это означает, что речь идет о деле, которым полиция заниматься не будет: слежка за женой, которую подозревает муж, или за мужем, которому не доверяет жена; поиск драгоценностей, украденных прислугой, которую невозможно передать в руки правосудия; деликатные дела о наследстве и так далее.
А мы в Фекаме, в ультрапровинциальном городке, где не ступала нога частного детектива. Мсье Морино - самый яркий образчик буржуа в чистом виде. И все же, когда он обратился ко мне, полиция уже во всю работала и дело значительно продвинулось вперед.
Наконец, заметьте, он обратился не в одно из трех-четырех известных парижских агентств, адреса которых напечатаны на шестой странице во всех ежедневных газетах.
Он выбрал новую фирму, детективное агентство, которое только что было создано. При этом речь идет о человеке, который по всей стране известен своей скупостью! Полиция работает на не него бесплатно, предоставив в его распоряжение лучшие кадры, которые удалось найти, однако, это не мешает ему пожертвовать двадцать пять тысяч франков, чтобы заменить полицию совершенно незнакомым человеком, который при этом молод и, возможно, неопытен.
Такова основа моего расследования.
И, повернувшись ко мне, добавил:
- Будь добр, открой окно в спальне. Здесь не хватает воздуха.
Краем глаза я заметил судовладельца, который стоял, опершись плечом о стену, и разглядывал Джи 7 своими желтушными глазками, с видом человека, готового нанести удар исподтишка.
- Я приехал! Добротный дом! Здесь не тишина в полном смысле этого слова, и если позволите, не в приятном смысле этого слова, а в самом отвратительном смысле. В помещениях нет ни воздуха, ни света. Тайны начались прямо со входной двери. Казалось, мне говорят, что я ничего не найду. Я действительно отчаялся найти хоть что-нибудь. Но здесь я спросил себя: "Для чего ко мне обратились?". Я задумался. Полиция не имеет привычки информировать кого бы то ни было, даже потерпевших, о своих методах и находках. А вот частный детектив, который работал в полиции, напротив, будет ежедневно докладывать о результатах, полученных в ходе расследования.
Вторая почти установленная истина: "Я здесь не для того, чтобы держать мсье Морино в курсе работы комиссара Люка".
Осталось узнать, как сложилось такое положение вещей и восстановить ход событий. Внешне дом спокойный и солидный. Мсье Морино богат, имеет детей.
Я навел справки и первые же полученные результаты вызвали у меня сомнения. Судя по внешним признакам, все было достойно и солидно. Однако мадемуазель Морино сама ходит за покупками. Сын Морино работает в банке простым клерком. И никаких следов мадам Морино. Она уехала, когда-то. Ее имя больше не называют.
Вероятно, тайна кроется в другом. Комиссар Люка ищет на борту и вокруг "Мари-Галант". А я захотел поискать здесь, в этом доме, куда не проникает даже солнечный свет.
Но мне не за это платят! Я прекрасно понимаю, что мне не позволят ступить в апартаменты, мои вопросы останутся без ответа либо ответы будут лживыми. Вот поэтому я простудился и оставался в номере. Таким образом я стал детективом-невидимкой, который не оказывает услуги, за которыми к нему обращались.
Первый результат - визит Филиппа. Второй результат, тот к которому я стремился - мсье Морино забеспокоился, занервничал, пришел ко мне в "Железнодорожную гостиницу", где он успокоился, найдя детектива в пижаме, с замотанной шеей, сотрясаемого приступами кашля.
Оставалось лишь спокойно попасть в нужное место. Естественно, я превысил свои права. Естественно, мсье Морино, вы вправе подать на меня в суд за то, что я проник сюда хитростью. Если бы я продолжал службу в полиции, то я не позволил бы себе нарушить это, одно из самых строгих, профессиональных правил и мне потребовался бы ордер на обыск, подписанный в магистрате.
Однако, разве обращаясь ко мне, вы не требовали узнать правду? Что поделаешь, раз я узнал для вас правду! Я солгал вашим сотрудникам, которые позволили мне проникнуть в ваши апартаменты. Я обманул вашу дочь, которая в данный момент, волнуясь, ждет вас на вокзале.
И вот, я один в нужном месте. В гостиной ничего. В столовой ничего. Однако, по вечерам ставни остаются открытыми. У прохожих создается впечатление приличного дома, где играют на пианино и поют романсы.
Но есть еще спальня, а в ней запертая дверь. Дверь туалетной комнаты, ключ от которой всегда носят с собой. Достаточно поковырять проволочкой и что? За дверью женщина.
Я не прорицатель. В детективном романе автор, несомненно, заставил бы меня полностью восстановить загадку "Мари-Галант" с помощью рассуждений, построенных на имеющихся у меня элементах.
В реальной жизни проблема не такая сложная. Надо только "знать, где находится истина, пойти туда и найти ее".
Итак! Я почувствовал, что истина скрывается здесь и пришел за ней. Здесь я нашел мадам Морино, едва может говорить, ту самую мадам Морино, которая не умерла в Бремене, как вы мне об этом изволили только что рассказать.
Здесь заговорил. Скорее даже не заговорил, а пробурчал несколько слогов, из которых сложилось слово:
- Сколько?
- За что, за то чтобы я открыл правду, или скрыл ее? Сейчас обсудим. В данный момент я делаю свое дело. Вы просили Джи 7 заняться этим делом, и он им занялся. В настоящее время он вам докладывает о результатах своего расследования, и его совершенно не волнует, знали ли вы об этом раньше.
Я ответственный человек, мсье Морино. У меня не было необходимости в долгом разговоре с мадам, поэтому ваше заточение в моем номере длилось недолго.
Буду краток. Далее излагаю в телеграфном стиле. Двадцать один год назад дом "Морино и сын" был не таким прочным как сейчас, несмотря на свой фасад из французского камня. Два корабля подряд затонули, а поскольку необходимые меры предосторожности не были приняты, в выплате страховки было отказано. Женам погибших необходимо выплачивать пенсию.
Чтобы заткнуть дыры требовались наличные. Есть богатая девушка на выданье, но ей всего шестнадцать лет. Ее приданое больше капитала дома Морино.
Она сирота, живет со старой сумасшедшей теткой. Чтобы избавиться от опеки и стать наконец свободной, она соглашается стать мадам Морино. Именно вы настояли на том, чтобы брак был заключен на условиях совместного владения имуществом. Я узнал об этом вчера, позвонив нотариусу.
Юная девушка, совсем еще ребенок, вошла в дом. Она надеялась, что у нее начинается счастливая жизнь. Но нет! Ее ожидало самое мрачное, самое жалкое существование. Здесь не было слышно смеха, все разговоры только о кораблях и прибыли. Ей пришлось самой заниматься хозяйством. Ей пришлось считать гроши. Дом разъедала гниль - скупость. Врожденная скупость, которая уже на протяжении трех-четырех поколений была главным отличием семейства Морино. Патологическая скупость. Все было подчинено одной цели: любой ценой увеличить количество кораблей.
Родился сын, родилась дочь, но радости в доме не прибавилось. Молодой женщине всего двадцать лет, а она ведет жизнь богатой вдовы.
Она не возмущается. Для этого необходимо событие другого порядка. Она не знала любви. Вы представляли собой самое жалкое зрелище.
И вдруг, молодой человек. Приключение. Безрассудство. Она поддается соблазну.
Вы могли потребовать развода. У вас было на это полное право. Закон на стороне обманутого мужа. Однако брак был заключен на условиях "совместного владения имуществом". Ее деньги вложены в дело - во флот дома Морино, который в случае развода должен был сократиться вдвое.
Вы предпочли остаться рогоносцем. Жена потребовала от вас свою долю имущества. Вы же посылали ей смехотворные суммы.
Для нее это было приключением. Она переступила через пропасть. Любовник ее бросил. Она завела другого. Она стала работать в мьюхик-холле и стала, что называется, мировой знаменитостью.
Это не мешало ей оставаться владелицей половины флота Морино. Именно это вас и беспокоило. Из-за этого вы лишились сна. Плевать на жену! Деньги - вот ваше больное место.
Она сменила имя и продолжала переезжать из столицы в столицу. Годы шли и вы все менее щедро отвечали на ее требования о деньгах.
Деньги! Из кассы утекали деньги!
И вдруг представилась уникальная возможность. Трагедия в Бремене. Трупы в холостяцкой квартире. Среди них женщина без документов, фотографию которой в целях установления личности публикуют в газетах. Лицо на фотографии чем-то смутно напоминает мадам Морино. Неважно, что это не она! Официально она мертва, даже если и продолжает жить! Все, спокойствие вам обеспечено!
Вы отправились в путь. Вы ее опознали! Мадам Морино в могиле, а вы, наконец-то, хозяин миллионов, вы один!
Странное преступление непредусмотренное законом! Убийство без убийства! Официально убитая полна жизни! Там в Германии похоронили неизвестную под именем мадам Морино, которая, ни о чем не догадываясь, продолжала колесить по свету.
Она утратила всякую связь с нормальной жизнью. Она вращалась в своем кругу, ввязываясь в различные авантюры. И все из-за того, что когда-то все пошло наперекосяк, из-за того, что не нашла тепла, на которое имела право надеяться.
Она связалась с пестрой компанией, которая переезжала из столицы в столицу. Они находились под постоянным наблюдением полиции, но их редко удавалось уличить в чем-либо из-за их проворства или просто, потому что на них не распространялось действие кодекса.
Мошенничество, перевозка наркотиков. Она заводит любовников и ввязывается в различные авантюры.
Но вот однажды раненая она приезжает сюда. На ней лица не было. Неудачное дело в Париже. Шантаж. Жертва, вместо того чтобы позволить себя обобрать стреляет из револьвера. Любовник мадам Морино стреляет в ответ.
За любовниками начинается охота. Границы закрыты. Они вот-вот должны попасть в сети, расставленные полицией.
Речь идет об их жизни. Чтобы спастись, перебравшись на другой континент нужны большие деньги. У мадам Морино они есть. Это ее приданое – миллионы, вложенные в рыбный промысел Морино. Она приезжает сюда. Она требует. Она умоляет.
Но Морино скорее позволит содрать с себя шкуру, чем расстанется с кругленькой суммой. Но больше всего он боится скандала. Он уступает. Он скупится. Он спорит как мелочный торгаш.
Все что угодно, только не деньги. Нет! При всем желании он не может их дать. Есть только старый корабль в бассейне, который уже три года гниет у причала и практически ничего не стоит.
Беглецы могут взять корабль и уйти на нем. Это все, что он может для них сделать. Какая щедрость!
В ожидании пока ее любовник, получив некоторую сумму, приведет шхуну в порядок, мадам Морино прячется в туалетной комнате у своего мужа. Он покупает запасные части и топливо.
Все, они уходят! Они высадятся в Англии или в другом месте и все, слава Богу, больше о них никто не услышит!
Больше не придется вспоминать о том, что мадам Морино жива. А самое главное, не придется беспокоиться, что она предъявит законные требования на свою долю богатства.
Все вечера любовник занимался ремонтом двигателя. Скоро "Мари-Галант" будет готова выйти в море.
Но достаточно ли этого? Вдруг, в один прекрасный день все начнется сначала? Что если, спасшись от полиции, мадам Морино опять потребует денег? Разве, находясь на свободе, она не представляет постоянной опасности для состояния Морино? А вот в туалетной комнате, напротив, она ничего не сможет потребовать. Разве что, немного еды и все! При этом она не сможет ни с кем общаться.
Морино не находит себе места. Он просто заболел от мысли, что было бы неплохо избавиться от опасности, нависшей над его головой. Но, что делать с любовником в порту? Он будет искать свою спутницу.
Джи 7 замолчал. Он нажал на защелку и услышал металлический звук открывшегося портсигара.
- Сигарету, мадам?
Она жадно схватила сигарету, в которой табака было всего один сантиметр, и прикурила.
- В этом и проблема: судно в порту, готовое к выходу. Человека на борту разыскивает полиция. Мадам Морино в этой комнате. Если они уйдут, появятся новые требования денег. Если мужчина не уйдет, он потребует отпустить подругу.
Фирма уже не такая солидная. Дела идут не блестяще. Несколько кораблей разоружены.
Еще и деньги отдать? Никогда! Дом Морино священен, неприкосновенен, ради него можно пожертвовать всем.
В уме Морино возникала одна невероятная комбинация за другой. Если любовник умрет, останется только женщина, запертая в туалетной комнате. Но этот любовник очень силен.
Голос Джи 7 приобрел какую-то резкость:
- Сам Бог бережет этих мерзавцев! - прорычал Джи 7. - Не так ли, Морино? Бог или дьявол. Он расспросил свою жену. По крупицам он узнал, что у любовника есть в Париже старая подруга, очень ревнивая, жаждущая мести.
Тогда, Морино вызвал ее в Фекам и показал ей убежище бывшего любовника. Он был там, когда она предложила ему снова жить вместе и пригрозила, что если он ее бросит, она его выдаст.
Морино затаился. Он ждал.
Однако, вопреки его ожиданиям, вооруженная женщина не выстрелила. Нет! Это взбешенный любовник, загнанный в угол, совершает безрассудный поступок. Поступок человека, которому грозит гильотина. После этого он сбежал без всякой надежды вернуться.
Это правда, Морино? Правда, что вы остались один на один с трупом, который вы не опознали? А потом, испугавшись, вы распаяли цистерну?
Но этого было недостаточно. Вы осторожный человек. Но вы трус и как все трусы вы решили все довести до совершенства, решили ничего не усложнять.
Труп в цистерне - это постоянная угроза, его мог обнаружить рабочий. Корабль готов к выходу. Вы запустили двигатель. Вы знаете порт лучше, чем кто-либо. Вы прошли шлюз.
Далее, выправив руль, вы спрыгнули на мол и без посторонней помощи "Мари-Галант" с трупом на борту вышла в море.
Где-нибудь она нарвется на скалы или просто кончится мазут.
Вне подозрений остался только один человек - владелец судна.
Наступила пауза, после которой мой друг весело продолжил:
- Насколько я помню, мы договаривались о двадцати пяти тысячах за раскрытие правды. И, конечно, свобода для мадам. Думаю, для вас это не так страшно. Это не грабеж в буквальном смысле слова. Мой гражданский долг не требует, чтобы я на вас доносил.
*
В кабинете на первом этаже мой друг тщательно пересчитал двадцать пять купюр, после чего проводил мадам Морино на вокзал. У нее был билет второго класса до Парижа, где Джи 7 обещал ей свою протекцию.
Когда мы остались на улице одни, он облегченно вздохнул:
- Вот здорово! Мое первое дело в качестве частного детектива! Повезло, что мне не понравился клиент! Какая огласка!
- Пойдем, выпьем, - сказал я, скорчив недовольную гримасу.
Я действительно чувствовал себя неважно и заказал коньяк с водой, в котором было много коньяка и почти не было воды. Джи 7 посмотрел на меня с какой-то странной улыбкой и заключил:
- Такую историю ты бы никогда не придумал. Все просто. Романисты ищут свои сюжеты в каких-то особых кругах. А если нужна настоящая драма просто присмотрись к дому обычного буржуа с самым солидным фасадом. Войди внутрь.
Лучше реальности все равно ничего не найдешь.
Морзан, июнь 1930 г.
[1] "Тижи" – прозвище художницы Регины Реншон, которую так с детства называл Сименон.
[2] "5 Си-Ви" - "Peugeot 5CV" популярное название для нескольких
моделей автомобилей типа Peugeot 172, выпущенных между 1925 и 1929 гг.
(прим. перев.)